Шелест крыльев падшего ангела

 

   Мы молоды, мы гениальны, мы щедры, интересны и красивы до умопомрачения...

Пришли друзья, и в нашей маленькой комнате в коммуналке, на тесном столе, чай и сухари. В руках Игоря потертая гитара, мы поем, до рыдания в душе влюбленные в Окуджаву: "Не закрывайте вашу дверь, пусть будет дверь открыта…"

Без стука, со скрипом, в котором чувствуется смущение и робость, открывается дверь и в комнату входит Душа.

Она наполнена добротой, несбывшимися надеждами, поруганная и измордованная несправедливостью судьбы, прошагавшая долгий путь по подлости, греху и обману. Прибитая, как щепка в водосточной канаве, и, не смотря ни на что, страстно рвущаяся к теплу человеческому, к месту "где чисто и светло"…

Опустившаяся алкоголичка, с опухшим лицом, живущая в этой коммуналке, смущенно улыбаясь, протягивает к нам руку с чем-то, завернутым в газету.

- А у меня, только селедка...

Ну, разве она, бедная, знает, что мы чай пьем?

С удивленной растерянностью, она принимает чашку, отпивает глоточек и, увидев гитару, спрашивает разрешения сыграть.

Снисходительно улыбаясь, Игорь протягивает ей инструмент, и мы молча ждем, что будет дальше...

Близко ли, далёко ли,
За чужими окнами,
Жизнь сидит на стуле,
Руки опустив...

Чай остывший в чашечке,
Блюдечко с каемочкой,
Пятнышко на скатерти.
Помер или жив?

Заглянувши в щелочку
Шторы недошторенной,
Спрашиваешь лампу,
Смахнувши суету:

Как пожить счастливою?
Как умыться ласкою?
Как дарить душевное,
Людям и коту...

Испитый, с хрипотцой голос, не мешал звукам, а каким то странным образом дополнял эти грустные слова, в которых было столько смирившегося отчаяния, и все еще маленькой, совсем маленькой надежды.

На последнем аккорде она прошлась по струне пальцем с обломанным ногтем, и мне показалось, что Душа скребется в закрытую дверь...