Ненависть

       Красивый рот кривился в беззвучном крике, словно само растерзанное болью сердце кричало в агонии. Она лежала грудью на столе, чуть дыша, как смертельно раненное животное, и чувствовала, как внутри неё мучительно умирала её безумная нелепая любовь к нему. Из глаз текли крупные слезы, застывая на поверхности идеально круглыми лужицами. Пересохшими губами она шептала: «Ненавижу…», и снова вдруг изгибалась в приступе чудовищной боли, исходившей из глубины её некогда живой и жизнерадостной души. Царапая в бессилии длинными ногтями полированное дерево, она страшно и безвозвратно погибала, пытаясь не думать о нем, и с каждой мыслью все яснее видя его образ, словно выжженный в сердце, словно вырезанный ножом по живому, зарубцевавшийся отвратительным шрамом. Ненавижу…
       Он говорил, что ему не нравятся блондинки… Восточный человек, крутой нрав, горячий темперамент… И все же это оказалась блондинка. В мгновенном приступе ярости она сжала ладонь в кулак, впившись когтями в нежную кожу, и вдруг снова разрыдалась, словно заклинание повторяя: «За что???»
       Это закон природы, закон жизни, древний, как само время, действующий на уровне инстинктов с неумолимостью и равнодушием часового маятника. Она отняла его у другой – и его в свою очередь отняли у неё. Око за око, зуб за зуб – судьба признает лишь это правило. И неизбежность этого навалилась на неё, подобно гранитному монолиту, раздавив и похоронив под собой её чувства, не считаясь с тем, что человек под камнем – живой. Живой…
       Слезы иссякли. И вместе с ними – ушла агония. Осталось Равнодушие, в пустоту уходящее. Равнина, ветром выглаженная, дождем затопленная, и нет в ней ничего. И боль, и любовь – все в ней похоронено. Она лежала грудью на столе, чуть дыша, как смертельно раненное животное, и чувствовала, как разливается изнутри мертвенный холод, наполняя каждый нерв колючими иглами, сковывая каждую мышцу, замедляя движение крови, остужая горячее сердце и горячую голову. Я умираю?
       Она не умерла. Закрыла глаза и снова вспомнила, как столкнулась с ними обеими – блондинка лишь скользнула по ней взглядом, он чуть нахмурился и попытался заглянуть в глаза. Внезапно среди холодной мертвенной пустоты в её груди что-то шевельнулось. Лежа с закрытыми глазами на холодном столе, она прислушивалась к себе, не узнавая этого нового, не знакомого ей чувства. Оно было началом новой жизни, оно говорило о том, что она не умерла, она все еще жива, пусть растоптана, искалечена и почти уничтожена, но жива. Искра внутри неё разгоралась все сильней и сильней, и вдруг превратилась в ярко пылающий костер ненависти, не слепой всепожирающей ярости, а холодной светлой чистой ненависти, испепеляющей одним лишь дыханием. Это пламя разлилось по её телу, разгоняя равнодушие, возвращая движение застывшей крови, ровное и четкое биение возродившемуся из руин сердцу.
       Она подняла голову и развернула плечи. Окинув все вокруг светлыми ясными глазами, она впервые поняла, что ненавидеть – так же сладко, как и любить. И она улыбнулась – улыбкой выжившего и окрепшего хищника, ступившего на тропу по следу своего охотника, чтобы отомстить.