Без пророка - нету МРОТа...

       11 июня 2008 года Госдума приняла закон: С нового года в России почти в два(!) раза будет повышен минимальный размер оплаты труда. Таким образом, МРОТ будет повышен до 4-х тысяч трехсот тридцати рублей, то есть до величины прожиточного минимума, установленного на конец четвертого квартала прошлого года. В документе будет предусмотрена также регулярная индексация этого минимума темпами, опережающими инфляцию.
       Нет, вы себе только представьте эту цифру - 4330 рублей! Как сказал бы наш замечательный сатирик Аркадий Исаакович Райкин: "Сумасшедшие деньги!".
       Как хорошо, что он не дожил до этого...
       Мне конечно трудно понять - из каких критерий исходило родное правительство, при составлении так называемого МРОТа, но одно обстоятельство меня уже радует: если к этой сумме добавить совсем чуть-чуть, то я смогу оплатить за крышу над головой, плюс коммунальные услуги. А - питание? "Не хлебом единым..." Помните? То-то, же!
       Вам только дай: сначала хлеба попросите, потом икорки черной захочется, а затем и севрюжины с хреном...
       Отцы родные итак уже измотали себя, заботясь о нашем с вами благополучии, себя не жалеют. Можно сказать, от себя и своей семьи последний кусочек отрывают, а мы всё никак по достоинству оценить их не можем. Неблагодарные, одним словом. Зажрались...
       
       По этому поводу мне, почему-то, на память пришла давняя история, которая произошла в Бухаре с Исааком. Нет, не библейским, а вполне конкретным.
       В далекие и мрачные годы застоя, которые сегодня принято поливать грязью нынешней властью, в одном из городов Средней Азии, прославившимся своей тысячелетней историей и шедеврами древней архитектуры, преспокойно себе продолжала жить своей тихой и размеренной жизнью многочисленная община бухарских евреев. У них был свой квартал и своя синагога, которая находилась в самом центре города, возле Ляби-хауза.
       Синагога представляла собою старое и невзрачное глинобитное здание каркасной постройки и была совсем неприметной. Скромно, как бы притаившись сбоку, она не мозолила глаза советской власти, а потому и не привлекала к себе особого внимания. Как и сами евреи, проживающие в квартале.
       Одно время, раввином в этой синагоге являлся Исаак-плотник. Не пугайтесь: просто, раньше, в молодости он был обычным столяром, а потом, в "перестроечные годы", окончив какие-то трехмесячные курсы в Израиле, вновь вернулся на "родину", переквалифицировавшись в раввины.
          Среди местных жителей, отличавшихся плохо скрываемой завистью к случайным выскочкам и саркастическим отношением к подобного рода метаморфозам, прошлое новоиспеченного ребе являлось излюбленной темой разговоров в узком кругу: это была та самая отдушина, та помойная яма, куда бедный еврей мог слить свои негативные эмоции.
          - Ин каса бинетон, кани: беганки Исоки-дурезгар имруз одам шуд! ("Нет, вы только гляньте: вчерашний Исаак-плотник, сегодня вышел в люди!")
         Такое нередко можно было услышать за его спиной. В глаза же, все с ним подобострастно здоровались и улыбались.
         Однако, как всякий еврей, он прекрасно знал истинную цену этим улыбкам, внутренне обижаясь на своих сородичей и искренне полагая, что "нет пророка в своем отечестве".
         Однажды, уже в годы горбачевской "гласности", бухарскую синагогу посетила группа туристов из Америки. Одна из женщин этой группы, на прощание протянула раввину десять долларов. Все это видели. В совершенстве изучив подлый нрав своих соплеменников, Исаак, едва только нога последнего туриста покинула синагогу, демонстративно встал в центр и, высоко вскинув свою руку с зажатой зелененькой бумажкой, поспешно обратился к своим землякам:
          - Эй, жувуто, бинетон! Хаммотон бинетон: ин хазор доллар не, сад доллар не. Ин факат дах доллар! Баъд, пага нагўетон-ки, "Исок - миллионер"!
          (- Эй, евреи, смотрите! Все смотрите: это не тысяча долларов, и даже не сто. Это всего лишь десять долларов! И чтобы потом не говорили - "Исаак - миллионер"!)
         И... сунул купюру в карман.
         В эту минуту он как никто понимал и сочувствовал Моисею: как, все-таки, тяжело жить с собственным народом и, таская это "стадо" по пустыне, тщетно пытаться наставить его на путь истинный!