Орлан

Двухкомнатная квартира. Много мебели, мало места. Стою, разговариваю с братом. Как обычно, как всегда, уже в своем обыкновенном облике. Он так же спокоен… вернее он – спокоен, я же – нет, только внешне. Хорошая выдержка.
Все краски, как во сне, особенно резкие. Во снах и неадекватных состояниях темные тона становятся ещё темнее, почти черными; светлые, особенно белый – ослепительно белым. Странное ощущение порождает этот усиленный контраст.
Интерьер комнат чем-то напомнил мне больницу и пасмурный зимний день.
Иду на кухню и сажусь на стул. Мама моет посуду у раковины. Я после прозрения просто не узнаю её. Какая она стала теперь далекая, чужая. Знаю, не любит она Орлана, потому так строго относится ко мне. Когда я полностью попала под его влияние, она совсем отдалилась. Но почему когда я пришла в себя, она все еще так отчуждена? Почему не хочет выслушать меня, понять, утешить?
Мне надоело так сидеть и молча размышлять, и я пошла в ванную, где не было двери. Меня ничуть не смущало, что хищный взгляд Орлана следит за каждым движением моего обнаженного тела, пока я наслаждаюсь потоками ледяной воды. Мы были близки.
Я оделась и вышла в комнату. Черно-белый колорит не покидал меня ни на минуту. Вот какова жизнь. …Он пришел.
Мне предстояла трудная миссия. Надо разубедить его, доказать, что наши взгляды ошибочны и односторонни. Мы были сумасшедшими! Ту звезду (я представила звездное небо), которую мы видели красной – видели красной только мы одни. Другие ничем не отличали её от остальных, воспринимали её нормально. Это не было предзнаменованием конца планеты. Орлан и я под влиянием его силы и глубины притяжения, просто помешались на этом. Это плод нашего воображения, спаянного воедино, но не действительность. Но что же тогда действительность? Этот вопрос нам и предстоит решить.
Нам сложно представить, как видят другие. Цвет, который мы видим голубым, представляется кому-то красным с темно-фиолетовыми полосами. Почему бы ни предположить хотя бы это. Но с детства и мне и ему, тому кому-то, указывают пальцем на предмет такого цвета и говорят – это голубой. И потому и я, и он называет этот цвет голубым, хотя видим мы его совсем по-разному. Конечно, отличие может быть не так велико. Когда-то мой друг сказал мне: «Возможно это только я вижу мир цветным, а для тебя он сер и однообразен».
Я вспоминаю себя, во время безумия, тот жуткий образ, который являлся моим лицом. Большие, раскосые, темные глаза, не карие, а сине-фиолетовые, гипертрофировано утемненные почти до черноты, а их размер в 3 раза больше обыкновенных человеческих глаз. Нос крючковатый, немного согнутый вниз. Зверская, страшная, жесткая улыбка с идеально ровными, белыми зубами отражалась в безумных глазах и во всем очень смуглом лице. О, как я была похожа на Орлана!
Вот он стоит у стола перед телевизором. Ослепительно сверкает экран застеленной кровати, белый, отражающий все световые сочетания. Я вижу Орлана в профиль. Он высокий, в таком же белом, ослепительно сияющем одеянии. У него тоже огромные раскосые глаза, но светлые и холодные, как сталь. Нос еще сильнее загнут к низу, орлиный. Он не улыбается. На его бесчувственном лице ледяное спокойствие, будто это не живое существо, а механизм. Да он и есть наполовину механизм. В то же время он жестоко красив, своеобразно притягателен, и недоступен никому, кроме меня…
Мне страшно. Но это не страх перед ним, это страх перед одиночеством. Я боюсь, что он оставит меня. Слабею… Он меня не понял, он остался равнодушен. Наше время подходит к концу, я остаюсь одна, я слабею, ноги подкашиваются, падаю.
Он всегда был холоден и непроницаем, но его неестественность усиливается с каждым мгновением. Механизм все больше преобладает над человеком, машина уничтожает душу…
Да нет, это только иллюзии.
«Орлан, Орлан, – я передаю ему телепатическую мысль – не покидай меня…», но он безмолвен и неподвижен.
Мой энергетический голос второго уровня все слабеет, переходит на третий, далее на четвертый. Я только сознаю, что мне сейчас как никогда хочется, чтобы он проявил хоть малую толику человеческого, живого чувства.
Наступило пробуждение, прозрение. Оказывается, это очень больно. Во все внутренние органы словно врезаются тысячи игл.
Ветер вдохнул струю воздуха в форточку. Черные волосы Орлана пошевелили самыми кончиками, сам же он оставался мертв. Я подошла к нему, и заглянула в его огромные глаза зеркала, и меня поразило ощущение двадцать девятого уровня – он ощущал мое тепло. Двадцать девятый уровень – это слишком глубоко, это почти неуловимо. Но в моей огненной душе зерно начало обретать силу. Снова мои глаза расширились и стали почти черными. Вот энергетический сгусток дорос до третьего, до второго, до первого уровня, электрическим импульсом поразил его, снова внедрился внутрь моего существа, поиграл на резонирующих струнах моей души, и мы не сознавали друг друга как отдельных созданий, мы были чем-то единым. В его глазах уже не осталось стали, потому что черные зрачки расширились и закрыли собой глаза целиком. И вот мы слились уже и на внешнем уровне, уровне ощущений, звуков, света, единственном уровне, доступном людям этой планеты.
Он не понимал меня, потому как мои мысли были всего лишь философией, сочетанием слов. На более глубоких уровнях это звучало невнятно. У него был свой мир, отличный от существующего внешнего, и я была гостем в этом мире. Этот странный и неопознанный мир завлек меня, и я не могла более оставаться без него. Он кажется другим черно-белым, холодным, непроницаемым. Мы защищаем его надежно. В нем нет слов. Есть лишь красная звезда, зловещим глазом смотрящая с черного неба, усыпанного желто-белыми звездами. Но гармония эта столь совершенна, что по сравнению с ней гибель привычного человеческого мира неизбежна. Но неужели гармония так холодна и статична. Просто миров больше чем два, и тональностей больше чем 7;7.
Когда он, Орлан, уснул, я ушла в комнату брата и стала читать книгу.
– Это глупая книга – произнесла я внешним голосом.
– Зачем же ты читаешь её?
– Знаешь, страшное зрелище привлекает лишь трусов, – ответила я – так и эта книга привлекает глупцов.
– Тогда глупая книга привлекает мудрецов? Ты это хотела сказать?
– Я не так тщеславна, – сказала я, но подумала на втором уровне, что это не правда.
Каждый человек тщеславен в большей или меньшей степени, хочет выделиться из массы окружающих какими-либо способами, и в данной системе мое тщеславие превышает все мерки. Если представить помещение, напоминающее концертный зал, наполненное людьми, толпой людей, стоящих вплотную друг к другу, и все они кричат, каждый из них хочет кричать громче остальных, высказывая свою мысль, и тот, кому это удастся, удостаивается нескольких слушателей. Один же, самый слабый, и не способный перекричать никого решил взять толпу другим способом. Он сказал низким, тихим голосом. Выделяющимся на фоне кричащей, визгливой какофонии. И стоящие рядом смолкли и прислушались, и волна молчания достигла краев помещения. И несколько мгновений слабый наслаждался победой, но он говорил так тихо, что крайние ряды не слышали его и начали говорить свое, повышая и повышая голос, и снова пытаясь перекричать друг друга. Все началось заново.
Но можно представить другую картину: огромное пространство, наполненное туманом, площадь, где расположились группами люди, в центре каждой из них оратор. Оратор говорит тихо-тихо, на самых низких частотах. И каждый из ораторов старается говорить тише и ниже других, и чем тише он говорит, тем сильнее к нему прислушиваются, тем больше народу около него. С высоты птичьего полета над пространством стоит монотонный, шумящий гул. Но один из ораторов, ничем особо не выдающийся, устал от этого гула и крикнул, высоко, пронзительно, резко, как птица, рассекая криком туман и шум. Он издал столь чистый высокий звук ля, что одни восхитились и старались повторить за ним. Но кто не владел голосом пришли в ужас, они схватили его и его последователей, связали, заткнули им рты и глаза и бросили в сырые подвалы. И снова над равниной воцарился монотонный гул.
Я нахожусь в каком-то трансе, представляя эти картины. Я знаю, это всего лишь сны Орлана, ведь я всегда вижу его сны, чувствую его боль, читаю его мысли. Я пришла к нему и провела рукой по длинным черным волосам. Они были жесткие, как струны и звучали. Мне хотелось лечь рядом и погрузиться в его сновидения, но я вышла на улицу, и была ослеплена солнечным светом. Там я увидела человека, он был очень красив, и я решила, что когда пойду обратно, я подойду к нему. Но когда я шла назад, его уже не было. Я встретила его у дверей моего дома.
– Привет, – сказала я – какая музыка звучит в твоей ауре.
Он ослабил защитный слой, и я услышала божественные звуки. Тогда я ослабила свой защитный слой, и настроила свою музыку в такт.
«Дай мне определитель твоих координат в пространстве и времени» – попросила я на первом уровне. Первый уровень просто понять. Но он положил руку на моё плечо, не обращая внимания на защитный слой, который все же сохранял ещё непроницаемость материалов, и сказал голосом, гармонирующим с музыкой:
– Увидимся,
И ушел прочь. И глядя ему вслед, я поняла: «Орлан!». Разве может кто-нибудь другой из людей планеты, быть таким прекрасным, как он…

04.04.2004