Капуха и боль часть 4

-4-

В четвертом домике на кровати лежала девушка лет двадцати. Она не спала, однако, и не вставала.

Капуха с ней поздоровалась. И села на краешек кровати.
 
-- Меня зовут Капуха, -- улыбнулась она и поняла, что нашла именно то, что искала. Но девушка только посмотрела на нее и ничего не сказала.

-- Почему ты не встаешь?
-- Я не могу, -- ответила девушка.
-- У тебя что-то болит? -- задала Капуха ненужный вопрос.
-- Болит? -- переспросила девушка.
-- Да, болит. Это когда... Ну, когда ты чувствуешь... что... что-то не так...
-- Не понимаю.
-- Да, я знаю, что ты не понимаешь, но я не хочу, чтобы ты умирала.
-- Это не страшно, я усну и всё.
-- А я? -- спросила Капуха.
-- Что, ты? -- удивилась девушка.
-- Ну, как я останусь без тебя?

-- Я... я не знаю, я не думала об этом.
-- А кто об этом будет думать? Пушкин?
-- Пушкин? -- переспросила девушка.
-- Ой, нет, Пушкин здесь не причем. Просто нельзя же думать только о себе! Давай подумаем, от чего ты можешь умирать?
-- Я не знаю.

-- Где твоя мама?
-- Мама? -- опять переспросила девушка.
-- Ты не знаешь, кто такая мама?! -- удивилась Капуха, а девушка только пожала плечами. "Значит, БЫТЬ МАМОЙ -- ЭТО ТОЖЕ БОЛЬ", -- подумала Капуха. Она продолжала идти в атаку:

-- Как тебя зовут?
-- "Подойди сюда"
-- Это у тебя имя такое странное?
-- Имя? -- опять переспросила девушка.

 "Значит, ИМЕТЬ ИМЯ -- ЭТО ТОЖЕ БОЛЬ", -- подумала Капуха.

-- То есть, у тебя нет настоящего имени? Имя -- это когда тебя называют так, как никого другого на всем целом свете. Есть у тебя имя?
-- Нет, -- вздохнула девушка.
-- А хочешь, чтобы оно у тебя было?

Девушка очень надолго задумалась, а потом сказала:

-- У нас ни у кого нет имени. Мы все -- я или ты... А имя... Я, конечно, хотела бы иметь... Только, наверно, уже поздно, никто и не успеет меня назвать по имени.

-- Вот глупости! -- воскликнула Капуха. -- Я успею! Разве этого не достаточно? А, впрочем, кто знает, что там еще произойдет! Давай придумаем тебе имя. Ну, например, --
Капуха хотела придумать что-то самое необычное, самое живое, воздушное, славное, но у нее ничего не получалось.

-- Ну, Лена, Света, Наташа... Я говорю, а ты выбирай пока... Дина, Полина, Марина, Люба, Света (ой, это я уже говорила), Вера, Надя, Юля... А можно английское, например, Мишель... Или Джой -- значит, радость!

-- Радость? -- опять переспросила девушка.

 "Значит, РАДОСТЬ -- ЭТО ТОЖЕ БОЛЬ", -- подумала Капуха.

-- А Ханна -- милость.
-- Милость? -- переспросила девушка.

 "И МИЛОСТЬ -- ЭТО ТОЖЕ БОЛЬ", -- подумала Капуха.

-- Ничего, мы еще повеселимся! -- воодушевилась Капуха. И посмотрела на девушку, почему она не переспросила про "повеселимся". Или веселиться они умеют? Или ЭТО ТОЖЕ БОЛЬ?

-- Я не знаю, что такое "повеселимся", -- призналась девушка.
-- Это... когда очень хорошо, когда всё в порядке, и еще смешно... Я не знаю, как тебе объяснить, что такое смешно. Но я попробую...

Капуха начала плясать и петь и подпрыгивать, ей казалось, что это должно было бы быть смешно... Но это, наверно, не было смешно, потому что девушка даже не улыбнулась.

-- Я не понимаю, зачем...
-- Да ни зачем... просто так... к тому же, у меня ничего не получилось. И это действительно было не смешно...

"Ну, что я за клоун такой... В кои-то веки от моего искусства, можно сказать, жизнь человека зависит, а у меня ничего не получается..." -- Капуха готова была заплакать.

Тут в домик вошел старичок и сказал, впуская за собой пилота:

-- Забирайте ее скорее, пока она у нас тут дел не натворила!

-- Ну, Капуха, и задачку ты мне задала! Я только около деревни сообразил, что это не ты
спишь на кресле, а телогрейка. Полетели дальше!

-- Я не могу лететь сейчас, я еще не договорилась с... так как тебя называть?

-- Ты что, хочешь дать ей имя? -- испугался старичок.
-- А вот вы же имеете имя! -- возразила Капуха.
-- Нет! -- резко ответил он.
-- Меня будут звать... Юля, -- произнесла девушка.

Старичок простонал.

-- Мы должны срочно доставить Юльку в больницу. Она очень серьезно больна, она очень слаба. Она уже не может ходить.

-- Я не уверена, что я должна куда-то ехать. Мне здесь хорошо. Я просто усну...

-- Ну, вот что, я улетаю через полчаса и ни минутой позже. Если ты, Капуха, не залезешь в вертолёт к этому времени, я возиться с тобой больше не буду и улечу, -- произнес пилот
и пошел из домика.

-- Юлька, я не могу тебе помочь. У нас там настоящие врачи,они тебе обязательно помогут, и не надо тебе будет засыпать насовсем. Я научу тебя смеяться и радоваться, играть и
смешить других.

-- Она научит тебя чувствовать боль, и ты станешь несчастнейшим человеком, -- просипел старичок.

-- Ты узнаешь, что такое смех и улыбки, ты научишься надувать шары и запускать змея...

-- Она научит тебя плакать... Ты узнаешь соленый вкус слез; ты узнаешь горечь от потерь... Ты поймешь, что это такое, когда сжимается твое сердце от горя, а ты ничего не можешь изменить... Ты узнаешь, что чувствует тот, кого предают; ты поймешь, что есть в жизни такие моменты, когда больше не хочется жить...

Юлька посмотрела на Капуху. Капухе стало страшно и больно -- это была почти правда -- всё, что сказал старичок.

 "ПРАВДА -- ЭТО ТОЖЕ БОЛЬ", -- подумала Капуха.

-- Ты знаешь, -- тихо сказала она Юльке, -- он почти не врет. Я -- плохой клоун. Я не смогла тебя рассмешить...

И Капуха повернулась к выходу.

-- Подожди, я с тобой, -- сказала Юлька.

-- Зачем тебе это? Сейчас, не сегодня, так завтра, ты просто тихо уснешь и никогда не познакомишься с другой, страшной, жизнью... -- прошептал старичок.

-- Я хочу научиться чувствовать, -- ответила Юлька.
-- Я не позволю,.. -- начал старичок, но Капуха его перебила:
-- Я поняла -- Вам больно!!! Вам больно, что я ее увожу!
-- Нет, -- резко оборвал он Капуху, -- я больше не чувствую боли! -- и он гордо удалился.

-- Давай скорее, вставай, -- заторопила Капуха Юльку, -- а то пилот улетит!
-- Но я не могу даже подняться!
-- Можешь, не можешь, нас это сейчас меньше всего должно интересовать, от этого зависит твоя жизнь, а, может, и моя...
 
И Капуха начала стаскивать Юльку с кровати. Она оказалась не очень легкая, скорее тяжелая для Капухи. Можно было бы оставить ее в домике и побежать за пилотом, но Капуха
боялась оставить ее одну.

"Значит, СТРАХ -- ЭТО ТОЖЕ БОЛЬ", -- подумала Капуха.

Она взвалила Юльку себе на спину и подумала: "Вот, совершаешь тут подвиги, и никто, ни одна живая душа, не видит..."

И тут обе они полетели на пол. То есть, это, конечно, Капуха полетела, а Юлька свалилась на нее сверху.

Если бы Капуха смотрела на это со стороны, она бы очень даже рассмеялась. И Юлька рассмеялась бы, если бы умела смеяться. Но Капуха не могла посмотреть на это со стороны.

Она села на полу рядом с Юлькой и спросила:
-- Не больно?
-- Нет... пока... -- ответила девушка.
-- А мне больно, я разодрала локоть, -- и Капуха разревелась. Она плакала не только от боли. Она плакала от того, что не могла больше помочь этой девушке вырваться из этого страшного мира. Она ревела, обняв Юльку за шею, и Капухинские слезы текли по щекам не только Капухи...

Продолжение: http://www.proza.ru/2008/06/13/4