Ведунья

Из чего строится наш свет?
Из наших душ.
Именно поэтому он чёрно-белый.


ВЕДУНЬЯ

Рыжеволосую, зеленоглазую вели на казнь. Велик погост был, и ступени имелись с двух сторон, и розами усыпан был погост, и площадь роз была полна, и густо землю устилали. Но часть была их без шипов, другие ж иглами сверкали, похожими на острия опасных ядовитых жал.
Прошла она, улыбкой освещая и зрителей толпу, и палачей, избрав для восхожденья путь шипов. Не каясь и прощенья не прося, не кланяясь и глаз не опуская, она, готовая принять без ропота и без смятенья ей уготованную долю, осталась молча созерцать. И снисходительные судьи своею милостивой волей и, справедливости желая, во исполнение закона повелевали право слова последнего ей дать.
Костром зари горели волосы, весенней зеленью сияли, искрились изумруды глаз. И в рубище была одета, и, сокровенное скрывая, на плечи повязала шаль, сплетённую из полевых ромашек.
Но говорить она не стала; своей чужую волю сделав, спокойно встала у столба. Молчала, словно не заметив, как руки палачей проворно и туго путами ей тело стянули, как хрустящих веток ей ворох под ноги кидали, горящий обронили факел.
Огонь зари на волосах с огнём заката под ногами уже смешался. И запела, молчание испив до дна. И было пламя холоднее её пылающего сердца. И путы, пеплом став, опали. Освобождёнными руками рвала с ромашек Ворожея их лепестки и вдаль кидала, и песня, их прервав круженье, своею силою несла их в сердца взирающей толпы.
А песнь звучала над землёю, и вот толпа уж разделилась, из двух сторон одну избрав. А песнь звучала, и Ведунья, срывая каждый лепесток, душой живою наделяла, попеременку о любви и нелюбви ему поведав, и отпускала их в полёт. И, вопреки земным законам, те лепестки, как семена, в сердцах людей укоренились. И больше не было толпы. Но, каждый, душу обретая, не знал, Что прорастает в ней.
И так, ромашка за ромашкой, плетенье шали распустила. И рубище в огне истлело. И песнь закончила свою. И кто-то, глядя в тот костёр, увидел лишь золу и пламя. Другие же, глаза подняв, очнувшись от волшебных звуков, узрели, что обнажена, жива она, чиста, прекрасна, узрели крылья за спиной. И к ним сошла по нежным розам, объяв своим благоуханьем. И вознеслась, и растворилась, отдавшись тем, кто видеть мог.