Молодость моя, перестройка!

Говорят, что молодость – лучшая пора жизни. А вот была ли она? Не помню. Секса, как и презервативов, в СССР не было, а какая же молодость без секса? И не было также спичек, соли, обоев и электрических лампочек.
Почти без преувеличения могу сказать, что моя молодость прошла в очередях. Ах, ее Величество Очередь, нескончаемая очередь – в ЦУМ за мужскими трусами, в бакалейный – за лапшой, в хозяйственный – за стиральным порошком! Карточки на колбасу, сахар и особенно – на водку были популярней рубля и доллара. А мы, молодые и глупые, несмотря на отсутствие секса, а, возможно, и благодаря дефициту трусов, беспечно продолжали размножаться.
К  моменту либерализации цен у нас с мужем было двое детей – трех и четырех лет. Он работал на железной дороге, я – няней в детском саду и уборщицей в прачечной. Люди так устали от вечного социалистического дефицита, что уже согласны были на все, лишь бы наступил, наконец, капитализм и свободный рынок. И он наступил… на нас самих!
Я хорошо запомнила шок этих дней – мы легли спать при фиксированных ценах, а проснулись – при свободных. Когда после новогодних праздников 1992 г. я впервые зашла в продуктовый магазин, то была просто ошеломлена. Цены выросли не в два или три раза, в десятки! Моя зарплата тогда составляла 140 рублей, а килограмм сметаны за одну только новогоднюю ночь вырос с трех до шестидесяти рубликов. Так в эту ночь деньги превратились в цветные бумажки.
Муж ушел от меня и наших двоих детей через три недели после либерализации цен.
Мне еще повезло – в ближайшую же зарплату мне выдали компенсацию – сумму, в разы превышающую привычный оклад. Так начался период бешеной инфляции. Уже к августу билет на трамвай начал стоить, как на самолет – рублей сто или двести, а моя зарплата уборщицы в прачечной достигла 25 тысяч, на которые прожить с двумя детьми все равно было сложно.
Перемены подталкивали людей к пересмотру привычных взглядов. Одна часть населения успешно училась паразитировать на другой. Легче всего в эру кооперативов и спекулянтов к новой жизни адаптировались бывшие фарцовщики. Новоиспеченному предпринимателю ничего не стоило продать неискушенному покупателю обувь «для холодных ног», и тот уходил в восторге от низкой цены, а через неделю обновка разваливалась, и он снова шел в тот же ларек за другой покупкой.
Работать за зарплату стало совсем невыгодно. Правительство разменяло страну на ваучеры и раздало всем по кусочку, однако только самые ловкие и осведомленные люди сумели извлечь из этого выгоду. Мы же, простодырые, не восприняли эти бумажки всерьез и продали их при первой возможности, потому что банально хотели кушать.
Мошенничество и спекуляция процветали. На каждом углу встречались пресловутые «наперсточники» и невероятные лотереи, дистрибуторы прямо на улицах с цыганским профессионализмом приставали к прохожим.
На чем только не делались деньги! Например, объявление в газете «Ярмарка»: "Работа на дому по обработке корреспонденции. Оплата сдельная". Такая халтура была бы кстати – половине населения зарплату стали выдавать один раз в полгода. От тебя требуется выслать конверт с обратным адресом на некий а/я, да перевести небольшую сумму денег на накладные расходы. Переводишь деньги, и переписка кончается. Иногда ответ все же приходит: тебе предлагают разместить в газетах аналогичные объявления и за счет таких же простаков окупить свои вложения. Самые изощренные приколисты могут выслать мудреные инструкции по сбору, сушке и обработке, к примеру, печеночных камней крупного рогатого скота – словом, реально загрузят работой, за которую платить никто не собирается.

Мелкие формы вымогательства сменились более масштабными: «МММ», «Русский дом селенга»,  «Хопер-Инвест» наперебой обещали нереальные доходы от вложения денег, только уже с экранов телевизоров, и взрастили в умах населения миф о быстрых и легких деньгах.
Увлеченные примером «не халявщика, а партнера» Лени Голубкова, многие люди совсем бросили работу в поисках способов быстро разбогатеть. В аферы пускались даже те, кому это раньше не приходило в голову, например, мой бывший супруг Серега.
Однажды Сережка рассказал своим приятелям, что со времен службы в армии у него остались кое-какие связи на дальнем востоке, и предложил дело. Корефаны поехали с ним, по дешевке закупили там большую партию красной икры и привезли в Екатеринбург. Сергей, хоть раньше за ним такого не водилось, поддавшись веянию времени, вдруг решил кинуть своих приятелей и увел один бидон с икрой, который спрятал в сарае своей новой сожительницы. Сожительница от времени не отстала – икру вывезла, а Сергею сказала, что сарай ограбили. Спасли Серегу от разъяренных приятелей только навыки каратэ. Тут я, вместо сочувствия, одно могу сказать: если не был до перестройки жуликом, нечего и начинать!
2
Через полгода после развода с Сережкой я встретила Арсена, молодого, красивого парня армянской наружности, и стали мы с ним жить-выживать, перебиваясь, чем бог послал. Арсен думал-думал, как семью прокормить, да и вовсе бросил это бесполезное занятие – работу, и пошел спекулировать на Вайнера.
В «лихие девяностые», эру лохотронов и рэкета, постсоветские граждане просто помешались на железных дверях. Зажиточные обшивали свои двери рейкой, люди победнее ограничивались более дешевым вариантом из листового железа. У них были для этого причины: воры начали залезать в квартиры не за ценными вещами, а просто для того, чтобы обчистить холодильник. Я не боялась квартирных воров, потому что сказать, что мы жили бедно на одну мою зарплату, пока Сергей скрывался от алиментов, а Арсен искал себя в новой жизни – это ничего не сказать! Из всей возможной бытовой техники в квартире присутствовала только живучая старенькая «Бирюза», которая видела продукты всего два раза в месяц – в дни получки и аванса.
У этого обстоятельства был свой плюс. До либерализации цен и развода с мужем я весила семьдесят пять килограмм, теперь же наоборот – пятьдесят семь, при росте метр семьдесят! Прямо кукла Барби.
Подруги завидовали моей стройной фигуре, знакомый тренер по шейпингу слезно просил поведать секрет такой хорошей формы. Я не разделяла их восторгов, потому что голова постоянно кружилась. Однажды я сфотографировалась на новый паспорт и не узнала себя. На меня безысходным взглядом узника Бухенвальда смотрела изможденная женщина непонятных лет с неживыми тусклыми волосами, а через бледную кожу лица в мельчайших подробностях проступал рельеф черепа. Я ужаснулась сама себе и выбросила эти фото.
Что до секрета моей невероятной стройности, то надо было быть слепым, чтобы умиляться худобе, когда полстраны живет впроголодь.
Однажды мне повезло – в общественном транспорте начали вводить должность кондуктора.
С гордостью могу поведать, что я стала одним из самых первых кондукторов Екатеринбурга. Зарплата моя с 25 тысяч выросла до 180, однако работа была непростая и даже опасная: глядели на нас, как на динозавров или инопланетян. Но хуже всего то, что привыкшие к халяве на транспорте люди усматривали в нас врагов, нагло покушающихся на их кровные деньги. Раздражение людей было всеобщим, ведь пресловутый павловско-гайдаровский рынок принес не только инфляцию, но и лишил людей бесплатной медицины и образования. Формально все это еще существовало, но только потенциальный самоубийца мог теперь полагаться на бесплатную отечественную медицину.
В любой другой стране мира ко всем этим радостям обязательно присоединилась бы безработица, но не у нас: у нас людей не увольняли, им просто переставали платить. На некоторых предприятиях зарплату не выдавали по полгода, однако люди, как заколдованные, продолжали туда ходить. И поэтому каждый день моего кондукторства начинался со сражения с безбилетными рабочими Уралмаша, которые зачем-то все равно каждый день ездили на свой завод.
Естественно, от такой жизни и такой работы я стала очень нервная! Наши отношения с Арсеном на фоне всего этого складывались очень интересно. Я скандалила, требуя, чтобы и он нашел постоянную работу. Он не находил для себя достойного места, и может, в чем-то был даже прав. Каждые две недели Арсен уходил от меня, громко хлопнув дверью, и  каждый раз выбрасывал ключи от моей квартиры, чтобы больше не возвращаться.
Позже он вспоминал, что оставил у меня что-то очень важное из своих вещей. Он приходил назад, мы почему-то мирились. За время нашей совместной жизни Арсен выкинул не меньше десятка ключей! Если в нужный момент меня не оказывалось дома, он ломал и заново чинил замок. Так что старая деревянная дверь со временем стала напоминать детский конструктор: вытащил несколько щепочек, вынул замок, поставил на место щепочки, вставил замок. Однако у меня были заботы поважнее двери.
Арсен не был совсем уж бесполезен: спекуляции на Вайнера давали свой результат. Однажды к нашему общему восторгу Арсен принес домой черный прямоугольный ящик - большой двухкассетный магнитофон с реверсом. Поскольку ни радио, ни телевизора у нас не водилось, на этом чудо-проигрывателе сконцентрировалась вся культурная жизнь и все развлечения семьи.
Из магнитофона часами надрывались Вилли Токарев и Ирина Аллегрова, и еще Асмолов, ярче всех выражающий злобу дня:
Мы – бывшие спортсмены,
А ныне – рэкетмены.
Ну что ж, нам было вены,
По-твоему, вскрывать?..
По вечерам я ставила детские кассеты.
Лично я в детстве слушала «Радионяню». Интересно, ее кто-нибудь помнит? «Радионяня, Радионяня, есть такая передача…». Создатели детских программ тоже постарались не отставать от становившейся все более абсурдной жизни, и трансформировали старую добрую «Радионяню» в радиотеатр «Какаду».
С помощью кассет этого «Какаду» я боролась с избытком детской энергии по вечерам. Благодаря реверсу, запись могла крутиться до бесконечности, и побежденные дети, в конце концов, засыпали под магнитофон, распевающий что-то совсем непонятное, но абсолютно в духе времени:
Кака-дури, дури-дури, кака, ду-ду,
Дури-дури кака-ду!
Уж чего-чего, а недостатка в «каке» и «дури» в современности не наблюдалось!
3
Теперь, когда после перестройки белое оказалось черным, черное запросто могло оказаться белым. Арсен, мой тогдашний сожитель, не сильно мучился сомнениями, нужна ли ему легальная работа. Он начал присматриваться к умным и ловким людям. Умные и ловкие люди не учились в университетах, они заканчивали особую «академию» в местах не столь отдаленных.
«Академики» оказались отзывчивыми, особенно один из них – Вадик. Черноволосый, очень худой и очень длинный, с раскосыми татарскими глазами, Вадик был не лишен своеобразного шарма. Он имел отличительные знаки за большие достижения в своем деле. Его руки все были унизаны перстнями, правда, нарисованными. Перстни венчали такие же нарисованные «камни», на которых красовались квадраты, карточные масти, перечеркнутые змеи и разнообразные кресты. Запястья, предплечья и плечи «академика» также украшали темно-синие татуировки с надписями, смысла которых я не знала, за исключением двух: «ВУЗ» - «веселым умру зеком» и «КОТ» - «коренной обитатель тюрьмы».
Вадик как раз недавно откинулся с зоны и все искал, кого бы жизни научить. Познакомившись с Арсеном, он стал навещать наш дом слишком часто.
Хоть я и считала, что украсть в квартире нечего, мой женский инстинкт каждый раз восставал против пребывания вора в нашем жилище, особенно – в присутствии детей. Поэтому беседовать «за жизнь» им с Арсеном приходилось в основном на лестничной клетке. Вадик мог часами разговаривать со своим новым приятелем, сидя на корточках и выкуривая папиросу за папиросой.перед нашей раздолбанной деревянной дверью, сложенной из щепочек (благдаря слишком часто разбираеому замку, так как Арсен регулярно терял ключи). Со стороны Арсена сперва это были акты доброй воли, но вскоре я заметила, что новое знакомство начало его тяготить.
Звонок. Арсен осторожно приоткрывает дверь и видит ухмыляющегося Вадика.
- Ща выйду…
Арсен буквально просачивается в дверь и тут же ее за собой захлопывает.
- Как дела, братишка?
Вадик, глядя на захлопнутую дверь мимо Арсена:
- Поговорить бы надо.
- Че хотел?
Понимая, что путь в квартиру заказан, Вадик неторопливо присаживается на корточки.
Арсен ждет, когда, наконец, Вадик выложит, зачем пришел, а в ответ получает какую-то тянучую патоку вместо разговора.
- Ты погодь. Не гони, угости табачком братишку, все и обсудим… Да ты присядь, в ногах правды нет.
Арсен обреченно опускается на корточки, достает сигареты, оба прикуривают, затягиваются. Вадик:
- Братишка, а нет у тебя на примете грача  какого-нибудь?
- Что за птица?
- Лоха, с толстым карманом.
- Не, ты че. Я ваще не по этой части.
Вадик иронично усмехается:
- А по какой же? По женской, что ли?
- Неа, и не по женской тоже. Ты говори, зачем пришел, а то я запарился уже!
- Алямс-тралямс! Парятся, братишка, на нарах, а мы с тобой на воле балдеем. Все ништяк, братишка! Слухай: мне тут один крученый фраер фуфло задвинул, надо его наказать… Айда со мной? Ну, че заглох-то? Верный гешефт !
Арсен спекулянт, но не уголовник. Он начинает изворачиваться:
- Фраер? Крученый? А кто это?
- Алямс-тралямс! Не гони болвана! Есть тут один сундук , замонал он меня, надо ему карман облегчить.
Арсен, боясь разозлить собеседника и стараясь быть остроумным:
- Не, я по сундукам не спец!
- А ты ваще чем промышляешь? 
Арсен мнется:
- Да я так… потихоньку… Вот, кое-что продал на Вайнера…
- Так ты у нас спекуль , значит?
- Ну, типа того.
- А что за тема?
- Ну, ваучеры были, потом МММ…
Арсен намеренно обходит валюту и золото – понимает, что Вадик тогда вообще с него не слезет.
- Ну, ты антилопа! А баксы?
- А что, у тебя есть?
- Поискать надо, может, что и нарисуется.
- Ну вот, нарисуешь – приходи! Извини, братишка, у меня дела...
- Погодь, ванек , угости табачком братишку.
- Я не Ванек, я Арсен!
- Алямс-тралямс! Какая баня, васек ! Постой, покури… А мне бы в туалет
- Че?
- На толчок, говорю.
Арсен, правдиво изображая сожаление:
- Не, я правда не могу – дети только уснули, разбудишь - Ленка хай подымет! Извини, братан…
- А ты что, перед бабой своей очкуешь? Бестолковку отремонтировать  один раз - и все дела!
- Дурак, что ли?!
Вадик, примирительно:
- Алямс-тралямс, ну че напрягся, не трону я твою бареху , она у тебя и так бацильная .
- Че, че ты сказал?
- Да ты не лезь в пузырек, я говорю – худая очень.
- Сам-то!
- Я че. Я только с колючки. Вышел и города не узнал. Родину не узнаю, прикинь? Раньше, бывало, возьмешь на домухе  штуку и месяц балдеешь по-черному, рестораны, свистульки  – все дела! А теперь? Хоть сразу обратом в дядин дом ! Слушай, братишка, а баллоны  есть?
- Баллоны?
- Ладно вкручивать, не серди братишку! Бабок одолжи, у меня теперь по жизни карманная горячка!
Арсен сдается не сразу:
- Так и у меня голяк!
- А если хорошо поискать?
- Прости, нету!
- А на хате?
- Да тебе сколько нужно-то?
- Да хоть бы штуку.
- Штука – это хорошо. Мне бы самому не помешала!
Вадик начинает заводиться, его глаза сужаются до щелочек, а скулы твердеют:
- Ладно. Ты мне уши не три! Выручай братишку. Позарез надо!
Чувствуя, что Вадик все равно добром не отстанет, Арсен долго шарит по карманам.
- Извини, братишка, штуки точно нету!
- А сколько есть?
Арсен, неуверенно:
- Рублей пятьдесят или сто, наверное, будет…
- Ну вот, девятьсот будешь должен!
- Вот так прямо сразу и должен! – Арсен неохотно вынимает мятую сторублевку, со вздохом отдает. – Слышь, поздно уже, извини, ну ты иди, братишка, и я пойду…
- Куды намылился?! Стоять! Да что ты заладил: ты пойди, да я пойду! Не гоношись. Угости табачком братишку!
И все сначала, часами.
Через пару недель Арсен был уже счастлив этим знакомством и, когда раздавался звонок в дверь, просил меня сделать вид, что его нет дома.
Но тогда выдерживать осаду и вести душеспасительные беседы приходилось мне. Самое ужасное, что закончить по собственному желанию любой разговор с Вадиком было практически невозможно. Он цеплялся к каждому слову, словно искал повод для агрессии. Я стойко не уступала и не впускала Вадика в квартиру, и денег ему не давала. А он, в отместку, когда лестью, когда – завуалированными угрозами не позволял мне уйти с лестничной клетки и закрыть перед ним дверь, на которую, впрочем, и не было никакой надежды. Я чувствовала себя так, словно оказалась наедине с хищником – не дай бог повернуться спиной или отвести взгляд.
Это противостояние длилось два или три месяца, и никак не могло закончиться. Мы не обращались в милицию, потому что милиция в тот исторический период была от народа дальше, чем когда бы то ни было, и уж точно дальше, чем всевозможные вадики.
Однажды Арсен возвращался домой после новых поисков нового себя в новой жизни, и вдруг увидел, что в двух метрах впереди него в сторону нашего дома движется Вадик с двумя приятелями. Арсен рассудил, как философ: незачем ему обнаруживать свое присутствие: позвонят-позвонят жулики – нет никого, и уйдут ни с чем. А уж если они его увидят – точно два часа не отвяжешься, да еще и деньги будут тянуть.
Жулики – в лифт, Арсен пешком поднялся и на общей лоджии затаился. Прислушался – на этаже абсолютно тихо. Жильцы совсем недавно скинулись на замок для общей двери, закрывающей секцию. Хоть и та дверь деревянная, но целая, и  сломать её бесшумно, в считанные секунды, не представлялось возможным. Успокоенный тишиной, Арсен закурил, задумчиво глядя во двор с высоты седьмого этажа…
4
Тем временем Вадик нажимал на звонок.
Детям было всего пять и шесть лет, и они усвоили, что у взрослых есть свои ключи, а чужим открывать не следует. Потому на звонок они никак не отреагировали.
Вор и не думал общую дверь ломать, он звонит соседям. В двух квартирах его резонно посылают: если тебе нужна пятьдесят первая, туда и звони, а если не открывают, это уже не наше дело.
Арсен спокойненько курит на балконе.
Но умудренный жизнью «академик» знает, что на всякого мудреца довольно простоты. Он продолжает звонить по соседям.
Семнадцатилетняя дочь нашей третьей соседки оказывается и отзывчивее, и наивнее моих малолетних детей. Она впускает Вадика и компанию, несмотря на их откровенно бандитские рожи, в общую секцию.
Тем временем ничего не подозревающий Арсен все так же спокойно курит на балконе.

Проникнув в общий коридор, Вадик советует отзывчивой соседке скрыться и не мешать работе милиции. Вадик очень убедителен, особенно – его руки, досиня разрисованные татуировками – вылитый милиционер, «настоящий полковник»!
Он и тут не торопится действовать, а вежливо стучит в нашу квартиру. И только когда напуганные дети путано врут через дверь, что мама спит, он заботливо предупреждает:
- Ну-ка, дети, быстро, отойдите от двери! – и после этих слов ловким движением бьет по замку, который тут же вываливается вместе со всеми щепочками, которые его придерживали.
Вадик с приятелями вошли в квартиру. Дети забрались в шкаф. Они слышат, как воры мечутся по квартире в поисках чего бы украсть. В квартире - шаром покати, и никакой техники, кроме старой бирюзы и двухкассетного магнитофона.
5
А тем временем Арсен докурил сигарету и наклонился через перила, чтобы бросить окурок и проверить, не уходят ли уже нежеланные гости... И тут увидел Вадика и компанию, выходящими, как он и ожидал, из нашего подъезда, но почему-то с нашим единственным магнитофоном.
Вот и научили, как надо жить!