пьеса Сен-Готардский тоннель

       СЕН-ГОТАРДСКИЙ ТОННЕЛЬ

       детектив с погружением в библейскую историю
       в трех действиях

       ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

       Купе так называемого Восточного экспресса, поезда, следующего рейсом от Цюриха до Петербурга. Купе на двоих. Здесь ИВАН и МАРИЯ. Вагон целиком заполнен русскими (и проводник выходец из России!), поэтому он и назван: "русский вагон".

       СЛЫШНО ОБЪЯВЛЕНИЕ ПО ГОРОМКОГОВОРЯЩЕЙ СВЯЗИ: "ГОСПОДА! ВОСТОЧНЫЙ ЭКСПРЕСС ОТХОДИТ ОТ СТАНЦИИ ЦЮРИХ!" РАЗДАЮТСЯ УДАРЫ СТАНЦИОННОГО КОЛОКОЛА.

       МАРИЯ. Поехали.
       ИВАН. Ты это сказала, совсем, как космонавт Гагарин.
       МАРИЯ. Да, но только в этом купе я не одна.

       ИВАН. Не понял. По-моему, мы с тобой выиграли романтическое путешествие именно на двоих.
       МАРИЯ. К моему великому сожалению.

       ИВАН. Мария, объяснись! Можно подумать, ты бы хотела видеть вместо меня кого-либо другого!
       МАРИЯ. Чего бы и нет? Тебя я получила по разнарядке. В нагрузку к билету.

       ИВАН. То же самое я могу сказать и о тебе. Из нас вышла довольно странная пара.
       МАРИЯ. Пара гнедых...

       ИВАН. К чему ирония? Мы с тобой молоды, симпатичны, более того ты - красива!
       МАРИЯ. Не надо, Иван... Все равно, как ты ни старайся, у нас с тобой нет будущего. Да и настоящее слишком коротко: доедем до границы России, и разбежимся на все четыре...

       ИВАН (встает, смотрит в окно). Это уже будущее. Настоящее здесь, в "русском вагоне", и никуда нам друг от друга не деться.

       СЛЫШЕН ГОЛОС ПРОВОДНИКА: "ЧАЙ!.. КОМУ ЧАЮ?.."

       ИВАН (поворачивается к Марии). Чай... Совсем как в наших фирменных поездах. Как ты думаешь, Мария, он будет подан соответствующим образом: стаканы в подстаканниках?

       МАРИЯ (роется в сумочке). Мне все равно.
       ИВАН (садится). Ты намерена не разговаривать со мной?

       МАРИЯ (подводит помадой губы). От тебя никуда не деться, как от кашля.
       ИВАН. Спасибо.

       МАРИЯ. Не за что. Теперь ты знаешь правду.
       ИВАН. Правду? Кто клялся в вечной любви, которая и произойдет-то именно в этой поездке?

       МАРИЯ (кладет помаду на место, убирает с колен сумочку).
Мы с тобой разыгрывали спектакль.

       ИВАН. А-а-а... спектакль!..

       ВХОДИТ ПРОВОДНИК С ПОДНОСОМ, НА КОТОРОМ СТАКАНЫ В ПОДСТАКАННИКАХ.

       ПРОВОДНИК. Чай... Будете брать?
       ИВАН. Конечно. Можно я возьму два стакана?

       ПРОВОДНИК. Хоть три. За все заплачено турфирмой.

       ПРОВОДНИК ОПУСКАЕТ НА СТОЛ ПОДНОС, СТАВИТ СТАКАНЫ НА ПРЕДВАРИТЕЛЬНО РАССТЕЛЕННЫЕ САЛФЕТКИ.

       ПРОВОДНИК. А вам, мадам?
       МАРИЯ. Мне?.. Хорошо, оставьте один.

       ПРОВОДНИК. Сахару, мадам, сколько?
       МАРИЯ. Сахару?.. Ах, да... много не надо.

       ИВАН. А мне еще.
       ПРОВОДНИК. Хорошо, мадам и мсье.

       ПРОВОДНИК ВЫХОДИТ. СЛЫШЕН ЕГО ГОЛОС: "ЧАЙ!.. КОМУ ЧАЮ?.."

       МАРИЯ. Довольно любезный человек. А ведь с нашим братом довольно трудно приходится.
       ИВАН (придвигает стакан, разворачивает пакет с сахаром). Да, мы, русские, своеобразный народ.

       МАРИЯ. Довольно далекие от общемировой культуры. Ты, например, Иван, пялишься на женщину, как дикообраз.
       ИВАН. Дикообраз? Вот уж не думал, что я на него похож. Пялишься... А на кого мне здесь еще смотреть?

       МАРИЯ. Мог бы смотреть в окно.
       ИВАН. Всю дорогу до России?

       МАРИЯ. Ну, хотя бы некоторое время. Вот и сейчас я хочу переодеться.
       ИВАН. Намек понял (отворачивается, смотрит в окно). Какая красота!

       МАРИЯ (переодеваясь, бросает взгляд в окно). Нет нашей патриархальной унылости.
       ИВАН. Я не про пейзаж.

       МАРИЯ. А про что?
       ИВАН. Про бюст.
       МАРИЯ. Это уже слишком!
       ИВАН. Почему же?

       МАРИЯ. Граничит с хамством!.. Можешь повернуться.
       ИВАН (поворачивается). Я же говорил - красиво! Впрочем, тебе и та кофточка была к лицу. А насчет унылости, я не согласен. Здесь, за границей, все кажется декоративным, ненастоящим.

       МАРИЯ. Как мы с тобой.
       ИВАН. Ты, Мария, все-таки признала нашу общность.

       МАРИЯ. Куда денешься: с волками жить - по-волчьи выть... Давай помолчим, у меня ужасно разболелась голова.
       ИВАН. Хорошо. Я буду нем, как рыба.

       ОБЪЯВЛЕНИЕ ПО ГРОМКОГОВОРЯЩЕЙ СВЯЗИ: "ЛЕДИ И ДЖЕНТЛЬМЕНЫ! ВОСТОЧНЫЙ ЭКСПРЕСС СЛЕДУЕТ НА ЮГ ШВЕЙЦАРИИ ДО СЕН-ГОТАРДСКОГО ТОННЕЛЯ, ПРОЙДЯ КОТОРЫЙ, ПОЕЗД ПОВЕРНЕТ НА ВОСТОК. ПРИЯТНОГО ВАМ ПУТЕШЕСТВИЯ!"

       ИВАН. Сен-Готардский тоннель... Тебе, Маша, это название ничего не говорит?
       МАРИЯ. Абсолютно ничего. Ты же собирался молчать.

       ИВАН. Я передумал (достает из дорожной сумки карту, расстилает ее на столе). Извини, просто у меня привычка думать вслух.
       МАРИЯ. Думать вслух - качество простолюдинов.

       ИВАН. А я кто? Олигарх, что ли? Нет! Я находился и нахожусь на низшей ступени социально-иерархической лестницы. И не пытаюсь даже скрыть это. Важно не то, кто ты есть внешне, а то, кем ты являешься по своей сути.

       МАРИЯ. Философ... Ты, помнится, говорил, что учишься в университете?
       ИВАН. Да. На историческом факультете.
       МАРИЯ. Обычный студент...А здесь, в нашем вагоне, собраны богатенькие буратинушки, которые не знают, куда деть свои поганые деньги.

       ИВАН. Почему ты так зла на них? Каждый сам выбирает личный жизненный путь. Одного манит история, другого литература или техника, этих - деньги. Каждому свое... Кстати, деньги сами по себе не так уж плохи.

       МАРИЯ. Вот по этому ты, Иван, и ввязался в дурацкую викторину, а затем и конкурс, который связал нас с тобой и привел сюда.

       ИВАН (поднимает вверх руки). Грешен, матушка... Да и ты вознамерилась получить кое-что от устроителей шоу. Помнишь, беседовали тогда с тобой в Москве?
       МАРИЯ (отворачивается). Помню... Только чего ты все время в душу лезешь?

       ИВАН. Прости... (указывает пальцем на карте) Смотри, вот он, Сен-Готардский тоннель!
       МАРИЯ (поворачивается). Ну и что?

       ИВАН. Как, что? В сентябре тысяча семьсот девяносто девятого года отряд Суворова после успешного окончания Итальянского похода овладел местечком Сен-Готард, чтобы затем совершить свой беспримерный подвиг на Чертовом мосту! Именно отсюда началась европейская слава русского оружия! Слава нашего воина-освободителя!

       МАРИЯ. Когда это было...
       ИВАН. Мы так легко привыкли забывать свое великое прошлое.
       МАРИЯ. Ну, вот, начались нравоучения.

       ИВАН. Прости... Итак, ты студентка экономического факультета...
       МАРИЯ. Да, и что из того? Это - допрос?

       ИВАН. С чего ты взяла. Мне интересно больше узнать о человеке, с кем выиграл романтическое путешествие на двоих. Там, в редакции радиовещания, я лишь еле-еле успел запомнить твое имя, впрочем, довольно красивое.

       МАРИЯ. А у тебя оно довольно банальное: Иван... Русский Ваня... Хотя.... вместе мы составили сладкую парочку: Иван-да-Марья, что и требовалось устроителям конкурса. Чисто народный, так сказать, вариант... Слушай, а может быть ты не Иван даже?
       ИВАН. Он самый, Иванушка-дурачок!

       МАРИЯ. На дурачка ты никак не похож: говоришь довольно интеллигентно.
       ИВАН. Это хорошо или плохо?

       МАРИЯ. Все идет слишком уж хорошо...
       ИВАН. В каком смысле?

       МАРИЯ. Ни в каком, я сказала просто так.
       ИВАН. Просто так ничего не бывает. Всё имеет определенный смысл.
       МАРИЯ. А ты в душу не лезь!

       ИВАН. Очень мне нужно (встает). Пойду, прогуляюсь по вагону.
       МАРИЯ. Скатертью дорога!

       ИВАН. Ты, Маша, не очень-то любезна. Спасибо, хоть за то, что не скрываешь истинных чувств ко мне.
       МАРИЯ. Это все потому, что ты напоминаешь мне подсадную утку.

       ИВАН. Подсадную утку? Выходит, тебе есть что скрывать?
       МАРИЯ. Я пошутила...
       ИВАН. А-а-а...

       ИВАН ВЫХОДИТ.

       МАРИЯ. С ним надо держать ухо востро. И чего это угораздило меня брякнуть лишнее? Он меня раздражает...

       МАРИЯ ВСТАЕТ, ВЫГЛЯДЫВАЕТ В ДВЕРЬ.

       МАРИЯ (входит в свое купе). Ушел... Сейчас посмотрим: кто ты на самом деле (влезает во внутренний карман пиджака Ивана, достает его паспорт). Ага... Иван Грибов... Не соврал, гриб-боровичок... (кладет паспорт на место) Доверяй, но проверяй...

       СЛЫШЕН ГОЛОС. Преферансисты есть в этом доме? Кто хочет расписать пульку?
       ПРЕФЕРАНСИСТ (заглядывает в купе с колодой карт в руке). И здесь нет желающих? Ого!.. Какая девушка!.. Вы одна?

       МАРИЯ. Нет, но мой спутник в карты не играет.
       ПРЕФЕРАНСИСТ. Он праведник?

       МАРИЯ. Он просто скучный человек. А преферанс, насколько я понимаю, требует фантазии, творческого порыва.
       ПРЕФЕРАНСИСТ. Вы так умны, мисс... Если вам потребуется творческий порыв, мое купе третье отсюда.

       МАРИЯ. Какая самонадеянность! Мужчины все одинаковы. Они, как павлины с распущенными перьями.
       ПРЕФЕРАНСИСТ. Я другой...

       МАРИЯ (насмешливо). Нисколько не сомневаюсь.
       ГОЛОС В КОРИДОРЕ. Кто тут шепелявил про пульку?
       ПРЕФЕРАНСИСТ. Иду! (Марии) Вы феминистка!

       ПРЕФЕРАНСИСТ ВЫХОДИТ.

       МАРИЯ. Как это скучно: знать наперед, что тебе скажет очередной самовлюбленный самец!

       ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ ЗВУЧИТ НЕСТРОЙНОЕ ПЕНИЕ:
       "Не слышны в саду даже шорохи.
       все здесь замерло до утра.
       Если б знали вы, как мне дороги
       подмосковные вечера..."

       МАРИЯ. Уже запели, а к вечеру что будет?
       ИВАН (входит в купе). К вечеру в вагоне будет настоящий разгул страстей.
       МАРИЯ. Откуда ты знаешь?

       ИВАН. Оттуда... сама всё увидишь. Наш человек везде норовит остаться самим собой, поражая непомерной широтой натуры, которая так не свойственна обычному рафинированному представителю Запада.

       МАРИЯ. Этим взглядам учат на историческом факультете?
       ИВАН (садится на свое место). Их познают практически.

       ВНОВЬ СЛЫШИТСЯ ПЕНИЕ:
       "Речка движется и не движется,
       вся из лунного серебра.
       Песня слышится и не слышится
       в эти дивные вечера..."

       МАРИЯ. Поют... Все-таки, наш народ имеет в себе нечто цельное. Мы так и остались в душе коллективистами, несмотря на крушения идеи коммунизма.

       ИВАН. Да. Русские - неисправимые романтики, которых еще не успела обкатать на свой манер мировая капиталистическая цивилизация.
       МАРИЯ. Это хорошо или плохо, господин будущий историк?

       ИВАН. Создается единая народность - европеец, и мы внесем в ее становление еще незабытые ценности, лучшие достижения культуры. Запад, как бы он ни хотел, все равно будет ощущать мощное влияние России и тех народов, что когда-то составляли Союз. Вот поэтому нашу страну не спешат пускать в объединение западных стран.

       МАРИЯ (цитирует). "Пустите Дуньку в Европу..."
       ИВАН. Именно не хотели делать этого, еще с времен Петра Первого, отлично осознавая, что великий народ, как бы он ни был беден и унижен, сумеет встать с колен и явить миру свою подлинную духовную мощь.

       СЛЫШИТСЯ ПЕНИЕ:
       "А рассвет уже все заметнее,
       так пожалуйста, будь добра -
       не забудь и ты эти летние
       подмосковные вечера".

       МАРИЯ. Ты, Иван, настоящий патриот.
       ИВАН. К чему насмешливый тон? Еще Толстой говорил, что патриотизм - последнее прибежище негодяев.

       МАРИЯ. Вот как? Не понимаю, разве мог такое говорить гениальный человек, к тому же явивший миру собственное морально-этическое учение?

       ИВАН. Лев Николаевич имел в виду, что патриотизмом прикрывается национализм, в его диком понимании, когда отрицается возможность другого народа быть нравственно чистым, когда непомерно возвеличивается лишь собственная этническая основа. Мария, ты заметила, что наиболее несостоявшиеся представители интеллигенции как раз и становятся ярыми проводниками идей национализма?

       МАРИЯ. Нет, поясни свою мысль.
       ИВАН. Она проста: подобная творческая личность сможет стать мало-мальски заметной лишь в своем небольшом пространстве. Отсюда и ущербность, сильно заметный провинциализм нынешней культуры в бывших советских республиках.

       МАРИЯ. Пожалуй, ты прав, Иван. Действительно, среди националистов не было всемирно известных, по-настоящему талантливых людей, которые всегда наднациональны. Взять, Пикассо: к какой культуре его можно отнести - к французской или испанской? а Хемингуэя?

       ИВАН. Но пройдет несколько лет, и изумленная рафинированная Западная Европа не только увидит обновленную Россию, но и вынуждена будет пустить уже не пресловутую Дуньку, а уважающую себя Евдокию, чтобы поучиться у нее.

Этот огромный культурно-нравственный пласт уже навис над европейцами, и поэтому они, боясь раствориться в нем, инстинктивно защищаются, ставят препоны, чтобы ограничить начинающуюся гегемонию мощного восточного соседа.

 Отсюда и поведение Штатов, озабоченных будущей потерей влияния на Европу, тем более, что в случае подъема экономики России, мы станем привлекательны для Запада, так как обладаем огромным потребительским рынком и сравнительно дешевой рабочей силой.

       МАРИЯ. А пока мы только их сырьевой придаток.
       ИВАН. Верно!.. Газ, нефть, лес, полиметаллы - все имеется у нас в избытке!
       МАРИЯ. Ты не похож на простого студента...

       ИВАН. А я и не простой: я хочу на стыке наук найти объяснение феномену, называемому Россией и попытаться сформулировать движущую идею нашей могучей страны.

       МАРИЯ. Ее, по-моему, пытались выдвинуть еще славянофилы, в споре с западниками доказывая уникальность пути лапотно-патриархальной Руси.
       ИВАН. Прекрасно, Мария!

       МАРИЯ. Что, прекрасно?
       ИВАН. Ты неплохо разбираешься в этих довольно специфичных вопросах.
       МАРИЯ. Я училась на филолога.

       ИВАН. Славянофилы утверждали, что настанет время, когда из лесов выйдет русская община и начнет свое победное шествие.

       МАРИЯ. В чем-то они правы: деревня - хранительница моральных и культурных устоев: былин, сказок, старинных национальных песен. Община просуществовала до конца пятидесятых двадцатого века, пока массовый отток крестьян в город и дальнейшее разорение многих деревень, объявленных неперспективными, не разрушил ее окончательно.

       ИВАН. В разгар похода немцев на нашу страну один из немецких врачей обследовал большую группу девушек 18-20 лет, угнанных в Германию. Он с удивлением констатировал, что девяносто процентов из них были девственницами. Врач написал письмо Гитлеру, где предложил начать мирные переговоры с русскими, мотивируя тем, что невозможно победить народ с такой высокой нравственностью.

       МАРИЯ. И все-таки мы потеряли свой уникальный генофонд!
       ИВАН. Не совсем. Осталось еще то поколение, которое помнит не только ужасы войны, но и необыкновенное чувство общности, сплотившее все народы в единый, не разбиваемый монолит. А потом были послевоенные стройки.

       МАРИЯ. Дальше, так называемый застой, стагнация производства, мысли, чувств... И современное псевдораскрепощение, когда допускается всё: обман, насилие, подмена культурных ценностей откровенной халтурой, апофеоз власти денег...

       ИВАН. Ты, Мария, вижу, однажды сильно пострадала.
       МАРИЯ. Давай не будем об этом и, вообще, сменим тему разговора.
       ИВАН. Хорошо. Пойду посмотрю расписание. Уже скоро должен быть Сен-Готардский тоннель.

       ИВАН ВЫХОДИТ. В ДВЕРЯХ ПОЯВЛЯЕТСЯ ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ.

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Привет!
       МАРИЯ. Здравствуйте.

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ СУЕТ В РОТ СИГАРЕТУ, ЧИРКАЕТ ЗАЖИГАЛКОЙ.

       МАРИЯ. У нас здесь не курят.
       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ (убирает изо рта сигарету). Намек поняла. Совсем как в анекдоте - Ванька кричит Маньке: "Приходи вечером на сеновал, поваляемся!" Манька, потупив голову, отвечает: "Намек поняла, приду".

       МАРИЯ. Совсем не смешно, по-моему, даже глупо.
       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ (заходит в купе). Ты всегда такая серьезная? Поэтому, наверное, твой хахаль здесь подолгу не сидит.

       МАРИЯ. А вам какое дело?
       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Вообще-то мне всё по барабану. Но твой парень очень заметен в этом зверинце, я его еще с Цюриха заприметила.
       МАРИЯ. Чем же Иван заметен?

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Имя довольно редкое, раз. Ну, симпатичен, понятно, как и ты, небось, не пьет. Слушай, вы с ним, случайно не сектанты какие-либо?
       МАРИЯ. Сектанты? С чего бы это? Мы с ним путевку выиграли, вот и всё.

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Слышала - сладкая парочка! Так о вас в "русском вагоне" говорят.
       МАРИЯ. Что? В каком еще "русском вагоне"?

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. В этом самом, так его иностранцы окрестили. В других вагонах всё по по другому: чинно сидят, любуются швейцарскими красотами, скучища... Послушай, как тебя звать?

       МАРИЯ. Мария.
       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Хо!.. Манька!.. А он - Ванька!
       МАРИЯ (встает). Что это вы себе позволяете!..

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Перестань!.. Меня Стелой звать.
       МАРИЯ. Стелла - звезда по-латыни.

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Звезда... Еще какая!.. Послушай, Маша, пойдем к нам, это через два купе, мы с подругой накупили всяческого шмутья и решили затеять его просмотр. Нам нужен хотя бы один зритель.
       МАРИЯ. Я даже не знаю...

       ВХОДИТ ИВАН.

       ИВАН. О, у нас гостья!..
       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Меня зовут Стелллой, а вас Иваном, не так ли?
       ИВАН. Так. Очень приятно было познакомиться.

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Я хотела бы похитить вашу подругу, на время, конечно. У нас намечается мини-показ мод.
       ИВАН (садится на свое место). Я не против. Сходи, Мария, развейся, нам еще очень далеко ехать.
       МАРИЯ. Да, но...

       ИВАН. Никаких "но". Через пятнадцать минут можешь вернуться, как раз наш поезд подойдет к знаменитому туннелю.
       МАРИЯ (встает). Слушаюсь, командир!

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ (выходя). Не пожалеешь, Маша, сейчас ты увидишь потрясные, совершенно обалденные кофточки!
       МАРИЯ (выходя, бормочет). Ну и лексикон...

       ИВАН (встает, выглядывает в коридор). Ушли... (снимает с крючка пиджак, осматривает его). Ага... Проверяла документы. Видимо, все-таки, это она, искомый курьер.

       В ПРОЕМЕ ДВЕРИ ПОЯВЛЯЕТСЯ ПРОВОДНИК.

       ПРОВОДНИК. Ушла! Наши девочки неплохо сработали, теперь до самого туннеля ее не выпустят.
       ИВАН. Мария прошарила мои карманы.

       ПРОВОДНИК. Хорошее известие. Она убедилась, что ты - некто Иван Грибов, не более. И этим раскрыла себя.
       ИВАН. Раскрыла... Если бы все было так просто, нас не послали такой усиленной бригадой: опер угро и две сотрудницы.

       ПРОВОДНИК (подхватывает). И я - сотрудник Интерпола! Думаешь так легко я получил место проводника в этот вагон? (поет). Дамы и господа! Не желаете ли чаю! (вновь выглядывает в дверь) Чисто! Давай, осмотри ее чемодан.

       ИВАН ДОСТАЕТ С ПОЛКИ ЧЕМОДАН МАРИИ.

       ИВАН. Здесь кодовый замок.
       ПРОВОДНИК. Понятно. Какой же дурак станет прятать Ренуара в обычную продуктовую авоську.
       ИВАН. Что предлагаешь, Интерпол?

       ПРОВОДНИК. Мы предусмотрели вариант, когда курьер может быть отвлекающим, он должен будет передать картину кому-либо другому, находящемуся пока в тени. Стоп! Сюда идут!

       ИВАН УБИРАЕТ НА МЕСТО ЧЕМОДАН. В КУПЕ ЗАГЛЯДЫВАЕТ ПРЕФЕРАНСИСТ.

       ПРЕФЕРАНСИСТ. О, чисто мужская компания. Не сгонять ли нам пульку?
       ПРОВОДНИК. Я при исполнении (Ивану). Вы так интересуетесь нашим тоннелем... Я вам принесу его описание.
       ИВАН. Спасибо.

       ПРОВОДНИК УХОДИТ.

       ПРЕФЕРАНСИСТ (Ивану). А вы в преферанс играете?
       ИВАН. Немного, как каждый уважающий себя студент.

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Может к вечеру разомнем слегка мозги?
       ИВАН. Отчего бы и нет?
       ПРЕФЕРАНСИСТ. А где феминистка?

       ИВАН. Феминистка?
       ПРЕФЕРАНСИСТ. Ну, девушка, что тут сидела.
       ИВАН. Маша!.. Она через два купе вперед по ходу поезда пошла заниматься как раз чисто женским делом.

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Наверное, смотрит наряды.
       ИВАН. Вы так проницательны.
       ПРЕФЕРАНСИСТ (смеется). Я слышал восторженные возгласы, проходя мимо.

       ПОЯВЛЯЕТСЯ ПРОВОДНИК.

       ПРОВОДНИК (подает Ивану путеводитель). Вот ваш рекламный проспект.
       ПРЕФЕРАНСИСТ. До вечера!
       ИВАН. Чао!

       ПРЕФЕРАНСИСТ ВЫХОДИТ.

       ПРОВОДНИК. Я тоже пошел, вот-вот начнется основная достопримечательность этих мест (сует Ивану фотографию, говорит тихим голосом). Только что получено. Очень впечатляющий снимок. Спрячьте, только так, чтобы ваша подруга пока его не увидела.

       ИВАН. Обижаешь... Не первый раз замужем, коллега.
       ПРОВОДНИК. Выдержка, Иван! Вспомни, старую поговорку: терпенье и труд, всё перетрут.

       ИВАН. Ты, как вижу, не забыл, работая на Западе!
       ПРОВОДНИК. Я русский, им и умру.

       ПРОВОДНИК ВЫХОДИТ, ИВАН ВЫГЛЯДЫВАЕТ В КОРИДОР, ВОЗВРАЩАЕТСЯ В СВОЕ КУПЕ.


       ИВАН (рассматривает фотографию). Ого! Филигранно сработали интерполовцы: это - существенная улика! (достает из заднено кармана брюк бумажник, прячет фотографию).

       ГОЛОС ПРОВОДНИКА. Дамы и господа! Мы приближаемся к горному перевалу, разделяющему Швейцарию и Италию. Здесь, на высоте тысяча сто метров, в тысяча восемьсот семьдесят втором году начато сооружение одного из самых крупных в Европе туннелей длиной около пятнадцати километров. Сен-Готардский тоннель пущен в эксплуатацию через девять лет после начала строительства.

       ВХОДИТ МАРИЯ.

       МАРИЯ. Привет, Иван.
       ИВАН. Здравствуй, как прошел просмотр?
       МАРИЯ. Были довольно оригинальные вещицы. Интересно, откуда у этих теток столько денег?

       ИВАН. Теток? Стелла и ее подруга по-моему чуть старше тебя.
       МАРИЯ (садится на свое место). Насколько я рассмотрела, они только пытаются выглядеть повульгарней, а на самом деле... Может быть они совсем не те, за кого себя выдают.

       ИВАН. Все мы не те.
       МАРИЯ. Не поняла.
       ИВАН. Я, например, в твоем присутствии стараюсь стать лучше, чище, если можно так сказать...

       МАРИЯ. Можно... Прости мою несдержанность...
       ИВАН. Забудь, Мария. Хочешь кока-колу? У меня есть бутылочка.
       МАРИЯ. Хочу.

       ИВАН ДОСТАЕТ СУМКУ, ВЫТАСКИВАЕТ ИЗ НЕЕ БУТЫЛКУ, РАЗЛИВАЕТ СОДЕРЖИМОЕ В ПЛАСТМАССОВЫЕ СТАКАНЫ. ИВАН И МАРИЯ ПЬЮТ. ВКЛЮЧАЕТСЯ СВЕТ В КУПЕ. СЛЫШЕН ГОЛОС ПРОВОДНИКА: "СЕН-ГОТАРДСКИЙ ТУННЕЛЬ!" МАРИЯ ОТДЕРГИВАЕТ ЗАНАВЕСКУ, ВГЛЯДЫВАЕТСЯ В ОКНО.

       МАРИЯ. Огни... Сплошные огни (хватается за уши). Уши заложило.
       ИВАН. Еще бы, такая высота. Пей, чтобы уровнять давление в среднем ухе, полезны глотательные движения.

       ИВАН И МАРИЯ ВНОВЬ ПЬЮТ. ВНЕЗАПНО ГАСНЕТ СВЕТ. РАЗДАЮТСЯ ВОЗМУЩЕННЫЕ ГОЛОСА: "ПОЧЕМУ НЕТ СВЕТА!" "ЧТО ЗА БЕЗОБРАЗИЕ!" СВЕТ ВКЛЮЧАЕТСЯ. РЯДОМ С ИВАНОМ СИДИТ МУЖЧИНА. ЭТО - КАРТАФИЛ.

       ИВАН. Вы кто? И как сюда попали?
       КАРТАФИЛ. Я Картафил. А попал довольно случайно.
       МАРИЯ. Тогда потрудитесь выйти вон! Что за наглость!..

       ИВАН. Постой, Мария. Имя Картафил мне припоминается... Вы названы в честь "Ударившего Бога"?
       КАРТАФИЛ. Какой умный молодой человек. Только я и являюсь им, тем самым...
       ИВАН. Но это же невозможно! Столько веков!..

       КАРТАФИЛ. А вы думали, что старые легенды это просто сказки?
       ИВАН. Да... Судя по вашему столь неожиданному появлению...

       МАРИЯ. О чем разговор? Никак не могу уловить смысл.

       ИВАН. Согласно распространеной легенде, сапожник Агасфер прогнал Иисуса, пожелавшего отдохнуть у него па пути на Голгофу, сказав: "Иди своей дорогой". Христос ответил: "Я пойду, но ты дождешься, пока я не вернусь". С тех пор бывший иерусалимский сапожник или, как его называют, Вечный Жид, ходит по свету, не зная покоя, и не может никак умереть. Картафил, согласно другой легенде...

       МАРИЯ. Не пойму, при чем здесь Агасфер?
       КАРТАФИЛ. А при том, Мария, что я и являюсь Вечным Жидом, обреченным на скитания до самого второго пришествия. Именно я, Картафил, ударил Самого Иисуса!

       МАРИЯ. Да, но... Прошло почти две тысячи лет, а вы совсем не старый. Бред какой-то...
       КАРТАФИЛ. Это не бред. Каждое столетие ко мне приходит мучительная болезнь, после которой я выгляжу помолодевшим. Самый презренный после Иуды Искариота преступник разгуливает на свободе и со страшной силой каждый день жаждет смерти. А ее нет!

       МАРИЯ. Может это розыгрыш?
       ИВАН. Не думаю. Почему Картафил объявился в нашем купе именно после въезда поезда в тоннель?

       КАРТАФИЛ. Вы, молодой человек, обладаете аналитическими способностями. Вся разгадка именно в туннеле: столь протяженная трасса, пробитая в горном массиве, вызвала изменение пространственно-временного континиума. И вот я здесь, перед вами!
       МАРИЯ. Очень приятно...

       КАРТАФИЛ. Не кажется ли вам символичным, что я, живое подтверждение неотвратимости наказания за совершенное преступление, хотя бы даже расплата настигнет после второго пришествия? А ваши жизни скоротечны, как чересчур близка и грядущая расплата за всё содеянное.

       МАРИЯ. Это намек? Да как вы смеете!
       ИВАН. Ты чего кипятишься, Мария? Может быть, совершила что?
       КАРТАФИЛ. Успокойтесь, сейчас не время...

       МАРИЯ. Не время чего?
       КАРТАФИЛ. Пространственно-временной континиум делает новый виток.
       МАРИЯ. Как впечатляет! пространственно-временной континиум! А нельзя ли придумать что-либо другое?

       КАРТАФИЛ. Женщина!
       ИВАН. Мария!
       КАРТАФИЛ. Будь достойна своего славного имени!

       З А Т Е М Н Е Н И Е

       Дом первосвященника Анны. В комнате трое: Анна, член Синедриона Левий, строгий поборник закона, и Иуда.

       ИУДА. Я приветствую тебя, первосвященник Анна! И тебя, Левий, известного всему Иерусалиму защитнику веры.
       АННА. Кто ты? Слуга сказал, что меня хочет видеть человек из Кариота.

       ИУДА. Меня звать Иуда, первосвященник.
       АННА. Я уже не исполняю обряды по старости и болезни.

       ИУДА. Но ты все равно остался первосвященником, и умрешь им.
       АННА (усмехаясь). Это так... Ты хочешь моей смерти?
       ИУДА. Нет!.. Не твоей!

       АННА. Я отошел от дел.
       ИУДА. Да, но ты, уважаемый, являешься родственником первосвященника Каиафы, к тому же дело пойдет об Иисусе Назареттянине, противнике действующего первосвященника, а, значит, и твоем.

       АННА (садится в кресло). Иисус из Назарета? Да, я наслышан о нем. Хотя... Что он такого совершил, чтобы ты заявился ко мне в столь поздний час?

       ИУДА (захлебываясь). Он ненавидит фарисеев!
       АННА. Ну и что? Дураки всегда ненавидят умных.
       ИУДА. Назареттянин не дурак, он поумней многих.

       АННА. Так было и есть: всегда найдется кто-то умней. Такова жизнь.
       ЛЕВИЙ (тоже садится). Иисус? Мне кажется, это просто безумец.
       АННА. В чем заключается его безумие, уважаемый Левий?

       ЛЕВИЙ. Несчастный возомнил себя Мессией.
       АННА (подскакивает в кресле). Как? Такое себе позволить!.. Может он просто обманщик, каких много в Иудее?

       ЛЕВИЙ. Нам и надо выяснить, уважаемый Анна, опасен ли этот безумец или нет.
       АННА. Что ты скажешь, Иуда из Кариота? Веришь ли ты сам в богоизбранность Иисуса, о деяних и дерзких речах которого мы, конечно же, кое-что слышали?

       ЛЕВИЙ. Даже многое. Но нас интересует опасность для отеческой веры этого человека.
       ИУДА. Я верил прежде, что Иисус является Мессией, так как видел многие чудеса, совершаемые им.

       ЛЕВИЙ. Он накормил одной рыбой тысячу человек?
       ИУДА. Да, уважаемый. Назареттянин исцелил прокаженного, а также слепого, ходил по воде, как по суше.
       АННА. Это всё фокусы.

       ЛЕВИЙ. Но они прельщают народ, уводят его от почитания истинного закона Моисея.
       ИУДА. Вот и я о том. Подозрение об обмане и ложности пути впервые посетило меня в Галилее, где мы долго скитались с Иисусом перед тем, как прибыть сюда на Пасху.
       АННА. Ты пришел исповедоваться нам в своих сомнениях?

       ИУДА. Я пришел предостеречь вас.
       АННА (с иронием). Неужели? Ты так печешься о нас, Иуда из Кариота. Мы слушаем твое предостережение.
       ИУДА. Рабби грозился разрушить храм.

       АННА. Что?.. Надеюсь не наш, иерусалимский? Нет, он, определенно душевнобольной!
       ЕФТИЙ. Можешь ли ты повторить более подробно, в чем выражается эта чудовищная угроза?

       ИУДА. Конечно! Когда, выходя из храма и глядя с благоговением на него, я сказал: "Смотри, рабби, какое прекрасное здание, и из каких огромных отполированных до необыкновенной гладкости камней оно построено!" Он ответил: "Я вижу этот великолепный храм, но говорю тебе, что не будет оставлен камень на камне, который не был бы разрушен". А потом учитель стал хвалиться, что построит себе новое, еще более величественное сооружение.

       АННА. И когда галилеянин собирается начать?
       ИУДА. Что начать, первосвященник?

       АННА. Не прикидывайся дураком, я спрашиваю, почему Иисус медлит с предполагаемым разрушением храма божия?

       ИУДА (с пафосом). А он и не медлит. Согласно разработанного им плана, завтра ночью будет совершено нападение. Вся чернь находится под его влиянием, так как Иисус во всеуслышание объявил себя царем иудейским!

       ЛЕВИЙ. И где же находится сейчас этот царь?
       ИУДА. Его стоянка за Вифлеемскими воротами.
       ЛЕВИЙ. Сколько с ним сообщников?

       ИУДА. Одиннадцать человек (скороговоркой). Их легко можно захватить врасплох, они довольно беспечны.
       АННА. И ты сам готов провести отряд храмовой стражи?

       ИУДА. Я?..
       АННА. Отвечай!
       ИУДА. Готов.
       АННА. Громче!

       ИУДА. Я проведу отряд!
       ЛЕВИЙ (встает с кресла). Лжец! Я не верю тебе!

       ИУДА. Почему, уважаемый? Разве я отказываюсь от служения вам, оплоту закона Моисея?
       ЛЕВИЙ. Кто поверит тебе, что это не ловушка? Ты заманишь отряд, и ваша преступная шайка перебьет стражей.

       ИУДА. Зачем мне делать такое, уважаемый фарисей?
       АННА (Левию). Поясни, друг, в чем вина презренного Иуды из Кариота.

       ЛЕВИЙ (подходит к Иуде). Ты нам тут пел сказки, что давно уже усомнился в своем рабби, а кто вел под уздцы его ослицу, когда ваша ватага входила в Иерусалим? Кто громче всех вопил: да здравствует Мессия, царь? Кто с необыкновенным жаром повторил дерзкие слова Назарея, что если бы умолкли люди, то возопили бы камни? Кто ввел толпу смутьянов на ступени храма и дерзил священникам?

       АННА. Это серьезные обвинения. Каковы твои истинные намерения? Только не говори, что ты поборник веры.

       ЛЕВИЙ (поворачивается к Анне). Он ведет двойную игру и вполне достоин быть забитым камнями. И они, уверен, не возопиют (садится на свое место).
       АННА. Каковы же истинные мотивы (указывает перстом) ЭТОГО?

       ЛЕВИЙ. Как мне докладывали, есть группа лиц, готовых воспользоваться обстановкой, и начать смуту. Им нужен идейный вождь, некое знамя, которого затем, использовав, можно будет оттеснить в сторону. Но Иисус пошел дальше.

       АННА. И куда, мой дорогой Левий?
       ЛЕВИЙ. Он посягнул на саму основу веры, провозгласив себя Мессией, чему способствовали проповеди Иоанна, того самого, которого называли Крестителем.

       АННА. Иоанн, чью голову на серебряном блюде подали Иродиаде, дочери царя Ирода?
       ЛЕВИЙ. Он самый. Этот Иоанн однажды заявил, увидев Иисуса: "Вот тот, которому я недостоин завязать сандалии".

       АННА. Ого! У Крестителя осталось много последователей.
       ЛЕВИЙ. Именно. Они перешли в пособники лжепророка из Назарета и ждут только сигнала.

       АННА (Иуде). Грязный шелудивый пес! И ты посмел дурачить нас!
       ИУДА (молитвенно складывает ладони на груди). Первосвященник! Член Синедриона!.. Я...
       АННА. Ну!..

       ИУДА. Да, я верил в то, что рабби Мессия, но я верил также в его богоизбранность царем иудейским, чтобы править несовершенным миром. А он (машет рукой) растоптал все мои надежды. Иисус, оказывается, принес не меч, а мир. Особенно поразила меня его последняя заповедь, которую он назвал "Заповедью новой": "Любите друг друга, как Я возлюбил вас".

       ЛЕВИЙ. И что тебе показалось неприемлемым в этом?
       ИУДА (с жаром). Где здесь тогда царь? Разве может быть земной владыка ТАКИМ?
       АННА. Ты прав. Любовь не может править миром.

       ИУДА. Вот и я о том же! Не любовь нужна людям для их счастья, а порядок, пусть даже насаженный силой.

       ЛЕВИЙ. Верно мыслишь, Иуда из Кариота. Любовь может быть только к Предвечному. Разве человек, вместилище пороков и соблазнов, может стать объектом этого чувства?

       ИУДА (подхватывает). Вот и я о том же!.. Он даже женщин уравнял с мужчинами, оказывая им такое же внимание, как и нам, его ученикам.

       АННА (строго). Женщина - сосуд греховности, что известно ребенку. Кто соблазнил нашего прародителя Адама в Эдемском саду? Ева! Ты слышал, Левий?

       ЛЕВИЙ. Да, достопочтимый Анна. И я настроен весьма решительно! (Иуде) Говори, конкретно, где Иисус!
       ИУДА. На Елеонской горе...

       ЛЕВИЙ. Лжец! На Елеонской горе он больше не ночует! Будь последователен до конца: выдай нам своего рабби!
       ИУДА (тихо). В Гефсиманском саду...

       АННА. Вот мы, наконец, и узнали, куда залетела наша птичка.
       ЛЕВИЙ (подхватывает). И ей мы расставим крепкие силки! С кем он?

       ИУДА. С самыми близкими учениками.
       ЛЕВИЙ. Это те одиннадцать, которых именуют апостолами?
       ИУДА. Да.

       АННА (потирает ладони). Всего, выходит, двенадцать... Они вооружены?
       ИУДА. У них два меча.
       ЛЕВИЙ. Которые ты сам и купил.

       ИУДА РАЗВОДИТ РУКАМИ.

       ЛЕВИЙ. А мы тебя вознаградим за эту потерю. Рассказывают, что АПОСТОЛ Иуда из Кариота очень любит денежки, ты не один раз запускал свою алчную руку в общую казну (Анне, посмеиваясь). Мелкая стоимость Мессии сведет на нет всё его движение.

       АННА. Это ловкий ход, достойный лучшего из фарисеев!

       ЛЕВИЙ, ПОЛЬЩЕННЫЙ РАЗВОДИТ РУКАМИ. АННА БЕРЕТ СО СТОЛИКА МОЛОТОЧЕК И БРОНЗОВУЮ ДОЩЕЧКУ, УДАРЯЕТ ПО НЕЙ. ВХОДИТ МАЛАХ.

       АННА. Слушай меня, Малах.
       МАЛАХ. Я весь внимание, господин.

       АННА. Возьмешь человек двадцать пять храмовой стражи, пойдете в Гефсиманию, факелы не зажигать, чтобы ваш уход не привлек ничьего внимания. Этого (показывает пальцем на Иуду) возьмете с собой. Задача - поймать Иисуса из Назарета, знаешь такого?

       МАЛАХ. Ни разу не видел, но наслышан.
       АННА. Этот прохвост на него вам укажет. Иисуса поймать, доставить сюда! Понял, Малах?

       МАЛАХ. Понял, мой господин! А с его приспешниками, называющими себя учениками, что делать?
       АННА. Достаточно будет остальной сброд поколотить, они наверняка жалкие трусы и предадут своего учителя как этот.

       ЛЕВИЙ. Насчет денег не забудь, уважаемый Анна.
       АННА (Малаху). Распорядись выдать предателю тридцать сребреников.

       ИУДА. Как? За такого прекрасного рабби всего тридцать сребреников?
       АННА (Левию). Вот негодяй! Он хочет большего! Малах, уведи его.

       ИУДА. Послушайте, достопочтимые!..
       МАЛАХ (грубо толкает Иуду в спину). Пошел вон!

       З А Т Е М Н Е Н И Е

       ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

       Купе поезда, в нем Иван и Мария.

       МАРИЯ. Что это было?
       ИВАН. О чем ты?

       МАРИЯ (потирает ладонями виски). Какой-то провал в памяти... Я видела странную картину.
       ИВАН. И я видел нечто...

       МАРИЯ. Что именно, Иван?
       ИВАН. Древний Иерусалим, Иуда в доме первосвященника Анны.

       МАРИЯ (возбужденно). Я видела то же самое! Он предал Иисуса!
       ИВАН. Постой, видение появилось, когда поезд вошел в тоннель.

       МАРИЯ. Ну, да. С нами еще сидел некто, ты, помню еще сказал: "Вечный Жид"...
       ИВАН. А... Картафил! Действительно же, здесь был такой! Постой, Мария (указывает на окно). Тоннеля-то нет!

       МАРИЯ (неуверенно). Может быть, мы уже проехали его?
       ИВАН. Не думаю. Во всяком случае, справлюсь у проводника (встает). Чудеса, да и только...

       МАРИЯ. Действительно, чудеса. Неожиданно в купе появился человек, который живет уже несколько тысячелетий, затем невероятно похожая на действительность сцена. Мне показалось, будто я прямо там присутствую.

       ИВАН. Начну с того, что выясню: где мы.

       ИВАН ВЫХОДИТ. ПОЯВЛЯЕТСЯ ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ.

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Привет!
       МАРИЯ. Здравствуйте.

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ СУЕТ В РОТ СИГАРЕТУ, ЧИРКАЕТ
ЗАЖИГАЛКОЙ.

       МАРИЯ. У нас здесь не курят.
       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ (убирает изо рта сигарету). Намек поняла. Совсем как в анекдоте...

       МАРИЯ (подхватывает). Ванька кричит Маньке...
       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ (огорченно). Ты его знаешь...
       МАРИЯ. Конечно. Этот анекдот с длинной бородой.

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ (заходит в купе). Ты всегда такая серьезная? Поэтому, наверное, твой хахаль здесь подолгу не сидит.
       МАРИЯ. А вам какое дело?

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Вообще-то мне всё по барабану.
Но твой парень заметен в этом зверинце. Я его еще с Цюриха заприметила.
       МАРИЯ. Вы еще скажите о нас с Иваном: "сладкая парочка"!

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ (изумленно). Только что хотела сказать.
       МАРИЯ. И заодно о "русском вагоне".
       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Ты, что, телепатка?

       МАРИЯ. Я просто Мария.
       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КЕУПЕ. Хо!.. Манька!.. А он - Ванька!
       МАРИЯ. Линяй отсюда.

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Перестань!.. Меня...
       МАРИЯ (подхватывает). Стеллой звать.

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ (крутит головой). Да, с тобой не соскучишься. Послушай, Маша, пойдем к нам, это через два купе. Мы с подругой накупили всяческого шмутья и решили затеять его просмотр. Нам нужен хотя бы один зритель.

       МАРИЯ. Я даже не знаю...

       ВХОДИТ ИВАН.

       ИВАН. О, у нас гостья!
       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Меня зовут Стеллой, а вас Иваном, не так ли?
       ИВАН. Так. Очень приятно было познакомиться.

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ. Я хотела бы похитить вашу подругу, на время, конечно. У нас намечается мини-показ мод.
       ИВАН (садится на свое место). Я не против. Сходи, Мария, развейся, нам еще очень далеко ехать.
       МАРИЯ. Да, но...

       ИВАН. Никаких "но". Через пятнадцать минут можешь вернуться, как раз наш поезд подойдет к знаменитому туннелю.
       МАРИЯ (встает). Слушаюсь, командир!

       ДЕВУШКА ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ (выходя). Не пожалеешь, Маша, сейчас ты увидишь потрясные, совершенно обалденные кофточки!
       МАРИЯ (выходя). Ну и лексикон...

       ИВАН (выглядывает в коридор). Ушла... (снимает с крючка пиджак, осматривает). Ага... Метка нарушена.

       В ПРОЕМЕ ДВЕРИ ПОЯВЛЯЕТСЯ ПРОВОДНИК.

       ПРОВОДНИК. Ушла! Наши девочки неплохо сработали, теперь до самого туннеля ее не выпустят.
       ИВАН. Тебе не кажется, что все это уже происходило?
       ПРОВОДНИК. Что именно, Иван?

       ИВАН. Ничего... Но ты случайно не видел в вагоне странного, допотопно одетого человека с бородой?
       ПРОВОДНИК. Не видел. Это, кто? заяц? (коротко смеется) Не хватало мне еще безбилетников вылавливать.

       ИВАН. Николай, ты об Агасфере или Картафиле что-либо слышал?
       ПРОВОДНИК. Нет. Эти парни наркодельцы?

       ИВАН. Серость... Про Вечного Жида, не захотевшего помочь Христу, надеюсь, читал?

       ПРОВОДНИК. На кой он мне. Это ты у нас ученый мент. Тебя в управлении, помню, называли Вечный Студент. Блестяще закончил юридический факультет, казалось бы, карьера обеспечена, так нет, зачем-то полез учиться на историка (указывает рукой в проем двери). Гужуют... Это еще не крутизна, не настоящие новые русские, так, мелочь...

       ИВАН. Люди не знают цели своего бытия, вот и мечутся в поисках удовольствий, зачастую сомнительных, все больше и больше отдаляясь от замысла Творца, превращаясь в настоящих животных.

       ПРОВОДНИК. Тебе бы проповедником быть, а не опером, вот к чему привела непонятная любовь к истории.

       ИВАН. История в древней Греции считалась, заметь, Николай, не наукой, а искусством! Даже Муза существует соответствующая: Клио!

       ПРОВОДНИК. Ты говоришь об истории с таким восторгом... Может быть, ты и прав, окончишь университет и пойдешь работать где-либо в тиши музея или простым преподавателем в обычной школе. А я останусь ловить преступников.

       ИВАН. Каждому свое. Прости, Николай, тебе твоя профессия нравится?

       ПРОВОДНИК. Если бы не нравилась, мы бы с тобой не ехали сейчас по Швейцарии вместе. Видимо сказывается натура. Помню, отдыхал я в отпуске на Алтае, красивая природа, впечатляющие горы, а внутри что-то скребет, зудит: "Как там отдел?..." Не поверишь, лица преступников сниться начали!

       ИВАН. Верю. Я сам как-то во сне с Сократом разговаривал.
       ПРОВОДНИК. Я серьезно.

       ИВАН. И я... Так, все-таки, что тебя привлекает в нашей нелегкой и опасной работе?
       ПРОВОДНИК. Видимо, умение раскрыть свои возможности, самопреодоление и... волнение от грядущей опасности, котрое подстегивает, подчеркивает вкус к жизни.

       ИВАН. Постоянный адреналин в крови. Мне это знакомо.
       ПРОВОДНИК. Тогда на кой черт ты решил переквалифицироваться?

       ИВАН. Не знаю, меня всегда манила история, возможность познать будущее через призму прошлого. Тени древних вошли в мою плоть и кровь. Мы не должны быть Иванами, не помнящими родства, забывшими свои корни, свое предназначение.

       ПРОВОДНИК. А каково оно, это предназначение?
       ИВАН. Идя каждый своей дорогой жизни, мы неминуемо должны, однако, стремиться к одной цели: внутреннему самосовершенствованию, источник которого Сам Творец.

       ПРОВОДНИК (разочарованно). Это ты о Боге, что ли? Теперь понятно, почему тебя ментовка не устраивает. У тебя оттого и служебного продвижения хорошего не было, потому, что правдолюбец, прям с начальниками, а их, какой бы сволотой некоторые не являлись, надо терпеливо обхаживать, как красивую бабенку.

       ИВАН (морщится). Ну и жизненная философия у тебя, Николай... Называется, поговорили.

       ПРОВОДНИК. Вполне нормальный разговор. Это ты чересчур шепетилен и мнителен. Да, мы, сотрудники охраны правопорядка отнюдь не ангелы. Но мы делаем важное дело. А вот такие, как ты, псевдофилософы, чураются черновой работы.

       ИВАН. Я?.. Ты знаешь, когда я в управление пришел? Ты тогда еще был обычным благополучным ребенком и реальной жизни даже не нюхал!

       ПРОВОДНИК. Не кипятись... Расскажи, Иван, подробнее, я слышал о тебе настоящие легенды и уже не знаю, в какую из них верить.

       ИВАН. Мои родители погибли в автокатастрофе, и меня взял на воспитание милицейский генерал Перегудов, друг моего отца. Это было спартанское воспитание! В двенадцать лет я лучше некоторых взрослых стрелял из пистолета и автомата. Черный пояс по каратэ, дзюдо... Я и школу-то окончил на два года раньше, чем остальные.

       ПРОВОДНИК. Вундеркинд...
       ИВАН. Просто, мой приемный отец не давал мне возможности нежиться в постели.
       ПРОВОДНИК. А потом Перегудов умер...

       ИВАН. Да, после очередного разноса у министра внутренних дел у генерала случился обширный инфаркт.

       ИЗ СОСЕДНЕГО КУПЕ СЛЫШИТСЯ НЕСТРОЙНОЕ ПЕНИЕ:
       "Не слышны в саду даже шорохи,
       Все здесь замерло до утра..."

       ПРОВОДНИК (выглядывает в проем двери). Поют... Нажрались, господа хорошие... А тут думай, кто курьер, кто перекупщик. Впрочем, продолжай.

       ИВАН. Меня, как приемного сына Перегудова в виде исключения в четырнадцать лет приняли в университет на юрфак. А в семнадцать я перевелся на заочный факультет и поступил на службу постовым у Курского вокзала.

       ПРОВОДНИК (кивает подбородком в сторону двери). Перестали петь, видимо сил дальше не хватило... Тебе, Иван, прочили большое будущее в нашей системе, а ты...

       ИВАН (подхватывает). Оказался не в меру строптивым! За десять лет службы еле получил звание капитана. И это с высшим образованием!

       ПРОВОДНИК. Понятно. Ты обиделся на весь белый свет, и нашу уголовку, в частности.
       ИВАН. Совсем не так, Николай. Просто... мне в ней очень даже душно стало.

       ПРОВОДНИК. Подумаешь, какой чистюля... Платона, Аристотеля в подлиннике читаешь, а может это тоже легенда?

       ИВАН. Нет. У генерала Перегудова была прекрасная библиотека, доставшаяся ему по наследству от его отца, крупного партийного работника. Я по ночам сидел в кабинете, который в это время увеличивался до размеров античного мира.

       ПРОВОДНИК. И что же стало с этой библиотекой?
       ИВАН. По завещанию она должна быть моей, но вдова, с которой генерал давно находился в разводе, предоставила другое завещание. В общем, отсудила, а потом выгодно перепродала раритеты.

       ПРОВОДНИК. Жаль...
       ИВАН. Еще бы, там имелись дореволюционные издания: Геродот, Элиан, Катулл... более трех десятков коллекционных книг начала девятнадцатого века. Но многое (указывает пальцем на свой лоб) успело осесть здесь.

       ПРОВОДНИК. Понятно. Наша система не любит умников, на фоне которых хамы слишком уж заметны.
       ИВАН. Ну, вот, Николай, мы и прояснили интересующий тебя вопрос.

       ППОВОДНИК. Остался еще один - узнать где твоя мадам прячет картину. Давай прощупаем ее чемодан (выглядывает в коридор). Чисто!

       ИВАН ДОСТАЕТ С ПОЛКИ ЧЕМОДАН МАРИИ.

       ИВАН. Здесь кодовый замок.
       ПРОВОДНИК. Понятно. Какой дурак станет перевозить Ренуара в прозаической овощной авоське?

       ИВАН. Что предлагаешь, Интерпол? Будем пока, я думаю, тщательно наблюдать.
       ПРОВОДНИК. Разумно, сказано, Иван. Может быть, организатор преступления разработал стандартную схему: девушка производит отвлекающий маневр, затем передает полотно кому-либо другому, а мы, сыщики, в результате имеем пустышку.

       ИВАН. Я тоже так думаю. Мария, скорее всего - передаточное звено, и тот, основной курьер, совсем рядом и, может быть, пока держится в тени, наблюдая за обстановкой.
       ПРОВОДНИК. Стоп! Сюда идут!

       ИВАН УБИРАЕТ НА МЕСТО ЧЕМОДАН. В КУПЕ ЗАГЛЯДЫВАЕТ ПРЕФЕРАНСИСТ.

       ПРЕФЕРАНСИСТ. О, чисто мужская компания! Не сгонять ли нам, господа хорошие, пульку?
       ПРОВОДНИК. Я при исполнении.
       СЛЫШЕН ГОЛОС. Милейший, моя жена хочет чая!

       ПРОВОДНИК (в коридор). Сейчас организуем! (Ивану) Я занесу вам путеводитель. Вы немногий в вагоне, кого интересует знаменитый тоннель.

       ПРОВОДНИК ВЫХОДИТ.

       ПРЕФЕРАНСИСТ. А вы в преферанс играете? Или тоже, может быть, при исполнении.
       ИВАН. Угадали. Я состою при своей спутнице, в качестве, так сказать, бесплатного приложения.

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Я думал: вы молодожены.
       ИВАН. Нет, тривиальная история - мы с ней выиграли поездку в Восточном экспрессе.

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Вам повезло, мне путевка обошлась довольно в круглую сумму. А в итоге скучища, даже сыграть не с кем: половина вагона уже перепилась.
       ИВАН. Вы, выходит, трезвенник?

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Скорее, язвенник. Вы так и не ответили на мое предложение.
       ИВАН. Размять мозги? Отчего бы и нет, вот проедем Сен-Готардский туннель...

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Ловлю на слове (хочет выйти, затем вновь поворачивается). А где феминистка?
       ИВАН. Феминистка?

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Эта самая девушка, выигранная вами.
       ИВАН. Ну, вы и шутник, придет Мария, я ей расскажу, посмеемся вместе... Она через два купе отсюда, пошла заниматься как раз чисто мужским делом.

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Наверное, смотрит наряды.
       ИВАН. Вы так проницательны.

       ПРЕФЕРАНСИСТ (смеется). Я слышал восторженные возгласы, проходя мимо, и сделал соответствующий вывод. Я пошел, но вас жду, мое купе четвертое отсюда.
       ИВАН. Чао!

       ПРЕФЕРАНСИСТ ВЫХОДИТ.

       ИВАН. Пространственно-временной континиум... Однако, в этот раз всё идет по-другому сценарию. Интересно, Картафил объявится?

       ПОЯВЛЯЕТСЯ МАРИЯ.

       МАРИЯ. Привет.
       ИВАН. Привет. Ты чего так быстро?

       МАРИЯ. Мне показалось, что все эти кофточки я уже видела.
       ИВАН. Ты их точно видела. В прошлый раз.

       МАРИЯ. Да? А я было подумала, что все происходило в моем воображении. Дом первосвященника, Иуда...
       ИВАН. Это нам показывалось, как проекция далекого прошлого. Просто, астральный план приблизился...

       МАРИЯ. Астральный план, проекция... Ты веришь в подобную чушь?
       ИВАН. Вынужден, факты - вещь упрямая. Мы вдвоем видели одну и ту же сцену.
       МАРИЯ. Предательство... Как это страшно.

       ИВАН. Тебя предавали?
       МАРИЯ (отворачивается). Давай поговорим о другом.

       ИВАН. Пожалуйста. Я согласен беседовать о чем угодно. Я так плохо знаю тебя.
       МАРИЯ. И я. А ведь нам предстоит еще долго трястись в этом вагоне. Ты женат?
       ИВАН. Нет. А ты, Мария, была замужем?

       МАРИЯ. Была... Но семейная жизнь оказалась ошибкой.
       ИВАН. Почему?

       МАРИЯ. Как правило, экс-супруги обвиняют бывшую половину во всех постигших их неурядиц. Мне же кажется, что именно я оказалась виноватой в распаде нашего с Виктором брака.
       ИВАН. Вы любили друг друга?

       МАРИЯ. Очень. Но потом... через два года после свадьбы... Тебе это интересно слушать?
       ИВАН. Конечно. Меня всегда привлекала область человеческих взаимоотношений, чтобы не сделать собственной ошибки.

       МАРИЯ. Решил учиться на чужих?
       ИВАН. Именно. Впрочем, если не хочешь, не рассказывай.

       МАРИЯ. Чего бы и нет? Во мне уже многое перегорело, хотя я и не думала, что когда-нибудь стану открывать свою душу мужчине, с которым не так уж долго знакома.

       СЛЫШИТСЯ НЕСТРОЙНОЕ ПЕНИЕ:

       "Не слышны в саду даже шорохи,
       всё здесь замерло до утра..."

       МАРИЯ. Поют... Хорошо им.
       ИВАН. Человек сам определяет линию своего поведения, а, значит, и тот уровень счастья, который он может достичь согласно своим нравственным устоям.

       МАРИЯ. Скучно как... Тебе бы проповедником быть. Ты, Иван, случайно не монах?
       ИВАН (смеется). Нет. Но приверженец все-таки твердых морально-нравственных установок.

       СЛЫШИТСЯ ПРОДОЛЖЕНИЕ ПЕСНИ:

       "Если б знали вы, как мне дороги
       подмосковные вечера..."

       МАРИЯ. Хорошо им: напились, и никаких забот.
       ИВАН. Завтра непременно голова болеть будет.

       МАРИЯ. Так-то будет завтра.
       ИВАН. Завтра начинается с нынешнего дня.
       МАРИЯ. Ну-ка, просвети, господин моралист!

       ИВАН. Отойдем от наших певцов и поговорим в более глобальном масштабе, хорошо?
       МАРИЯ. Согласна. Я выслушаю тебя, а потом расскажу о своем, наболевшем.

       ИВАН. Прекрасно, я согласен с таким регламентом нашей беседы. Итак, отличие нашего, постсоветского мышления от мышления человека Запада довольно большое. Запад живет сытым, обеспеченным Сегодня, а мы, русские, живем все-таки Завтрашним днем, затаенной мечтой.

       МАРИЯ. Поясни.
       ИВАН. Нам более семидесяти лет внушали о коммунистическом рае, даже обещали, что он близко, вот-вот придет, стоит только немного потерпеть, поднатужиться, а уж потом...

       МАРИЯ. Да, но мы ближе к закату империи перестали верить в эти бредни.

       ИВАН. Именно! Однако, мы всегда продолжали верить в некое "светлое будущее", которое непременно наступит, придет хотя бы не для нас, но для наших детей или внуков. Наш народ всю свою сознательную историю мечтал о Беловодье, некоей стране, где царит справедливость. Там, в Китеж-городе, все равны и по-настоящему счастливы.

 Он верит в мудрого правителя, способного по мановению волшебной палочки перевернуть страну, навести порядок и законность, накормить и обогреть сирых и убогих, каковыми является более трех четвертей населения огромной страны.

       МАРИЯ. Ты романтик, Иван, раз ты сам, как я поняла, веришь в возможность счастья даже в отдаленном будущем.

       ИВАН. Я верю в человека, в его глубинную мудрость, которая когда-нибудь проявится, и это, обновленное существо, станет не просто gomo sapiens, а человек благородных побуждений, не способный на низость, подлость, жестокость и насилие.

       СЛЫШНЫ КРИКИ: "Сам ты - хрен малиновый!.." "Отвали козел на скотный двор!.." (звон разбиваемой посуды)

       МАРИЯ (указывает рукой). А как быть с этими, историк-идеалист?
       ИВАН (смеется). Подловила... Вся наша, российская, впрочем, как и вся мировая беда - низкая общая культура. Писатель, работник искусства, ученый, как правило, имеет некие сдерживающие нравственные тормоза.

       МАРИЯ. А как же быть с артистами, ныне задающими тон на эстраде?
       ИВАН. Это - пена! И она ничего не имеет общего с высоким искусством, являясь низменной масскультурой.

 Погоня за сюиминутным успехом, скандальной известностью, оглупление примитивно-пошлой публики рано или поздно приведет этих знаменитых сегодня псевдоактеров к заслуженной расплате (указывает пальцем в потолок) там.

       МАРИЯ. Ты веришь, что ТАМ существует нечто?
       ИВАН. Верю. Появление бедолаги Картафила и последующая астральная картина тому подтверждение.

       МАРИЯ. Блажен, кто верует. Может быть, эта картина просто была разыграна в нашем мозгу, А на ее появление повлияла поездка по длиннющему тоннелю. Пространственно-временной континиум... Какой бред!

       ИВАН. Ты - атеистка.
       МАРИЯ. Скорее, реалистка.
       ИВАН. Однако, в тебе, Мария, заложено хорошее начало.

       МАРИЯ. Спасибо.
       ИВАН. Ты обещала рассказать о себе. Итак, в распаде своего брака с Виктором ты его не винишь.

       МАРИЯ. Да, я сама виновата. Ослепленная любовью, я не рассмотрела, каков же мой избранник, и поплатилась за это. Тебе это интересно?
       ИВАН. Конечно.

       МАРИЯ. Произошла довольно банальная история. У моей мамы обнаружился рак, потребовалось много денег на лечение, и мой муж ушел... прихватив большую часть мебели и даже телевизор. На бракоразводном процессе он объяснил, что вещи куплены "во время совместного проживания и, значит, половина их принадлежит ему по закону". Я не стала судиться, да и некогда было.

       ИВАН. А что сейчас с твоей мамой?
       МАРИЯ. Требуется дорогостоящая операция. И я вот тут...
       ИВАН. Что ты тут?

       МАРИЯ (отворачивается к окну). Ничего. Я просто наболтала лишнего.
       ИВАН. Лишнего я не услышал. Тебе, насколько я понимаю, нужна помощь?

       МАРИЯ. Нет! Я и сама со всем справлюсь, осталось уже немного...
       ИВАН (трогает ее за плечо). А если не получится?

       МАРИЯ. Тогда... мне не жить...
       ИВАН. Как глупо. Мир не без добрых людей.

       МАРИЯ (поворачивается). Где они, добрые? Я не вижу их!
       ИВАН. А я? Ты уже сейчас многое для меня значишь.

       МАРИЯ. Да? Хотелось бы верить (прижимается щекой к ладони Ивана).
       ИВАН. Ты для меня уже многое значишь (пересаживается к Марии, обнимает ее).

       В КУПЕ ЗАГЛЯДЫВАЕТ ПРЕФЕРАНСИСТ.

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Ну, вот, совсем как молодожены! Простите, что помешал.
       МАРИЯ (поправляет прическу). Ничего.

       ПРЕФЕРАНСИСТ (Ивану). Я уже нашел партнеров, придете?
       ИВАН. Приду, как и договаривались.
       ПРЕФЕРАНСИСТ. О, кей! (уходит)

       МАРИЯ. Довольно неприятный тип.
       ИВАН. Мне кажется, он интересуется именно тобой.
       МАРИЯ. Мной? С какой стати?

       ИВАН. Вот это я и попробую выяснить, схожу, погоняю пульку пару часов.
       МАРИЯ (тянется к Ивану). Не уходи.

       ИВАН. У нас до вечера еще уйма времени.

       ИВАН И МАРИЯ ЦЕЛУЮТСЯ. ВХОДИТ ПРОВОДНИК С ПОДНОСОМ, НА КОТОРОМ СТАКАНЫ.

       ПРОВОДНИК (подкашливает). Простите, чай будете?
       ИВАН. Непременно. На высокогорье закладывает уши, а кока-колу мы уже выпили.
       МАРИЯ (вновь поправляет прическу). Нам три стакана.

       ПРОВОДНИК. Хорошо, мадам (ставит стаканы на стол; выходя, Ивану). Совсем скоро Сен-Готардский тоннель.

       МАРИЯ. Спасибо. Ты знаешь, Иван, я подумала, что если опять появится этот самый... Картафил, то неплохо бы угостить его стаканом горячего чая.

       ИВАН. Ты веришь в его появление? Чудеса!
       МАРИЯ. Ты мое самое настоящее чудо.
       ИВАН. Только не обманись.

       МАРИЯ. В этот раз нет. Мое сердце подсказывает...
       ИВАН. Что?

       МАРИЯ (с легким смехом). А ты угадай!
       ИВАН (обнимает ее). Угадал!

       СЛЫШЕН ГОЛОС ПРОВОДНИКА. Господа! Наш поезд въезжает в Сен-Готардский тоннель!
       ПЬЯНЫЕ ГОЛОСА. Ура!.. На кой нам сдался этот тоннель?.. Кто выжрал мое пиво!..

       В КУПЕ ЗАЖИГАЕТСЯ СВЕТ. МАРИЯ ОТОДВИГАЕТ ЗАНАВЕСКУ, ВГЛЯДЫВАЕТСЯ В ОКНО.

       МАРИЯ. Огни... Сплошные огни (хватается за уши). Уши заложило.
       ИВАН. Еще бы, такая высота. Пей, чтобы уравнять давление в среднем ухе, полезны глотательные движения.

       ИВАН И МАРИЯ ПЬЮТ ЧАЙ. ВНЕЗАПНО ГАСНЕТ СВЕТ, РАЗДАЮТСЯ ВОЗМУЩЕННЫЕ ГОЛОСА: "ПОЧЕМУ НЕТ СВЕТА?" "ЧТО ЗА БЕЗОБРАЗИЕ!". СВЕТ ВКЛЮЧАЕТСЯ. РЯДОМ С ИВАНОМ СИДИТ КАРТАФИЛ.

       ИВАН. Опять вы?
       МАРИЯ. Как вы сюда попали?
       КАРТАФИЛ. Именно я, раб Божий, Картафил. А попал довольно случайно.

       ИВАН. Я знаю легенду о вас, толкнувшем Бога.
       МАРИЯ. И мы с вами уже встречались.

       КАРТАФИЛ. Да, юная леди. Пространственно-временной континиум вновь связал нас.
       МАРИЯ. Выпейте чаю, товарищ... простите, господин Картафил. Значит, в прошлый раз всё это не было сном?

       КАРТАФИЛ. Конечно, нет. Я есть живое подтверждение неотвратимости наказания за совершенное преступление, хотя бы даже расплата настигнет после второго пришествия. А ваши жизни скоротечны, как чересчур близка и грядущая расплата за все содеянное.

       МАРИЯ. Это намек? Да как вы смеете?
       ИВАН. Не кипятись, Мария! Может быть, ты совершила что?
       КАРТАФИЛ. Успокойтесь, сейчас не время...

       МАРИЯ. Не время чего?
       КАРТАФИЛ. Пространственно-временной континиум делает новый виток.

       МАРИЯ. Как впечатляет! пространственно-временной континиум! Этой заморочке наших голов есть даже научное объяснение!
       КАРТАФИЛ. Женщина!

       ИВАН. Мария!
       КАРТАФИЛ. Будь достойной своего славного имени!

       З А Т Е М Н Е Н И Е

       Ночь. Заседание судей Синедриона происходит в здании Совета. Судьи (их - двадцать три человека, избранных из членов Синедриона), сидят полукругом перед высоким седалищем председательствующего. Они тихо разговаривают между собой. Зал полуосвещен масляными светильниками. На маленьком столе, расположенном перед седалищем, лежит свиток Священного Писания.

       КАЛЕБ. Все это мне неприятно: очередной ночной вызов, а дело, как обычно, окажется мелким, совершенно ничтожным.

       ЛЕВИЙ. Э... Не говорите, уважаемый Калеб, предстоящее разбору дело не является мелким.

       КАЛЕБ. А чем знаменательно оно, равви Левий? Какой-то простолюдин, член полудохлой секты ессев Иисус из Назарета, очевидно душевнобольной, набрал учеников, рассказывает им притчи. Оно даже и смешно: Назорей из Назарета. А из этого зачуханного городка разве выходил кто-нибудь значительный? Нет! Сплошная мелочь, дрянь людишки.

       ЛЕВИЙ. Он возомнил себя царем Иудейским! И провозгласил это прилюдно!
       КАЛЕБ (почесывая затылок). Да? Тогда Иисус представляет действительную опасность.

       НИКОДИМ. Он хороший человек.
       ЛЕВИЙ. Кто, Никодим?
       НИКОДИМ. Иисус.

       ЛЕВИЙ. И это говоришь ты, член Синедриона!
       НИКОДИМ. Я за справедливый суд, если назаретянин виновен...
       ЛЕВИЙ. Он изначально виновен, назвав себя нашим царем.

       НИКОДИМ. Может быть слова Иисуса следует понимать аллегорически?
       ЛЕВИЙ. Никодим, ты против закона?

       НИКОДИМ. Нет, Левий.
       ЛЕВИЙ. Тогда зачем же ты пытаешься обелить преступника? Богохульствовал этот человек, я сам слышал, и потребую для него смертной казни!

       НИКОДИМ. А ты, Калеб?
       КАЛЕБ. Я поддерживаю Левия, богохульник опасен для нас, так как смущает простой народ, которому необходимо быть в полном повиновении власти закона Моисеева.

       НИКОДИМ (горячо). Однако, надо досконально разобраться...
       ЛЕВИЙ. Мы для этого и собрались здесь, все двадцать три человека, избранные судьями.

       НИКОДИМ. Нельзя иметь предвзятое мнение!
       КАЛЕБ. Оно единственное верное: смерть богохульнику!
       НИКОДИМ. Да, но...

       ВХОДИТ КАИАФА.

       СЛЫШНЫ ГОЛОСА. Каиафа идет... Тише... первосвященник...

       КАИАФА ПРОХОДИТ К МЕСТУ ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩЕГО.

       КАИАФА (поднимает в знак приветствия руку). Предвечный с вами.
       СЛЫШНЫ ГОЛОСА. И да пребудет с тобой Он!.. Будь благословен, председательствующий!..

       КАИАФА. Все собрались?
       ЛЕВИЙ. Все!

       КАИАФА (садится, кладет руки на свиток). Многоуважаемые члены совета судей, да ниспошлется на вас благодать Предвечного, как на самых мудрых и добропорядочных представителей народа Израилева! Достопочтимые мужи! Сегодня вечером наконец-то пойман тот, кто поносил вас, кто возводил клевету на истинных приверженцев веры, кто прельщал народ речами, согласно которым мы, избранные, ничто, а он - истинный пророк.

В Гефсиманском саду отловлен, как дикий зверь, Иисус из Назарета, сын Иосифа-плотника и Марии, тридцати трех лет от роду. Вы, конечно же, все наслышали о нем (берет со стола чашку, пьет).

       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА (приставляет к уху раструбом ладонь). О ком говорит Каиафа?

       ЛЕВИЙ. Об Иисусе-плотнике.
       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. О плотнике? Разве он заслуживает нашего внимания?

       КАИАФА СТАВИТ НА МЕСТО ЧАШКУ, ДОСТАЕТ ПЛАТОК, ВЫТИРАЕТ ИМ
СВОЕ ЛИЦО.

       ЛЕВИЙ. Еще как заслуживает! Сам Каиафа настроен против этого Иисуса.
       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. А мне как быть, за что голосовать?
       ЛЕВЙ. За мнение большинства.

       НИКОДИМ. За то, что подсказывает совесть.
       КАЛЕБ (смеется). Глухой ее не слышит.
       НИКОДИМ. Все вы глухие.

       КАИАФА (прокашливается, продолжает речь). Иисус-плотник говорит, что разрушит наш храм и построит свой собственный.
       ГОЛОСА. Негодяй!.. Такое нельзя прощать!..

       КАИАФА. Более того, он называет себя Мессией!
       ГОЛОС. Богохульник!..

       КАИАФА. (берет свиток со стола, поднимает). В Священном Писании сказано о том, что отвергнувший закон Моисея по показанию двоих или троих повинен смерти.
       ГОЛОСА. Смерть!.. Смерть!..

       КАИАФА. По данному делу мы имеем множество показаний порядочных, истинно верующих в Предвечного людей.
       НИКОДИМ. Свидетелей необходимо заслушать!

       КАИАФА СМОТРИТ НА АННУ. ТЕСТЬ ПЕРВОСВЯЩЕННИКА СОГЛАСНО КИВАЕТ В ЗНАК СОГЛАСИЯ. КАИАФА ДЕЛАЕТ ЗНАК РУКОЙ, В ЗАЛ ВХОДЯТ ТРОЕ ЧЕЛОВЕК, ПОЧТИТЕЛЬНО КЛАНЯЮТСЯ.

       НИКОДИМ. Это фарисеи. Правды они не скажут.
       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА (приставляет к уху раструбом ладонь).Правда?.. Что это такое?

       НИКОДИМ. Противоположное лжи!
       КАЛЕБ. Правда, ложь - не все ли равно ради соблюдения буквы закона? Тебе ли это не знать, Никодим?

       НИКОДИМ. И ради одной малой буквы осудить человека?
       КАЛЕБ. Преступника!

       КАИАФА (поднимает руку). Тише, уважаемые судьи. Первый свидетель, рассказывай все, что знаешь.

       ПЕРВЫЙ СВИДЕТЕЛЬ. Я, Димол, неоднократно слышал, как Иисус называл себя Мессией и хвалился разрушить наш храм.

       ВТОРОЙ СВИДЕТЕЛЬ. Я. Заведей, неоднократно слышал, как Иисус называл себя Мессией и хвалился разрушить наш храм.
       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА (он держит раструбом ладонь). По-моему они говорят одно и то же.

       ЛЕВИЙ (сдавленно). Тише...
       ТРЕТИЙ СВИДЕТЕЛЬ. Я, Натан, неоднократно слышал, как Иисус называл себя Мессией и хвалился разрушить наш храм.

       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. Опять то же самое...
       ЛЕВИЙ (раздраженно). Тише!..
       КАИАФА (воздевает руки). Что еще надо?

       НИКОДИМ (громко). И это свидетели? Они бубнят заученное, наизусть!
       КАИАФА. Это - служители храма, а говорят так, как умеют. Как видите, дело ясное, и вывод напрашивается самим собой.

       НИКОДИМ (громко). Я прошу слова!
       КАИАФА. Говори!

       НИКОДИМ. Позволяет ли наш закон судить человека, не выслушав его самого? Имеют ли цену показания, если свидетели говорят в отсутствии обвиняемого.

       КАИАФА (смотрит на тестя; Анна кивает в знак согласия).
Не вижу причины отказать в этом требовании. Ввести Иисуса-плотника!

       НАПРЯЖЕННАЯ ТИШИНА. ПОЯВЛЯЕТСЯ ИИСУС СО СВЯЗАННЫМИ СЗАДИ РУКАМИ, СОПРВОЖДАЕМЫЙ ДВУМЯ СТРАЖНИКАМИ, ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ НА СЕРЕДИНЕ ЗАЛА.

       ГОЛОСА. Вот он каков, разрушитель!.. Мессия-плотник!.. Царь Иудейский, ха-ха!.. А говорят: из Назарета ничего путного не бывает.

       НИКОДИМ (вскакивает). Я протестую! Почему этот человек связан? Он же еще не осужден.
       КАИАФА (строго). Он арестован.

       НИКОДИМ. Да, но здесь совет судей, а не тюрьма.
       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА (приставляет к уху раструбом ладонь; громко). Все мы в тюрьме. Я прав?
       КАЛЕБ. Молчи!..

       КАИАФА СМОТРИТ НА ТЕСТЯ.

       АННА. Развяжите его, раз Никодиму кажется это существенным.

       СТРАЖНИКИ РАЗВЯЗЫВАЮТ РУКИ ОБВИНЯЕМОГО.

       КАИАФА. Свидетели, кто сей человек?
       ПЕРВЫЙ СВИДЕТЕЛЬ. Иисус из Назарета, господин первосвященник.

       ВТОРОЙ СВИДЕТЕЛЬ. Иисус из Назарета, господин первосвященник.
       ТРЕТИЙ СВИДЕТЕЛЬ. Иисус из Назарета, господин первосвященник.

       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. Говорящие попугаи?
       ЛЕВИЙ (прижимает палец к губам). Тс-с-с...
       КАИАФА. Что вам известно о нем?

       ПЕРВЫЙ СВИДЕТЕЛЬ. Я, Димол, неоднократно слышал, как Иисус называл себя Мессией и грозился разрушить наш храм.

       ВТОРОЙ СВИДЕТЕЛЬ. Я, Заведей, неоднократно слышал, как Иисус называл себя Мессией и грозился разрушить наш храм.

       ТРЕТИЙ СВИДЕТЕЛЬ. Я, Натан, неоднократно слышал, как Иисус называл себя Мессией и грозился разрушить наш храм.

       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. Попугаи! Говорящие попугай!
       КАЛЕБ. Молчи!
       КАИАФА. Ионофан - это ты упомянул попугаев?

       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. О чем Каиафа спрашивает?
       ЛЕВИЙ. Он хочет узнать, ты ли это громко кричишь?

       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. Я говорю, Каиафа, да, именно я. Плохих ты подобрал свидетелей.
       КАИАФА. Почему, Ионофан?

       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. А потому, что видно: их заранее готовили.
       НИКОДИМ. Правильно! И я об этом подумал!
       ГОЛОСА. Верно... Мелят одно и то же...

       КАИАФА РАСТЕРЯННО ГЛЯДИТ НА ТЕСТЯ.

       АННА (вкрадчиво). Давайте послушаем обвиняемого.
       КАИАФА. Ты, называемый Иисусом-плотником, уроженцем Назарета, скажи нам: что означает твое учение?

       ИИСУС. Я всегда говорил открыто, проповедуя в храме, на улицах Иерусалима, иных городов или в селениях. Любой слушавший меня может дать исчерпывающий ответ. Имеющий уши, да услышит.

       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. Я слышу!
       КАИАФА (раздраженно). Молчи. Ионофан!
       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. Отчего же? Я на самом деле всё слышу!

       НИКОДИМ. И я!
       КАЛЕБ. Дал Бог соседей...

       КАИАФА ВНОВЬ РАСТЕРЯННО СМОТРИТ НА АННУ.

       АННА (тихо). Спроси обвиняемого, как мы и уговаривались.
       КАИАФА. Иисус из Назарета, ты ли тот самый, ожидаемый Христос?
       ИИСУС. Я.

       ВОЗМУЩЕННЫЕ КРИКИ. Как?!.. Богохульник!..
       КАИАФА (в порыве негодования раздирает одежду на груди, обводит глазами присутствующих). Надеюсь, все слышали?

       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. И очень отчетливо. Имеющий уши, да услышит. Я лишь скажу одно: это - великий человек!

       НИКОДИМ. Да! И я так считаю!
       КАЛЕБ. С кем я рядом сижу...

       КАИАФА. Это ваше личное мнение. А что скажут другие члены совета судей?
       ГОЛОСА. Он богохульствует!.. Правы свидетели!..
       КАИАФА (довольный, разводит руками, затем вновь обращается к Иисусу). Итак, ты - сын божий?

       ИИСУС. Это сказано тобою...
       КАИАФА. Выходит, ты свидетельствуешь о себе?

       ИИСУС. Да, свидетельствую я сам и Тот, Кто послал меня, являющийся Отцом Небесным. А в законе сказано, что свидетельство двоих истинно.

       КАИАФА. Ах, Предвечный свидетель... Забавно! Как ты намерен разрушить храм? с помощью ломов и кирок? где они? а камни для постройки нового?

       ИИСУС. Я думал не о рукотворном храме, а о внутреннем, находящемся в духе, на месте которого я воздвигну свой новый, призванный объять весь мир любовью, дать всем народам надежду на светлое и счастливое будущее.

       ГОЛОСА. Заткнуть ему рот!.. Это поклеп на нас!..
       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. Имеющий уши слышит!
       НИКОДИМ. И я слышу.

       КАИАФА (обращается к Анне). Может быть хватит?
       АННА. Пусть выскажется до конца (обращается к Иисусу). Скажи мне, правда ли, что ты называл себя царем Иудейским?

       ИИСУС. Это сказано тобою...
       АННА. У меня больше нет вопросов.

       КАИАФА (стражникам). Увести богохульника.
       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА (вдогонку Иисусу). Я слышу!

       СТРАЖНИКИ УВОДЯТ ИИСУСА.

       КАИАФА (встает). Перед тем как приступить к голосованию согласно судебной процедуре я обращаюсь ко всем вам с вопросом: хочет ли кто-либо высказаться об услышанном?

       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА (встает). Я хочу. Дело этого человека не такое уж простое, как кажется. Мне кажется, что сей муж праведник, и осудить его, значит совершить великий грех.

       НИКОДИМ (тоже встает). Я поддерживаю Ионофана. Мы можем быть повинны в пролитии священной крови.

       АННА (встает). Священной? Я не ослышался? Простой плотник возмечтал не только стать царем Иудейским, но и разрушить самую главную нашу святыню. Он называет себя Мессией, совсем не имея на это ни малейшего основания. А в итоге страдает народ Израилевый, возмущаемый против Синедриона, против нас с вами.

 Сегодня мы простим Иисуса, а завтра чернь казнит всех достопочтенных мужей и ввергнет страну в хаос и неверие.

       АННА САДИТСЯ.

       КАИАФА. У кого еще имеется собственное мнение?

       ЛЕВИЙ. У меня. Праведные слуги закона! В пятой книге Моисеевой записано: "Если тебя соблазнил твой брат, сын матери твоей, или сын твой, или дочь твоя, или жена дома твоего, или друг твой, которого ты возлюбил, как собственную душу, чтоб ты служил чужому богу, которого не знал ни ты, ни отец твой, - ты не дозволишь ему, ты не послушаешь голоса его, и не будешь укрывать его, а убьешь его во что бы то ни стало…»

 Далее в Писании сказано: "Кто восхулил имя Господне - смертью умрет, и каждый пророк, который будет держать себя высокомерно и говорить не то, что повелено, - смерть понесет". Я все сказал.

       ГОЛОСА. Не пророк, Иисус этот, а чужак из Галилеи!.. Говорят, что в грехе рожден он...

       АННА (поднимается). Да благословит тебя, Левий, Господь, за то, что ты возобновил в памяти нашей слова Моисея. Но я также хочу обратить внимание судей на другую сторону этго дела. Как на последний оплот, перед лицом римских кесарей, опираемся мы на храм наш, в котором пребывает Господь. Нет, не только на стены, что должны быть извечно незыблемыми, но и на дух, который укрепляется и растет столетиями.

 Этот же, Назареттянин, хочет изменить именно дух, отступив от буквы закона. Если бы даже это был муж праведный и кроткий, никого не обидевший агнец, все равно, вред, который он нам принесет, равнозначен нашей гибели. Безразлично, агнец съест траву или лев ее вытопчет, достаточно для травы.

А народ, что трава, перегорит, заполыхает под действием богохульных слов. Я утверждаю, что полезнее для нас гибель одного человека, чем целого народа. И мудрость нашего совета должна определть: кто главнее - или Иисус, или весь род, вместе с нами.

       КАИАФА. Доводы приведены достаточно веские. Итак, я объявляю голосование. Начнем с младших.

       СИДЯЩИЕ СЗАДИ. Виновен... Виновен...
       НИКОДИМ (горячо). Нет!

       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. Нет! Я слышу голос Господа!
       КАЛЕБ. Это в животе у тебя урчит, Ионофан. Виновен!

       ЛЕВИЙ. Виновен!
       ГОЛОСА. Виновен!.. Виновен!..
       ГОЛОС МАРИИ (снаружи). Рабби! Где ты?

       КАИАФА. Кто эта женщина?
       КАЛЕБ. Мария-распутница, возлюбленная нашего пророка.
       АННА. Каковы нынче нравы!

       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. Ложь! Эта праведная женщина видит в Иисусе лишь Сына Божия.
       ЛЕВИЙ. Может и ты, Ионофан, видишь в нем Мессию?
       ГЛУХОЙ ЧЛЕН СОВЕТА. Да! И слава Его еще придет!

       З А Т Е М Н Е Н И Е

       Купе поезда, в нем Иван и Мария.

       МАРИЯ. Опять видение, прямо как в кино (всхлипывает). Мне Иисуса жалко.
       ИВАН. Так должно было случиться.

       МАРИЯ. Чтобы Христа осудили?
       ИВАН. Во искупление грехов наших.

       МАРИЯ. А мы до сих пор продолжаем безнравственную жизнь.
       ИВАН. Тебя что-то беспокоит, Мария? Можешь рассказать мне.

       МАРИЯ. Тоже мне, исповедник... Прости... Мне кажется, что я знаю тебя уже много-много лет.

       ИВАН. Так оно и есть. Просто мы не могли до этой поездки встретиться. Я видел тебя в своих снах.

       МАРИЯ. Правда? Вот уж, действительно, романтическое путешествие. Но что ты можешь знать обо мне?

       ИВАН. Ты красивая, умная, душевная, хотя носишь маску напускного цинизма. Но, тебя гложет какая-то неразрешенная проблема.
       МАРИЯ. Господи! Какой душевед!

       ИВАН. Я тебе не нравлюсь? У меня всегда так с красивыми девушками, они почему-то уходят с моими друзьями.

       МАРИЯ. Значит, они глупы. Иван, ты мне очень даже нравишься. Но... сказать тебе о своей боли я не могу.

       ИВАН. Может быть не хочешь? (наклоняется к ней). Любимая...
       МАРИЯ. Меня так никто давно не называл.

       ИВАН И МАРИЯ ЦЕЛУЮТСЯ. В КУПЕ ЗАГЛЯДЫВАЕТ ПРЕФЕРАНСИСТ.

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Какая идиллия! Простите...
       ИВАН. Что вам угодно?

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Вы обещали расписать пульку.
       ИВАН. Разве? Хорошо, я зайду в ваше купе.

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Через пятнадцать минут. Там будет полный кворум. Как раз до тоннеля успеем сгонять партию.
       МАРИЯ. Как? Разве этого тоннеля еще не было?

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Студент, мадемуазель, совсем вскружил вам голову.
       МАРИЯ. Это не ваше дело!

       ПРЕФЕРАНСИСТ. Конечно, конечно (Ивану). Я жду (выходит).
       МАРИЯ. Довольно мерзкий тип. Ты пойдешь играть?

       ИВАН. Не надолго. Просто у меня мелькнула одна любопытная мысль (вновь обнимает Марию).
       МАРИЯ. Какая?

       ИВАН (шутливо). Много будешь знать, быстро состаришься. У тебя такие красивые глаза.

       МАРИЯ. Правда?
       ИВАН. Честное пионерское.

       ИВАН И МАРИЯ ЦЕЛУЮТСЯ.

       ИВАН. Представляешь, мы еще раз попадаем в пространственно-временной континиум женатыми, а потом выходим из него с детьми, мальчиком и девочкой, - полновесной семьей.

       МАРИЯ (взъерошивает Ивану волосы). Фантазер. Хотя... Мне приятно это слышать.
       ИВАН. Я люблю тебя, Маша.

       МАРИЯ. И я... Господи, может быть это сон? Или влияние континиума. Вот пройдем Сен-Готардский тоннель, и окажется, что ничего-то и не было, всего лишь некая дымка.

       ИВАН. О чем ты? Любовь не дымка, не мираж (берет ее руку). Слышишь, как бьется мое сердце?

       МАРИЯ. Слышу... Ты неисправимый романтик.
       ИВАН. Я прагматик. И хочу видеть тебя счастливой.

       МАРИЯ (отдергивает руку). Разве это возможно?
       ИВАН. Почему бы и нет? Каждый строит свое будущее, свое счастье сам.
       МАРИЯ. Но есть судьба, обстоятельства, наконец.

       В КУПЕ ЗАГЛЯДЫВАЕТ СТЕЛЛА.

       СТЕЛЛА (чиркает зажигалкой, хочет закурить). Привет!
       ИВАН. Здравствуйте. У нас не курят.

       СТЕЛЛА. Намек поняла.
       МАРИЯ. Я приду в ваше купе.

       СТЕЛЛА. Ты - телепатка? Я только собиралась пригласить.
       МАРИЯ. Тут поневоле станешь телепаткой.

       СТЕЛЛА. Мы ждем (уходит).
       МАРИЯ. Это становится довольно скучным. Сейчас на сцену, уверена, выйдет проводник.

       ГОЛОС ПРОВОДНИКА. Чай, господа! Кто хочет чай?
       ИВАН. Интересно... События повторяются, но с некоторыми вариациями.

       МАРИЯ. А куда исчез Картафил?
       ИВАН. В другое измерение. Бьюсь об заклад, что в этом чертовом тоннеле он опять появится.

       МАРИЯ. А мне его жалко. Вечный скиталец...
       ИВАН. Каждый получает то, что заработал.

       МАРИЯ. Если со мной что-либо произойдет, тебе, господин моралист, будет жалко меня?
       ИВАН. Я готов умереть за тебя.

       МАРИЯ. Спасибо. Но ты только что сказал: "каждый получает то, что заработал". Как в известной поговорке: "что посеешь, то и пожнешь".

       ИВАН (обнимает Марию). Тебя что-то гнетет, Мария.
       МАРИЯ. Да. обстоятельства жизни так уж сложились, короче, не в мою пользу.
       ИВАН. Всё можно изменить.

       МАРИЯ. Даже судьбу?
       ИВАН. И ее. Но к этому надо стремиться, а не быть пассивным.

       РАЗДАЕТСЯ НЕСТРОЙНОЕ ПЕНИЕ:
       "Не слышны в саду даже шорохи,
       все здесь замерло до утра..."

       МАРИЯ. Опять поют (подпевает)."Если б знали вы, как мне дороги подмосковные вечера..." Хочется домой, хочется покоя, хочется обнять свою дочку. А вместо нее, я обнимаю почти незнакомого мне мужчину.

       ИВАН. Мы связаны с тобой.
       МАРИЯ. Чем же?

       ИВАН. Хотя бы этой поездкой, этим купе, теми картинами, что были показаны нам.
       МАРИЯ (отстраняется). Да, пожалуй, ты прав, Иван. Картафил являлся почему-то именно к нам.

       ИВАН. Он хочет предостеречь.
       МАРИЯ. Меня?

       ИВАН. Именно тебя. Совершив ошибку, мы можем раскаиваться всю свою последующую жизнь.

       МАРИЯ (заламывает руки). Да, ты прав. Я... Впрочем, разве ты можешь помочь мне.
       ИВАН. Могу. И не только по долгу службы.
       МАРИЯ. Ты, что? мент?

       ИВАН. Да.
       МАРИЯ (отталкивает Ивана). Отойди!

       ИВАН. В чем дело, Мария? Я хочу и могу помочь тебе.
       МАРИЯ. Ты использовал меня! Произносил красивые, правильные слова, чтобы влезть мне в душу. Уйди!

       ИВАН. Я люблю тебя. Да, я сыщик и знаю о тебе всё, но только я смогу помочь тебе выпутаться из этой передряги.

       МАРИЯ (насмешливо). А как же твоя карьера? И еще историком прикидывался.
       ИВАН. Я действительно студент-заочник последнего курса. Да и черт с ней, ментовкой, она не для меня. Ты - мое последнее задание.

       МАРИЯ. Арестуешь, и уйдешь с чистыми руками в чистую науку...
       ИВАН (пытается обнять ее). Я люблю тебя.
       МАРИЯ (отстраняется). Не прикасайся ко мне!

       ПОЯВЛЯЕТСЯ ПРОВОДНИК С ПОДНОСОМ.

       ПРОВОДНИК. Простите, господа, но не желаете ли вы чая?
       ИВАН. Желаем. Три стакана.

       ПРОВОДНИК ВХОДИТ, СТАВИТ СТАКАНЫ НА СТОЛИК, ВОЗВРАЩАЕТСЯ В ДВЕРНОЙ ПРОХОД.

       МАРИЯ (встает). Схожу в соседнее купе на показ мод (выходит).
       ПРОВОДНИК. Вы так громко кричали.

       ИВАН. Я знал, что ты стоишь у двери.
       ПРОВОДНИК. Откуда?

       ИВАН. Будем считать интуицией.
       ПРОВОДНИК. Ты ей раскрылся. Зачем? Одно из наших правил гласит: нельзя сочетать личное с работой.

       ИВАН. Любовь вообще нельзя ни с чем сочетать. Она выше и важней любой службы, тем более нашей, насквозь дерьмовой.

       ПРОВОДНИК. Успокойся. Моя история тоже в некоторой степени похожа - помнишь, как я чуть не вылетел, дав волю чувствам, из нашей системы?

       ИВАН. Помню. Еще бы, именно через связи моего покойного отчима удалось отстоять тебя и перевести в Интерпол.

       ПРОВОДНИК. Этого я никогда не забуду, друг. Но...
       ИВАН (горячо). Николай, теперь мне требуется помощь, и Марии. Ты проверил Преферансиста?

       ПРОВОДНИК. Да, я сфотографировал его микрокамерой и передал изображение через спутник в наш отдел. И вот пришел ответ...
       ИВАН (встает). Это искомый связник?

       ПРОВОДНИК. Именно он! (прикладывает к губам палец, оборачивается в коридор). Не желает ли господин чая?.. (вновь поворачивается в купе). Что ж, вольному воля... Но как ты вычислил, что именно Преферансист должен дальше везти картину?

       ИВАН. Не могу толком объяснить. Я обратил внимание на его глаза: они как бы просвечивали меня рентгеном.
       ПРОВОДНИК. Молодец ты, иначе бы мне пришлось заснять всех пассажиров этого вагона, что заняло бы уйму времени. Итак, мы имеем курьера и связника...

       ИВАН. Марию надо спасти!
       ПРОВОДНИК. Понимаю, хотя... ты толкаешь меня на должностное, скажем так, несоответствие.

       ИВАН. Ты так говоришь, как будто не было в нашей жизни ситуаций, когда мы с тобой отходили от инструкций и правил.

       ПРОВОДНИК. Да, но тогда в деле не замешана была картина Ренуара, будь она неладна. Но ты сумеешь проработать с Марией, похоже, она разочарована, узнав, что ты опер.

       ИВАН (вздыхает). С ней, я думаю, все-таки удастся найти взаимопонимание.
       ПРОВОДНИК. Надо лишь добиться на согласие на явку с повинной именно нам с тобой. Тебе, как в некоторой степени заинтересованному лицу, в управлении могут оказать недоверие.

       ИВАН. Плевать я хотел на чинуш из управления! Есть живой человек, и его надо вытаскивать из беды!
       ПРОВОДНИК. Ты даже не знаешь мотивов ее поступков.

       ИВАН. Догадываюсь. Матери Марии необходима дорогостоящая операция за границей, вот на этом дочь и подловили.

       ПРОВОДНИК. Что ж, будем надеяться на благоразумие девушки. Учти, Иван, ты ей не безразличен. У меня тоже глаз-алмаз, и я в подобных вещах неплохо разбираюсь.

       ИВАН. Душевед... После получения письменного заявления Марии мы этого типа как раз и прихватим в момент передачи посылки.

       ПРОВОДНИК. По информации Интерпола связник на ближайшей станции после тоннеля должен взять картину и смотаться.

       ИВАН. Как же, разогнался, молодчик... Ну, ты иди.

       ПРОВОДНИК (шутливо прикладывает ладонь к виску). Слушаюсь, господин начальник. Не переживай, Иван, все наладится (выходит).
       ИВАН. Дай-то Бог...

       ВХОДИТ МАРИЯ.

       МАРИЯ. Еще одного показа я не выдержу. Слушай, сыщик, а проводник случайно не твой напарник? Уж очень долго он беседует с тобой.

       ИВАН. Ты проницательна, любимая.
       МАРИЯ (закрывает ладонями лицо). Не называй меня так.
       ИВАН (обнимает ее). Успокойся, все будет хорошо.

       МАРИЯ. Будет ли? Меня шантажировали, сказали, что похитят дочь, а тут еще с мамой...
       ИВАН. Помнишь, как у Маяковского? (цитирует) "Моя милиция меня бережет".

       МАРИЯ. А я всегда думала, что у вас там работают, ну, такие...
       ИВАН. Какие?
       МАРИЯ. Тупорылые.

       ИВАН (смеется). Тупорылых хватает. Садись, будем пить чай, как добропорядочная семья.

       ИВАН И МАРИЯ САДЯТСЯ.

       ИВАН. Как дочку звать?
       МАРИЯ. Аленка.
       ИВАН. Красивое имя.

       ГОЛОС ПРОВОДНИКА. Господа! Наш поезд въезжает в Сен-Готардский тоннель!
       ГОЛОСА. Ура!.. На кой нам сдался этот тоннель?.. Кто выжрал мое пиво?..

       В КУПЕ ЗАЖИГАЕТСЯ СВЕТ. МАРИЯ ОТОДВИГАЕТ ЗАНАВЕСКУ, ВГЛЯДЫВАЕТСЯ В ОКНО.

       МАРИЯ. Огни... Сплошные огни (хватается за уши). Уши заложило.
       ИВАН. Еще бы, такая высота. Пей, чтобы уравнять давление в среднем ухе.

       ИВАН И МАРИЯ НАЧИНАЮТ ПИТЬ ЧАЙ. ВНЕЗАПНО ГАСНЕТ СВЕТ, РАЗДАЮТСЯ ВОЗМУЩЕННЫЕ ГОЛОСА: "ПОЧЕМУ НЕТ СВЕТА?" "ЧТО ЗА БЕЗОБРАЗИЕ!" СВЕТ ВКЛЮЧАЕТСЯ. РЯДОМ С ИВАНОМ СИДИТ КАРТАФИЛ.

       ИВАН. История повторяется.
       КАРТАФИЛ. Точнее, она переходит на новый виток, мои друзья.
       МАРИЯ. Друзья?

       КАРТАФИЛ. Конечно. Видя меня, мое горестное существование, вы осмыслите вашу жизнь, и, надеюсь, примите правильное решение на будущее. Вам все еще можно успеть исправить. Я же, помогая, таким как вы, облегчаю свою душу, делаю свое вечное скитание менее тяжким (вздыхает).

       МАРИЯ. Вам грустно?
       КАРТАФИЛ. Мне до сих пор стыдно.

       З А Т Е М Н Е Н И Е

       Арочная терраса Иродова дворца. У колонн сидят Пилат и его жена Прокула. Картафил вглядывается между колонн вниз.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Что там, Картафил?
       КАРТАФИЛ. Толпа не расходится. Она жаждет крови.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. А ты, мой секретарь, что посоветуешь?
       КАРТАФИЛ. Так ли важно мое мнение, правитель? Я лишь записываю для потомков твои мудрые мысли.

       ПРОКУЛА. Нам всем важны твои соображения, Картафил. Мужу необходим дельный совет, даже начальник легионеров для этого не подходит: Муций, безусловно, храбрый человек, но абсолютно ничего не смыслит в настроениях еврейского общества.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Я такого же мнения, что и моя жена.
       КАРТАФИЛ (разводит руками). Мне... особо нечего сказать. Дело Иисуса довольно запутанное.

       ПРОКУЛА. Говорят, ты ударил его?
       КАРТАФИЛ. Не только я один, многие надавали новоявленному лжепророку тумаков и надели на голову терновый венец, символизирующий царский. Разумеется, надавив при этом шипами.

       ПРОКУЛА. Какой ужас! Избивать невинного человека!..
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Невинного? (указывают рукой). Его соплеменники там, внизу, требуют казни, а мы даже не можем решить: что делать с возмутителем спокойствия.

       ПРОКУЛА. Иисуса надо освободить. Мне как-то пришлось видеть этого рабби возле храма. Вокруг него стояло много народа, и все, затаив дыхание, внимали словам учителя. Говорят, что он выходец из секты ессев.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Кто это? В Иудее полно всяких сект, и я всё никак не могу разобраться в них.

       КАРТАФИЛ. Ессеи, мой господин, жаждут приход Учителя Справедливости, чье царство преобразит людские сердца. Они осуждают насилие и проповедуют всеобщее братство. "Если тебя ударят по правой щеке, - говорят они, - подставь левую".

       ПОНТИЙ ПИЛАТ (смеется). Рабби Иисус подставил тебе другую щеку?
       КАРТАФИЛ. Представьте себе - подставил. Я ему сказал:"Иди, иди отсюда". Но при этом Мессия произнес странные слова: "Я то пойду, но и ты пойдешь и будешь ждать моего следующего прихода".

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Странные слова. Может быть у несчастного не вполне все дома?
       КАРТАФИЛ. И я так подумал.
       ПРОКУЛА. А мне они кажутся пророческими.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Ладно, не будем отвлекаться, продолжай рассказ о ессеях, Картафил.

       КАРТАФИЛ. Они верят в бессмертие души и утверждают, что во имя любви к Богу следует, прежде всего, возлюбить ближнего как самого себя.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Довольно странная философия, дальше!
       КАРТАФИЛ. По их воззрениям настанет время, когда не будет ни господ, ни рабов.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ (вскакивает). Как они смеют! Это же явный подрыв государства!
       ПРОКУЛА. Это и есть обещанное Иисусом Царство Божье, Царство Справедливости.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. И ты, Прокула, веришь в подобную чепуху?

       ПРОКУЛА. В наружности рабби есть что-то необыкновенное, несомненно, он осенен свыше благодатью. Он сегодня даже приснился мне под утро: стоит весь в белом... И у меня нехорошее предчувствие.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ (смеется). А мне снились миноги, что мы получили из Сицилии, распорядись-ка приготовить их к обеду. Насчет предчувствий скажу: это ваша женская чувствительность. (с насмешкой) Ах, рабби... Ах, весь в белом... А Назареттянин отрицает и господ, и рабов. Ну, не будет у нас поваров, кто моих любимых миног приготовит?

       ПРОКУЛА. И, все-таки, подумай о нашем утреннем разговоре (выходит),
       ПОНТИЙ ПИЛАТ (садится). Разговор... Ей, видите ли, сон приснился.

       КАРТАФИЛ. Что было во сне вашей супруги, господин?
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Подземелье с нарисованными рыбами и агнцами.
       КАРТАФИЛ. Только и всего?

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Ты можешь объяснить значение этого сна.
       КАРТАФИЛ. Попробую, мой господин. Ессеи живут в пещерах и их последователи будут жить там, в соответствии со своими убеждениями. Из первых букв греческого речения "Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель" складывается по-гречески слово "рыба". Ну, а агнец, приносимый в жертву, известен всем.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Послушай, что там опять вытворяет толпа.
       КАРТАФИЛ (всматривается в промежуток между колоннами). Они жаждут крови.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Какой гнусный народ! Что ты посоветуешь? Может прислушаться к мнению моей жены?

       КАРТАФИЛ. Госпожа Прокула, да продлит Предвечный ее дни на многие лета, имеет чистое, благородное сердце...

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Давай без длинных предисловий. Мне кажется, что я уже сел между двумя креслами. Евреи хитры, подлы и кровожадны, как шакалы, хотя считают себя богобоязненными. Думаешь, члены Синедриона войдут сюда, в преторию? Нет! Они будут считать себя оскверненными и не смогут вкушать свою священную мацу, эти их довольно безвкусные опресноки... Впрочем, ты сам, будучи иудеем, все это отлично знаешь.

       КАРТАФИЛ. Да, здесь дворец нашего последнего царя Израиля, и ни одна нога правоверного не должна вступать сюда.
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. А ты, Картафил?

       КАРТАФИЛ (с гордостью). Господин намерен сделать меня римским гражданином.
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Ты заслужил это... Не то, что иерусалимские законники, из-за которых у меня постоянные неприятные истории, то из-за щитов с эмблемами римской власти, то из-за водопровода, на который я хотел взять немного денег из их храма.

       КАРТАФИЛ. Они истолковали ваши деяния по-своему.
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Именно! Они извратили их! А в храме столько богатства, так как каждый достигший двадцатилетнего возраста должен ежегодно вносить священникам, по крайней мере, по две драхмы. Так?

       КАРТАФИЛ. Так, мой господин.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Когда Антоний посетил их святая святых, куда не допускаются не только чужестранцы, но даже верующие, он не увидел там Предвечного, зато нашел огромнейший сундук, до краев наполненный золотом. Этот их "единый", говорю тебе, приносит священникам больше дохода, чем все боги Рима вместе взятые... А потом эти пророки, они плодятся, как грибы после дождя. Итак, советник, что мне делать?

       КАРТАФИЛ. Гарнизон в Иерусалиме не очень большой, случись восстание, Иудею не удержать. Надежней всего - казнить галилеянина. В глазах первосвященников он виновен. Для нас этого должно быть достаточно, к тому же, Рим неоднократно давал указания не вмешиваться в местные распри.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Но я совсем не хочу казнить несчастного, у которого, уверен, совсем не в порядке с головой.

       КАРТАФИЛ. Надо действовать осторожно, господин. Во-первых, не брать Иисуса под свое покровительство, во-вторых, не принимать на себя ответственность за его казнь. Мне хорошо известно непостоянство иудеев: сегодня они требуют смерти пророка, а завтра станут не только попрекать вас ею, но и обвинять в открытую.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Где же мои миноги?.. Скажи, Картафил, ты сам веришь в виновность Назареттянина?

       КАРТАФИЛ. Виновен или не виновен Иисус, не имеет значения.
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Вот как? Поясни свою мысль.

       КАРТАФИЛ. Я в чем-то даже согласен с Каиафой, не то, что я одобряю аргументы, выдвигаемые этим прохвостом в споре с вами. Но я подписываюсь под принципом, которым руководствуется первосвященник: "Пусть погибнет один ради спасения всех".

       ПОНТИЙ ПИЛАТ (задумчиво). Я бы сформулировал по-своему: "Лучше несправедливость, чем беспорядок", но как быть с Прокулой, с ее сном? Да и мне самому совсем не хочется быть инициатором гибели этого человека.

       КАРТАФИЛ. Надо сделать так, чтобы было совершенно очевидно, что Иисус Назареттянин - жертва священников и фарисеев. Еще хуже будет, если он станет мучеником борьбы народа против владычества Рима.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Да. Мои противники сыграют на этом. Но как же нам такое провернуть?

       КАРТАФИЛ. Довольно просто. Сегодня как раз тот праздник, когда, по обычаю, один заключенный должен быть помилован. Предоставьте толпе выбор между пророком и разбойником по имени Варрава, который сидит сейчас в тюрьме. Можете не сомневаться, что чернь, подстрекаемая первосвященниками, предпочтет грабителя.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Странный народ, твои соплеменники, Картафил.
       КАРТАФИЛ. Очень даже, вот поэтому я и хочу стать римским гражданином, приверженцем порядка и строгой логики.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Ты станешь им.

       ВХОДИТ ПРОКУЛА.

       ПРОКУЛА. Миноги готовы, Понтий.
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Вели подавать их, жена. Постой... я слышу крики моих легионеров.
       КАРТАФИЛ. Я разберусь, мой господин.

       КАРТАФИЛ ВЫХОДИТ.

       ПРОКУЛА. Что ты решил в отношении Иисуса?
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Я, как и ты, Прокула, противник казни несчастного и решил предоставить евреям выбор: или их пророк, или грабитель.

       ПРОКУЛА. Я слышала об этом иудейском обычае. Надеюсь, священники и простой народ поступят согласно велению сердца. Я пока отменю обед: шум на улице стал сильнее.

       ПРОКУЛА ВЫХОДИТ, ПОЯВЛЯЕТСЯ КАРТАФИЛ.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Что там стряслось?
       КАРТАФИЛ. Сюда, во дворец, пыталась прорваться толпа, во главе с членами Синедриона. Они хотят поговорить с тобой.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Отбери верхушку, пусть придут сюда, а чернь прикажи удерживать силой.
       КАРТАФИЛ. Будет исполнено, мой господин (выходит).

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Как мне надоели эти грязные иудеи!

       К КОЛОННАДЕ ПОДХОДЯТ КАИАФА, АННА И ЛЕВИЙ, СОПРОВОЖДАЕМЫЕ ДВУМЯ ЛЕГИОНЕРАМИ, СТАНОВЯТСЯ МЕЖДУ КОЛОННАМИ. ЧЕРЕЗ БОКОВУЮ ДВЕРЬ ПОЯВЛЯЕТСЯ КАРТАФИЛ.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Что вам надо?
       КАИАФА. Мы хотим поговорить с тобой, прокуратор.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ (поднимает руку, давая знак легионерам). Пусть войдут.
       АННА. Закон запрещает нам в Пасху входить в жилище неверующих.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ (насмешливо). Ах, этот закон... (набрасывает на плечи тогу) Что ж, стойте на жаре, если вам это угодно. А вот Картафил так не думает.
       КАИАФА. Он изменник.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Он мой слуга, и скоро получит все права римлянина.
       АННА. Мы пришли сюда совсем по другому поводу.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ (разворачивает в сторону колоннады кресло, садится). Я слушаю вас.

       КАИАФА. Сегодня ночью наша стража поймала Иисуса из Назарета, который соблазняет народ, врачуя силой Вельзевула, именует себя сыном божьим. На суде он признался в своих преступлениях и единогласно приговорен к смерти.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. А при чем здесь я?
       АННА. У нас отнято право казни. Поэтому мы требуем, чтобы ты, согласно предписаниям нашей веры, утвердил приговор и приказал распять смутьяна на кресте.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ (надменно). Здесь действует только римское право, а не ваши верования. Если этот человек наделен даром исцеления, то неважно, от кого исходит сила, важно, что больной становится здоровым. Если он нарушает ваш закон, можете исключить его из числа верующих.

       ЛЕВИЙ. Иисус именует себя сыном божьим!
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Ну и что? Может быть он и в самом деле является им? В нашей древней истории известны случаи, когда боги имели потомство от дочерей земли, и этих детей называли героями...

       КАИАФА. Прокуратор! Наш бог - бог единый, единственный! И он не общается с женщинами, прахом земным.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Вы против женщин, однако, как показала перепись, обильно расплодились по всей земле вашей.

       АННА (сухо). Это не относится к делу. Мы пришли поговорить об Иисусе.
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Итак, что натворил этот человек?

       КАИАФА. Он грозился, что разрушит наш храм и построит собственный, во сто крат более прекрасный.

       КАРТАФИЛ НАКЛОНЯЕТСЯ К УХУ ПРОКУРАТОРА, ШЕПЧЕТ ЧТО-ТО ЕМУ.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Не это ли сделал ваш последний царь? Выходит, вы Ироду за это не благодарны?

       АННА. Как объяснил сам лжепророк, слова его следует понимать в переносном смысле. Храм - это наша вера, наш закон - и он хочеи уничтожить их при помощи падших людишек, которых он подстрекает к беспорядкам и, следовательно, настраивает против власти Рима.

       КАРТАФИЛ ВНОВЬ ШЕПЧЕТ ЧТО-ТО НА УХО ПРОКУРАТОРА.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Я слышу обвинения только от вас, священников, не плохо бы выслушать представителей простого народа. Центурион! Найди желающего сказать свое слово.

       ОДИН ИЗ ЛЕГИОНЕРОВ. Слушаюсь!

       ВНЕЗАПНО ПОЯВЛЯЕТСЯ ФИГУРА В ОБЛАЧЕНИИ ЛЕГИОНЕРА. ЭТО - МАРИЯ.

       МАРИЯ. Я хочу сказать!
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Кто ты? И почему одета в плащ и шлем легионера?

       МАРИЯ. Я - Мария! Одеяние мне пришлось позаимствовать в караульном помещении, чтобы пробраться сюда. Фарисеи не хотят пропустить никого, кто хочет выступить в защиту Учителя.

       ЛЕВИЙ. Это - женщина!
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Ну и что? Согласно нашему закону у нее такие же права, как и у вас. Говори!

       КАИАФА. Кощунство!.. Мария из Магдалы, сестра Лазаря!
       АННА. Прокуратор! Это известная всему Иерусалиму блудница!

       МАРИЯ. Они лгут, господин. Да, я имела много мужчин. Но всех их я любила и никогда не принимала никого за деньги. То была плотская любовь, а эта, к Иисусу, намного выше – она божественна, как божественен сам мой Учитель.

       ЛЕВИЙ. Свидетельство женщины, и к тому же распутной...
       КАИАФА (воздевает вверх руки). О времена, когда любая девка может говорить от имени народа!..

       АННА (воздевает вверх руки). Защити нас, Предвечный!
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Я терпеливо выслушал вас, теперь я даю слово этой женщине.

       МАРИЯ. Господин! Я не слышала о чем говорили ЭТИ люди, но уверена, они оскорбляли Иисуса, которому даже не достойны завязать ремни его сандалии.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Ты права, Мария.
       АННА. В чем, в том, что мы более презренны, чем Назареттянин?

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. В том, что вы действительно оскорбляли человека, именуемого Иисусом. Продолжай, женщина.

       МАРИЯ (с жаром). Иисус воскресил моего брата! Когда меня хотела толпа побить камнями, он силой мысли, рожденной из глубин мудрости, спас мне жизнь. Он вернул моему сердцу девственную чистоту, и не только мне. Учитель добр и кроток, он несет благую весть всем заблудшим, всем грешникам, возвещая, что, очистив себя покаянием, каждый может войти в Царство Небесное, что все люди - братья, и надо любить друг друга...

       КАРТАФИЛ ШЕПЧЕТ ЧТО-ТО ПРОКУРАТОРУ НА УХО.

       МАРИЯ. Он - чист, как солнце, добр, как ангел...
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Говорил ли Назареттянин, что разрушит иерусалимский храм, и воздвигнет другой?

       МАРИЯ. Иисус имел в виду храм в душе, так как душа всегда чиста и непорочна, надо лишь добраться, достучаться до нее. Это и будет строительство другого, истинного храма.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. А вот первосвященники трактуют слова твоего Учителя по-своему.
       МАРИЯ. Они хотят убить Его (сжимает кулаки, надвигается на первосвященников и Левия). У - у - у... , аспиды!..

       КАИАФА. Это сумасшедшая!
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Подумаешь, аспидами обозвала!

       МАРИЯ. Они хуже! Скорпионы, жалящие исподтишка!
       АННА. Уймись! Забыла, кто мы?

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Хватит!.. Подстрекал ли Иисус простолюдинов к мятежу?

       МАРИЯ. Нет! Когда Он проповедовал, толпа действительно собиралась послушать Его, но постоянно при Нем находилось только двенадцать учеников. Я была с Иисусом на берегу Тивериадского озера. Ученики ловили рыбу, а я и Учитель играли с маленьким детьми, Он так ласков и добр был с ними!..

 Я умоляла Его, чтобы Он не шел в Иерусалим, к ЭТИМ, скорпионам. Он и сам предчувствовал свою гибель, но смело устремлялся к ней навстречу.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Почему, женщина?
       МАРИЯ. Иисус понимал, что, пожертвовав своей плотью, Он спасет мир, построив в людских душах новый, светлый храм всеобщей любви.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Ты любишь его?
       МАРИЯ. Да, больше, чем жизнь!

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. А он тебя?
       МАРИЯ (немного помолчав). Наверное, но не так, как это случается у всех людей.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Ну, да! Как учил Платон... Это очень возвышенно, но, все равно как есть прекрасных сицилийских миног без соли. Скажи, Мария из Магдалы, может быть, из-за любви к Назареттянину ты приукрасила его достоинства?

       МАРИЯ. Клянусь самой жизнью, нет!

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Священники, в ваших словах слышен был скрежет зубовный, а в словах этой женщины любовь и свет истины. Если Иисус совершил что-либо против ваших верований, то вы можете наказать его согласно законов Иудеи, но потом выпустить на свободу.

       КАИАФА. Его? На свободу?

       КАРТАФИЛ НАКЛОНЯЕТСЯ К ПРОКУРАТОРУ И ЧТО-ТО ШЕПЧЕТ ЕМУ НА УХО.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Также я требую неприкосновенности свидетеля. Если с головы этой женщине по вашей вине упадет хотя бы один волосок... Теперь идите и объявите своему народу мое решение.

       АННА. Еще не все выяснено, правитель. То, что сказала Мария из Магдалы не так уж важно. Да, ты правильно заметил, прокуратор, наше внутреннее дело легко разрешается, предоставленное великим Цезарем, право бичевания тридцатью девятью ударами. Но... есть еще одно отягчающее обстоятельство: лжепророк назвал себя царем Иудейским. Он даже устроил себе триумфальный въезд в город на белой ослице.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Он, очевидно, невменяем.

       АННА. Не думаю... Народ встречал Назареттянина громкими криками: "Да здравствует царь!" Толпы одуревшей черни дерзко вторглись на ступени храма, а когда священники умоляли лжепророка укротить эти мятежные возгласы, он ответил: " Если б я велел им замолчать, возопили бы камни!.." И все это происходило среди бела дня, перед тысячами свидетелей. Даже Магдалина не сможет отрицать.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ (сумрачно). Так ли это было женщина?
       МАРИЯ. Я слышала об этом, ну и что? Разве найдется во всей Иудее голова, более достойная царского венца?

       КАИАФА. Богохульница!
       ЛЕВИЙ. Лжепророку надели венец, но терновый!

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Молчи, Мария, иначе я и тебя не смогу защитить (обращается к священникам). Вы хотите, чтобы я распял на кресте человека вашей крови, которого ваш народ провозгласил своим царем?

       АННА. Наш законный повелитель - Цезарь Тиверий.
       КАИАФА (кланяясь). И мы стоим перед его наместником, Понтием Пилатом.

       КАРТАФИЛ НАКЛОНЯЕТСЯ К ПРОКУРАТОРУ, ШЕПЧЕТ ЧТО-ТО ЕМУ НА УХО.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Хорошо, я поставлю перед вами выбор: или грабитель Варрава, или Иисус из Назарета. Кого вы хотите оставить в живых?

       АННА (твердо). Мы выбираем Варраву!
       КАИАФА. Варраву!
       ЛЕВИЙ. Варраву!

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. А как решит народ?
       КАИАФА. Я спрошу его мнение, правитель (отходит).

       СЛЫШАТСЯ КРИКИ. Хотим Варраву!.. Смерть Иисусу!..
       МАРИЯ. Предвечный, ты слышишь?.. (к священникам) Убийцы!

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Что ж, вы сделали свой выбор.
       АННА. И ты, прокуратор.

       АННА И ЛЕВИЙ ОТХОДЯТ, ЛЕГИОНЕРЫ ОТТАСКИВАЮТ МАРИЮ.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Бедная женщина. Но все же Мария оказалась мужественней многих мужчин, считавших себя учениками пророка.

       КАРТАФИЛ. Она еще очень молода и скоро сможет утешиться, найдя новый объект почитания.

       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Эх, Картафил, не нравится мне все это. Однако, пора и мне утешиться, отведав миног. Давай сюда таз для омовения рук.

       КАРТАФИЛ (подает таз). Вот он, господин. А я пошел. Меня уже тянет...
       ПОНТИЙ ПИЛАТ. Куда?

       КАРТАФИЛ (бросает полотенце). В странствование! Так, как и предсказал Иисус из Назарета (уходит).

       З А Т Е М Н Е Н И Е

       Опять купе "русского вагона". В нем Мария, Иван и Картафил.

       КАРТАФИЛ. Вот вы и лицезрели финальное действо.
       МАРИЯ. Бедный Он, да и вас мне жалко...

       КАРТАФИЛ. Наказание заслужено. Но... спасибо за участие. Должен заметить, что меня жалеют в основном женщины.

       ИВАН. Женщины, в отличии от мужчин, более тонко организованы, так как живут чувствами.
       КАРТАФИЛ. Нет, сердцем!

       МАРИЯ. Неужели нельзя было отвратить эту позорную, нелепую казнь?
       КАРТАФИЛ. Увы, нельзя. Все давно уже записано там (указывает пальцем вверх).

       ИВАН. Если бы не казнь, то не было бы и воскресения, а значит и христианства.
       КАРТАФИЛ. Ум, молодой человек, ум...

       ИВАН. Но, ход истории доказал это.
       МАРИЯ. История жестока!

       ИВАН. Ее не переписать. Что случилось, то и запечатлено в ее анналах. А насчет женщин вы правы, Картафил. Глупо обвинять Еву в грехопадении, ведь лишь после него зародилось человечество, собственно, и началась его история.

       КАРТАФИЛ. В этом и есть вы, мужчины, всегда пытающиеся постичь всё умом, расчленяя неделимое целое, именуемое Истиной, самой Жизнью. Вы, создатели бездуховной науки и техники, поставили в подчиненное положение Женщину, сделав Ее объектом вожделения, зачастую проповедуя вместо возвышенной любви откровенную пошлость, а теперь даже пытаетесь отобрать самую основную женскую функцию - деторождение, заменив ее клонированием... А Он еще придет, и осудит...

       ИВАН. Кто?
       МАРИЯ. Иисус, конечно же...

       З А Т Е М Н Е Н И Е

       Вновь купе "русского вагона". В нем сидят Мария и Иван.

       ИВАН. Исчез...
       МАРИЯ. Доброго пути, тебе!

       ИВАН. Но Картафил же толкнул Бога!
       МАРИЯ. Он давно раскаялся, и к тому же смертельно устал.
       ГОЛОС КАРТАФИЛА. Спасибо, женщина!..

       В КУПЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ ПРОВОДНИК С ПОДНОСОМ В РУКАХ.

       ПРОВОДНИК. Хотите чая?
       ИВАН. Нет, мы еще не допили ранее взятый.

       ПРОВОДНИК ВЫХОДИТ, ПОЯВЛЯЕТСЯ СТЕЛЛА.

       СТЕЛЛА. О, Иван-да-Марья!.. Любовь, вижу, до гроба!
       МАРИЯ. Ты права, мы любим друг друга... Так, Иван?

       ИВАН. Да, и будем всегда неразлучны (берет руки Марии в свои).
       СТЕЛЛА. Что ж, счастья вам.
       МАРИЯ. Спасибо.

       СТЕЛЛА ВЫХОДИТ, ПОЯВЛЯЕТСЯ ПРЕФЕРАНСИСТ.

       ПРЕФЕРАНСИСТ (Ивану). Игра так и не состоялась...

       МАРИЯ. Он не может, он занят мной.
       ПРЕФЕРАНСИСТ. Понятно (крутит головой). А я-то думал вы - феминистка...

       ПРЕФЕРАНСИСТ ВЫХОДИТ.

       РАЗДАЕТСЯ ПЕНИЕ:
       "Не слышны в саду даже шорохи,
       всё здесь замерло до утра..."

       МАРИЯ. Хорошо поют. Душевно.

       ГЛЛОС ПРОВОДНИКА. Сен-Готардский тоннель! Мы подъезжаем к тоннелю!

       З А Н А В Е С