Тени в объективе

       Фотографировать людей это искусство. И не потому, что щелкнуть затвором, сделав красивое фото тяжело, а потому что главная задача фотографа – поймать в плен снимка человеческую душу. Легко показать чью-то красоту через смазливое личико. Трудно открыть все сокровенное, что скрыто глубоко внутри. Я, как могу, стараюсь отразить все это через старенький объектив и собственную фантазию. Пробудить интерес к тому, что скрывается за глянцевой картинкой.
       Профессиональный художник не должен питать пристрастий к одной конкретной модели. Что ж никогда не считала себя таковым. Я фотографирую его со спины, курящего на балконе, спящего в ворохе подушек или закрывающего лицо руками. Нельзя назвать это вечно суетящиеся существо с растрепанными волосами божественно красивым, но именно таким его видят окружающие на моих снимках. Они видят свои собственные фантазии, совсем не подозревая об этом. То, что каждый желает увидеть – идеального мальчика, юношу, мужчину. Я словно вожу невидимой кистью. Вырисовывая в чужом сознании волшебные образы. А все потому, что ни на одной фотографии не присутствует лица этого нелепого счастья. Только руки, глаза, отдельные фрагменты, составленные воедино, тени. Кто-то считает это боязнью сглазить близкого человека. Возможно. Я ничего не отрицаю.
       Он смеется, называя меня сумасшедшей. Старается доказать, что моя любовь к фотоаппарату больше, чем к нему. Ревность? Нет, думаю, он вообще не способен на это гадкое чувство. На самом деле он понимает, что является моим самым лучшим другом. А снимки? Это всего лишь возможность быть ближе.
       Вот и сейчас, переселившись на его кровать, я сижу, крутя в руках черный кирпичик, и смотрю, как равномерно поднимается его грудь, наполняя легкие воздухом. У него такое тихое дыхание, что можно подумать, будто его вовсе нет. Он всегда так дышит. Словно мертвый. Раньше бывало, я в испуге будила его по ночам, а он придумывал многочисленные рассказы о вампирах, заставляя меня на ночь подпирать дверь собственной спальни стулом.
       Буквально через какие-то доли секунд его ресницы вздрагивают, и огромные зеленые глаза улыбаются миру.
       - Опять не спишь? – он сонно щурится, приподнимаясь на локтях.
       - Не хочется. Я посижу у тебя?
       Он кивает. Туманным взглядом, уставившись в черный провал окна, садится на кровати. Потом встает, натягивает джинсы, рассеянно ощупывает карманы и выходит на балкон. Я знаю, что он простоит там около десяти минут, выкуривая одну сигарету за другой. И вернется в комнату, продрогший и молчаливый. Так всегда бывает в мои бессонные ночи.
       А я усаживаюсь на деревянный подоконник, покрытый лаком и от того совершенно гладкий. Старый фонарь, раскачиваемый ветром, недовольно скрипит, сетуя на свою нелегкую судьбу, и плачет миллионами маленьких снежинок. Грею теплой рукой холодное стекло окна. Рисую странные фигуры и смешные рожицы.
       Докурив, он входит в теплую комнату, принося с собой зимний морозный воздух и запах вишневого табака. Этот запах ассоциируется с покоем, который он вносит в мои сумбурные сны. И мы оба знаем, что после этой нехитрой процедуры я спокойно усну, свернувшись калачиком под теплым одеялом.
       Он садится рядом и, обнимая, утыкается замерзшим носом мне в шею.
       - Поехали, завтра покатаемся на коньках?
       - Что? – его слова прерывают привычный ход мыслей.
       - Встретимся с ребятами, посидим где-нибудь.
       Мы довольно часто устраивали подобные посиделки в каком-нибудь уютном кафе недалеко от Невы. Собирались теплой дружеской компанией обсуждали последние новости, учебу, мимолетные романы.
       Наше с Пашкой знакомство не было случайным. Даже наоборот. Знаете, почти как в кассовых американских фильмах, производимых по сто штук в год. Я, тогда еще девочка-максималистка в розовых очках и он, серьезный и молчаливый подросток. Казалось бы совершенно ничего общего, если не считать штампа в паспорте родителей и обручальных колец. Паша был, как это принято называть, моим сводным братом. Признаться, когда мы познакомились, я сразу же повесила на него ярлык невероятно скучного и даже по-английски чопорного типа. Слишком вежлив, слишком сдержан, слишком наблюдателен. Весь какой-то слишком. Нам упорно не удавалось найти общий язык. Чего скрывать, дело не редко доходило до драки. Постоянные шутки, ехидные улыбки и саркастические замечания. Он смеялся и называл меня кнопкой или того хуже варежкой. А я злилась, потому что ненавидела, когда кто-нибудь коверкал мое имя.
       - Соскучился по Светке?
       В ответ лишь укоризненное молчание. Света моя лучшая и единственная подруга. Естественно, для меня не было секретом, что Паша давно и страстно влюблен в эту белокурую красавицу с правильными чертами лица.
       - Да брось. Незачем так сердито сопеть как английский бульдог.
       И я чувствую, что он улыбается.
***
       - Ой, да ладно, - Светка нервно мнет салфетку и старается наигранно улыбаться, - можно подумать такая уж большая новость.
       Буквально минут пять назад наша Светлана сообщила, что находится в самом начале нового этапа своей жизни и в июле на свет появится очередная крепкая ячейка общества, состоящая из нее и ее любимого человека Александра. Первую минуту у всех был абсолютный шок. Все так и застыли: Влад с идиотской улыбкой на лице, я, ковыряющая подозрительного вида пирожное, и Паша, пытающийся сложить из очередной салфетки самолетик. Впрочем, он, как ни странно, пришел в себя раньше всех.
       - Ну, мы тебя, то есть вас поздравляем, - выдавил он вместе с искренней на первый взгляд улыбкой. Хотя когда он действительно улыбался от всего сердца, вокруг глаз появлялись едва заметные морщинки-лучики. После этого он извинился и вышел на улицу.
***
       Мы стоим на промерзлом перроне и переминаемся с ноги на ногу в попытке хоть немного согреться. Снег валит крупными хлопьями, так что вокруг почти ничего не видно от этих кружащихся белых холодных мошек. Еще осенью Паше предложили практику в какой-то крупной иностранной фирме, но он не хотел уезжать, оставлять друзей. Сейчас же для него это было лучшим вариантом. Он обещал Свете, что вернется к лету, но мы оба понимали, что это неправда.
       - Может, ты все-таки останешься?
       - И что я буду тут делать? – он грустно улыбается и заботливо поправляет мою шапку, съехавшую от бурных переживаний чуть ли не на самый нос, - Так будет лучше, Варежка.
       И отчего-то хочется плакать. Я смотрю, словно со стороны, как подъезжает, гремя колесами тяжелый состав. Спустя пару минут мой надоедливый сводный брат уедет на неопределенный срок, и нас будут разделять немыслимые расстояния. Не к кому будет бегать за советом, некого будет обвинять во всех смертных грехах. А кто будет позировать для моих фотографий? Кто будет гулять со мной в парке, и отыскивать ну очень красивые клиновые листочки? Как я буду засыпать без запаха вишневых сигарет? Кто будет утешать меня в минуты грусти? Кто будет выгуливать по утрам нашего пса, когда я не в состоянии выбраться из постели? И самое главное, кто будет мне готовить?
       В самый последний момент я хватаю Пашку за руку и висну на нем мертвым грузом. Именно сейчас в мою абсолютно дурную голову забредает одна единственно верная мысль «Я безумно, совершенно сумасшедшее и ненормально люблю Пашу».
***
       Теплый летний ветерок шелестит зеленой листвой. Солнечные зайчики, прыгающие по воде, играют друг с другом в салки, соревнуясь в скорости. Я бреду по тенистой аллее вдоль голубоватой глади пруда с фотоаппаратом в руках и, кажется, будто весь мир улыбается сейчас именно мне.
       - Мама! – из-за дерева выглядывают две светловолосые макушки. Они радостно улыбаются и призывно машут руками, - Мама, иди скорее сюда. Мы нашли ящерицу.
       Улыбка не сходит с моего лица, и я подхожу к детям, обнимаю их и внимательно слушаю рассказ о неуловимой ящерке, едва заметной серо-зеленой полоской пристроившейся на коре массивного старого дуба. Взглянув на узкую дорожку, я вижу высокого темноволосого мужчину, держащего на плечах маленькую девочку. Он подходит к нам, целует меня в щеку и гладит мальчишек по голове.
       - Пап, смотри какая ящерица, - девочка подпрыгивает и тычет указательным пальцем на дерево.
       - Это мы ее нашли, - я гордо вздергиваю нос кверху.
       - Вы просто молодцы, Варежка.