По-человечески

Вадим не любил улицы своего детства. Серые пятиэтажки с облезлыми
дверями подъездов, дворы с вытоптанной когда-то и уже не выросшей под старыми деревьями травой, любопытные бабульки на лавочках – всё его раздражало. Сколько он просил мать переехать в купленную для неё квартиру, новую, просторную, в хорошем районе,- она ни в какую. «Здесь помру - будет кому проводить»,- как отрезала в ответ любящему сыну. Не везти ж её силой!
…В дверь маминой квартиры, поколебавшись, позвонил, хотя ключи лежали в кармане. Юлия Павловна была женщиной с характером, и, когда он как-то в очередной свой приезд открыл двери без звонка, она выговорила ему: «Что, я уже колодой лежу? Нет, сыночек, пока на ногах и при памяти. Изволь со мной как с хозяйкой считаться». Да и вообще визиты к матери, которую он любил и боялся огорчить, тем не менее напоминали гуляние в темноте по газонам районного сквера – не знаешь, во что вляпаешься.
Мать открыла сразу, как будто ждала за дверью.
-Это ты? Здравствуй, сынок, а я Наталью поджидаю. Идём с Ивановной нашей проститься. Ты проходи, может, покормить тебя? Или чаю?
- Да нет, мама, я на минуту. Вот фрукты тебе привёз. Положу в холодильник.
Старенький «Смоленск» стоял в коридорчике, потому что на кухне нужно было выбирать: или холодильник или обеденный столик с тремя табуретками. А без него-то никак не обойтись, так как отрадой Юлии Павловны были долгие чаепития с соседками Анной Ивановной и Натальей. И чтоб чайничек горячий всегда под рукой, и из духовки – румяные постные коржички. Теперь пенсионерки вдвоём остались, Ивановну готовились хоронить.
- Мама, это что?- Вадим замер перед открытой дверцей холодильника.- Что ты ешь? Разве это масло? Маргарин дешёвый! А это колбаса?! Её и собаки не едят! Зачем ты это купила?!
- Дёшево, вот и купила. И вполне съедобно.
- Я же тебе на прошлой неделе деньги завозил. Ты сказала, что до пенсии хватит, даже много, что продукты купишь сама, что…
- Не ори! Помню. Отдала я эти деньги. Аню хоронить не на что. Сам знаешь, какой у неё сынок. Мы не знали, во что её обрядить, в гроб положить. Собирали, кто сколько может, и я отдала, что было.
Мать говорила жёстко, твёрдо, и в ней сейчас было не узнать ту тихую женщину с грустными глазами, что пару минут назад открыла ему дверь.
- Мама, мне ведь не жалко денег, но не можем же мы с тобой весь мир облагодетельствовать! О себе…
- Сын, не надо. Ты у меня умеешь складно говорить, я знаю. Прямо депутат – избранник народа. За фрукты спасибо, не забываешь, заботишься – и я счастлива. Иди, тебе пора.
Уже садясь в машину, Вадим подумал, что надо было матери денег оставить, как она на копейках до пенсии… Но тут же одёрнул себя: «Отдаст на поминки. Лучше после заеду, продукты привезу. Нормальные».

В офис ближе к обеду пришёл факс из управы. Вадим вызвал к себе в кабинет заведующего хозяйством. В других фирмах должность эту давно переименовали в звучное «офис-менеджер», но Вадим считал, что завхоз – это слово точное, а главное, строгое и родное, как колхоз, план и соцсоревнование. Николай Ильич, нестарый отставник, явился к начальству встревоженный - он вечно боялся допустить промашку, а точнее – потерять работу: если тебе за пятьдесят, не очень-то легко устроиться, чтоб не пыльно и денежно. А здесь платили хорошо, процветает фирма.
- По твоей части, Николай Ильич,- Вадим протянул листок с распоряжением из управы.- Мы обязаны привести в порядок территорию, прилегающую к нашему хозяйству. Видишь, даже уточнили: участок лесополосы между нашим забором и дорогой. И понедельник с утра быть готовыми показать представителю управы выполненное.
- Вадим Петрович, вы этот участок лесополосы видели?
От неожиданности такого срочного задания Николай Ильич забыл своё нерушимое правило: приказ получен, согласно кивни «Есть» и шагай выполнять. Иного отношения к делу шеф и не признавал. Сейчас завхоз забылся и продолжал частить:
- Там от дороги, как снег стаял, столько дерьма обнаружилось – машинами вывозить. А подальше и вовсе помойка сплошная. Жители микрорайона приладились в лесополосе собачек выгуливать, а заодно от мусора избавляются. Так теперь со своими пёсиками между кучами шагают. А передислоцироваться им некуда: с детских площадок собачников гонят, конечно.
Шеф молчал. Николай Ильич аж вспотел. Он понимал, что с управой не пошутишь, а сроки – два выходных дня. А сказать сейчас, что, мол, выполнить нереально – это конец. Вдруг осенило:
- Вадим Петрович, а субботник? Выведем завтра организованно всех сотрудников с граблями-лопатами, построим цепью – и вперёд! За день очистим!
- Кого ты выведешь, полководец? У меня каждый специалист на своём месте, каждый своим делом занят, потому и винтики крутятся исправно. Сорвём людей – собьём график. Кому ты грабли-лопаты собрался вручить? Моим программистам тонконогим?- вышел из себя Вадим.
- Но что делать-то?
- Не знаю. Пока. Думай…
- А может… Там, в конце лесополосы, бомжи ошиваются,- вдруг вспомнил завхоз.- В каком-то разбитом вагончике, что ли, живут. А помойка их кормит. Может, их нанять? Хотя работать они не любят…
- Попробуй. Заплатим наличными. Сразу. Действуй, Николай Ильич.
- Есть!- завхоз пошел к двери.

Люди грелись на апрельском солнышке. Их было семеро, немытых, вонючих, с трудом переживших эту долгую, холодную, почти бесснежную ветреную зиму. Правда, и весна в начале – не лучше: ненастно, сыро, а значит, холодно. Но сейчас, на солнцепёке, было хорошо и хотелось жить.
Сквозь ещё голые ветки кустов они увидели двигавшихся к ним двоих охранников в форме и какого-то крепкого солидного мужика.
- Это из-за забора,- хрипло сказал заросший, со спутанной бородой бомж.- Но мы ж там и близко не ходим. Что это они?
- Здорово, мужики!- приветствовал разомлевших на солнце бродяг Николай Ильич. Он поднял правую руку на манер индейца, пришедшего с миром в соседнее племя. Бомжи, то ли они жест правильно поняли, то ли их разморило на солнышке, не зашевелились и не расползлись.
- Греетесь? Это хорошо. Весна…
- Поработать не хотите?
………………………………………………………………………………………………
- Что работать?
- Сколько платишь?
- Где?
Ни на один из этих вопросов Николаю Ильичу не понадобились заготовленные ответы. Ибо вопросов не было. Бомжи молчали.
- Может, закурим, мужики?- завхоз достал пачку сигарет, открыл, с готовностью протянул крайнему. К пачке потянулась рука в рваных, надетых одна на другую перчатках, потом другая – покрытая слоем грязи, третья – такая же чёрная… Николай Ильич невольно отшатнулся – от зашевелившихся бомжей пахнуло так, что постой рядом – глаза заслезятся. Он ткнул пачку кому-то в руки и отступил назад.
- Ну, поговорим, мужики? Слушайте, идти никуда не нужно, сейчас вам дадут грабли, лопаты, вы соберёте весь мусор от начала лесополосы до… Это ваше жилище? Вот, значит, досюда. Всё, свалить в яму, прикопать…
Его прервал рёв экскаватора, свернувшего с дороги.
- Вот и техника! Давай сюда, здесь проехать можно!- побежал ему навстречу Николай Ильич и принялся объяснять, где рыть, как удачнее встать.
Бомжи зашевелились, стали приглядываться и прислушиваться.
- Ну что, вольные люди, сейчас вашу хатку этот ковшик схарчит,- кивнул на экскаватор охранник.
- А если б вы не выкобенивались,- подхватил другой,- работу бы сделали, так и крышу свою сохранили б, ещё и деньги бы получили.
Бомжи не отвечали, но и уходить не торопились. Рядом бодро, даже весело прозвучал голос Николая Ильича:
- Мужики, грабли берём! Значит, так договорились: начинаем вон оттуда, а свалим всё сюда, здесь через пятнадцать минут яма будет. Оплата по факту!
Перекинув через плечи свои сумки и мешки, бомжи неловко брали грабли, вначале будто припоминая, что это, как с этим управляться, примерялись, с чего начать, но потихоньку задвигались, всё также молча, лишь покашливая, покряхтывая.
- Николай Ильич, а грабли выбросить потом? Эти ж вонючие…
- Ладно, зачистим шкуркой рукоятки и всё.
- А с холмом этим что потом делать? Засыплют они эту братскую могилу – видно будет, что земля свежая. Копнут ещё – там мусор сразу,- не унимался охранник.
- Кусты посадим. Сейчас самое время – земля сырая, почки не проснулись.
- Точно,- оживился охранник, до этого молча наблюдавший за бомжами.- Я передачу видел, в Японии на горах мусора сады и парки устраивают. У них земли-то вообще мало.
- Ну вот и мы устроим всё по-японски – не придерутся. Всё, идите на свой пост, а я тут сам. Шеф не любит, когда много наблюдателей.
- Зато любит, когда пашут!- хохотнул охранник и зашагал за товарищем.
Работа двигалась. Бомжи уже уверенно гребли мусор, вырастали всё новые кучи, а в очищенной лесополосе повеселело, кое-где виднелась зелёная щетинка травы. Николай Ильич позвонил, прибежал охранник, принёс огромные куски полиэтиленовой плёнки, их расстилали на земле, и бомжи по двое тащили наваленный мусор к яме, которую экскаватор действительно вырыл за пятнадцать минут.
Часа через два завхозу позвонил Вадим:
- Как дела?
- Движутся. Правда, работяги уже приустали. Перекуривают часто.
- Им что, принести горячего чаю и пирожков с капустой? Пусть заработают. В кои веки появился шанс честно потрудиться. До связи!
- Есть!- бодро ответил Николай Ильич и огляделся. Сделано было много, оставалось вычистить несколько метров, засыпать землёй мусор в яме (действительно холм получается) да подсадить с дюжину кустов на свежую землю. И красиво будет, и развалюха этих бездомных совсем не видна. Пусть живут так, раз не могут по-человечески. А бомжи уже не разбегутся, теперь они оплаты ждут.
... Уже двое притащили последнюю гору мусора, ещё двое забрасывали хлам свежей землёй, остальные выкапывали кусты для пересадки, и Николай Ильич, усталый, голодный, но довольный собой, собирался идти в офис за деньгами и раздумывал: сюда их принести или бродяги подойдут к входу. Нет, сюда, да и шеф наверняка захочет посмотреть сам, что получилось. Завхоз обернулся на хриплый стон за спиной. Один из бомжей, самый тщедушный, с серым лицом, опершись на лопату, как-то неловко сползал на землю, но лопату не бросал, будто хотел опереться и встать, а она валилась из рук, и он, разжав их в бессилии, сполз на землю, всхрапнул, вытянулся и сразу замер. Бомжи спокойно обступили его, кто-то сказал: «Готов»,- и это было единственное слово, услышанное от них за день Николаем Ильичом.
Завхоз лихорадно тыкал пальцем в кнопки телефона :
- Вадим Петрович! ЧП!..
Шагая между кустами очищенной лесополосы, Вадим отмечал, что и на этот раз Ильич не подвёл: «Всё-таки умею я подбирать кадры. А с этим ЧП мы как-нибудь… Они мрут, как мухи…» Подошёл к курившим бомжам и вмиг осунувшемуся, посеревшему лицом завхозу. Огляделся.
- Давайте, мужики, заканчивайте, сейчас получите за работу.
Повернулся к завхозу:
- Закопают его заодно. Здесь же, под кустами. Его никто не убил, умер, скорее всего, от сердечной недостаточности. Какая ему уже разница?
- Да,- с готовностью подхватил Николай Ильич,- конечно, конечно. А то ведь милицию вызывать, протокол, то-сё… К чему нам это?- завхоз говорил быстро, как всегда, если волновался, будто убеждая сам себя, что так будет правильно, так и никак иначе.
Бомжи молча возились с последними кустами на возведённом ими холме, даже не кряхтели, не кашляли. Будто тени. Вадим скользнул взглядом по лохмотьям лежавшего на земле покойника. Вытянутая левая рука обнажилась, из-под обтрёпанных рукавов каких-то бабьих кофт белело запястье с синей татуировкой: «Зина». «Была же когда-то жизнь как жизнь, наверное,- внезапно подумалось Вадиму.- Любовь была. Зина… Был человек».
И вдруг он резко повернулся к завхозу:
- Вызывай милицию, Ильич. Пусть всё оформят, как надо. В понедельник похороним его, как положено. По-человечески… А вы, мужики, забирайте деньги и уходите. Не нужно вам тут сейчас рисоваться. И… спасибо за работу…

Понедельник выдался пасмурным. На участке кладбища, где хоронили бездомных и безымянных, среди холмиков, отмеченных колышками с номерами, только на свежезасыпанной могиле стоял крест. И в углублении под ним трепетал, будто не сдаваясь, живой огонёк догоравшей свечи.

Уже в сумерках, объезжая выбоины на асфальте, Вадим припарковал машину в старом дворе. Посмотрел на окна материнской квартиры – темно. Казалось, только увесистые пакеты с продуктами мешали ему взлететь по лестнице. Он толкнул дверь в квартиру, было открыто, и закричал с порога:
- Мама! Мамочка!
- Да ты что орёшь, сынок. Я здесь, на кухне сижу,- мать появилась в дверном проёме, включила свет.- Устала очень.
- Мама…- у Вадима перехватило горло,- а я тебе продукты привёз.- Он опустил пакеты, шагнул вперёд и обнял мать.- Там много всего. Ты поделись с Натальей, у неё же внучка… И давай попьём с тобой чаю, я сегодня промёрз.
- Что ж ты в офисе-то мёрзнешь? Или ездил куда?
- Ездил. На кладбище. Хоронили сегодня одного… Человека.