Протеже или Желтые ботинки

       Вечернее небо теплое, неподвижное, ласкало воды Атлантики примерно в двадцати кабельтовых от Гибралтарского пролива. Сухогруз «Капитан Х», сбавив ход, медленно шел к Лиссабону. В каюткомпании собрались свободные от вахты офицеры во главе с капитаном Дыбиным Дормидонтом Юрьевичем. Провожали Протасова Анатолия Семеновича, командировочного из Москвы. Около двух недель он выполнял ответственную миссию – следил за перепадами влажности в трюме и готовил записку руководству, обеспокоенному несовпадением загрузочного и разгрузочного тоннажа кофе.

       Экипаж проникся к Протасову уважением, если не сказать, почтением за знания, которыми тот обладал. Но при этом был открыт и доступен, хотя и из Москвы: играл в шахматы, на гитаре, музицировал на фортепиано, играл на палубе в волейбол, гонял мяч в бассейне с матросами. В общем, за время в пути, стал «своим в доску». Моряки с грустью думали о предстоящем расставании с хорошим сухопутным человеком.

       Капитан Дыбин распорядился накрыть стол по этому поводу и распрощаться с Анатолием Семеновичем от всей матросской души.
       Как водится, выпивали, закусывали, слушали Высоцкого, Рубашкина, пели песни под гитару. Подливали Протасову, приговаривая: Завтра, Анатолий самолетом Лиссабон -_Москва. А? Здорово? А нам еще кандыбашить на Кубу, потом в Сингапур. Счастливец. Привет Москве передавай! Не забудешь? А? Ну, давай еще по маленькой!
       
       Выпили. Кто-то затянул: Тихо вокруг, только не спит барсук.
       - Да надоел этот барсук! – прорычал начальник рации Жабов.
       - Анатолий, спой про «Желтые ботинки». Вот смеху-то… - фыркнул стармех.

       Дыбин подмигнул Протасову: Давай! Что там у тебя?
 
- Мужики! Да так, чепуха выплыла из детства.
- Да все мы вышли из детства и продолжаем жить в нем, - бросил судовой врач реплику.

       Моряки смотрели на Протасова добрыми, веселыми глазами, ожидая услышать что-нибудь ядреное с морской сольцой.

       Протасов оглядел быстро и озорно, разомлевших от выпитого и съеденного командиров, взял гитару и, подмигнув неизвестно кому, пропел:
       
       Как из гардероба,
       Выглянула жо…

       В этом месте, на полуслове, он сделал многозначительную паузу и, хитрыми, смеющимися глазами, обвел присутствующих и завершил куплет:

       А?.. Что?.. Ничего…
       Желтые ботинки!
       Каюткомпания взорвалась от хохота, аплодировала громко, неистово, искренне.
       
       Капитан Дыбин подошел к Анатолию, положил тяжелую руку на его плечо и, обдавая жарким, застольным дыханием сказал:

       - Молодец! В самое яблочко! Повеселил. Вот чего нам тут не хватает – новой, смешной, соленой шутки. Спасибо, Толя, позабавил. Ты эту шуточку про ботинки обязательно передай моему давнишнему приятелю. Он работает в журнале не то «Краб», не то «Клешня». Уверен, ему тоже понравится. У него есть страничка для подобных штучек. Он охотится за ними.
       
       Завтра утром обязательно напомни мне про телефон. Созвонишься. Так, мол, и так, передашь привет и скажешь, что ты, от меня, мой протеже. Договоритесь о встрече. Виктор Строчилин компанейский мужик. Много плавал, писал для моряков в газеты. Вот я его и сосватал на работу в журнал. В общем, протекцию ему составил. Теперь он там гусь.

 Прочтешь или покажешь ему стих и непременно скажи, что он мне понравился.
       - И все?
       - И все! Он собирает низовой фольклор для «матросского сундучка», эта рубрика такая. Я ему позвоню, предупрежу о тебе.
       На том и расстались.
       Утром Дыбин дал листок с координатами журнала Строчилина. Расстались, как старые друзья. Море сблизило.

       По прибытии в Москву, Протасов несколько дней к ряду занимался отчетами о командировке на сухогрузе и лишь на четвертый день вспомнил про записку капитана Дыбина. Подержал ее в руках, усмехнулся, вспомнил свои проводы, раскатистый гогот капитана Дыбина: Ну уморил! Уморил ты меня! Желтые ботинки… Надо же! Выглянули из шкафа. Кто бы мог подумать! Черте что! Думаешь одно, а оно – на тебе! Ботинки! Ха-ха-ха!

       Протасов о записке капитана отнюдь не забыл. Он сомневался в целесообразности звонка. Ему не хотелось оказаться в смешном, глупом положении, предлагая журналу сомнительный куплет.

       -Неужели, и впрямь, эта хохма про гардероб смешна? Или она просто к месту пришлась, при хорошем настроении, когда ищут повод посмеяться над чем угодно? – сомневался Протасов. – Сколько чепухи застольной выплескивается из подвыпивших, хорошо закусивших людей! Сколько клятв в дружбе, преданности произносится навеселе. Сколько пошлости извергают, разгоряченные головы! Вот и эти «желтые ботинки»… Откуда они выплыли? Разве я помнил о них? Но пришлись, явно, к месту,- рассуждал Протасов – очень уж повеселили капитана. Он мог утром уже и не вспомнить про застольные глупости накануне. А, ведь, вспомнил без напоминаний. Мог и забыть про телефончик редактора, но не забыл. Утром сам в Лиссабоне дал мне листочек, как будто у него более важных дел не было! Значит, не с пьяных глаз обещал стать моим протеже! Надо звонить Строчилину. От меня не убудет. Что я знаю об их отношениях? Ничего.
       
       Протасов позвонил Строчилину и тот, к его радости, ответил, что наслышан от, звонившего ему капитана, про какие-то там «ботинки», и ждет на рандеву.
       * * *
       
       - Ну, как там Дормидонтыч? Все бороздит?
       - Бороздит. У него все прекрасно. Привет передает.
       - Ну давайте, что там у вас… У меня есть четверть часа не более для беседы. Номер сдаем.

       Строчилин лениво подтянул лист бумаги и углубился в чтение.
       От нечего делать Протасов скользил глазами по офису, его голым, белым стенам, черному шкафу из ДСП с множеством полок, заваленных бумагами, двумя черными кожаными креслами и стеклянным столиком между ними. Стопка журналов «Клешни» лежала навалом рядом с монитором. Взгляд Протасова упал на физиономию Строчилина, но она ничего не выражала.

       Его брови, губы, глаза, тщательно, профессионально скрывали отношение к творению. Протасов нервничал, но виду не подавал. Впрочем, он рассуждал примитивно: Какая разница – понравится или не понравится? Опубликует или выбросит в корзину? Меня попросил капитан, я его просьбу выполнил.

       - Сами сочинили? Спросил Строчилин не отрываясь от чтения.
       - Да, нет. Куда мне! – улыбнулся Протасов. Я человек далекий от стихов, песен и прочих частушек.
       - А жаль, могли бы сотрудничать. Так откуда у вас этот опус?
       - Да из детства! В пятидесятые годы собирались пацаны, шутили. Вот и выползло из памяти. Выпили у Дормидонтыча на прощание. Песенки морские, блатные, частушки, гитара. Сами понимаете, море, тоска, дальние берега. Потребность расслабиться, пошутить, посмеяться над глупостями, чепухой всякой. Серьезное не любят, давай, что попроще.

- Понимаю. Я давно знаю Дормидонтыча. Ходили, бороздили с ним давненько просторы. Отличный дядька. У него есть чутье, нюх на людей с творческой жилкой. Вот и мне он когда-то сказал: Иди, Витек, в морской журнал. Ты познал и море и моряков. Будешь писать для нас со знанием дела, специфики, так сказать, морской. И шуточки соленые, и прибауточки не забывай. Стало быть, помнит, не забывает своего протеже. Теперь о шутке поговорим. Понравилась.

- Правда? – радость вырвалась из Протасова. – Напечатаете?

- Пожалуй. Почему бы нет. – Строчилин вновь уткнулся в текст и прочитал вслух:
       Как из гардероба
       Выглянула жо…
       Он откинулся на спинку кресла.
 
- Начало оригинальное, динамичное, присутствует интрига. Очень удачно многоточие недоговоренности, оставляет место для фантазии. Интрига имеет место быть. Оно, окончание, вроде бы и понятно и напрашивается, но его нет. Сильно. Слушатель на секунду задумывается над чем-то своим, ему близким, а, может быть, даже сокровенным. В общем, как говорил один мой знакомый, каждый придумывает окончание в меру своей испорченности.

       Напряженность в стихе создает окончание женского рода «выглянула». Поэтично. Выглянула луна из-за облаков, выглянула красавица в окошко, выглянула тетя Кошка! Вот к чему наш слух привык с детства! А здесь сталкиваемся с гротеском. Он поджидает во всей красе. Прелесть!

       Но кульминация стиха, как я ее вижу, состоит в неожиданной развязке. В ней, как говорят англичане, присутствует unexpected factor. Иными словами, стих мастерски сохраняя интригу, приближает слушателей к томительной развязке. Слова: « А? Что? Ничего…» Очень удачно подводят к концовке. Вопросы простые, близки и понятны каждому. Они игривы, с лукавинкой. Я их так и слышу со сцены в исполнении задорных девчат-хохотушек. Уже слышу их жизнерадостное повизгивание, приближающее к финалу.
       - Желтые ботинки!
       Все! Можно ликовать, смеяться. Всем догадкам положен конец. Наступает всеобщее облегчение: завеса интриги, тайны, снята.

 - Вы, Виктор Андреевич, профессионал! Так мастерски разобрать четыре строчки. Так много увидеть между обычных строк, кои, многие сочли бы неприличными, похабными, для узкого круга.

 - Время сейчас такое, дорогой мой! То, что вчера считалось похабным, сегодня идет на ура. Главное, чувствовать грань и не переступать ее. А в «желтых ботинках» все в рамках. Куплет спросовый. Его по телеку, в театре, в аншлаге, на бенефисе – везде пройдет! Все что ниже пояса – все сегодня актуально, злободневно. У вас есть что-нибудь еще из низового жанра?

- Надо подумать, сосредоточиться, вспомнить.

- Вспоминайте. Мы за фольклор хорошо платим. Звоните. Несите.

       Строчилин энергично пожал на прощании руку Протасову.

       * * *

       Строчилин, оставшись один торопливо набрал номер телефона.
       Продюсер N завершал подготовку бенефиса известного эстрадного певца. Его мобильник требовательно заверещал. – Витек, Строчилин! Привет дружище! Да, да. Слушаю тебя внимательно. «Желтые ботинки»... Класс! Заметано. Пойдет! – И оба деятеля от культуры безудержно смеялись в трубки.
       «Желтые ботинки» уверенно зашагали по стране, покинув гардероб.

15.06.08.