Королева

Переосмысление двух характеров...

       Королева восседала на троне и задумчиво перебирала огромные турмалиновые четки тонкими прозрачными пальцами с длинными хрупкими ногтями. Каждый шарик четок черного блестящего камня означал для королевы человека, а каждый крупный хрустальный многогранник – человека близкого. Таких на длинных тяжелых четках было совсем немного и располагались они через равные промежутки друг от друга, дабы королева, устав от людей обыкновенных, ничего не значащих, могла отдохнуть душой, вертя в пальцах граненую сферу образа друга. Люди мелькали перед её взором, словно картинки в большом великолепном калейдоскопе, стоявшем в её тронном зале у западного окна. Некоторые из них что-то для неё значили – картинки могли быть любимыми или узнаваемыми, но большинство представляло собой лишь неясный образ, часто лишенный даже имени. Такие картинки королева нетерпеливо пролистывала, поворачивая большое золоченое колесико калейдоскопа, бусины таких людей её пальцы торопливо проскакивали, лишь мельком ощупав шарик, и двигались дальше, ожидая такого желанного прикосновения граней хрусталя и предвкушая приятные мгновения встречи с друзьями. Королева хранила воспоминания о людях в этих четках и любила перебирать их в ожидании нового человека, который попытался бы войти в её сердце чем-то большим, чем узор разноцветных стекляшек. А таких в жизни королевы было и будет не мало.
       Одних привлекала её внешность – жители этого холодного северного края, светлоглазые бледнокожие блондины, почитали свою королеву за прекрасный южный цветок, с её смуглой нежной кожей, великолепными темными волосами и черными глазами лесной лани. Других тянул к ней её острый живой ум, способный открыть для собеседника сокровищницу знаний. Третьих манил ореол тайны, который окружал королеву всегда, из-за её уединенности и избирательности. Четвертые приходили просто из любопытства, влекомые россказнями о странной правительнице древнего народа.
       Королева принимала странников, словно языческая богиня, застыв на троне в окружении холодного великолепия тронного зала. Темные волосы, перевитые жемчугом и серебряными нитями, водопадом струились по плечам и скрывались в складках её пышного одеяния королевских черного, белого и серебристого цветов. Высокий чистый лоб королевы украшал рубин, наделявший её колдовской силой и оттенявший сияние черных больших глаз, внимательно взирающих на путника. Руки королевы покоились на её коленях, и лишь пальцы, не отягощенные ненужными перстнями, постоянно ловко перебирали четки, то быстро, то медленно, оглаживая блестящие турмалиновые шарики. Её маленькие ножки прятались в пышной юбке, и лишь иногда из-под неё показывалась ступня в искусной туфельке, что бы поправить нить четок.
       Королева не отказывала в приеме никому, честно предупреждая людей о том, что они для неё – лишь некоторые из множества, лишь горсть песка среди барханов в бескрайней пустыне, лишь капля воды в безбрежном океане. И только избранным самой судьбой удавалось стать для королевы другом, скалой в пустыне, теплым течением в океане, хрустальной сферой среди черных камней.
       Королева восседала на троне и задумчиво перебирала огромные турмалиновые четки тонкими пальцами с длинными хрупкими ногтями. В широких воздушных рукавах её великолепного одеяния дремали ветры – северный ветер Ажан и южный ветер Аталия. С ветрами королева путешествовала, обернувшись черной кошкой, когда уставала от воспоминаний и чередований лиц. Теплый южный ветер Аталия был с королевой нежен и заботлив. Холодный северный ветер Ажан всегда рвался вперед и любил теребить мысли королевы, путая их и выметая ненужные вон. Поэтому мудрости королевы не было пределов, она не хранила ненужных воспоминаний, но не было такой вещи, о которой она не знала когда-либо или не могла однажды узнать.
       Королева любила навещать своих друзей. Добравшись юркими проворными кончиками пальцев до хрусталика на четках, она сжимала его в кулачок и пробуждала теплый южный ветер Аталию. Аталия медленно и осторожно заполнял собой тронный зал в королевской башне, разворачивая сильные мягкие крылья, и тихо бился в запертые окна, пробуя силу. Королева тем временем обращалась в кошку, грациозное черное животное с желто-зелеными глазами и длинным чудесным хвостом, оставляя вместо себя на троне своё отражение. Отражение, облаченное в королевские одежды и с драгоценной рубиновой диадемой на челе, прекрасно смотрелось на троне, и любовалось на себя в огромное зеркало у северной стены. Королева наказывала отражению только три вещи – крепко держать в руке четки, не выпуская хрустальной сферы из ладони, баюкать северный ветер Ажан, что бы он не проснулся без веления королевы, и внимательно выслушивать всех, кто приходил просить аудиенции королевы, дабы нанизать еще один турмалиновый шарик на нить четок. Потом королева изящно вспрыгивала на спину Аталии и отправлялась в путешествие за пределы Туршии, великого прекрасного края, где в самом чудесном месте была выстроена её башня.
       Настоящих друзей у королевы было не так много, что бы она отсутствовала долго, но и не так мало, что бы по своему возвращению она не обнаруживала на четках нового камня. Иногда королева не желала сразу возвращаться на трон и ложилась в сторонке наблюдать, как её отражение знакомится с новыми людьми. Она любовалась на свое отражение, украшавшее собой тронный зал, как волшебный рубин в её диадеме украшал собой все остальные камни. Вот так она и познакомилась с оборотнем.
       Королева слышала об оборотнях многое, иногда даже разглядывала их издали, но никогда прежде за всю её жизнь – а турмалинов и хрусталиков на четках было очень-очень много – к ней не приходил оборотень. Оборотни никогда не интересовались происходящим вокруг них, живя только собой и любя только себя. Оборотни не имели друзей – собирай оборотень четки, на его нити гладко поблескивали бы только черные шарики, и картинки в его калейдоскопе менялись бы с бешенной скоростью, доставляя лишь наслаждение оборотню, но не оставляя в его душе никакого следа. Оборотни никогда не делали первый шаг, плывя по течению жизни так, что все остальные попадались ему на встречу, а он плыл себе один одинешенек и был счастлив. И вот оборотень пришел к ней сам, возникнув в тронном зале в темно-синем тумане.
       Оборотень был смешным. Он был рыжим, косматым, маленьким и напоминал чем-то льва, только крохотные крылья, не способные к полету, и рожки на вихрастой голове отличали его от большой кошки. Он держался на задних лапах непринужденно, но постоянно размахивал руками, дабы удержать равновесие. Он очень громко разговаривал на своем странном языке, понятном королеве лишь в силу богатства её знаний, и то и дело принимался петь высоким голосом разные песни, ни одну из которых он не допевал до конца. Вокруг оборотня трепетало его огненное жизненное поле, фиолетово-синего цвета, с вспыхивающими тут и там бело-голубыми молниями. Поле было огромно и втягивало в себя окружающее пространство с потрескиванием и щелканьем. Едва оборотень приблизился к трону – проснулись оба ветра, словно чуткие стражи. Ажан забушевал, вырвался и бросился на оборотня. Но натолкнулся на его поле и лишь бессильно бился могучими крыльями в его фиолетовую незыблемость. Оборотень потряс головой, колыхнув поле, и снова обратился к отражению, сидящему на троне. Королева с удивлением поняла, что оборотень интересуется ей, и рассказывает ей о себе с намерением выведать кое-что и о ней у неё самой.
       Аталия, заполнивший своим осторожным дыханием тронный зал после того как обессиленный Ажан затаился под сводом тронного зала, мягко удерживал оборотня от слишком резких движений в сторону королевы, от чрезмерно громкого крика, от беспорядочных перемещений перед троном, от вопросов, на которые у отражения не было ответов, ведь оно могло только выслушивать людей, но не отвечать им. Обернувшись вокруг оборотня нежной лапой, Аталия легонько баюкал его и успокаивал бушующее фиолетовое поле, время от времени закрывая собой вулкан эмоций от королевы. Королева была действительно заинтригована, так что отражение даже разжало ладонь, сверкнув хрустальным многогранником. Оборотень вмиг узрел это и вкрадчиво спросил:
       - Это ведь что-то означает для тебя, королева?
       Лишь оборотню она позволила называть себя на «ты», поскольку он не был «недругом», хотя и «другом» тоже определенно не был, он был оборотнем, а не человеком, и привычные понятия для него нельзя было применять.
       Черная кошка прыгнула на колени своему отражению, и принялась мурлыкать песню, влагая в уста отражения свои слова.
       - Да, рыжая бестия, эти многогранники из прозрачного, словно слеза, горного хрусталя суть мои друзья, которых как ты видишь очень и очень немного. А турмалиновые шарики – это те, кто подобно тебе приходил себя искать моего внимания, но не сумел стать для меня большим, чем колос в поле, чем перо в крыле сокола, чем камень на дне морском.
       - Подобно мне?
       Оборотень улыбнулся, обнажив клыки, и улегся на четыре лапы. Вместе с ним опало его поле, растекшись по мраморному полу морем цвета индиго, в котором кружились языки фиолетового пламени и мелькали серебряные искры и всполохи. Аталия вернулся к своей королеве, почувствовав, что бушевать оборотень пока не станет.
       - Подобно мне? О, великая королева, величайшая из детей мира, прекрасный цветок, выросший под холодным солнцем древней страны и распустившийся в чудесном крае Туршии, правящая людьми сильными и достойными уважения и преклонения – но всего лишь людьми. Я же – не человек, восхитительная, я есть изменчивая форма, наполненная сознанием великим и обширным, но столь не постоянным, что лишь жаждой нового способно жить оно, лишь ощущением собственного величия против всеобщей равности, лишь поиском подобных себе в бескрайнем омуте обыденности. Потому я и зовусь оборотнем – нет во мне единого образа, нет во мне одной ипостаси, так многолик я и изменчив, что одновременно есть само зло и сама добродетель, черное и белое в одном теле, пламенное и ледяное, низкое и высокое, прекрасное и отвратительное. И люди не видят во мне всего этого, они способны узреть лишь одну мою сторону, в то время как я многогранен, как хрусталик на твоих четках, а не гладок, словно турмалиновая бусина. А к тебе я пришел, о, несравненная, лишь взглянуть на ту, про которую ходят мифы и легенды между людьми, про ту, что среди полированных черных бусин ищет граненые хрустальные сферы, ту, что не разменивается на песок, а тщательно выбирает драгоценные камни. Ты приручила ветры, что бы летать на них над миром, а мне лишь нужно закрыть глаза, что бы оказаться в землях, куда тебя не домчат твои крылатые спутники. Ты ни на секунду не отлучаешься из тронного зала, дабы люди приходящие сюда, могли обрести в тебе свою икону, а ты могла бы изучить еще одного человека, словно повернув колесо калейдоскопа. А я узнаю людей, просто встречая их по дороге, даже не слыша звуков их голоса, даже не видя цвета их глаз, просто проходя мимо них, ведь тех, ради кого стоит останавливаться на дороге или сворачивать со своего пути, столь же мало, как мало хрусталя среди турмалина на твоих четках, королева.
       Оборотень, казалось, задремал от звуков собственного голоса, не визжащего, как обычно, а мурлычущего и гипнотизирующего своей хрипловатой размеренностью. Королева еще раз подумала о том, что перед ней создание, отличающееся от человека настолько, что она не знала, что с ним делать. Её отражение опустило нить четок на колени и, оторвавшись от зеркала, заворожено смотрело на спящего оборотня. Словно сфинкс, оборотень возлежал в волнах своего поля, и казался высеченным из камня неким умалишенным, но гениальным зодчим. Королева потянулась, и обратилась обратно в человека. Оборотень ничем не выказал своего удивления, лишь колыхнувшееся море-поле говорило о том, что он заметил перемену в собеседнице. Королева встала, краем глаза наблюдая за тем, как чуть грустно вторило её движениям отражение на своем законном месте в золоченой раме зеркала, и крепко взяла нить четок двумя руками. Нить спускалась по ступеням, ведущим к трону, и исчезала где-то позади трона.
       - Как ты думаешь, оборотень, Тот, У Кого Нет Лица И Имени, где конец этих четок?
       Оборотень сел на задние лапы и воздел руки к небу в благословляющем жесте.
       - А есть ли у них конец, королева? Жизнь твоя длинна, как день, ты родилась на рассвете, ты умрешь на закате, а день этот равен вечности в своем течении, и четки твои длинны, как твоя жизнь, и конец их там, где закончишься ты, и начало их там, где ты началась. И хрустальные сферы на них – это то, что держит тебя в твоей жизни, словно якорь держит галеон, чтобы ты не устала от безжизненности черных турмалинов, и не улетела однажды со своими ветрами так далеко, что не сумеешь вернуться.
       Королева посмотрела на оборотня и подумала, что для него нет ничего святого, равно как и нет ничего греховного.
       - Что понимаешь ты о тех, кто держит меня здесь. Ты ведь без тени сомнения способен предать, не правда ли?
       Оборотень поднялся на задние лапы и расставил руки для равновесия, словно желая обнять королеву.
       - А что есть предательство, королева, для того, что не имеет постоянства? Да, я могу предать, и вместе с тем могу хранить верность вечно. Хочешь, я буду помнить тебя вечно?
       Королева покачала головой. Не помнишь – значит, не предашь. Оборотень кивнул.
       - Я и не буду помнить, даже если пообещаю. Я забуду тебя тот час, как покину твою башню и отправлюсь дальше. Я могу обещать вспомнить тебя, если мы встретимся снова, но это произойдет, только если твои четки замкнуты и однажды твои ловкие пальчики дотронутся вдруг и до моего камня. И тогда ты тоже вспомнишь, что на свете был оборотень, который покинул свою тропу ради тебя. Но кто знает, что и как произойдет на самом деле?
       Королева устало кивнула и опустилась на трон. Оборотень покинул тронный зал, на прощание одарив королеву клыкастой улыбкой и лукавым взглядом глаз, постоянно меняющих свой цвет, растаяв в своем поле, словно мираж в раскаленном воздухе пустыни, и только сиреневая дымка долю мгновения клубилась на том месте, где колыхалось его огромное жизненное море. Аталия пронесся над этим местом, разгоняя, словно наваждение, след оборотня, и спокойно вернулся к королеве. Ажан погудел на прощание грозно, предупреждая оборотня, что в следующий раз не сдастся так просто, и тоже возвратился к своей хозяйке. Где-то на четках теперь загадочно тускнел бесформенный кусок красноватого янтаря, в котором заточена была память о вечном одиноком страннике, ищущем то, не знаю что, среди людей и животных для собственного непостижимого удовольствия. И королева задумчиво перебирала огромные турмалиновые четки, гадая, ощутят ли когда-нибудь её пальцы теплую застывшую смолу вместо прохлады камня.