Как я едва не пал жертвой Большой Белой Собаки

Я пригласил ее в театр. Мы сидели в первых рядах. Прозвенел третий звонок. Погас свет. Люди носятся по сцене. Сколачивают группки. Потом распадаются. Появляются другие. Потом снова. Я скосил глаза. Моя спутница смотрела не отрываясь.

 Я вскоре тоже нашел себе занятие. У примы, когда она бегала, высоко откидывая ноги, видны были белые трусики. Да,– еще ничего! Я пожалел, что не захватил бинокль.

После спектакля я хотел увлечь ее в темные аллеи.
Когда мы спустились в вестибюль, к нам метнулась тоненькая фигурка.

– Мам.
– О, а ты откуда здесь?! Что случилось?
– Ничего.
– Ты где была?
– На улице.
– И давно?
– Замерзла?
– Привет, Рита, то есть, извини, Таня.

Как можно так посмотреть, а потом не встречаться глазами.
Я провожал их, и мы говорили о том, как течет крыша и, что хорошо бы был кто-то, способный ее починить. Выяснилось, что у нее завтра выходной, а дочь уходит в школу с утра.

– Я зайду завтра?
– Когда?
– Утром.
–Ну, хорошо, позвони только.

Я шел домой. На телефон пришло сообщение.
« Женшины! Все проблемы от них. С праздником Холи!»
Номера нет. И кто такой(ая) Холи?

На следующий день я стою с шоколадным рулетом в одной руке, а указательным пальцем другой – нажимаю кнопку. Дверь открывается ровно настолько, чтобы в сантиметре от моего паха защелкнулась пасть. Эту пасть, или, вернее – все то продолжение ее, удерживает за ошейник белая рука в халате и миловидное лицо в приоткрытой двери. Видимо следующая цель – мое горло.

Теперь я уже стою за калиткой. Большую Белую Собаку выводят во двор. Они с дочкой. Ее держат. Я вновь открываю калитку и прохожу к двери. В проеме стоит она. Сзади дочка пристегивает на цепь остервенелое тело. Наконец, я протискиваюсь, отдаю рулет на кухню. В доме стоит тяжелый аромат. Я разулся и прошел в комнату с белым потолком. В шкафу – хрустальные горки. Я сел на диван.

– Потолки у вас высокие. Старый дом.
– Ему уже больше ста лет. Мы сделали ремонт, пока только в этой комнате. И мебель переставили – так больше места.
– Потолок хорошо покрашен.
– Это мы нанимали женщину.
– Хорошо вам сделала, ровно, – тут меня укусила блоха.
– Чай будешь?
– Да, пожалуй.
– Какой – зеленый, или черный?
– Я люблю черный.
– Есть зеленый в пакетиках, черный долго заваривать.

Мы с ней и дочкой пили зеленый чай в пакетиках, сидя за столом, и ели шоколадный рулет. У дочки были накрашены глаза и губы. Волосы уложены, а в них вставлено множество какихо-то заколок и звездочек. Просто какой-то килограмм звездочек.

– Ты чего рулет не ешь?
– Хорошо вам, а я сразу раздуваюсь – в смысле – полнею сразу,– сказал я, улыбаясь.

Дочка посмотрела на меня подведенными глазами.

– Может подскажешь, что нам подарить нашей бабушке на день рождения? У нее уже все есть.

Я задумался. Неужели все. Пока я думал, они стали перечислять и отвергать: фен, лак для волос, коробку хороших конфет, вазочку, набор сковородок, хрустальную горку, шкаф, белый потолок.
Я сидел. Мне стало казаться – крохотные насекомые ползут у меня под брюками. Все выше.

– А в прошлом году мы подарили ей музыкальный центр. Я собирала весь год купоны от молока, послала, и вот – мы выиграли центр. А теперь – собираем на телевизор.

Высокий потолок – казалось теперь – не столь уж высок. Большие зрачки. Большая белая собака. Боевая раскраска. Надо убираться отсюда. Пока они… А я – еще я.

– Ну, ладно, я пойду уже.

Они стояли и наблюдали, как я завязываю шнурки. У Тани большие зрачки с голубой каймой и вздернутый нос. Я заглядываю в них то и дело.

Я вышел во двор. Еще одна пара глаз провожала меня. Калитка захлопнулась с жалобным стуком. Зазвонил телефон. Я прочитал.

« В жизни у каждого человека естъ выбор где он и с кем. Твое окружение это те с кем ты общаешься. Ты его выбираеш, значит ты его достоин. Проснисъ и повернисъ лицом к Солнцу, это единственный способ житъ. Иногда надо менятъ свою жизнь на 180 градусов. Если не сможеш – все так и будет по жизни.»

Прощай, Большая Белая Собака! Я повернулся на 180, встал лицом к Солнцу, но не проснулся.