Об одном паломничестве на Святую землю

Об одном паломничестве на Святую землю
времен императора Николая I

Притча


Корабль с паломниками возвращался в Россию. Благообразные лица, возгласы умиления и имя Христа и Бога нашего неслись со всех сторон. Люди были благодарны провидению, что оно позволило им на краткий миг прикоснуться к святыням града Иерусалима и прочих святых мест.

Православная вера объединила в сей час князя и простолюдина, помещика и монаха, журналиста и художника. Все возвращались домой и искренне верили, что благодати, отмерянной им в этой поездке, хватит на многие и многие годы полезной и созидательной деятельности Церкви и Отечеству во благо.

Вместе с нами в этой поездке был и известный писатель Николай Васильевич Гоголь. Правда, всю дорогу он был крайне нелюдим и мало с кем общался, как на самом корабле, так и во время нашего посещения Иерусалима. Правда внешний вид его, по возвращении на корабль, несколько отличался от обыденного. Вместе с общей просветленность лика я видел и некую грусть в глазах Писателя. Здесь и впредь, называя его Писателем, я буду писать это слово с большой буквы. И к тому, как мне думается, есть основания.
Однако же, вернемся к той празднично экзальтированной толпе, что заполнила сегодня верхнюю палубу. В сей миг, все они со вниманием слушали находившегося с нами в поездке московского попа Гермогена. Этот рослый священник кроме громогласного баса обладал и не менее мощным и объемным животом, что давно уже является поводом для насмешек над священством.

- По объему поповского пуза, - шутил, например, путешествующий с нами модный художник Житинкин - определяется и степень благодати, исходящей от того или иного священника. Чем более объемно чрево, - будто бы всерьез утверждал он - тем более и масса Святого Духа, заполняющего собой сие чрево…
Поп вещал благочестивой компании о житие пророка Ионы. А так как мы с вами немного отвлеклись на забавный каламбур художника, то не услышали рассказ с самого начала. Но самое главное, как мне думается, мы не пропустили…

- И тогда дает Бог своему пророку Ионе новое служение. Идти для проповеди покаяния к нечестивым и враждебным по отношению к Израильтянам иноплеменникам.

И тут, уподобляясь громогласному Богу, и как бы от Его имени, поп воскликнул так, словно это он сам с небес обращается к своему пророку Ионе:
- Встань и иди в Ниневию – город великий. И проповедуй в нем, ибо злодеяния его дошли до Меня…
От этого барабанного баса не только бы сам пророк, но и сидящие вокруг попа Гермогена богомольные даже вздрогнули. А эмоциональная княгиня Долохова даже схватилась за сердце, что отметил для себя сидящий здесь же доктор Бодров.

А Гермоген продолжал:
- Но пророк не исполнил повеление Божия. Он думал, что Бог, как великий и милосердный, долготерпеливый и многомилостивый, умилосердится над Ниневетянами, если они покаются в своих грехах. В то же время, чувствуя и всю тяжесть непослушания Богу, Иона, в страхе бежал от лица Божия и решил на корабле отправиться в далекий Фарсис.

И тут свое решительно слово сказала княгиня Дорохова:
- Никто не может укрыться от Бога, ибо – и далее она уже процитировала фрагмент из 23 псалма – «Господня земля, и исполнение ея»…

- Верно, княгиня! - Похвалил Долохову поп и сам же продолжил, ссылаясь на тот же псалом Давида: - Действительно, кто же может бежать от Того, Кто… «иже везде сый и вся исполняя»?
И все согласно закивала головами. После чего, Гермоген продолжил свой поучительный рассказ:
- Господь, желая вразумить раба Своего, воздвиг сильный ветер, и на море поднялась великая буря. Сильные волны бросали корабль из стороны в сторону, так, что он готов был разбиться. Ужас объял корабельщиков, - Поп кричал так, словно он сам был на этом корабле. - Тогда они стали взывать каждый к своему богу, кто кого чтил и считал своим хранителем. В то же время, желая облегчить корабль, часть команды начала выбрасывать всю кладь в море…

И тут уже заегозила старуха-помещица Репнина. Она лишь на миг представала себе, что это ее кладь, ту, что она везла с собой из этой поездки, выбрасывают за борт. И ужаснулась от одной этой мысли, а потому, чтобы не упасть в обморок, достала небольшой пузырек и несколько раз втянула в себя, очевидно отрезвляющий, запах нашатыря.

А Гермоген разошелся не на шутку.
- Желая узнать, за кого именно постигло корабль сие бедствие, корабельщики бросили жребий, который пал на Иону. И пророк поведал им о своем преслушании воли Божией, и о том, что согрешив он и убегал от Божественной воли на этом корабле…
– Неужели же они и впрямь выбросили этого несчастного человека в море? – Воскликнула актриса императорских театров Трепетова.
И поп Гермоген ответил:

- Несмотря на выпавший на Иону жребий и его признание, и даже на грозящую их кораблю гибель, они не захотели исполнить над ним приговор, как по своему человеколюбию, так и по страху пред Всемогущим Богом Израилевым, так как видели в Ионе Божьего посланника…

- И что же, они все вместе погибли, от своего человеколюбия? – Иронично спросил уже знакомый нам художник Житинкин.
Гермоген поморщился, однако же ответил:
- Понимая, что корабль неминуемо погибнет, они все вместе воззвали ко Господу: Молим Тебя, Господи, да не погибнем за душу человека сего, и да не вмениши нам кровь его невинную…
Все присутствующие уже плакали навзрыд, понимая то, что должно произойти после этой молитвы.

- И только тогда корабельщики взяли Иону и бросили его в море. И в сей же миг прекратилось морское волнение.
И все облегченно перекрестились.
Старуха-помещица Репнина, видимо, успокоившись за целостность своей поклажи, аж трижды осенила крестным знамением почему-то именно свой рот.

А Гермоген продолжал свой рассказ:
- Между тем, Иону ждало новое испытание. По повелению Божьему, его проглотил кит, и пробыл Иона во чреве кита три дня и три ночи, вознося свои молитвы ко Господу…
- А это уже, батюшка, сказки для простаков… - Сказала и даже демонстративно зевнула, прикрыв рукой рот, пописывающая женские романы, молодая журналистка одной из московских газет по фамилии Перевертышева.

Батюшка от такой неожиданности даже рот раскрыл.
- А вот и нет, сударыня! - Неожиданно вступился более за Иону проходивший в этот момент мимо нас Николай Васильевич Гоголь – Кораблю Ионы, застигнутому бурей и погружаемому в морскую пучину, а далее и самого кита, в чьем чреве пробыл Иона три дня и три ночи - Церковь православная - уподобляет наши с вами души, обуреваемые волнами житейского моря, потопляемые грехами и уловляемые духовным зверем – Диаволом…

И ушел, оставив всех нас в глубокой задумчивости.
Гермоген пообещал нам, что завтра же продолжит рассказ о житие пророка Ионы, и мы разошлись по своим каютам.
А ночь поднялся сильный ветер, и разразилась буря. Сильные волны бросали и наш корабль из стороны в сторону, так что он готов был уже разбиться.

Почти все участники дневной беседы нечаянно вновь оказались на палубе в ожидании приказа капитана корабля о действиях, кои им надлежит незамедлительно выполнить для собственного же спасения.
Естественно, что рассказ о буре, и об Ионе, на которого выпал жребий, не мог не подвигнуть к каким-либо умозаключениям встревоженных пассажиров. И когда очередная волна хлынула на палуба, народ православный словно прорвало.

Тогда-то и раздался могучий бас попа Гермогена, гремевший так, что местами перекрывал шум бушующих волн.
- Что запричитали, богомольцы? Еще не успели оторваться от святой земли, а уже ропщите… Ветер видите ли не унимается. Так молитесь. Вставайте на колени и просите Бога…

- А может быть Ему тоже нужна чья-то жертва? – Робко спросил адвокат Хватов, и сам же ужаснулся возможным последствиям сказанного, увидев, брошенный на него, бешеный взгляд попа, очевидно убоявшегося, что он сам и может стать той жертвой.
– Кто же из нас нагрешил более? - Спросил, улыбаясь и обводя взглядом застывшую толпу, художник Житинкин. - Кого из нас не хочет принимать родная земля?

И все взгляды снова обратились в сторону дородного попа.
- Что смотрите? Меня сожрать хотите? Накоси вам, выкусите, и показал всем кукиш.

Богомолки, что были на палубе, крестясь, о чем-то защебетали.
Новая волна ударило в борт, и корабль даже крякнул от такой неожиданности. Казалось, что еще минута, и он лопнет, развалиться на части.

То, что ранее еще можно было назвать если не монолитом, сцементированным на единстве веры и любви к родному Отечеству, то хотя бы каким-то содружеством родственных душ, вмиг, словно ртуть, разбилась на сотни капелек, каждая из которых вдруг перестала признавать духовное родство с другой такой же каплею. И даже, если они сталкивались паче чаяния, из-за очередного резкого крена корабля, то в испуге распадались на еще большее число человеческих недомолекул.

И вдруг раздался истеричный даже не крик, а более визг, очевидно очень больной души:
- Гоголя за борт! - Это закричала княгиня Долгова – Он давно уже с бесами путается…
-Побойтесь Бога! - Неожиданно для всех, вступился за Писателя купец Жадов.
- Нам то православным, что бояться? – Поддержала княгиню бойкая журналистка Перевертышева. - Это же не мы свои души в обмен на писательский талант дьяволу заложили.
- Что же вы такое говорите, матушка. Николай Васильевич – это наша знаменитость… - Хотел снять напряжение толпы доктор Бодров, но вышло наоборот.

Вперед выступила старуха-помещица Репнина. Обеспокоенная за свой груз, со всклоченной от порывов ветра прической и с клюкой в руках, - что придавало ей не столько грозный, сколько комический облик, - она, что было сил, закричала:
- Продал нас всех, как Иуда за тридцать серебряников. Писака. - И тут выдала такой неприличный пассаж, что приводить его дословно даже не смею. Видя к себе внимание со стороны обезумевшей от страха толпы, она уже не унималась:
- Не иначе, как бесы твоею ручонкой-то водили, когда ты свои пасквили писал. А теперь хотел на святой земле грешки у Бога вымолить? Не вышло!

В это время доктор Бодров уже подошел к Долоховой, чтобы узнать, не нужна ли той какая-либо помощь.
- Не троньте меня, я здорова. – Вновь заголосила княгиня - Вот кто здесь сумасшедший. – И она указала перстом в сторону Писателя - Вот его-то и надо снять его с корабля, а то все из-за него погибнем… - Выдавила она из последних сил и сломалась, как ломается тростник, колеблемый сильными порывами ветра.
- Да как же это можно, господа? – Чуть ли не взмолился все тот же доктор Бодров – Да разве же можно человека в такой шторм одного оставлять за бортом.

Гоголь уже смиренно подошел к одной из шлюпок.
Толпа стала медленно образовывать вокруг него кольцо.
Кто-то успел обо всем доложить капитану, и он мгновенно оказался на палубе.
- Не сметь! – Попытался он остановить толпу - Не потерплю самосуда на корабле. Вверенной мне властью…
Но, возвышающийся над ним, поп, сзади, чем-то сильно треснул его по голове. И капитан упал под ноги все той же толпы. И все снова устремились к Писателю.
Гоголь поднял правую руки и степенно перекрестился, а потом сказал:
- Ну, вот вы сами и сняли с себя, скроенные лукавым, личины своей набожности. И если вы теперь посмотрите, друг на друга, то увидите в себе всех тех, о ком я и писал все эти годы – себя сущих…
- Да он же просто издевается над нами, неужели вы этого не понимаете? Он снова оскорбляет нас…. – Трагически продекламировала актриса Трепетова.

- Конечно, вы можете ссадить меня с судна, если действительно считаете, что после этого вам всем станет жить лучше. - Говорил Гоголь, обращаясь к каждому их нас с глазами полными сострадательной христианской любви. - Я не только сам прощаю вам, но буду молить, чтобы и Господь простил вам то, что вы собираетесь сейчас сделать… Ибо вы действительно не ведаете, что творите…

- Снова учить нас вздумал, ирод! – Выступил вперед с крестом в руках, осмелевший от содеянного над капитаном, поп Гермоген. – Все не угомонишься святоша хренов? Думаешь, ты только один такой печальник на всем белом свете? А мы лишь куклы безмозглые? Да я тебя сейчас анафеме…

И вся толпа, подхватив, взревела:
- Анафеме его… анафеме…
Я увидел, как несколько, чьих-то услужливых, крепких и цепких рук уже вцепились в Писателя и даже приподняли тело Николая Васильевича для того, чтобы просто выбросить его за борт.
В этот-то момент и прогремел тот самый звонкий и хлесткий, словно удар Божьего бича оглушительно-раскатистый гром, а вслед за ним молнией от небесных высей до самых волн нечто разомкнуло завесу черного мрака, сгустившуюся вокруг корабля.
Руки ожесточившихся судий, находящихся в сей момент на палубе, от неожиданности такой потянулись, было к своим нательным крестам.

От самого горизонта в сторону нашего корабля начал перемещаться огненный светящийся столп неземного света, доходящий в своем сиянии до самых небес.

Поп же, взревев диким голосом и низко прижимаясь к самой палубе, чуть ли не на четвереньках, стал отходить к задней корме корабля. И прежде чем он пропал с наших глаз, многие, в том числе и я, воочию увидели на его голове рога и даже рыжий мохнатый хвост, показавшийся из-под полы его рясы.
Те отчаянные, что в своем неведении, все еще продолжали держать тело писателя, сами от такой неожиданности, разомкнули свои руки, и я увидел, как Писатель стал падать в бушующее море…
Однако волнение в тот же миг и прекратилось.
Нечто, подобное белым всполохам молний, стремительно устремилось вслед за Николаем Васильевичем Гоголем.

- Не иначе, - подумал я, - что сие и есть невидимые простому смертному - ангелы небесные, посланные Творцом, чтобы спасти Писателя от падения в бездну и пронести на своих руках, дабы и его нога, подобно Спасителю, не преткнулась ни о камень, ни о воды…

И тут все от мала до велика увидели, как в сияющем блеске по воде и в сторону корабля движется Сама защитница сирых и обездоленных, немощных и гонимых - Матушка наша Пресвятая Богородица.
Все смолкли. Кто как мог, перекрестился, еще не веря своим глазам. Богомолки так просто упали на колени.
Но, что более поразило, остававшихся на палубе пассажиров, так это то, что навстречу Богородице - и также по водам шел - Писатель.

Еще мгновение и - счастливейший из смертных - Николай Васильевич Гоголь вошел таки в этот столь желанный и вымоленный им всей своей жизнью и писательским подвигом ореол слепящего и обволакивающего глаза света, исходящего от Пречистой. В тот же миг вокруг Богородицы образовалось белое облако, которое на наших же глазах вознеслось под небеса, и пропало, словно его никогда и не было.
Вот и вся история, что случилась во время одного паломничества на Святую землю.

А как же тот корабль, спросите вы меня?
Поверьте, он все также болтается по бушующему морю, и мы никак не можем прибиться к какому-либо берегу.
Также и с любимой моей страной - Россией.
И если вы спросите меня, как долго это будет еще продолжаться, то отвечу, что не ведаю.
Одно лишь знаю наверняка, - до тех самых пор, пока каждый человек, волею судеб оказавшийся на землях Святой Руси не примет в свое сердце Творца и не ответит на Его любовь своей искренней любовью и к Богу, и земле кормилице, и к ближнему своему.
И лишь смирив себя этой христианской Любовью, он сможет пойти по морю аки по суху… навстречу с самим собой, с землей-матушкой и с Господом Богом нашим Иисусом Христом.

P.S. Историки справедливо утверждают, что именно по возвращении из паломничества по Святой земле Палестины, Николай Васильевич Гоголь и сжигает второй том своей поэмы «Мертвые души». Но делает это не из-за якобы охватившего его «безумия», как считают некоторое, а лишь благодаря обретению им душевной Свободы в Православной Веры.

Слава Тебе Господи, Слава Тебе!