Я или он 2

После смерти Верки я уже не могла спокойно видеть людей в маске. Поняв, наконец, что именно несет за собой это проклятая метка, я долго приходила в себя после ухода подруги. Родители вопросов не задавали – люди вообще не задают вопросов, если уверены в ответе. Они думали, что я переживаю из-за смерти одноклассницы, а переживала из-за своего дара. Проклятого дара. Почему именно я? Почему именно я должна видеть преддверие смерти? Почему именно я должна видеть Его? Почти год ходила я по улице, опустив голову, и старалась не вылавливать из толпы не людей со страшной печатью, ни, тем более, Его силуэта над жертвой. Но все проходит. Постепенно мой взгляд отрывался от асфальта, а с новой весной пришло и безразличие – не буду же я всю жизнь прятаться!

В пятнадцать я научилась не замечать масок. Почти каждый день мои глаза с грустью выхватывали из толпы какое-нибудь лицо со страшной печатью, иногда я видела над головами людей взмах Его черных крыльев, но я уже не реагировала так болезненно, что мне за дело до чужой смерти? Понимание, что смерть и жизнь неразрывно связаны, вливало в меня спокойствие, но еще более успокаивала мысль о моей собственной беспомощности. Я уже не считала, что людям надо знать о своей смерти. Однажды я даже пыталась предупредить – слава Богу, та женщина меня не знала. Ровно через шесть дней ее мать, со слезами на глазах, рассказывала в телевизоре, как какая-то ведьма сглазила ее дочь. С тех пор я поняла, какое неблагодарное это дело – быть предвестником смерти. Я испугалась, и более никогда никого не предупреждала. Я даже смирилась со своим даром, приняла его, приняла, но от судьбы не убежишь...

Было ровно семь утра. Я только встала и сонная прошла на кухню.

– Оля, опять тапок не надела! Зима на улице, пол холодный! – заворчала мать, и я собиралась привычно огрызнуться, повернулась и... увидела на ее лице маску. Пол поплыл у меня перед глазами, и впервые в жизни я поняла, что такое потерять сознание... все бывает впервые. Как и нежелание приходить в себя, возвращаться в страшную действительность, потому что первое, что я увидела, когда очнулась, было обеспокоенным лицом матери... в маске. Я сглотнула. О Боже, ей осталось пять дней, всего пять дней! И никто не знает. Достаточно, что я знаю, знаю уже сейчас.

Наверное, я опять сильно побледнела, потому что мама испуганно вскрикнула, а прибежавший отец, неожиданно серьезный, подхватил меня на руки и отнес на кровать.

– Ты чего, Огонек? – ласково шептал он, пока мать вызывала врача.

Я молчала. Страх не давал мне говорить. Да и что мне было говорить? Правду? Все та же уверенность, что мне не поверят, заставила мои губы сомкнуться. Лишь с приездом врачей я начала отходить...

– Что так напугало вашу девочку? – спросила толстая женщина в белом халате. И как она определила, что я испугалась? – У ребенка явный шок. Можно спросить, почему?

Легкая боль от укола, и мое уставшее сознание вновь окутала вата тяжелого сна. Проснувшись, я с облегчением увидела сидевшую у кровати мать. И тот час отчаяние захватило меня густой волной – на ее лице была маска, мне не приснилось! За окном шел пушистый снег, а я гадала – как это будет? Как у Верки, во сне, или как у некоторых – в боли? Быстро или нет? Как?

В тот день меня не пустили в школу, на следующий день я истериками не пустила мать на работу. Посоветовавшись с отцом на кухне, мама решила поддаться моему внезапному сумасшествию, и провела со мной долгий, но мягкий допрос. Они хотели знать, что меня так напугало. Хотела бы я ответить, но что я могла сказать? В пятнадцать я уже понимала со всей безнадежностью, что мне никто не поверит, никогда не поверит. А если поверят, то будут считать, что я сглазила... Накаркала, призвала смерть... Со слезами я прижималась к матери и дрожала всем своим телом. Еще четыре дня, Господи, всего четыре. И ее не будет, лучше пусть меня не будет! Почему, за что?

Ночью, не в силах заснуть, я прокралась в комнату родителей и села рядом с ее кроватью прямо на холодный пол. Просто хотела на нее посмотреть. Именно тогда я увидела Его. Увидела мельком, Он пришел так же быстро, как исчез, и на мгновение мне даже показалось, что я ошиблась, что это неправда, но маска на ее лице не давала повода для надежды. Это было началом конца.

На четвертый день Он стал настолько видимым, что казался осязаемым. Теперь уже я не отводила от него взгляда. Да и не было необходимости – мама взяла отпуск, взяла без моей просьбы, потому что мои воспаленные глаза и взгляд, следивший за кем-то невидимым в комнате, не оставлял ей никакого выбора. Краем уха, я слышала, как родители обсуждали возможность вызова психиатра. Если мне не станет легче через несколько дней. Я тогда еще улыбнулась. Несколько дней! Знали бы они, что будет через эти несколько дней! Одного из нас не будет, и это Его, Его вина! Фигура Его была еще расплывчатой, а я Его уже ненавидела, следила за Ним неотрывным взглядом, стараясь уничтожить своей ненавистью!!! Господи, я даже и не подозревала, как сильно я умею ненавидеть! А Он... Он чувствовал. И, как ни странно, Его это не радовало. Я отчетливо видела грусть в Его темном взгляде, и изредка мне казалось, что Он избегает смотреть мне в глаза. И не зря избегает! Такого взгляда, что был у меня, не смог бы выдержать даже Ангел.

А мама... Мама выдерживала. Она, будто чуя, что творится в моей душе, прижимала меня к себе крепко-крепко, ловила мой сумасшедший, ненавидящий взгляд, но ее объятия вызывали во мне только новые приступы истерик. Это все Его вина! Он за ней пришел...
Все кончилось внезапно. Пришел рассвет, а вместе с ним и новое утро. Гнев во мне клокотал так сильно, что казалось, я сейчас разорвусь на кусочки от адского жара. Ангел стал почти осязаемым, мама на мгновение вышла, наверное, в туалет, а я... я вдруг захотела убить Его, разорвать в клочья. Даже руку подняла. Даже фурию в себе вызвала. Даже встала с кровати, на которой пролежала последние сутки. Даже поверила, что это возможно! Возможно Его уничтожить!

Но, внезапно встретившись с Его всепонимающим взглядом, не смогла. Даже двинуться не смогла, так и застыла с поднятой рукой. Глупо... Босая, зимой, в холодной комнате, в застиранной пижаме, бросающаяся на Ангела Смерти. Глупо... Смешно...

Он продолжал на меня смотреть, теперь уже изучающе, и я поняла, наконец, поняла всеми фибрами своей никчемной душонки, что это значит «говорить глазами». Впервые в жизни я почувствовала ТАКОЕ. Сила и уверенность Ангела плыла в моих жилах, и наполнилось мое сердце таким покоем, что стало страшно. Я поняла, что не могу более Его ненавидеть, хоть и любить не могу, но и ненавидеть. Потому что ненавидеть можно что-то понятное, равное мне, а как можно ненавидеть ТАКОЕ? То, чего я не достигну даже через века праведной жизни.

Я вновь заплакала, но уже обреченно, без сил села на кровать и почувствовала, как вместе со слезами уходит гнев и приходит понимание. Все правильно. Бог создал нас смертными, и пусть нам больно, гадко, но это не мы придумали, ОН. ОН и Его позвал, этого Ангела. Может, и Ангелу тяжело, только ведь никто не спрашивает. Может, спросить?

Я подняла глаза и даже открыла рот, чтобы спросить, но слова замерли на моих губах: ангел улыбался! Улыбался так тепло и мягко, что и моя душа начала улыбаться вслед его улыбке. Мир вдруг заискрился красками, и снег на улице показался чудом, сама жизнь показалась чудом, каждое мгновение! Ангел улыбнулся еще больше, и я почувствовала, как душа моя парит над комнатой, как в душу приходит знание, и увидела, как попадает в аварию автобус, в котором моя мама едет на работу. Все так просто. Автобус, в который все садятся с масками, а выходят с Ним. А могут и не сесть. Тогда и маски не будет...
Облегчение вошло в мою душу так резко, что мне стало плохо. Меня начало рвать, рвать кровью, и я чуть ли не силой заставила маму остаться рядом. И, о чудо! В 7.40 с остановки рядом с нашим домом ушел автобус, ушел, а она осталась... Без маски...

***
После этого я расцвела. Неожиданно до меня дошло, что мой дар не так уж бесполезен. Я могу не только видеть маску, но и снимать ее, спасать людей от смерти! И я начала снимать маски. Снимала я не со всех, а только там, где могла. Иногда это было легко, иногда сложно, но всегда Он мне помогал, и Ангел Смерти вскоре стал мне таким же близким, как родители. Он был рядом почти всегда, Его внимательные, темные глаза следили за каждым моим движением, отголосок Его силы наполнял меня уверенностью, и я привязывалась к нему все больше, и все ярче становились мои видения, все чаще появлялись решения – как помочь, как предупредить. Люди начали верить, что я приношу удачу. Знакомые слушались моих советов без пререканий, а незнакомые... я и сама не понимаю, как мне удавалось их предупредить, удавалось!

Но в семнадцать все изменилось. Саша влетел в мою жизнь со скоростью метеора. Он был выше меня на голову, старше – на пять лет, мудрее – на целую жизнь, и с ним я впервые познала сладость мужских объятий. До него я и не знала, что можно и нужно жить по-другому, что можно так ярко чувствовать, и так тонуть в собственных чувствах. Вы не поверите, но я влюбилась. Влюбилась глубоко и безнадежно. Даже не влюбилась, все было тяжелее – я ошалела от неожиданного чувства. Сошла с ума, забыв игру с масками, забыв о смерти и ее вестнике, потому что теперь существовал для меня только он и счастье, что он внес в мою жизнь. Я не хотела разбавлять это счастье чужим горем, не хотела помогать – если Бог тех людей приговорил, то почему я должна была их спасать? Все равно умрут, раньше или позже, но умрут. А у меня... у меня есть он, и меня это устраивает! Большего мне и не надо... Да только и счастье бывает недолгим.

В тот день на улице шел дождь. Красивый летний дождь, падающий на серый асфальт тяжелыми каплями. Мне повезло. Родители уехали на курорт, оставив свою взрослую уже девочку одну, чем мы с Сашей и воспользовались. Неделя счастья, неделя, которой я так долго ждала, и теперь с таким удовольствием смаковала на своих губах. Саша проснулся раньше меня, большой сони, и распахнул настежь окно, впуская в комнату летний воздух. Его мускулы заиграли под гладкой, еще незагорелой кожей, а меня вновь пронзила волна вожделения. Как же я тогда была счастлива! Саша вздохнул полной грудью, встал на цыпочки и довольно потянулся так, что хрустнули кости, а я, выскользнув с постели, осторожно к нему подбежала и прижалась грудью к его спине.

– Привет, котик!

– Думал, что ты еще спишь, – ласково промурлыкал мой лев, оборачиваясь и ловя меня в крепкие объятия. Но мне уже было не до любовных игр, страх пронзил душу холодной волной, под ногами все поплыло, и мир в одно мгновение посерел: на лице Саши была маска!

– Что случилось, Огонек? – сразу же стал серьезным Саша, и звук его голоса с трудом продрался через волны моей задумчивости. – Приснился плохой сон?

– Нет, – прошептала я, змейкой вырываясь из его объятий, преодолевая дурное предчувствие. Чего я боюсь? У меня еще несколько дней, а потом, потом придет Он, и все кончится. Я просто не дам Саше умереть, и все кончится.

Не кончилось. Все было не так, как раньше. Посмотрев в зеркало, я похолодела, увидев на своем лице... маску. Что же это? Не успев еще толком испугаться, я вдруг увидела Его за своей спиной. Ангел пришел раньше, гораздо раньше...

– Мы уходим вместе? – прошептала я, чувствуя, как Его темные глаза пронзают меня сочувствием. – Ты это пришел сказать? Что ничего нельзя сделать? – Ангел молчал. – Ну так, ничего, не страшно, вместе, так оно не так страшно...

– Не совсем, – медленно ответил тот. Я впервые услышала его голос. Глубокий, мягкий, манящий, и безмерно мудрый. Голос, который выворачивал из меня душу. – Меня прислали, чтобы предложить тебе выбор. Все просто – ты или он. Ничего более. На этот раз я не в силах помочь. У тебя есть три дня. Срок более короткий. Решай, девочка. Ты пойдешь со мной или он.

Я или он? Как просто...

В ту ночь я лежала в его объятиях, и маска перелетала с его лица на мое.

Я или он... Это смешно.

Мне вдруг показалось страшным умирать. Но и его терять страшно. Страшно и то и то.

Я или он.

Почему этот вопрос звучит в моей голове сигналом тревоги? Мучает и днем и ночью?

Я или он.

Что страшнее? Может, это не любовь? В кино никто и не размышляет над таким выбором. Ради любимого отдают жизнь, даже не думая, а я, почему я сомневаюсь?

Я или он.

Кто это придумал? Может, я чудовище? Не умею любить? Эгоистка? Почему я сомневаюсь? Почему мне так сложно решиться умереть?

Он или я.

Почему сейчас? Когда я только начала познавать глубину жизни? А родители? Я ведь у них единственная. Но и Верка была единственной, кому это помешало?

Я. Он.

Кто? Все же кто? Если я не люблю Сашу, тогда почему мне так сложно его убить? Нет, о чем это я, какое "убить"? Это не убийство, мне просто надо дать ему умереть. Меня даже никто не обвинит, все так просто... не заметить маски. И все!


Я или он...

Все время один и тот же вопрос, три дня мучительных сомнений, пытка, которую придумали только для меня. Вторую ночь я уже спала – усталость и перенапряжение дали свое, Саша держал меня в объятиях, и маска покоилась на его лице. Или на моем? Я не знала, ничего уже не знала. В последнюю ночь... он спал, а я стояла у окна и молча плакала от страха перед смертью и страха остаться одной. Боже, как я хотела жить! Боже, как я хотела, чтобы он не умирал! У меня более не было видений, я не знала, как это будет, а Ангел стоял за моей спиной, Его крылья то сходились, то расходились, а глаза следили за мной, не отпуская меня ни на мгновение.

– Почему ты ставишь меня перед таким выбором? – заплакала я. – Почему? За что ты меня ненавидишь? Это справедливо?

– А за что ненавидят меня? – тихо ответил Ангел, и его голос задел самые сокровенные нотки моей души. – За что ты ненавидишь меня?

– Я? – от удивления даже боль ушла на мгновение.

– Ты, – ответил Ангел. – Ты мешаешь мне делать мое дело. Ненавидишь меня, препятствуешь мне, будто я – зло. Но я – не зло, и ты это знаешь. Как и то, что когда-то приходится платить. За все. За игру со мной – тем более.

– Это ты придумал? – ненавидяще закричала я.

– Не я, – спокойно ответил Ангел. – Есть правила, которые выходят за пределы моей власти. Я и так потакал тебе слишком долго. Теперь... теперь ты платишь за свой дар.

– Я не делала ничего плохого!

– Ты меняла судьбу людей, – ответил Ангел. – Изменив чужую судьбу, ты поменяла и свою. Ты не делала ничего плохого, но не делала ничего и хорошего. Я – вне зла и добра, я всего лишь проводник из одного мира в другой, не более. Смерть – это переход от одного существования к другому, не более. Страх перед смертью просто сдерживает вас от преждевременного шага. Не более. Вы не видите меня, ты – увидела в детстве и запомнила. Не более.

– Ты циничен!

– Я – прав.

Я замолчала, прикусив губу, и лишь к утру осмелилась спросить:

– Иначе нельзя. Я или он?

– Или ты, или он.

– Как мы умрем? – прошептала я.

– Быстро, – ответил Ангел после некоторой паузы. – Это мой дар лично тебе. Что бы ты ни выбрала, смерть будет мгновенна. Ты или он.

– Я или он, – прошептала я. – Почему?

– Я же объяснял, – прошептал Ангел. – И ты поняла. Не задавай глупых вопросов.
Следующий день я встретила на ногах.

Я или он.

В последний раз разбудила его поцелуем, все еще не сделав выбора. Не в силах была сделать.

Я или он.

Как бы я его не любила, желание жить было столь же сильным, ярким, как вспышка света в темноте. И столь же яркой была любовь, молодая, сильная любовь.

Я или он.

Кто пойдет за Ангелом Смерти?

Я или он.

Мы должны были провести этот день вместе.

Я или он.

Что решить?

– Оля, почему ты такая бледная? Тебе плохо?

Я или он.

– Нет, Сашенька, хорошо, мы ведь вместе, как мне может быть плохо?

Я или он.

Взяв сумку, я вышла за дверь.

Я или он.

Саша остановился, чтобы закрыть квартиру.

Я или он.

Мы спустились вниз, держась за руки.

Я или он.

Что это за шум? Подросток, стоящий перед дверью. Почему он такой бледный? Что держит в руках? Отмычка... Поворачивается... Достает нож. Зачем? Свидетель.

Я или он.

Кто – свидетель? Я и Саша. Узнавание в глазах Саши. Он его знает.

Я или он.

Я увидела его... смерть.

Я?

Нет, не Ангела Смерти, а подростка с перекошенным лицом, с ножом в руках.

Он?

– Саша! – закричала я

Кто?

Выбор!

Я или он?

Он...

Я!

Ангел смерти улыбнулся и протянул мне руку. Выбор сделан. Я полечу на черных крыльях. К Вере, которая ждет, давно ждет... она слышала...

12-15 июня 2008