Статья

«Литературная газета» ростовский выпуск»2000г
Светлана Зубрилина (Карагод)
 89185185272 сбер любую сумму, увижу, что прочитали

О бедной Наталье замолвите слово!

Фамилия её была Маслова. Нет не Катюша, а Наташа, что, пожалуй, если вспомнить чем она занималась в последние годы, значения особого не имело. Хотя, впрочем, по сравнению с ней, героиня Толстого выглядит более удачливой и счастливой.
Она была моей соседкой. Когда нас свела судьба, ей исполнилось тридцать восемь. Несмотря на полуголодное существование, она была пышногрудой, полной нездоровой полнотой блондинкой. Никто никогда не называл, и, наверное, и не знал ее отчества. Почти ежедневно, глянув в окно на хоздвор общежития, я могла наблюдать как, Наталья Маслова и ее десятилетний сын роются в мусорных баках: собирают бутылки, банки из-под майонеза, те остатки еды, которыми побрезговали студенты. "Питаемся с мусорника! - говорила она с вызовом, в котором чувствовалась обреченность. - Когда-то мне было стыдно, я одевалась как пьяница, наматывала на голову тряпье, чтобы не узнали, и шла к мусорным бакам, где подальше. Но теперь, теперь мне все равно."
Она приехала в Ростов-на-Дону с сыном Сашей несколько лет назад из Махачкалы. Ее отец в свое время был известен в театральных кругах Дагестана, вел беспутную жизнь, но семью и особенно свою единственную дочь любил. В их большом доме, по ее воспоминаниям, было всегда много красивой одежды, конфет и людей, причисляющих себя к творческой элите. Родители Наташу баловали, и она выросла впечатлительной, красивой и совершенно не приспособленной к жизни. Убирать в доме, готовить еду и что-то делать по профессии она так толком не научилась. Когда мы встретились, от прошлой жизни в ее привычках осталась страсть к дорогим сигаретам, сладкому, яркому маникюру и макияжу, а также какое-то навязчивое и смешное в данных обстоятельствах жизни желание что-то дарить, отдавать другим. Как соседке мне, видимо за то, что я иногда делилась с ней продуктами, она притаскивала "с мусорки" декоративные вазочки, цветочки; книги и другие вещи, в массе своей непотребного вида, но отказаться от которых значило смертельно ее обидеть
Об истинных причинах, побудивших Наталью после смерти отца покинуть Махачкалу, узнать от нее мне не удалось. Но скорей всего это был страх. Один из приезжих оттуда аварцев, надо сказать довольно ограниченного ума и физических данных, очень даже возжелавший мою соседку, как-то сказал про нее: " У нас таких не любят!" Таких - это одиноких русских женщин с незаконнорожденными детьми. Закончившая художественное училище в Ленинграде и вернувшаяся оттуда с ребенком Наташа, с её манерами "свободного художника" и привлекательной для любого нацмена пышной красотой, конечно, не могла ужиться в Махачкале. Покровительство отца какое-то время спасало ее межнациональной травли, но когда его не стало, существование там для нее стала невыносимым.
В Ростове первое время она искала работу - декоратором, учителем, подсобным рабочим в театре... - ходила по инстанциям в надежде, что ей помогут с детским пособием, жильем. Опыта общения с бюрократами не было. Понятно, что от нее все отмахивались как от чумной. Нет прописки, нет денег, нет знакомых - так почему мы должны помогать?.. Из Махачкалы пришло сообщение, что умерла мать. Денег для возвращения домой не было. На квартиру претендовали другие родственники, за которую могли и убить. Возвращаться в Дагестан Масловой стало страшно. Вот тогда впервые, дойдя до отчаяния, она принялась собирать бутылки и "продавать" себя. За еду, одежду для сына, ночлег. Родители не научили ее чего-то требовать, и теперь даже за свои услуги проститутки она брала, что дадут. Мужчины, от студентов-иностранцев, турок и "кавказцев" до "приличных" семьянинов, пенсионеров и стариков-преподавателей - обычно любили расплачиваться спиртным, которое тут же распивали вместе с ней. Чтобы не было так противно и голодно, Наташа, раньше употреблявшая только слабый алкоголь, пила с ними водку, откладывая бутерброды от закуски для сына. Ее жизнь стремительно покатилась вниз. Днем они с сыном бродили по городу, она искала работу, а вечером спали, где придется.
Потом ей "повезло". С одной из знакомых художниц они оказались с Старочеркасске, где обычно летом собираются на пленэр студенты художественного училища и факультета РГПУ*, - и она устроилась работать натурщицей. В Старочеркасске у нее появились знакомая семейная пара. Они крестили Сашку в православной церкви. Предлагали остаться им на квартире одной из старух, но с трудоустройством здесь было ещё хуже, и Наталья вернулась в Ростов.
Она работала натурщицей, часами просиживая в неподвижной позе перед студентами. Работа сначала даже ей нравилась, "обноженнка" была редко, а в основном её разодевали в платья-декольте и дамские шляпки. У нее появилась комната в общежитии, сначала светлая и просторная, потом, когда ей не удалось вовремя оплатить ее, темная и требующая капитального ремонта, больше похожая на подвал, с мокрыми отстающими обоями, тараканами и слизнями по углам. Благодаря людской помощи ее сын наконец-то пошел в школу. Но денег катастрофично не хватало, дополнительной работы не находилось. Наташа не умела экономить, не умела постоять за себя. В день зарплаты к ней обязательно приходила "подруга" и уговаривала ее выпить, любо по безумным ценам навязывала ей какое-нибудь старьё: вещи для сына, маловатые кофточки, лосины, платья, в которых она выглядела по-дурацки и вульгарно. В ее жизни опять нашло место собирание бутылок, "мусорники" и случайные мужчины. Она перестала мечтать о любви и больше всего хотела, чтобы "клиенты" быстрее уставили ей немного денег и ушли, не заставляя выслушивать их садо-мазохитские бредни или говорить о чем-то. У Наташи появились мании: преследования и мнимой беременности, - болела голова, она стала забывчивой и неряшливой.
Сын Сашка рос хилым и слабым. Проявлял способности в учебе, но от недоедания у него не хватало сил сидеть за учебниками – он засыпал. Так крепко, что Наталье приходилось долго стучать, чтобы он проснулся и открыл дверь. Время от времени осознавая, что она плохая мать, Маслова поддавалась на советы окружающих устроить сына в интернат. "Он будет там нормально питаться!" - оправдывала она себя. Но, увы, "гении" от педагогики не поверили что ей, а, прежде всего, мальчику необходима помощь. В их глазах она была просто "падшая" женщина, которой хочется избавиться от ребенка.
Мне очень хотелось помочь Наталье с дополнительной работой. Этого не получилось, сначала возможно из-за моей собственной неустроенности, потом от того что оказалась поздно - Масловой было необходима другая помощь. Глухая стена непонимания, встречала меня всюду, куда я обращалась. Особенно поразил меня редактор одной из преуспевающих газет. Я объяснила ситуацию и просила: предоставьте ей работу курьера, уборщицы или давайте напишем о ней и, может быть, найдется для Наташи помощь или какое-нибудь дело. Мне вежливо отказали - кто платит "свободной" прессе, тот и заказывает музыку, и ему явно не понравятся статьи о нищих - потом сказали, что подумают о возможной выплате Масловой какого-то единовременного пособия, но их "думы" так ничем и не закончились.
В мае Наталья лишилась работы - пришли другие, более молодые натурщицы, ее же "подружки", поспешившие рассказать о ней "все". Кроме того, она совершила проступок, объяснить который позже не могла - "голоса" сказали ей поставить в ведомости по оплате больше часов, чем отработала, и она сделала это. В августе её выселили из общежития - грязь, приход "клиентов", которые стали единственным источником их с сыном доходов, не уместны. Меня тогда не было и я не видела, как она ушла. Саша гостил у крестных в Старочеркасске. Он вернулся в Ростов к 1 сентября. Дверь комнаты с их вещами опечатали, где мама никто не знал. Ее ждали неделю. Он жил у друзей здесь же в общежитии. Наталья Маслова не пришла, сын был всегда единственным, что ее еще беспокоило в этом мире, и потому все решили, что с ней что-то произошло. Сашу опять отвезли назад в Старочеркасск.
С Наташей случилось именно то, что и должно было произойти с впечатлительной, лишившейся всего женщиной. Она сошла с ума. Молчаливая "беседа" с направляющими ее голосами, страх, что ее обидят, стали постоянными. В ноябре холод полураздетую Наташу привел за вещами в общежитие. С испуганным, отсутствующим взглядом на состарившемся лице она брала у меня еду и стремилась убежать. Я рассказывала о Саше, но она смотрела на меня с недоверием: голоса "говорили" , что он умер и ей надо сделать тоже самое.
Наступала зима. Скорей всего Маслова замерзла бы где-то на улице, но Бог не дал ей погибнуть. Одна из бывших подруг, к которой Наталья пришла в дом, отвела ее в женский монастырь на Каменке. Батюшка и настоятельница долго не могли добиться от нее и слова и, поняв, что она не в себе, отправили ее в психологическую лечебницу в Ковалевку. Как ни странно там Наташу вылечили. Она все вспомнила, поехала к сыну, оформила с крестными Саши документы на его опекунство, по которому теперь он станет получать пособие. Выглядит она вполне нормально. Говорит, что если бы появились деньги, съездила бы в Махачкалу. Бог с ней с квартирой, надо побывать на могиле матери. Ищет работу с предоставлением жилья, но пока безуспешно. У нее появилась прописка, но... в Ковалевке. Жизнь в больнице не сахар, но она кажется Масловой терпимой, а врачи ангелами. Они обещают оформить ей пенсию по инвалидности. Удивительный парадокс нашего общества - сначала оно отказывается от человека, который ещё несколько лет назад мог быть ему полезен, а теперь будет платить деньги на его содержание!
Недавно мне принесли пакет с продуктами и сказали, что это от какой-то Натальи. Я на миг обрадовалась: неужели Маслова справилась со своими бедами, счастлива и решила вспомнить обо мне? Нет - все оказалось иначе. Продукты были не от нее. Она все еще живет в психиатрической больнице. Чуда с Наташей Масловой не произошло и не произойдёт. Пока мы ей не поможем.