Коммутанты или мутанты, вступающие в коммуникативн

 
       

       (повесть в рассказах)



       ОСТОРОЖНЫЙ.


       Прежде чем начать своё повествование, хочу представить вам главного героя - человека, собственно, глазами, которого вы и будете наблюдать происходившие с ним или вымышленные мной истории, что в принципе одно и тоже.
       Итак, знакомьтесь - Василий!
       Городской житель, как многие слегка ленив, для вида слегка эрудирован, по натуре слегка авантюрист, впрочем, как все, кто родился в СССР, при дорогом Леониде Ильиче. Однако этим счастливчикам выпало ещё, и переболеть юношеским максимализмом во времена перестройки и сопутствующей ей гласности. То есть: сухой закон по всей стране не давал возможности чуть-чуть расслабить кипящий разум алкоголем, по составу соответствующему признанным международным стандартам или хотя бы приблизительно похожему на цивилизованные напитки. А всё происходило, как раз наоборот: подпольные лавки, действуя методом от противного, то есть, изготовлением суррогата, ещё больше разжигали не сформированное, но уже возмущённое, слабенькое подобие разума, состоящее из попыток юности порассуждать. Но из-за отсутствия на это занятие времени, и, не видя в этом для себя ни смысла, ни пользы, почву для этого юность подготовила абы как, тем и славилась.
       Получать дипломы, удостоверяющие образованность, поколению этому пришлось уже в СНГ. А живут эти невольно-добровольные жертвы в России. И они уже абсолютно безразличны даже к возможным над ними случайным или запланированным экспериментам какой-нибудь инопланетной системы.
       Поколение робото-людей, из под ног у которых время от времени уходила земля; сознание их полностью теряло понимание и контроль даже над собственными органами, в том числе и половыми. Менялись ценности, плесневела действительность и, в конце концов, одни, из первых людей страны, уходя, просили у всех прощение, а другие скрывались за рубежом, по сценарию, написанному по мотивам истории случившейся ещё до революции, прикрываясь при этом немыслимо неприличным количеством денежных купюр в валютном эквиваленте. Телевидение, как всегда сообщало, что экономические программы вступают в определённую стадию. Менялись дети: вырастая, они, наотрез отказывались « плодиться и размножаться», находя это занятие серьёзной помехой в достижении каких-то своих целей, ужасно меркантильных, но уже целесообразных с точки зрения Научно-Технического Прогресса, но на деле таких же призрачных, как и те, что были у предшественников.
       Конечно, много ещё чего менялось. То есть: можно сказать, что это было поколение, постоянно пребывающее в растерянности, робости, но при этом, кто успевал, ещё и регулярно меняясь. Поколение, которое по каким-то причинам, потерялось в толпе других поколений: как бы - ни рыба, ни мясо, застрявшее между весёлыми шестидесятниками и меркантильным поколением менеджеров, администраторов, логистов. Не найдя, таким образом, себе применения в веке нынешнем, не тяготится статусом и костюмом невидимки, а даже видит для себя в этом выгоду.
       Скромным носителем почетной участи быть одним из тех, кого можно отнести к этим невидимкам был и мой знакомый Василий. Именно потому, что привык к постоянно происходившим переменам, как в стране, так и в собственном туалете, Василий всегда был очень осторожен. Со стороны это, конечно, выглядело странным: все его поступки, как ему лично казалось, были вполне логичны, но многим они казались абсурдными, нелепыми и вообще, порой, кто-то подкручивал у виска, глядя на то, что вытворяет Василий. Так вот, одна из странностей Василия, была его щепетильная осторожность…
       Бывало за обедом не только нож и вилку проверит, не слишком ли острые, но и ложку: а вдруг язык порежет.
       Одежду Василий покупал такую, чтобы гладить не надо было – утюга боялся: ожог получить - это как минимум, потому как утюг ещё и электроприбор, а это неминуемая смерть… Майки, трусы, рубашки, носки, брюки и многое другое из одежды, всегда были чёрного цвета или, хотя бы, коричневого. Стирать чтобы пореже, ибо порошок – продукт химической промышленности, и что в его составе, обывателю не известно… Постираешь и без кожи останешься – разъест!
       В отношении еды Василий был также щепетилен: ел всегда одни и те же продукты, старался не экспериментировать: морковь, капуста, хлеб…А если, вдруг приспичит ему что-либо новенького купить – долго присматривается, принюхивается, а дома уже лизнёт разок и отложит в сторону: «Боязливо что-то…» Пока вконец продукт не испортится. Вот тогда то, не внимая здравому смыслу, ка-а-ак набросится, съест всё в один присест и пожинает плоды своей глупости: весь вечер на горшке медитирует, бедолага: «Всё, Василий, всё! Не надо больше так делать! Хватит». Потом, конечно, он очень долго не повторяет подобных опытов, но всё-таки повторяет.
       С женщинами у Василия складывались отношения довольно сложным образом. Откровенно говоря, женщинам Василий нравился. Он всегда был очень чистым, не издавал никаких неприятных, обыкновенно сопутствующих почти всем мужчинам запахов. Опять же из-за своего страха заболеть, подцепив какую-нибудь бациллу, мылся обыкновенно Василий очень тщательно и очень часто: и руки, и ноги, и уши, и зубы чистил. А после выхода на улицу, по возвращении домой и подавно, мылся целиком: сидел Василий в ванне часа по три, отмокал, да отдраивал себе спину, плечи, колени и пятки. Женщин восхищала его чистота, они легко шли на контакт, не смотря на его странности. Правда, в интимном вопросе между Василием и его женщинами происходил, так называемый, казус, они возмущались, порой даже очень бурно. Дело в том, что от своего опасения приобрести нечто из венерических переживаний, Василий тщательным образом предохранялся. Происходило это таким образом: натянув презерватив, он старательно перематывал его изоляционной лентой или лейкопластырем - что в данный момент было под рукой. Затем он брал ещё один презерватив и проделывал ту же самую операцию: презерватив, лента, презерватив, лента…и так всю упаковку себе на свой агрегат и использовал. Многим дамам это не нравилось. Во-первых, выглядело это ужасно, а во-вторых, получавшийся в результате его манипуляций аппарат пугал своими размерами. Дело всё в том, что ещё находящийся в покое орган для полового общения у Василия был уже впечатляющим. А после, если так можно выразиться, предохранения, он приобретал размеры абсолютно неприличные. Да и сам Василий, если всё ж таки, находилась любительница острых ощущений, после каждой интимной паузы бежал сломя голову в ванную комнату. Там, разумеется, он тщательнейшим образом промывал своё изделие, затем аккуратно разматывал и как минимум пол часа тёрся мочалкой. Это, разумеется, не вызывало положительных эмоций у дам, они покидали его.
       И Василий опять оставался один.


       
       ОЧКИ.
 

       Ещё совсем недавно Василий был очкарик. В общем-то, это его нисколько не беспокоило. И даже наоборот, ему нравилось видеть окружающий мир таким, каким он является на самом деле, а не додумывать его. При этом очки вносили в простоватый образ Василия важности и даже немного солидности.
       Зрение у Василия – сказать, что плохое, так это ничего не сказать. Близорукость такая, что, скорей всего, крот в сравнении с Василием, просто будет зрячим. Этот процесс, в сторону ухудшения зрения происходил пропорционально увеличению его интеллектуального уровня: Василий любил книги и по долгу сидел в Интернете. А всеми признано, как факт, что именно это препятствует нормальному функционированию этого важного органа.
       Но случилось так, что в определённый момент, Василий перестал носить очки, просто как-то вдруг сразу они исчезли из его давно сложившегося и неизменно принадлежавшего ему образа очкарика- ботаника. Случилось это так…
       Эстет-Василий получал удовольствие от различных, сопровождающих нашу жизнь явлений прекрасного. Самое распространённое из них – музыка. При этом он не зацикливался на каком-то одном направлении и не был членом определённого фанклуба: здесь он предпочитал разнообразие. При этом любил он эту - одну из форм эстетического наслаждения до такой степени, что его даже можно назвать человеком с зависимостью, а как нюанс, меломаном. Поэтому Василия можно было встретить на различных мероприятиях, где, естественной причиной к тому была музыка. Слушать мог Василий любой материализовавшийся плод композиторских мучений, но истинно то, что он предпочитал всё-таки музыку живую. У некоторых лобарей, как замечал Василий, это получалось весьма недурственно. А уж сходить на концерт одного из самых-самых наикрутейшин - такое удовольствие, которое одинокий молодой человек старался себе устраивать чаще, правда, этим лишая свой желудок всем известного праздника. Махнув, в очередной раз рукой на привыкший к подобным жестам желудок, Василий решил почтить своим присутствием концерт знаменитости, легендарного Б.Г. Перед творчеством этого человека и его коллективом Василий уважительно снимал шляпу дважды.
       Так вот, началом этой истории стал купленный Василием билет.
       Это был билет на концерт музыканта, который был для Василия, никак не меньше, чем Гуру, в том смысле, что в большом авторитете. Василий слушал его альбомы, безуспешно пытаясь понять, в чём же смысл гениальности, на первый взгляд простых текстов. Чаще всего Василий задумывался над двумя вопросами, которые не давали ему покоя уже давно, и ответы на которые он надеялся, в конце концов, получить на концерте: «Как можно спать, сидя на красивом холме, не боясь скатиться?» и «Зачем так рисковал старик Козлодоев, ползая по крыше?»
       Василий, весьма довольный собой, а конкретно, таким удачным стечением обстоятельств, предоставивших ему возможность встретиться с прекрасным сочетанием музыки и поэзии, но почему- то мандражировал. Это его удивляло, потому что подобное он обычно испытывал, как послание интуитивного мышления, в качестве предупреждения о внеочередном и очень скором появлении в его жизни судьбоносных перемен.
       Очки. Разумеется, очки были, как всегда, при нём, поскольку, разглядеть своего кумира иначе он не смог бы, а ему этого очень хотелось. А если уж не разглядеть, то, хотя бы, просто увидеть на яву.
       Перед концертом, прогуливаясь, взад и вперёд в фойе, Василий попивал оказывающие правильное действие на тело напитки: стимулируя, они придавали телу приятную гибкость и одновременно, задавали ему правильный для конкретной ситуации тонус. Не удивительно, что в это же самое время и в этом же самом месте, подобной программой воспользовались и другие желающие осчастливиться моментом музыкального озарения. Не было, казалось ни одного человека, кто не прикладывался бы к баночкам, бокальчикам, рюмочкам. В местах для курения рисовались нарядные дамочки, бездарно подражающие богемной тусовке. Выставив, скорее всего, для демонстрации, а может по какой-нибудь иной причине, ногу вперёд, они курили длинные, тонкие сигареты. Что-то было в них такое, что делало их похожими на сестёр, но в то же время со стопроцентной уверенностью можно заявить, что абсолютно ничего общего у них нет, кроме половых признаков. Они умудрялись, в непрерывном гуле, состоящем процентов на девяносто из мужских голосов, на разных стадиях шафе, время от времени пробиваться в качестве громких возгласов: « Не может быть!», «Ну ты даёшь!», « Какой козёл!».
       Василий развлекался, разглядывая публику. Он любил красиво и стильно одетых людей, любил свободные манеры. И он уже не один раз улыбнулся, встречая в толпе знакомых. Поздоровался: и за руку, и просто кивком головы, приветствуя так обычно не очень в его жизни значимых персонажей, а потому обделённых его личным рукопожатием.
       Были и такие, кого он видел, кажется даже, знакомился когда-то, но не мог вспомнить, к сожалению, кто, где и когда. Встреча с подобными забытыми именами подтверждала, что знакомство, скорее всего, было мимолётное и ничем не разбудившее интерес к дальнейшему общению. Встречное любопытство с попыткой воспоминания, указывало Василию на то, что и его имя так же находится в мозговом отделе ненужной информации, как «забытое – ненужное». Подобное явление никаким образом не могло огорчить Василия, у него даже на эту тему сформулировалось нечто похожее на постулат: «Взаимность всегда приносит положительные эмоции. Даже если это взаимное равнодушие».
       Размышляя о человечестве в целом, а затем о конкретных индивидах, принадлежавших этому социальному явлению, он останавливал свой взгляд, на представительницах слабого пола. И бессознательная задержка взгляда на выделяющиеся тыловые округлости, а конкретно филейные части женщин, на какое-то неопределённое время сделало его гипногибельным. В том смысле, что он сам захотел стать зомбиобразным кроликом, удавом при этом были женские прелести. В этом состоянии он стоял и думал о чём-то своём, светясь улыбкой обычного идиота.
       Но, вдруг, совершенно неожиданно, выделил он конкретный объект. Это был тот самый момент, о котором предупреждала интуиция. Он увидел её - женщину своей мечты, так ему, по крайней мере, показалось в тот момент.
       Она, с очень печальным видом, прохаживалась с какими-то флажками между отдыхающими, видимо, предлагая рекламную продукцию, которая к её глубокому сожалению абсолютно никого не интересовала. Её огорчал результат неудачного коммерческого опыта, это было заметно. Поэтому она уже ничего никому не предлагала, просто молча стояла, прислоняясь к колонне, застыв в задумчивой античной позе. Это придавало лёгкий оттенок загадочности её простоватому личику. Для Василия весь мир мгновенно отошёл на второй план.
       Василию очень нравились девушки необычной внешности, он обожал экзотику: азиатки, мулатки, арабчонки... Это был тот самый вариант, который, как говорится, сводил его с ума: девушка обладала раскосыми глазами, глуповато торчащими ушками, красными, как кумач, волосами и ещё одним достоинством - маленьким ростом что-то около метра пятьдесят сантиметров. Василий на собственном опыте убедился, что маленькие женщины, будучи сладострастными, никогда не отказываются от сексуальных приключений. И каждый раз он испытывал невероятно сильное возбуждение при виде таких вот экземпляров. Он стеснялся такого своего необычного предпочтения, но ничего поделать с собой не мог. Его заводили такие женщины с пол оборота. А он в свою очередь и сам очень долго не мог утолить своего возбуждения, удивляя таких своих любовниц необыкновенным сексуальным аппетитом. И именно такие подруги для него становились и Музой, и Гетерой, и Мадонной – то есть, предметом обожания на какое-то время, длительное с точки зрения современных отношений. Только такие малышки могли долго удерживать Василия в этом состоянии, значимом лично для него. Объяснить он не мог, в чём же была причина такой метаморфозы. Но медаль, как известно, имеет и две стороны, поэтому женщины высокие вызывали у него обратную реакцию.
       Василий не мог оторвать своего уже похотливого взгляда от незнакомки, он уже был заряжен, излучал электричество и, конечно, готов был уже на всё.
       Он встряхнулся - пора действовать. Как заколдованный Василий направился решительным шагом в её сторону. Приблизился.
- Купите флажок, - прощебетала она тоненьким голоском, - последний остался.
« Что же ты со мной делаешь, душа моя!», - подумалось Василию. Её голос усиливал эффект, так, что у Василия от возбуждения уши заложило.
- Покупаю! – Василий зашуршал в бумажнике купюрами.
       Затем гордо взял только что приобретённый флажок с ужасной физиономией: качество настолько сомнительно, что назвать это изображение можно только как уродливое издевательство над кумиром. Василию, правда, было уже параллельно на качество только что приобретённого товара – рядом стояла обожаемая уже до скрипа при ходьбе девушка. Размахивая флажком, он поинтересовался:
- Как ваше имя, мадам?
- О! – она была удивлена таким обхождением. Но только что купленный, единственным, за последнии минут сорок, покупателем флажок вывел на её смешном личике улыбку, как оказалось, весьма, симпатичную.
-Татьяна! – она увидела блеск перспективы заняться сексом с парнем на вид приличным…Он ей, определённо, начинал нравиться.
- Танечка, составьте мне, пожалуйста, компанию. Я очень хочу посмотреть концерт именно с вами, дабы мы могли получить удовольствие от совместного просмотра этого, как мне кажется, многообещающего зрелища, - в нём проснулся Василий – филолог. Этот филолог с необыкновенной лёгкостью пользовался выражениями, принятыми обычно в высшем свете, выглядело это весьма натурально. Он эффектно, и как ему казалось, вполне естественно входил в образ носителя высокого стиля, становясь необыкновенно привлекательным. Это джентльменский приём был не единственным, но самым безотказным. Удачным был он и на этот раз: Татьяна не стала раздумывать над предложением, сразу согласилась. Компаньоны, прикупив прохладительных напитков, вошли в зал.
       Музыканты очень старались, и естественной реакцией на это было то, что равнодушных в зале не было. Всеобщий восторг проявлялся по-разному, к примеру, Василий и Танька приплясывали в такт музыки, при этом одними губами, повторяя слова песен, хранившихся в душе. Время от времени они выходили утолять жажду, разумеется, алкоголем; и в этом процессе, пробуждали в себе какие-то иные потребности. Поэтому они здорово набрались, однако, выглядели вполне прилично для продолжения банкета после концерта. Посидеть решили в скверике.
       Они купили пива, устроились на скамейке, и понеслось... Обсудив все моменты, достойные воспоминаний, они, перебивая друг друга, принялись травить байки. Информация, нескончаемым потоком пополняла то оду пару ушных раковин, то другую. Но время, неумолимо приближаясь к нулю, требовало принятия какого-нибудь решения. Закрытие метрополитена была веской причиной встать со скамейки.
 - Слушай, пошли, в Неве искупаемся? – произнесла Татьяна, ей не очень хотелось прощаться.
       Василий оценил нестандартность мышления новой знакомой, проявленной в необычном предложении, отметил её отвагу, необходимую при купании в Неве, тем более, в мае, даже расчувствовался.
       Расставаться с Танькой прямо сейчас в планы Василия не входило, уже по известной причине. Поэтому они купили вина и направились к ближайшему спуску к Неве.
 - Ой, а я без купальника, - пискнула Танька.
 - И я без плавок.
 - Ну и хорошо!
       Василий не совсем понял, что хорошего, но согласился. Мысли переплетались, завязывались узлом и расходились: выпитое ранее делало своё обычное дело. Василий, однако, решил выпить ещё, видя в вине не только истину, но и помощь в развязке затянувшейся минуты непонимания.
Татьяна быстро разделась и, хохоча, голая побежала к воде.
       Василий, наконец-то, понял, что ему делать: разделся, снял очки и положил их рядом с ботинками, затем голый запрыгал вслед за Танькой, которая уже плескалась в воде. Василий с потухшим зрением на звук нашёл её, дотронулся до тела, она в ответ хохотнула. Василий попытался разглядеть её - всё напрасно. Почти сливаясь с водой, Татьяна только всплеском подтверждала своё присутствие.
- Русалка! – вырвалось невзначай, но было похоже на правду.
- Дельфин! – отреагировала она на своеобразную игру и прильнула к нему.
       Купание было приятным, не смотря на холодную воду. Выходя из воды, оба почувствовали бодрящий и трезвящий озноб. Допили вино, немного согрелись.
- Чем бы вытереться? – Татьяна покрылась гусиной кожей и застучала зубами. Решительно схватила своё платье, быстрыми движениями начала им вытираться, неожиданно предложила ему:
- Держи, всё равно уже мокрое.
       Платье показалось Василию единственным и приятным спасением тела от влажности. Смущаясь, он вернул его обратно. Смех сопровождал облачение Татьяны в её туалет: мокрое платье скользнуло по голому телу. Проигнорировав колготки, ботинки обула на босые ноги. Молча взяла забытые колготки в руки и торжественно повязала их пионерским узлом на шее Василия. Протяжно пропела:
- Да-арю-ю.
       Обалдевший, от происходящего и абсолютно голый Василий стоял и странно улыбался, не зная как реагировать на происходящее.
- Одевайся. Замёрзнешь, - вернула его к реальности Татьяна.
- Тань! Ты такая… Такая… ну просто… - Василий забывал прилагательные, призывал на помощь Василия-филолога, но тот, видимо, ушёл погулять в запутанных мыслях. В голове вертелось только издевательское: «Ибо… ибо…»
       Отрезвил, снова возвратив в действительность, Танькин голос:
- Я сейчас…
       Она, прихватив сумочку, покачиваясь, пошла в сторону кустов. Он последовал за ней, по дороге, останавливался, чтобы одеться. Прищуриваясь, всё шёл и шёл. Что было вокруг, для него оставалось догадкой, поскольку очки свои забыл он на месте купания. Таньку он не нашёл, хотя и совершал неоднократные попытки возвратиться к месту их совместного пребывания. Потом поймал машину и уехал.
       Больше он Татьяну не встречал. Так и осталась она в его памяти: удаляющаяся в кусты Нимфа. Со временем, при воспоминании о ней, воображение пририсовывало: то гордую походку, то волосы, развивающиеся на ветру, а то и манящий за собой пальчик.
       Очки с тех самых пор Василий носить перестал. Надоели потери.



       БЕДНЫЙ КОЛЯ.


       Встречи с друзьями доставляли Василию много незабываемых, даже без фотоаппарата, мгновений.
       Общение давало возможность обмениваться информацией: интересной, а иногда и полезной, причём не только для Василия, но и для его друзей-приятелей. Совместные посещения боулинга, бильярда, кафе и клубов на этом не ограничивалось: ходили в гости друг к другу, где находили себе не менее увлекательные занятия, к примеру, игры в карты или шахматы или просмотры футбольных матчей под пиво с таранькой.
       Особое удовольствие доставляли Василию визиты друзей к нему домой. Он расслаблялся дома по полной программе и был спокоен по поводу того, что ему не надо было никуда возвращаться.
       Василий жил один в отдельной квартире, и это был ещё один плюс, потому что у него можно было засидеться, не доставляя никому неудобств. У него было уютно: совершенно случайно, но, видимо, по всем правилам Фэн Шуя расставлена мебель, там, где необходимо освещали приборы, в неожиданных для того местах находились необычные артефакты древних культур, рассматривать которые было приятным и небесполезным времяпровождением. В целом всё было довольно гармонично, даже время от времени возникающий холостяцкий бардак, можно было назвать вполне художественным.
       Поэтому дома у Василия царила всегда приятная атмосфера: ни мыслей никаких отрицательных, ни действий не провоцирующая. Василий - радушный хозяин был очень гостеприимен, и к тому же у него всегда было что-нибудь вкусненькое. А самое главное - у Василия было очень редкое качество, которое скорее можно назвать доказательством уважения и любви – он умел слушать.
       Василий, действительно, всегда болел душой за друзей, а не просто делал вид для приличия. С ним можно было поделиться горем: сопереживал он искренне, брал на себя чужую боль; как мог, помогал: то словом, то делом. Радовался чужим успехам без чувства зависти, поэтому без опасения сглаза можно было с ним делиться и этим. В общем, душевный парень Василий был необыкновенно популярен. Друзья любили захаживать к нему, и уходить особо не спешили: им самим было трудно это сделать - флюиды удерживали.
       Впрочем, у него при случае и остаться можно было…
       Николай, давний приятель Василия, в последнее время приходил в гости не очень часто. Он был всегда чем-то занят, времени свободного у него было не так много, поэтому отдыхать он предпочитал дома. Но случалось, что в компании они виделись, Николай любил общаться сразу со многими.
       Живя без особых проблем, как говорится, правильно, Николай среди знакомых слыл везунчиком. Он всегда был чем-то занят, выделялся среди периодически уходящих в продолжительный приступ лени знакомых, небывалой по кипучести энергией. И что самое невероятное, что всё у него получалось, все задуманные проекты реализовывал по задуманной им же схеме – умный был очень Коля.
       Жаловался он редко, Василий даже забыл, когда в последний раз это происходило. Но похвастаться своими подвигами Николай любил. Василию нравилось слушать эти удивительные, но правдивые, истории. Пытался и сам поучиться чему-то у Николая, но видимо, ему этого не дано.
       Жизнь Николая была полна каких-то удачно заканчивающихся происшествий, счастье, казалось, сопутствовало во всём. Всегда он получал выгоду: рассчитывал он на это или это было дело случая – результат беспроигрышный. Понятно, что он прилагал к этому немало усилий, поэтому все понимали, что он чем-то будет повыше других, и, понимая это, принимали.
       При этом благополучный Николай никогда не отказывал друзьям в денежных кредитах, на любой разумный срок и без процентов. Вот уж истинно, что щедрым людям везёт! Это тот самый случай!
       Коля друг хороший. Но виделись они с Василием не часто, тем более уже давно не было общения с глазу на глаз. Но однажды случилось - невероятное: звонок, открыл Василий дверь, а там - Николай! Мало того, Николай стоял и смотрел на Василия печальными глазами; таким его давно никто не видел, а скорее его таким никогда никто не видел.
       Видя такую картину, Василий понял, что случилось что-то ужасное, а, учитывая необыкновенную по величине везучесть Николая, то соответственно его везучести, несчастье должно быть тоже из ряда вон выходящее. «Страх какой-то!»,- подобная мысль пронеслась у Василия вместе с мурашками.
       Впустив Николая в дом, Василий пригласил его на кухню, усадил за стол.
- Ты голоден? – спросил Василий. Может, и был не уместен этот вопрос в ситуации, связанной с Николаем, но по всем правилам гостеприимства Василий его не мог не задать.
- Нет, я есть не хочу, я не голоден. Да и вообще, ничего не хочется,- промолвил Николай чуть слышно и поставил на стол литровую бутылку водки.
«Ого!» - удивился Василий, это уж совсем не похоже было на Николая.
       Все привыкли, что он не пьёт. Николай, насколько помнил Василий, всегда был за рулём, и днём, и ночью. Все смеялись, что ноги Николая – это колёса его автомобиля; и, подшучивая, называли его Кентавром. А тут сам принёс водку, да ещё в таком недетском объёме! «Дело серьёзное», - Василий заёрзал от беспокойства на стуле.
       Николай сам налил себе водки и выпил. Ничего при этом не сказал. Василий тоже налил сам себе и выпил. Вопросительно посмотрел на Николая, но тот не обратил на это никакого внимания, а налил ещё, но уже и себе, и Василию. Выпил молча. Василий в знак солидарности тоже ничего не говорил, но от водки уже пробивало. «Ничего-ничего, - сам себе объяснял происходящее Василий, - сейчас с мыслями соберётся и заговорит».
       Николай молчал, Василий тоже. Неожиданно Николай разрыдался.
 - Ты, что Николай? – пытался проявить участие, совершенно не понимая, что происходит, Василий. – Не плачь! Ну, что случилось с тобой, ковбой?
 - Ох, Василий, горе то! Горе то, какое! – запричитал Николай.
       «СПИД, сделали педерастом или умер близкий человек», - констатировал Василий, допуская ошибочность своих суждений. « Ну, ничего, пусть поплачет, успокоится. Может потом и расскажет что-нибудь».
       Вдруг Николай действительно успокоился, налил себе ещё водки, выпил и начал свой рассказ:
- Вот, брат Василий, моё горе... Познакомился я не так давно с девушкой очаровательной, и такой замечательной, что даже хотел бы иметь детей от этого человека. Не поверишь, впервые в жизни подумал о женитьбе. А как иначе: она, действительно, милая и приятная во всех отношениях. Воспитанная, сдержанная, добрая моя девочка, - на последнем слове голос Николая съехал с обычной интонации. Потом он сглотнул накатившую слезу и продолжал:
- Приятная внешность. Волосы пшеничного цвета, которые она зачёсывала назад, открывая высокий, как в средневековье, умный лоб. Вкус и стиль я заметил даже в мелочах: носочки, платочки, цепочки, крючочки. В целом слов таких не подобрать, самое меньшее - это мисс безупречность! Фигура! Боже мой, какая у неё фигура! Я думаю, что если бы ты увидел, то сказал бы, что не встречал подобного шедевра. Идеальна во всём! Понимаешь, она Спортсменка. С большой буквы. Она мастер спорта по плаванию. Царица дорожек бассейна, королева брасса и баттерфляя! Она так очаровательно плавает на спине! Понимаешь, я был рад просто находиться рядом. Готов был не дышать даже, боялся, что она может разочароваться во мне. О! Как же она хороша! У нас складывались отношения. Я был представлен её родителям, её со своими познакомил. Тут и постель появилась, сам понимаешь. В ней столько страсти оказалось, очень чувствительная такая. Здоровое тело требовало мощного сексуального удовлетворения. Я старался очень ей понравится, да и сам разошёлся не на шутку, возбуждён был очень сильно. Мы такое вытворяли: думаю, что повторить никто не сможет.
       Николай замолчал, впал в глубокую задумчивость. Нахлынувшие воспоминания нарисовали на его лице улыбку. Но, вдруг он вздрогнул, налил себе и Василию водки и выпил, опять молча. Потом подождал, пока выпьет Василий, и сказал:
- Знаешь, Вась, я был на самом пике блаженства. Как никогда! Николай вздохнул и уплыл на волне воспоминаний. Василий недоумевал, но ждал терпеливо, пока Коля соберётся, так сказать, с духом. «Что, интересно, могло случиться? Что могло выбить его из его же жизни?» - было очень любопытно, но никаких вариантов у Василия на этот счёт не придумывалось. Поэтому Василий просто сидел, пил и ждал.
- И вот, - продолжал Николай, - в порыве страсти, вдруг… Знаешь, у неё такой сильный оргазм был. Очень сильный. Она взяла меня за ягодицы сжала их со всей силы, закричала, завопила просто… И неожиданно развела свои плавчиничьи руки в разные стороны, при этом, держа в них мои ягодицы. Василий, она мне жопу порвала! Просто взяла и разорвала мне мои ягодицы, представляешь!
- Зашили? – забеспокоился Василий.
- Да, конечно, зашили, - опять заплакал Николай, - но, ты знаешь, чувствую я себя не очень хорошо. Мне не по себе как-то, не понимаю, как так со мной получилось. И почему именно я? Понимаю, что пройдёт всё со временем. Но плохо то мне сейчас! О плавании теперь ни думать не могу без слёз, ни слышать. А плавчих я боюсь, веришь!
       «Теперь и я боюсь плавчих!», - подумал Василий, а вслух сказал:
- Верю! – и добавил, - бедный, бедный Коля!
       Василий обнял уже без всякого стеснения рыдающего друга, успокаивая, понимающе похлопал по спине, сочувственно произнёс:
- Бедный, бедный Коля!
«А с плавчихами я общаться не буду. Бывают же такие ужасные женщины! Кашмар какой-то! Бр-р-р-р!» - подумалось ему.
- Бедный Коля!
       Николай ушёл. Он знал, что его рассказ дальше Василия не пойдёт. Василий чётко разделял информацию, доведённую до его сознания, и конечно понимал, что Николай, возможно, ему единственному смог открыться. Ни болтуном не был Василий, ни сплетником, что хранить чужие тайны он умеет, Николай знал. На душе всё равно было у Николая тяжело, вернее, тяжело было в другом месте, а ещё точнее - больно.
       Василий после ухода друга ещё долго сидел за столом, смотрел на пустую бутылку и рюмки. Вспоминал рассказ Николая, качал головой, а иногда шептал: «Бедный Коля! Бедный Коля!»

       АННА ТИМОФЕЕВНА.


       Когда на Василия накатывала лень, он не старался бороться с этим явлением. Он вдруг вспоминал о том, что это одно из состояний, принимаемое любым из философов как рабочее. Тогда он придавался размышлениям на разнообразные темы, дабы не терять время совсем даром. И, оттого, что его интересовало в данный период его жизни, что он считал главным, и главным ли должно было быть это главное в первую очередь для него или для всех остальных, и зависело направление его философствования.
       Как заметил сам Василий, больше всего он любил наблюдать за происходящим вокруг и рассуждать на тему, навеянную этим. Особенно нравилось размышлять ему о человечестве в целом, о людях в отдельности, мужчинах - в частности и о женщинах - конкретно.
       Василий уже давно заметил для себя, что старики и дети, в отличие от промежуточного возрастного контингента, воспринимают мир и жизнь в этом мире по-особенному. Можно выразиться, по-своему кайфуя оттого, что они живут. С той лишь разницей, что у одних уже всё позади, а у других ещё всё впереди…
       Дети – отдельная тема его размышлений. Василий заметил для себя, что если посмотреть ребёнку глаза, вернее попытаться это сделать, во время его задорных игрищ или в момент заливистого хохота, то можно заметить, выделяемый детским организмом и ему только понятный некий флюид. А скорее даже стимулятор, радующий дитятю и дающий ему столько энергии, что у родителей, не имеющих возможности переварить это, голова идёт кругом. Существо, непонимающее ещё, всей сучности реальности, радуется окружающему и окружающим, да так, что способно всех заразить своим счастьем. Василий, будучи в чём-то ещё ребёнком, немного завидовал этому чистому органическому кайфу, замечал, что можно его уловить, но не в чистом виде, а отголоском, эхом, рикошетом. Не раз он, наблюдая за веселящимися детьми, и сам невольно улыбался.
       «Жаль, что я не помню: ни ощущений, ни видений», - иногда даже сожалел он…
       Старички – ну эти, вообще, себе на уме.
       Есть старики – пьяницы беспробудные, которые, вероятно, пьют по старой привычке: «Пить алкоголь, чтобы просто пить!». Привычке, засевшей в черепной коробке и превратившей, этим своим заседанием, людей в алкоголезависимых животных, на покой возможности не имеющих. Наблюдая одну и туже картину ежедневно и годами, Василий удивлялся живучести таких персонажей. «Вот что значит – старая закалка!» - однако, это вовсе не восхищение, а язвительность, сарказм и ничего более...
       Другие – наоборот, не употребляют абсолютно никакого алкоголя. Взгляд таких долгожителей ясен, пронизывающий, головной мозг насквозь протыкающий, иногда даже волосы на затылке шевелящий. Василий любил наблюдать за старостью, трезвоглядящую на окружающий мир. Особенно, за подобными парочками: мальчик и девочка, лет, эдак, шестидесяти-семидесяти, если так можно выразиться, идут, поддерживая друг друга под руку, не по причине пьяных ног, а ног, еле передвигающихся от долгой эксплуатации оных их обладателями, и при этом наслаждаются и радуются остатками своего жизненного пути.
       Некоторые старики уходят глубоко в себя и не возвращаются обратно: ходят-бродят, бубнят и шепчут, а есть и кричащие. Таких невозвращенцев добрый в душе Василий, жалел, но старался держаться от них подальше, мало ли чего. Как далеко они в себе? И что там в этой долине?
       Встреча с Анной Тимофеевной стала для Василия что-то вроде открытия, оптически настроив абсолютно новое видение «страны старичков». Да и сама Анна Тимофеевна, как авангардная линия этой стороны, надолго прижилась в памяти у Василия, и при случае появлялась, всегда с положительными эмоциями…
       Отдыхал как-то наш Василий у друзей на даче. Лето как лето, в это время года плохо не бывает, если только по здоровью. Дача, как дача – чужая, при этом не коттедж, то есть, ничего особенного. Естественно, для Василия, несколько дней, (сколько точно определить было трудно), провел вместе с друзьями в беспробудном пьянстве. В конце концов, пить Василию надоело, и он решил познакомиться с местностью. Увиденное, Василию очень понравилось: река, лес, поля – красота! И птицы!
       Размяв ноги и вдоволь надышавшись естественными кислородными парами, Василий занялся изучением местного населения. « Алкоголики. Бухают все!» - заметил он для себя. И это было правдой, хоть и не со стопроцентным показателем, но приблизительным к нему. Кто меньше, кто больше - но пило всё взрослое население этой окрестности. Василия поразила следующая метаморфоза: эти крепкие « ребята» и «девчата» в любом состоянии своего организма, казалось автоматически, выполняли определённые действия. Они что-то ковыряли в своих огородах, сажали, поливали, пололи, окучивали. Складывали куда-то или во что-то, косили, боронили, ворочали. Кормили-поили кого-то, пасли, доили, закалывали. И все как один ругались матом, преимущественно местечковым. Из аборигенов, как позже оказалось, никто не отказывался от водки и разговоров на темы: о засолке огурцов, колорадских жуках, грибах-ягодах и навозе.
       Анна Тимофеевна жила по соседству и на первый взгляд от остальных не отличалась: ходила, пошатываясь, была в разговорах весела и словоохотлива. «Как все – пьяница» - поставил свой диагноз Василий, но ошибся. На предложение выпить на халяву, Анна Тимофеевна отказалась; Василий получил от неё отказ на все варианты алкоголеупотребления.
- Я не пью, - повторяла Анна Тимофеевна, - не пью я!
- Она не пьёт, - подтвердили друзья – хозяева дачи. Да и другие так же говорили о том, что уже забыли, когда Аннушка заходила в винный магазин.
«Неужели они совсем ничего не замечают? Она же пьянющая в зюзю!» - удивлялся, размышляя, в своих наблюдениях за Анной Тимофеевной Василий. И стал он за нею следить постоянно…
       Словоохотливые односельчане рассказывали об Аннушке, что здесь она родилась, здесь выросла, вышла замуж и здесь у неё забронировано место на кладбище. Воевала в Финскую войну, Великую Отечественную, а также участвовала в битве за урожай, и надои… Мужа похоронила лет 10 назад, «хороший был мужчина», говорили о нём. Сын утонул – служил на подводной лодке Дальневосточного флота. Одна живёт, ведёт хозяйство…
       Утром Аннушка выходила во двор бодрым шагом. По давным-давно сложившемуся, устоявшемуся и заученному каждой клеточкой и косточкой тела, режиму, она творила-исполняла огородные ритуалы. После посещения сарая в ней что-то менялось: походка становилась менее уверенной, движения замедлялись – делались плавно-плывущими, как после нажатия кнопки реверса. Вот таким вот образом и с загадочной улыбкой на лице, Аннушка чистила картофель, сидя на крыльце и разговаривала с собакой и курами во дворе.
       В сарай Аннушка заходила часто, результат был всегда один и тот же – она просто выплывала из сарая, улыбаясь кому-то внутри себя…
       «Догоняться ходит,» - догадался Василий, - а что ещё может менять поведение – только постоянная догонка!» Вот так размышляя об Анне Тимофеевне, Василий направился к ней в гости. Для себя решил следующее: «Спрошу у неё конкретно, прямо в лоб, так сказать, чем, мол, дышишь, как дела и чем балуешься?»
       Открыл калитку и зашёл на двор. Аннушка кормила кур:
-Цып-цып-цып…
 Заметила Василия не сразу. Видно было, что очнулась, как будто бы она вышла из медитативного созерцания нирваны:
- Здравствуй, Васенька! Что, в гости решил зайти? Заходи-заходи, сейчас чайку попьём, - направилась к дому…
- А может чего покрепче, Анна Тимофеевна? – Василий задёргал ногой.
- Да я же тебе уже говорила, Васенька, не пью я… - она удивлённо посмотрела на него.
«Да, не пьёшь! Так я и поверил! А глаза то тогда от чего так горят?» - возмутился мысленно Василий, но озвучил:
- Да, я, Анна Тимофеевна, и сам то пить уже устал. Это я так сказал, к слову…
- Слово – оно, Васенька – не воробей, - поучительно сказала она, - выскочит – не поймаешь! Слыхал, ведь, наверное? А если бы я согласилась? Устал ты – не устал, хочешь, а может быть, не хочешь, а пить всё равно пришлось бы тебе тогда…
- А мне бы чего другого... – впился Василий в Аннушку, глаза в глаза - мне бы чего в сарае, - выпалил и сам испугался своей прямоты, граничащей с наглостью. В районе солнечного сплетения у него заныло…
       Анна Тимофеевна чуть заметно вздрогнула и вопросительно посмотрела на Василия:
- А что у меня в сарае, Васенька? А ничего у меня там нет… такого особенного, - замолчала, посмотрела на Василия взглядом следователя.
- Ну, очень хочется-а-а... – заканючил он, как маленький. На этот раз решил: «Если и есть чего, то тут только измором нужно брать».
       Аннушка подумала с пол минуты:
- Ни битьём, так катанием, - усмехнулась она. Решила, что Василию довериться все-таки можно. Сказала только:
- Ну что ж.
       Направилась к сараю, поманив за собой: «Пошли, мол, чего встал то, раз хочется…»
       В Аннушкином сарае много чего было: и хлам всякий, и полезные вещи имели место тоже быть. Василий заметил разнообразные орудия огородного труда, дрова, преимущественно из берёзы, сено и огромную металлическую бочку. Именно к бочке Аннушка и направилась. Подставила к, оказавшемуся с боку кранику, кружку, которая стояла тут же, на крышке бочки. Повернула ручку – из краника полилось. С виду, как водка, но без характерного запаха, знакомого даже детям, которым делали уколы, однако, и на воду эта жидкость похожа не была. Аннушка сделала глоток из кружки, предложила отхлебнуть и Василию:
- На, любопытный, пей, - а у самой в глазах блеск алмазный.
- Что это? – спросил Василий, понимая, что спрашивать глупо, раз уж он напросился.
- Пей, знай, не спрашивай! – подтвердила Аннушка.
       Василий лихо опрокинул кружку и выпил залпом содержимое. Мгновенно эта неопределённая жидкость подействовала на него возбуждающе – конкретно внутри салютнуло:
- У-у-ух!
- Это тебе не «Ух!» - передразнила его Аннушка, - а знаешь, что это? Эфир! Понял, следопыт? – разоткровенничалась она, видя в лице Василия уже единомышленника.
- А ещё можно? – Василий начал уже наглеть.
_ А-а-а, понравилось? Хе-хе-хе…- рассмеялась Анна Тимофеевна. Налила ещё:
- Этого хватит,- строго сказала она, протягивая Василию кружку, - во всём должна быть мера!
       И действительно, хватило. В голове зашумел второй залп, а ноги стали ватными. Из сарая, пошатываясь, вышли оба.
- Чай, то будешь? – спросила Аннушка, зная, что Василий откажется.
- Не-а-а… Спасибо, Анна Тимофеевна, не хочется.
- Ну, не хочешь, как хочешь. Тогда, ступай с Богом! Дела у меня…
       Василий нисколько не обиделся. Бодро, как ему казалось, зашагал к калитке. Оглянулся. Аннушка стояла и смотрела ему в след. Подмигнула: «Давай, мол, чеши, Васёк!»
       Весь день смотрел Василий на реку, поля и лес другими глазами, по-новому обозревал он уже знакомую ему окрестность, и мысли при этом у него были абсолютно отличающиеся от тех, которые возникали у него до общения с Аннушкой. Красота! Определённо, красота! И птицы!
       К Анне Тимофеевне Василий заходил ещё несколько раз. Результат был всегда один и тот же…
       По возвращении в город вспоминал дачу, дачные происшествия и Аннушку по-тёплому, душевно.
 «Да, есть ещё женщины в русских селеньях!» – цитировал он Некрасова. «Интересно только, - распылял он своё необузданное любопытство, - откуда у них эфир берётся? Бочками».
       Но это был секрет, о котором Василий спросить у Анны Тимофеевны постеснялся.
« Да мало ли, откуда, - решил он,- главное, что есть!»
 
       
       СОН.


       Тяжело засыпал Василий. Виной этому, конечно, были: дневные неурядицы, напряжённые отношения с начальником и возникшая в последнее время, совершенно внезапно, острая нехватка денег, связанная с бесполезными недавними затратами. В его воспалённом от усталости мозгу бродили ещё какие-то мысли. Всплывало классическое: «Что делать?», « Кто виноват?» и ужасно хотелось быть «Героем нашего времени».
       Но отдыхать было уже просто необходимо. «Спать, спать, спать…», - уговаривал себя Василий. Но сон не приходил, а мысли не исчезали. Наконец, подышав «шесть на шесть», (вдох на счёт до шести - выдох, считая до шести и так шесть раз) – безотказно действующее средство против бессоницы, Василий благополучно засопел…
       … Жарко. Солнце просто слепило глаза. Летнее пекло заставило слегка оголиться: скинув рубашку, Василий зашагал дальше, по пёстрому лугу. Красиво! Чудо-цветы сопровождали его по всему пути, направление которого выбиралось ногами – куда он идёт, было, ему не известно. Василий мог поклясться, что таких цветов раньше никогда не видел, и, скорее всего, их не существует. Это были гигантских размеров растения. Стебель под два метра; соцветия серебряного цвета, напоминали собой звезду Давида; листья коричневого цвета были очень похожи на листья каштана. В целом это было неестественно ярко, однако, очень красиво. Может быть, именно по этому возникла мысль: «Почему я шагаю здесь совершенно один?» Но рядом никого не было.
       Поляна закончилась. Перед Василием возникла избушка. При ближайшем рассмотрении, оказалось, что это баня. Из трубы валил дым – баню, кто-то топил. Василий обрадовался – ему было скучно, требовалось общение. Он решил войти, хоть, словом с кем-нибудь обмолвиться.
       В бане Василий обнаружил только девушку. « Ведьма!» - почему-то пронеслось в мыслях… Как и полагается в таких случаях, разумеется, она была абсолютно голая. И как все ведьмы, была безупречна: большие глаза болотного цвета, пухлые губы, грудь, волнообразно вздымающаяся при вздохе и опускающаяся при выдохе - этим невероятно волнуя. Она была прекрасна. При этом она невероятно была похожа на одну и знакомых Василия.
       Видя всю эту картину, он решил, что она оголилась, собираясь помыться. Сам он тоже был не против, смыть с себя пыль дорог, трудность которых ему пришлось преодолеть. Он почувствовал себя непривычно грязным, словно он не мылся очень давно, да ещё это незапланированное путешествие по жаре…
       Знакомая незнакомка взглядом предложила Василию раздеться, и он вмиг оказался без одежды.
       Шагнув в парилку, Василий хотел что-то сказать девушке, но не смог: он буквально застыл на месте: ни слова сказать невозможно, ни пошевелиться. Красавица (просто дьявольски хороша!), смотрела, не отрываясь, Василию прямо в глаза, словно гипнотизируя.
       Вдруг Василий ужаснулся, его обдало холодом, и по спине побежали мурашки: он повис над полом, вспорхнув, словно пылинка какая-то. В этом положении его удерживал взгляд девушки: он наклонялся то вправо, то влево – девушка испытывала свои возможности или просто развлекалась, показывая ему, что он весь в её власти.
       «Точно, ведьма. – пронеслось в голове у Василия, - я попал!» «Попал-попал! – отвечали ведьмины глаза, - и сейчас ты узнаешь, на сколько это серьёзно».
       Взгляд прекрасных глаз завораживал. Василий оказался над котлом, в котором уже что-то или кто-то варился, но ему было это безразлично, все мысли были только о девушке, её глазах и торчащих сосках. « Съест, наверно, - подумал Василий. Но жить хотелось, и он проснулся…
       Автоматическое движение головы - взгляд упал на часы. С тех пор как он уснул, прошло примерно минут сорок. «Мало поспал… спать! Надо спать,» - уговаривал себя Василий, и уговорил. Повернувшись на другой бок, Василий уснул…
       Стоя на платформе в ожидании электрички, ощутил себя ужасно пьяным. Василий просто на ногах не стоял, колени постоянно подкашивались. « И что это я так напился? Зачем? А главное – где?» - откровенно говоря, это его сейчас меньше всего беспокоило, но вопросы, видимо по привычке, сами собой возникали. « Поеду-ка я к бабушке. Что-то давненько я её не видел. Соскучился уже», - и тут же быстро принятое решение, быстро воплотилось. Подъехала электричка. Василий неожиданно быстро доехал до нужной станции. Бабушка сидела на лавочке у дома, под берёзкой, посаженной в день его рождения. Василий быстро зашагал от калитки к дому. У бабушки почему-то неаккуратно был повязан платок – совсем съехал на сторону, и смотрелось это как-то набекрень… Не понятно было, как он вообще держался на голове. Василию показалось, что бабушка на него сердита:
- Возвращайся-ка ты домой,- промолвила она…
- Не хочу, - попытался возразить он, но это было бесполезно, потому что он мгновенно перенёсся куда-то в абсолютно неизвестное ему место.
       Он стоял на берегу какого-то залива, а его ноги омывала вода. Что это было: море, океан или просто огромное озеро, Василий не знал, и это его абсолютно не волновало. Было спокойно, тихо и приятно. Ночь… На небе Василий увидел Луну, а рядом с ней …Землю, а чуть подальше были: Венера, Марс, Сатурн и Юпитер. «Хорошо то как! И красиво!» - Василий залюбовался отражением планет в воде. « Вот, всегда бы так!» - и только он это подумал и … тут же ощутил какое-то волнение…
       Очень высоко! Василий стоял на крыше многоэтажного дома, на самом краю. « Ох, ну и что на этот раз от меня требуется? Я должен прыгнуть вниз что-ли? А парашют у меня есть?» - не долго думая, даже не проверяя есть ли у него парашют или нет, Василий сделал шаг и полетел вниз… Почти у самой земли, Василий вдруг вспомнил, что он умеет летать. И он полетел… уже обратно, то есть, вверх.
       Будильник прервал его полёт. Василий проснулся весь мокрый. «Да уж, - подумалось ему,- ни один оракул бы не сумел разгадать моих видений». Он ещё какое-то время размышлял об этом в ванной комнате, стоя под струёй воды душа. « А может, это я съел чего-нибудь или простудился? Скорее всего, я просто заболеваю…»
       День начинался, призывая к борьбе и подвигам.
       « Всё-таки красиво выглядит Земля! И на небе она хороша, и на водной глади…» - вспомнился ему эпизод его ночных видений, а за ним, разумеется, последовали и соответствующие ему размышления.
- И снится нам не рокот космодрома. Ни эта ледяная синева, - громко доносилось из туалета, - а снится нам трава, трава у дома…Зелёная, зелёная трава!- Василию начало дня, определённо нравилось. « Жаль, конечно, что с бабушкой не поговорил; может быть, посоветовала что-нибудь мудрое…» - бабушку Василий похоронил девять лет назад. « а может и хорошо, что ничего не сказала, а то бы мучился потом, разгадывая, к чему бы это…» - все остальные свои ночные видения Василий в серьёз не воспринял.