Сказка для взрослых младшего и среднего возраста.
Г Л А В А I.
Лето в Городе клонилось к своему закату. Пыльная липкая жара загнала всё живое в тень. Горожане отдавали должное сиесте и редко показывались на улицах. Наступил август время уборки урожая, и войны. Местные пейзане и пейзанки с большой охотой убирали немалые плоды своих трудов, наполняя закрома. Желания воевать, как за правое, так и за левое дело никто не испытывал. Правда война дело такое, она не спрашивает, о твоём желании, как говорится "бери мушкет, иди, воюй".
Воинственные настроения в Городе накалялись вместе с на редкость жарким летом. И к середине августа барометр общественного настроения перевалил отметку "великая сушь", и замер перед грозным делением "буря".
Ещё полгода назад ничто не предвещало столь неприятной развязки. Соседи, как принято, собачились потихоньку. Но распри не заходили дальше колких обменов "любезностями" в прессе. Иногда Ведомства Внешних Сношений подключались к дискуссии, посылая друг другу язвительные ноты. Потом снова всё стихало, каждый Вольный Город занимался своими обычными делами. Короче говоря, вялотекущая перебранка служила тем питательным бульоном, в котором побулькивали мелкие пузырьки разногласий старых и когда-то добрых соседей. Всё это варево служило неистощимым источником шуточек прибауточек в Городах, зубоскалам только дай повод. Но о войне, как о страшном сне, ни кто даже и не думал.
Но однажды этот бульончик прокис. Бациллой отравившей отношения между соседями, как всегда послужили интересы третьей стороны. В разлад между Городом и Вольной Боярщиной вмешались интересы Ганзейской Марки.
Ни кто не хотел сориться с крепким союзом ганзейских городов, но так уж вышло. Вольная Боярщина, "не мытьём так катаньем" умудрилась подписать Унию с Маркой. И на Город посыпались претензии: почему дорожает газолин? Почему ламповое масло продают за юрики, а не за Боярские карбованцы. В ответ взлетели цены на поваренную соль и махорку. То ли по заказу то ли по глупости, разбушевались мутно-жёлтые воды прессы.
Каждую пятницу "Глашатай" выходил с редакторской передовицей. На странице, украшенной дагерротипом главного редактора, с крючковато-грушевидным носом, выпученными круглыми глазами и пышными усами, появлялись крикливые заголовки-призывы. Соседи обвинялись во всех смертных грехах и мнимых и действительных, вспоминались старые обиды. Такие, как, отъём полуострова, в нижнем течении реки Илистой. Или травля дружественных Городу соседей подмоскальцев.
В противоположном лагере открывалась похожая картина. Да ко всему изгнанники Города, вроде приснопамятного Борзинни, подливали маслица в разгорающейся костерок конфликта. Как говорится " старый друг худший недруг".
Вот обо всех этих несчастьях, свалившихся на головы простых горожан, в небольшой таверне "Неудачный денёк", что в Трапезном переулке, за кружечкой холодного пива собрались поговорить старые друзья. За толстыми стенами заведения, стояла удушливая жара, а внутри царила приятная прохлада. Холодок, в купе с тёмным пивом, создавал необходимую атмосферу для горячих политических дискуссий. За деревянной, замусоленной стойкой и столь же потёртыми столами, в облаках пивного аромата, собрались почти все социальные слои Города.
Горластая толпа пейзан, толи обмывала, толи пропивала дневную выручку, с рынка. Солидные прасолы, за более чистым столом, потягивали, совсем не патриотично, светлое ганзейское пиво. Купчины недовольно косились на крестьян и отдавали должное копчёной сёмужке. По соседству горланила городская богема-бомонда, славя святого Гамбринуса. Известные в Городе журналюги, литераторы, театральные деятели, виршеплёты и художники с музыкантами. Их стол украшало опустошённое блюдо с раками, а лёгкое пиво, они активно утяжеляли водочкой, просто пиво, гонорар на ветер. Забежавшие перекусить, чиновники магистрата, украдкой оглядываясь, опрокидывали по парочке бокалов пенного.
В тёмном уголке зала, коротали свои последние гражданские деньки, Карло и Джузеппе, на проводы рекрутов пришли Лиса Алиса, Кот Базилио, Черепаха Тортила. Из кармана папиной куртки попискивал крыс Грызли. В своих розовых лапках он держал латунный напёрсток.
Разный народец собрался сегодня в "Деньке", но разговоры велись на одну тему. Все говорили о грядущей войне и объявленной мобилизации. С каждой кружкой градус воинственности возрастал, а клубы табачного дыма под потолком всё больше напоминали пушечные залпы.
За круглым столом местного бомонда произошла возня, и на столешницу взгромоздился известный рифмоплёт Лапидаро. Одну ногу утвердив на блюде с останками раков, другой, опрокинув кувшин со светлым, истошным голосом, уместным на пожаре и при наступлении неприятеля виршеплёт заорал стих:
- В поле выехал боярин.
Грозно машет он гузном….
Что было дальше с боярином и его гузном, ни кто не услышал. Так как, недовольные учинённым на столе разгромом собутыльники гневно стащили пиита с высоких эмпиреев на землю и надавали ему увесистых затрещин.
Разговоры волей неволей, вновь сворачивали на тропу войны. Джузеппе и Базилио заспорили о новом главнокомандующем. Совсем недавно с берегов Сельдяного моря в Город был приглашён на службу новый Кондоте-Генерале Хиггинс старый вояка, ветеран множества баталий был, одноног и одноглаз.
Столяр Джузеппе с пеной у рта утверждал, что "старый мерин борозды не испортит". Кот хмыкал в свои роскошные усы. Говорил о новых методах войны с учётом современных реалий.
- Да в век керосина и электричества….
- А опыт? Его не пропьёшь!
Изредка в дискуссию вступали и другие друзья. Карло вспомнил калеку генерала недобрым словом.
- Сам дурак побился, а нашего брата солдата и подавно не жалел.
Джузеппе, даже подавился глотком тёмного пива, от возмущения.
- Да он герой! Всегда впереди, на белом коне! Под ядрами! Эх, жаль, нас записали в строительную роту. Вот бы гренадёрами, а так маши топором.
- Вот бы тебе герою по лысой репе. Ядром бы и засветило, - буркнул Кот, накапывая себе валерьянки в имбирное пиво.
- А, я себе фургончик прикупила, - встряла в разговор Лиса Алиса,- печечка, духовочка, плита. Буду обеспечивать героев горячим питанием.
Тортила шумно сдула тёмную пену с огромной оловянной кружки.
- Да, кому война, а кому мать родна.
- А, что предлагаешь умирать на пустое брюхо? Пусть солдатики перед смертью порадуются, да и денежное довольствие пропадать не будет, заоправдывалась Алиса, изящно обгрызая копчёное куриное крылышко.
- Повторите, пожалуйста, ик, - икнул Грызли протягивая свой напёрсток. – Я вот думаю без войск специального назначения не обойтись, ик. Разведка, ик, диверсии, ик. Только бы дон Базилио команду дал.
Кот самодовольно взъерошил усы и щедро плесканул в латунную ёмкость крыса. Большая часть пива пришлась мимо, прямо в карман Папы.
- Эй, поаккуратнее. А тебе длиннохвостый вояка, достаточно на сегодня. Ишь, какой герой.
- Ик, ну ещё, пожалуйста, дядя Базилио, ик, Не ругайтесь, пожалуйста, ик, дядечка Карло.
- Вот, клюкарза, молодёжь пошла, - Папа крякнул и милостиво разрешил, не забыв пополнить и свою глиняную кружку.
За соседним столом вновь возникла возня. Свергнутый с "пьедестала" и с позором изгнанный пиит Лапидаро вскарабкался на стол, где чинно вела беседу группа бородатых прасолов. Воспользовавшись пустым табуретом, рифмоплёт взлетел на столешницу, разбрасывая сёмгу бутылки дорогого ганзейского светлого, и заорал новые вирши:
- Кипит наш разум возмущённый,
Завёт на смертный бой…
Солидность и чинность с дородных купчин ветром сдуло и литературный гений, стащенный на грешную землю, запорхал от одного крепкого кулака к другому. И после могучего пинка пониже спины лирик влетел в стол, где приятели обсуждали стратегию будущего похода. Кот взъярился и огрел служителя муз по курчавой макушке, с подушечной плешкой, тяжёлой оловянной кружкой.
За поэта патриота решили вступиться коллеги по цеху, свою худосочность они подкрепили "артиллерией" и закидали буржуазное сословие пустыми бутылками. Как на грех, одна шальная ёмкость со звоном разлетелась о голову колоритного пейзанина, который осторожно пробирался к своему столу зажав в громадных ручищах кувшины с портером. Пивонос с грохотом рухнул, как подкошенный, разлив вожделённый напиток на грубые доски пола.
Что тут началось в "Неудачном деньке". Вспыхнувшее крестьянское восстание, ещё бы, погибли последние гроши, переросло в полномасштабную "гражданскую войну", всех против всех.
Друзья с потерями пробивались к выходу. Впереди, тараня панцирем, продавливала дорогу Тортила. На флангах, низкорослые Алиса и Базилио орудовали пивными кружками. Кот ловко бил по коленным чашечкам, Алиса умело наносила удары немного повыше. В арьергарде Папа Карло тащил оглушенного Джузеппе, в одной руке сжимая ножку от табурета.
Вывалившись в Трапезный переулок, друзья медленно отступали в сторону прудков, вслед, через дверь и окна вылетала разгромленная богема. Столяр жалобно стонал, да и все были изрядно помяты.
- Ни фига себе манёвры, - Базилио тёр ушибленный меткой ногой бок. Алиса зло ощерилась и метнула ненужную кружку в окно трактира.
- Бей своих, чтоб чужие боялись,- вздохнула Тортила. Столяр застонал. – Вот тебе и первое ранение "герой". Пойдёмте, умоем пот брани.
Лишь один Грызли пропустил "сражение", он мирно почивал в кармане Папы Карло, крепко обнимая латунный напёрсток розовыми ладошками.
Г Л А В А II
Утро следующего дня было посвящено сборам. Как ни старался Карло, а вещей собиралось изрядно. Необходимо было взять и всякий разный инструмент, казённому, кукольник привык не доверять. Хорошо бы прихватить и дежурный набор стамесок. Важно было собрать и походные вещи, чай не на пикник, на войну идти. Подушку брать, конечно, смешно, но вот старая скатка да пара одеял не будет лишним. Проверить обувку и приготовить тёплые вещи надо обязательно. Лето кончается, впереди осень, с холодными дождями. Куча вещей в центре мастерской неумолимо росла. Папу Карло стала охватывать паника, вес явно был неподъёмен для его тощих плеч.
За порогом загрохотало, и в комнату ввалился Джузеппе. На нём была старая линялая униформа строительной роты. Бушлат и галифе были на парочку размеров больше, а вместо сапог надеты старые сандалии, из которых чёрными полумесяцами красовался многолетний педикюр. Но фуражка сверкала новым околышем, хоть и была предназначена на голову поменьше. Но больше всего столяр гордился новыми эмалевыми петлицами.
- Сержант Джузеппе Барда прибыл в ваше распоряжение герр команданте. Разрешите доложить, транспортное средство дожидается на улице. Щербато ухмыльнувшись, Джузеппе взял под козырёк, сбил фуражку, шмыгнул сизым носом и подтянул спадающие галифе.
- Ну, ты, Карло навалил кучу, скипидар подери, - столяр почесал макушку. – Ну, не знаю, согласится ли Лупо всё это везти.
Карло строго потряс пальцем возле сливоподобного украшения лица столяра.
- Я, посмотрю, какую кучу, ты, Джузеппе навалишь, под обстрелом, а вот воевать в такой обуви сущий позор, даже драпать не с руки.
- Чо, я обезьяна руконогая, валяются там, какие-то маломерки, каптенармусы выдали. Да по такой жарище-пылище звездыхать в сапогах, лучше уж босиком, скипидар побери.
- Прекратить препирательства, сержант. Берите эту старую пару,- Карло с вздохом отдал свои запасные сапоги, - и начинайте погрузку.
- Есть, герр команданте, начинать погрузку.
Через пятнадцать минут Папа Карло с грустью повесил старый замок на дверь мастерской и взобрался в повозку. Хмурый мул, по имени Лупо, покосился на ополченцев, сыпанул яблок, махнул хвостом, отгоняя мух, и тронул вниз по Шляпному переулку в сторону Маршальского Поля.
Маршальское Поле находилось на юго-западе Города. С одной стороны на нём выстроились старые Коронельские казармы, с другой, истоптанный плац украшала полу осыпавшаяся, на скорую руку подлатанная трибуна. Кроме руин Поле окружали бесконечные городские огороды. На трибуне, маша руками, толпилось командование армии и "отцы" Города. По всему Маршальскому Полю стояли разномастные палатки и дымились полевые кухни. Окрестные пейзане, копавшие картошку, хмуро взирали на скопление вояк и лихорадочно убирали клубни. Мобилизация подходила к концу, и Городской Совет без зазрения совести проводил массовые реквизиции. Когда-то огромный плац был здорово урезан ретивыми огородниками, но ныне торжествовал Марс, грядки безжалостно вытаптывались, а плоды Деметры шли на подножный корм. На Маршальском Поле собралась могучая рать, которую наскребли в последние месяцы мобилизации. Вместе с пограничной, Южной армией Город обладал огромным, по местным меркам, войском. Вызывая заслуженную гордость отцов Думинов и простых горожан.
Резервная армия, а именно так, на языке штабистов, называлось это скопище вооружённых горожан, готовилась выступить на юг, на встречу супостату. Наскрести удалось две роты наёмников под командованием бригадир-майора Кватрокосто. Как правило, это были люди с тёмным прошлым. В основном пришлые подмоскальцы и блудные станичники с Лукового Поля. Из мобилизованных горожан и добровольцев сколотили полк инфантерии "Урбас", усиленного пехотного состава. Были сформированы броне кавалерийский и артиллерийский дивизионы. Правда из брони-то и было два стареньких броневичка "ансальдо", которые использовались на парадах в честь независимости Города. Из тяжёлого вооружения дивизионов можно было бы упомянуть полтора десятка пушек всех систем и калибров, в том числе и парочку бронзовых мортир. Стволами помельче, как в артиллерийском музее, блестели свежей краской с десяток картечниц и митральез. Лучше всех подготовленной и вооружённой, в ней были даже два ганзейских пулемёта системы "Макс", считалась рота охраны батальона управления и связи. Да оно и понятно, командование нужно беречь. Самыми многочисленными и бестолковыми были хозяйственные и строительные роты. Одной из таких рот командовал старший капрал в отставке Карло, ныне срочно произведённый в лейтенанты. Под его командованием было два взвода людей: столяров и плотников, резчиков и кукольников и около сотни кукол, собранных по всему Городу. В последний момент был сформирован инженерно-сапёрный батальон под командованием брандмайора Пиромании.
Фланг наступающей группировки прикрывала речная флотилия, наспех собранная из двух буксиров и дровяных барж. Ныне они гордо именовались канонерскими лодками и плавучими батареями. Действительно на баржах были сооружены блиндированные барбеты из шпал сверху обитых котельным железом. На них установили древние, а самое главное, неподъёмные орудия, по одной штуке на "батарею". Нос и корму нещадно дымящих буксиров украшали декоративные пушечки, системы "гочкис".
Флотоводцем, несмотря на все отговорки, была назначена Тортила. Кондоте-адмирале в огромной фуражке, с крабом, была мрачна и полна дурных предчувствий. А больше всего её раздражало то, что на баржи был посажен десант. "Удальцы", так теперь именовалась бригада "интернационалистов" под командованием Кватрокосто. Кондоте-Генерале Хиггинс поступал, конечно, мудро, изолировав эту вольницу на борту флотилии. Иначе она бы изрядно пощипала местных пейзанок, а заодно их кур, гусей и прочую живность и вконец бы разругалась с прочим ополчением.
Увидев весёлую толпу, устремившуюся к сходням, Черепаха, упёршись лапами в панцирь, преградила путь.
- Стоять. Вон буковая роща. Всем вырубить по четырёх аршинному багру. Илистая обмелела, будете упираться всей бригадой, буксиры такую ораву не потянут. Ишь плацкартники, дармоеды.
- А сколько это будет стоить?- Задал свой традиционный вопрос Кватрокосто. – Сначала руби, потом толкай! Мы так недоговаривались.
Тортила взбеленилась: - Слушай, Сколько стоит, или вы пёхом шлёпаете по правому берегу или сдайте оружие и убирайтесь к едрене-фене. Если такой вариант не устраивает, сиди тихонько, толкай легонько, когда дам команду.
- Ладно, ладно Адмирал, пошутковать не дашь. – Кватрокосто скорчил свою располосованную "розочкой", по пьяному делу, рожу. – Я же не всерьёз, щас хлопчики мигом багры нарубять.
Тортила исподлобья оглядела бравого вояку. Широченные галифе с лампасами. Грудь командира наёмников перетягивали хрусткие ремни и отполированная, для красоты, пулемётная лента.
- А я не шучу кондотьер. Кто ослушается приказа, мигом хлебнёт мутной водички за бортом. Рептилия грозно клацнула панцирем и удалилась на бак. Там в окружении племянников Торти, Сорти и таинственных гостей, родственников с Тортуги, состоялся военный совет. Из-за отсутствия кают-компании и присутствия, лишних ушей, разговор шёл на древнем диалекте пресмыкающихся. Новости, принесённые заморскими родственниками во главе с высокой одноглазой Тортугой явно не радовали.
К дебаркадеру, где стоял флагман эскадры канонерская лодка "Прыткий" подкатил неприметный фургончик на керосиновой тяге. Из него вывались четверо дюжих охранников и, пыхтя потащили по прогибающимся сходням огромный окованный железом ящик, армейскую казну.
Зорко наблюдающий за процессом погрузки десанта Кватрокосто глубокомысленно изрёк:
- Скока интересно будеть стоить вся ента заварушка?
- Вполне возможно всю твою никчемную жизнь, наёмник,- прокомментировала у него за спиной Тортила.
- Ой, ты меня напужала, Адмирал, - ощерился кондотьер и отошёл в сторонку.
Бывший буксир, а ныне канонерка "Прыткий", выпустил густую шапку чёрного дыма, натужно зашлёпал плицами гребных колёс, выбрал слабину толстого пенькового каната и с надрывом потянул плавбатарею "Каронель". Следом, "Богатырь" издав тонкий, совсем не солидный, гудок потянул "Тучу", задравшую рыло шестидюймовой гаубицы.
Сухопутная армия выступала в поход с куда большей суетой и бестолковостью. Наконец Резервная армия выстроилась в походную колонну и медленно поползла на юг по Приречному тракту. В авангарде гарцевала броне кавалерийская бригада. Следом большой серо-зелёной гусеницей полз полк инфантерии "Урбас", Его батальоны, сформированные из всех социумов Города, оказались в походе на войну по-разному. Были жизнерадостные студенты добровольцы, были и унылые, рекрутированные, ремесленники и пейзане. Вот только горожан, накануне, особенно громко, горланивших ура-патриотические лозунги в пыльных шеренгах было не видно. Вслед за пехотой, на реквизированных омнибусах, на керосиновой тяге, под охраной броневиков "ансальдо", весело гудя клаксонами и чумаво коптя выхлопами, двигался батальон управления и связи. За ним, с криками и руганью ездовых, грохотал артиллерийский дивизион. А потом потянулись инженерные, строительные, хозяйственные части и шумный обоз. Каптенармусы, интенданты, баталеры и прочие гражданские маркитанты, отмечали начало похода и пили за успех компании. В арьергарде выступала рота прикрытия и заграждения "Вепрь" сформированная из мобилизованных полицейских, частных охранников и представителей "силовых структур". В самом начале похода, бравые вояки, присоединили к своей колонне пару фургонов с провиантом и бочонками с пивом и прибывали в бодром патриотическом настроении. Позади армейской колонны, поднимая облака пыли, блеял и мычал большой гурт скота. Своеобразный живой паёк, гонимый прасолами. Война начинала приносить свои дивиденды.
Строительная рота двигалась сразу за громоздкими санитарными фургонами, украшенными не только большими белыми крестами, но и рекламой синьора Дуремара. "Любые раны излечит! Даже подлый целлюлит! Примочки "Гиррудда". "Нету хвори, нету ран, коли пользуешь бальзам!" Бальзам "Дурь" 10 лет на страже здоровья Города. И другими столь же поэтичными изречениями.
Папа Карло, для порядка, держал в руках вожжи, но мудрый Лупо, вяло помахивавший хвостом, мул и сам прекрасно знал, что делать. Рядышком с удобством расположился Джузеппе. В левой руке он сжимал большой круг чесночной колбасы, а в правой крепко держал глиняную бутылку сангрии. Подпрыгивая на выбоинах тракта в такт, постукивая горлышком по крепким пусть и не частым, зубам он делал большие глотки вина. В перерывах между глотками, сержант Барда откусывал солидные куски колбасы и непрерывно болтал с набитым ртом, вернее молол всякую чушь.
- Зря, ты, Карлуша серчаешь. У солдат энтузиазм, довольствие выдали. Ты, считаешь если у геройского трупа в карманах луидоры, будут валяться это хорошо? Это хорошо, только всяким гадским мародёрам, а солдату плохо. Да, кстати, в такую жарищу продовольствие, а особо пиво, теряет всякую свою положительную ценность. Если не сказать хуже. Испорченный продукт – сателлит неприятеля. И вообще, солдат, должен идти на войну сытым и весёлым. А какое веселье иметь пустое брюхо и светлую голову забитую всякими чёрными мыслями.
Так подходил к концу первый день великого похода. Война становилась всё ближе, и всем уже хотелось не избежать её, а поскорее закончить.
Г Л А В А III.
Утром следующего дня всё войско, кроме кукол и лошадей страдало жутким похмельем. Кондоте-Генерале Хиггинс, напуганный повальной деморализацией, строго запретил баталерам выдавать жидкое довольствие. Да все приказы пишутся лишь на бумаге.
Накануне Резервная Армия дружно отмечала начало похода и пила за успех компании. Народное гуляние с фейерверками и салютом, из всех подручных средств, продолжалось до самого утра. После же восхода солнца настроение в лагере было даже хуже, если бы армия уже потерпела поражение. На подмогу погибающим от жажды "героям" пришли маркитанты, и понемногу боевой дух воспрянул вместе свиными парами.
Тортила с пессимизмом рассматривала бивуак через мощный морской бинокль. Прошлым вечером флотилия, не причаливая к берегу, отдала якоря на середине фарватера. Но умудрённые жизнью роты "Удальцов" изрядно запаслись горячительным ещё в порту отправления. Наёмники развлекались, как могли. Кроме игр в кости и карты, любимым развлечением стала стрельба по пустым бутылкам.
Тортила мощным рывком, за шиворот, подняла азартно игравшего в "сику" бригадир-майора.
- Послушай, кондотьер, - Черепаха резко выдохнула, издав звук похожий на пароходный гудок.
- Ты командир или дерьмо на палке? Займись своей оравой, покуда я их в речке не охолонула! На корме слышались хлопки штуцеров и нестройные вопли "снайперов".
- А, чо, хлопчики тренируются.
Щёлки опухших глаз Кватрокосто зло и маслянисто поблёскивали. Черепаха Тортила разжала когтистые пальцы, сжимавшие шейный платок и наёмник хлопнулся задом о тиковую палубу.
- Ты, мадам адмирал поаккуратнее знаешь, сколько стоит атамана за грудки хватать? – Кондоте-майор злобно ощерился своими, вперемешку гнилыми с золотом зубами.
- А это мне будет стоить, обрубленного конца и записи в книге почёта за то, что одним махом столько отребья на тот свет отправлю.
- Ха, каким же Макаром, Адмирал?
- А той самой секретной миной. Торпеда называется, что иностранные специалисты привезли и тайно установили.
Не моргнув глазом, соврала Черепаха.
- Ой, да ладно тебе, Адмирал. Щас дисциплинку подтянем. Порядочек наведём. Усё в ажуре будет, буть спок.
Кондоте бригадир-майор пинками и воплями стал наводить "дисциплину", разгоняя картёжников. Впрочем, масть к нему ни шла с самого утра.
Издалека с севера из густых таёжных лесов и глубоких ледяных озёр начинает свой бег на юг река Илистая. Десятки весёлых ручейков бойко бегут по лесистым оврагам, сливаясь в шуструю речушку. В своём пути к Южному морю, река понемногу успокаивается, разбухает как солидная матрона на сносях, становится шире. У Города она уже течёт с неторопливой ленцой, по весне щедро удобряя поймы густым илом, за что и получила своё название. Выше и ниже Города, по течению, её называют по разному, но мы будем именовать её как здесь принято, Илистая.
В трёхстах верстах, где кончаются владения Города, на берегу реки расположился город-форт Горошек. Когда-то это была небольшая укреплённая фактория, срубленная из вековых дубов, для защиты от лихих людей. Со временем у удобной излучины реки вырос торговый городок, а с помощью ганзейских фортификаторов была воздвигнута мощная для той поры крепость-форт Горошек.
Кроме значительного гарнизона в Горошке расквартировывалась и Южная Пограничная Армия – ЮПА, когда-то элитные войска, полк мушкетёров и кавалерийская бригада. Постепенно бравые "усачи", такое прозвище от горожан, получили войны ЮПА, обросли семьями и хозяйством. Денежное довольствие выплачивалось нерегулярно, солдаты и офицеры подрабатывали у местного купечества, разбили огороды и развели скотинку. Форт ветшал и потихоньку разбирался на кирпич. В казематах хранили яблоки и картошку, во рвах плавали утки и гуси, в артиллерийских двориках похрюкивали свиньи, а в казармах мычали коровы.
Правда, в конце весны был назначен новый энергичный главнокомандующий кондоте-полковник Коронадо, а из Города переброшены подкрепления, артдивизион и две пулемётные роты. И хоть гороховцы лучше жителей Города понимали нависшую угрозу войны, и им было, что терять, но уж очень велика инерция мирной жизни. Да к тому же сельские будни: посевная, покос и прочая битва за урожай, казались куда более важным, чем подготовка к сражениям и всякие разные манёвры.
Жизнь в сонном сытом Горошке была мирной и неспешной. За последние десятилетия он заметно разросся и процветал. Чему в немалой степени способствовало постройка железной дороги, скалозубы, даже предлагали переименовать город в Катигорошек. Когда стоишь на бойком месте можно и не шибко то напрягаться.
Но не только зерновые баржи плыли по реке Илистой, не одни тяжёлые фургоны грохотали по трактам и дымили паровозы, издавна Горошек притягивал орды жадных до плодов чужого труда захватчиков и был крепким щитом на пути к Городу. Именно к Горошку форпосту Города на юге двигалась Резервная Армия и плыла флотилия под командованием кондоте-адмирале Тортилы.
Настроение пикника быстро покинуло Городское воинство. Идти пешком в тридцати градусную жару удовольствие не самое приятное, это не в трусах по пляжу дефилировать, десятки килограммов полной выкладки не авоська. И Кондоте-Генерале Хиггинс был вынужден делать большие дневные привалы сиесты, за счет удлинения вечерних часов марша. Побудка проходил за пару часов до рассвета, а с первыми лучами солнца усталая армия вытягивалась по южному тракту серой лентой и упрямо двигалась в сторону Горошка.
Как никогда оказалась востребована санитарная рота. Куклы из фургонов Дуремара сбились с ног, заканчивался мозольный коллоид и пластырь. С тепловыми ударами грохались и валились с ног даже здоровые бывалые дядьки, что уж говорить о худосочных студентиках.
Не выдерживала и новейшая заграничная техника. Первым сломался грузовик газеты "Глашатай", переоборудованный в передвижную редакцию и типографию на колёсах. На широкой ступеньке кабины то, заламывая руки, то, нервно жестикулируя, со слезами в голосе замредактора по пропаганде жалобно кричал:
- Кондоте-Генерале, велите помочь починить машину. Жители Города останутся без правдивой, достоверной информации и солдату нельзя обойтись без газеты на войне!
- Верно, очень верно подмечено, - пробурчал Джузеппе, вылезая из придорожных кустов и запрыгивая в повозку.
- Ну, никак, солдату на войне без газетной бумажки.
Чуть погодя, как вкопанные, оба сразу, встали броневички "ансальдо". А через пару миль задымили, запарили артиллерийские тягачи. Командующий Хиггинс, скрепя сердце, объявил привал.
....
Возле небольшого уже тлеющего голубыми угольками костерка собрались наши герои. По простому перекусить, поболтать на ночь, глядя, пофилософствовать на темы войны и мира в кружок уселись: лейтенанты Карло, - строительной роты, кузнец Бруно, - инженерной, и брандмайор Пиромании – командир сапёрного батальона. Одетые на шомпола тихонько скворчали сосиски, кружки были наполнены охлаждённым в родничке пивом. Беседа текла тихо неспешно, командиры, в мирное время не были друзьями, хотя как горожане, долгие годы неплохо знали друг друга.
Кузнец Бруно, огромный лохматый бородач, с голосом иеродьякона, очень часто ковал для Папы замысловатые стамески: клюкарзы, гейсмусы, церазики. А с Пиромании, тогда ещё простым сапёром, резчик служил в армии на восточной границе Города, им даже пришлось повоевать с цириками нойонов. За что оба получили лычки капралов, но никогда, даже в сильном подпитии, ветераны не обмолвились о давней войне и словом. И вообще собравшись вместе, а это бывало всё реже, земляки пили на удивление молча, думая каждый о чём-то своём.
Но сегодняшним вечером труженикам войны было что обсудить и наметить планы на ближайшие дни. За неделю марша вымотались и люди и техника, даже не знающие усталости куклы изрядно истрепались дорогой и требовали немедленных мер профилактики.
Начавшую разгораться дискуссию, перемежаемую плотным ужином, прервал треск мотоциклетки. К костру подъехал адъюнкт кондоте-хенерале, и тонким девчоночьим голосом передал приказ: "в 22.00 быть в палатке командующего". Ординарец с натугой рванул ногой рычаг, обдал присутствующих смрадом выхлопа и умчался в синий вечер.
Отцы командиры-командиры переглянулись, подозрительно оглядели притворно равнодушных подчинённых, и принялись лихорадочно уничтожать пиво и сосиски. И уже в приподнятом боевом настроении отправились в штаб. Торжественное, слегка осоловелое, шествие было прервано истошными воплями.
Пред глазами Карло, Бруно и Пиромании открылась престранная картина, сопровождаемая жуткими криками и страшной руганью.
Возле самого берега реки стояла пожарная повозка, на которой два дюжих огнеборца крутили маховик ручной помпы. Рядом держа кишку брандспойта, стояли ещё двое в ярко надраенных латунных касках, командовал действом сержант Джузеппе. Ещё несколько человек из пожарного расчёта с трудом прижимали баграми к прибрежной раките поливаемую из шланга фигуру.
- Сержант Барда! Отставить! – Заорал Карло. – Немедленно объяснитесь, клюкарза старая.
- Есть синьор, лейтенант! Но что здесь объяснять. Сей рядовой Риккардо воняет хуже золотаря после трёхсменной работы. Весь взвод протушил. Мухи навозные на лету дохнут, что уж о парнях моих говорить. А мыться иль в порядок себя привести гад отказывается. Меня, сержанта, бранит и посылает, что совестно повторить куда. Вот, моем этакого говнюка насильно, заодно и новую технику осваиваем, синьор лейтенант.
Папа Карло сурово нахмурил свои седые кустистые брови.
- Сержант, Барда, немедленно прекратить издевательства! Займитесь лучше делом. Приведите в порядок подвижной состав, и начинайте технический осмотр и профилактику кукол.
Лейтенант Карло перевёл взгляд на мокрого с головы до пят солдата. Тихонько подвывающий Рики Помойное Ведро делал попытки выжать форму, не снимая её.
- А вам, рядовой Риккардо даю два часа, чтобы привести себя в порядок. Не исполните! Будите, расстреляны по законам военного времени, как разносчик заразы!
Дальше шли без настроения. Пиромании почёсывал палочкой под каской, искоса поглядывая на молчаливого резчика, а Бруно всё гудел:
- Ну, ты крут Карло. Ну, крут. Вот чего от тебя никак не ожидал.
....
Штабная палатка светилась изнутри мягким светом фонарей "летучая мышь". Все командиры уже собрались и недовольно поглядывали на опоздавших друзей. Офицерство Города исконно поставляла аристократическая верхушка, правда служило в основном дворянство пожиже обедневшие, да и то вторые третьи сыновья. Да и не модна, а главное не прибыльна, стала воинская служба. Потому-то пышные и громкие титулы больше смахивали на ту дешёвую точеную или резную крестьянскую посуду, что хитрые ремесленники лудят оловом и запаривают в льняной олифе, чтобы потом расписать яркими, но грошовыми красками. Маркиз Аллюр, высокий сухопарый с седыми усами и висками с характерным прищуром потомственного кавалериста и блеском пронзительно голубых глаз тайная мечта не только Городских вдовушек но и многих молодиц спалённых этой небесной синевой командовал броне кавалерийской бригадой. Инфантерию возглавлял граф Бубо полноватый с роскошными бакенбардами уже не молодой человек немного подслеповатый и носящий древний монокль, но на поле брани он прекрасно видел то, что не узрел бы и зоркий молодой глаз. Тучный барон Фронда обжора и выпивоха с обгрызенными ногтями и усами, пожелтевшими от табака был столь же громогласен, как и его любимые пушки, мортиры и митральезы руководил артиллерией.
Капитаны и лейтенанты армейских подразделений, не спеша, потягивали пунш из большого серебряного тазика, в котором легко можно было бы крестить и годовалого младенца, и курили дорогие сигариллы. В углу палатки, нагло развалившись на рундуке и потягивая из фляжки, что-то покрепче пунша Кватрокосто препирался с Тортилой и офицерами флотилии.
- Наконец-то все в сборе, - кондоте-хенерале Хиггинс недовольно оглядел опоздавших Карло, Бруно и Пиромани.
- Сразу к делу. Два часа назад я получил сообщение по беспроволочному телеграфу, - командующий пригубил "чай" из серебреного подстаканника, крякнул, пожевал лимончик и продолжил.
- Боярская армия осадила Горошек. Приказываю ускорить движение. Дневка отменяется. Выступаем в 6.00.
- Адмирал. Ваша флотилия выходит в отрыв. Цель: огнём и десантом сковать силы противника. Удержать Перевоз и Шлепки до подхода главных сил. А теперь господа рассмотрим карту.
Так тёплым вечером в конце августа началась война. Жара и не думала спадать, но на душе Карло поселился и рос совсем не летний холод.
Г Л А В А IV.
Маршал – Атаман Груздяк гордо попирал ногой в с блеском начищенным сапоге полковой барабан. Вокруг него крикливо, с гонором толпилось командование Экспедиционного Корпуса и чины помельче. Безусые офицерики и толстые дядьки полковые атаманы и бригадные гетманы, галдели, словно стадо гусей. Бригадные и полковые головы поглаживали, ну точно жирнющие котяры, свои пышные усы и давали командарму разные умные советы. Молодёжь ярко переживала подробности первого боевого столкновения.
- Нашли бригадного старшину? – Резко бросил Маршал, не отводя глаз от окуляров мощного ганзейского "Цейса".
- Нет вуйку атаман, горестно развёл руками молодой хорунжий, он же племяш командующего, из Слободских Груздяков.
- Токмо кобыла сыскалась, у ся в репьях и э... обгаженная сверху, - младший Груздяк виновато потупился.
- Ента вечно так, - встрял в разговор пан Голуб, командующий арьергардом, - завсегда после баньки обделаешься, така у утробы натура.
Полковой старшина Сусло командовал вчерашней атакой на этот самый глинистый пригорок, на котором топталось всё командование Экспедиционного корпуса.
Накануне армия Вольной Боярщины две недели стоявшая бивуаком у небольшого сельца Пузановка, что верстах в десяти от Горошка, пришла в движение. На берегу Илистой были сооружены огромные бани - помывочные, а в центре лагеря раскинула свой шатёр походная церковь. С самого утра шеренгами, подразделениями и просто толпами солдаты проходили обряд вступления в войну. Переодевшись в чистое и склонив головы, они слушали гнусавое пение полковых капелланов.
К обеду подняв бунчуки и хоругви Первая Ударная кавалерийская бригада "Фазан" выступила на острие наступления. Целью атаки был лысый взгорок в двух верстах от Горошка.
- Ох, надоть было бы ганзейцев дождаться с их панцирным войском, - вздохнул штабной голова Мабута.
Груздяк зло зыркнул на главу начштаба, фыркнул из под своих роскошных усов и навёл свой "цейс" на пыльное облако атакующей бригады.
- Красиво идуть прокомментировал пан Голуб, - незаметно прикладываясь к походной фляжке, крякнул, - ажно дух замираеть.
Первая сотня "фазанов" взлетела на макушку холма и напоролась на пулемётное гнездо выставленное шустрым кондоте-полковником Коронадо накануне. Треск пулеметных выстрелов нарушил стройную гармонию звуков кавалерийской атаки, вмешалась какофония смерти. Командир бригады Сусло дико заорал, замахал шашкой, резко остановил гнедую кобылу, и отчаянно засигналил прапорщикам, те дали отмашку флажками и эскадроны, стали разворачиваться, выполняя команду "налево, все вдруг".
Это была ошибка старого бригадного гетмана, тем более что пулемёт на гребне высотки захлебнулся, перекосило патрон в ленте, и героический расчёт готовился к лютой смерти. Кто молился всем святым, кто колотил сапогом по затвору станкового "Шварцлозе", когда копыта уходящих кавалеристов загрохотали буквально по брустверу, бригада выполняла команду на разворот. Всё, также лихо, пыля тысячами копыт "фазаны" потекли вниз по склону холма. Тут лихорадочно подпрыгивая, очнулось чудо ганзейской техники, посылая вдогон злые струи раскаленного свинца.
Конница сгрудилась в тесно кустистой лощине, сотники стали проводить перекличку. И тут разверзлись небеса, и ад ступил на землю.
Всё тот же неугомонный Кондоте-полковник Коронадо, пинками и руганью расшевелил артиллеристов форта. Две батареи гаубиц выкатили в ближайшую рощицу и пристреляли с десяток позиций вокруг Горошка, израсходовав парочку боекомплектов. Подмётное письмо о самоуправстве нового командора ушло ровно за неделю до описываемой трагедии бригады "Фазан". Заботливым анонимом было хозяин местного шинка "Добрый Лыцарь" он же резидент ганзейской марки в Горошке синьор Казза Порка.
Древние 32 – фунтовые гаубицы на смешных деревянных колёсах с железной оковкой дружно рявкнули, при скорострельности ветхих пушек форта они-то и выпустили всего четыре снаряда, следующие упали уже на пустое место. Этих-то снарядов оказалось достаточно чтобы отправить Первую Ударную на переформирование, а полковой старшина пропал без вести.
Маршал – Атаман грязно выругался, шмякнул дорогущий бинокль оземь, и устало сел на полковой барабан. Старая воловья кожа жалобно скрипнула, седалище у гетмана весило изрядно. Кадровый вояка, а Груздяки поколениями служили Вольной Боярщине, верой и правдой, прекрасно понимал всю гибельность атаки конницы на укреплённые позиции противника. О том же, басовито, как шмель, гудел в ухо штабной голова:
- Надоть ганзейцев ждать. С их большими пушками. Через недельку бронепаровоз приползёт, - Мабута снял огромную папаху с золотым околышем и протёр могучую лысину расшитым рушничком.
- Да и броненосная байда по реке подымается. Надоть погодить пан Маршал. Конников положим . Лошадок жалко.
- Заладил. Надоть. Надоть. Я шо сляпой? У нас с тобой Думский Универсал! Взять Горох до Ганзы! Свиней пасти бушь в своей деревне. Лучше репу чеши, как Каронаду выбить!
Груздяк тяжко вздохнул, расстегнул богато шитый золотом мундир и рявкнул: - Квасу. Быстро.
Вестовой сломя голову бросился к большому ящику, где обложенные соломой и льдом стояли гарнцы с шипучим ядреным напитком, и выудил один мгновенно запотевший кувшин.
- Высылай конные разъезд, - маршал шумно отхлебнул.
- Бригадам "Сизарей" и "Кречетов" коней стреножить и окапываться. Всю артиллерию сюды. «Глухарям» прощупать Горох по периметру, разведка боем, - атаман надолго припал к кувшину, утёр усы и негромко позвал. – Крапивка.
- Я туть Ваш Бродие, - молодцеватый полковник, гетман бригады "Сокол", любимчик маршала, ел глазами своего командующего.
- Ты, Крапивка, - Груздяк вновь хлебнул кваску,- бери своих охламонов, остатки щипаных "фазанов" и артдивизион Бублика и хоть обдрищись, но возьми железнодорожную станцию. Понял?
- Понял Ваш Бродь.
- Ну, раз понял, исполняй.
....
Верховный Ратный Гетман Маршал – Атаман Груздяк прекрасно понимал, что Экспедиционный Корпус, состоящий из шести кавалерийских бригад и трёх дивизионов лёгкой артиллерии, рассчитан на скоротечную, наступательную операцию. Желательно успешную. Остановка и переход к позиционной войне губительна для горячих кавалеристов. По-хорошему, Горошек надо было бы обойти, оставив осадный заслон и всей силой ударить на Урбан – так называли Город на Боярщине. Но планы спутал глупый указ – универсал и не в меру бойкий командир Южной армии.
По железной дороге медленно полз бронепаровоз с тяжёлой осадной техникой. Следом тащились железнодорожные составы, где в теплушках на фронт подтягивались пехотные полки: "Рысь" и "Секач". Скорости движения мешали завалы на полотне и мосты, не рассчитанные на тяжкий вес бронесостава. Союзники и пехота ожидались не ранее чем через неделю.
На рассвете с обеих сторон загрохотали пушки и начались бои на городских окраинах. Ближе к вечеру стало ясно, быстрой и лёгкой виктории ожидать не приходится. Спешенные "Соколы" и "Фазаны", потеряв дивизион Бублика, правда к счастью только матчасть, сам геройский канонир прыгал на одной ноге в горячке боя потеряв протез, и откатились от железнодорожного вокзала. "Глухари" во время мелких, как правило, бестолковых, стычек потеряли до трети боевого состава.
Мрачно жуя шашлык из осетрины, Маршал Груздяк велел протрубить отбой, и принял решение перейти к осадным действиям, дождавшись подхода подкреплений.
Злой, закопчённый, как чёрт, с рассечённой шашкой ухом Кондоте-полковник Коронадо, засел на пожарной каланче. Под ним раскинулись кривые улочки Горошка, горели палисады, а с береговой кручи, окутанный клубами порохового дыма огрызался форт.
- Прикажите прекратить огонь. Неприятель отходит. Снаряды беречь, - сухо скомандовал командор, озирая панораму боевых действий.
Низенький, когда-то кучерявый, с чисто кавалерийскими ногами он припал к окуляру стереотрубы. Рядом топтались бригадир-майоры Терца командир полка мушкетёров и барон Лойола, командующий кавалерией и несколько младших чинов на подхвате. Терца, солидный дядька с мушкетёрской перевязью через бочкообразное пузо. На его румяном лице, с напомаженными усами, предметом нескрываемой гордости, усами, вечно светилась счастливая детская улыбка.
- Ну, мы им и врезали синьор полковник. Ох, они канальи чесали, только подковы сверкали!
Лойола, полная противоположность командиру инфантерии, вечно печальный циник, тощий, длинный с обвислыми седыми усами, хмыкнул:
- Сегодня-то отбились. Слава богу. А, завтра? Их втрое больше и это только передовые части! Где вражья пехота? И ежу беременному видно, что это спешенные кавалеристы. Сколько "чубарей" ещё на марше? Где их большие пушки?
Коронадо бросил крутить визиры стерео трубы и повернулся к соратникам. Раскрыл планшетку, выудил из нее предлинную сигару, раскурил и выпустил могучую струю дыма, делавшую честь средней мощности локомобилю.
- Я думаю, сколько бы "чубарей" не подошло без ганзейской техники они здесь протопчутся "до маковых заговен", - голос полковника, звонкий и высокий был основательно надсажен в ходе дневных боёв.
- Маршал Груздяк, здоров только шашкой на парадах махать. Большие, на выкате, глаза Кондоте полковника зло блеснули. Он выпустил ещё одно облако синего сигарного дыма. Со стороны могло показаться, что в каланчу попал артиллерийский снаряд, и она охвачена пожаром.
- Переходим к активной обороне господа офицеры. Под утро делаем вылазку.
Терца воодушевлённо почесал волосатый живот под перевязью. Лойола тяжело, по лошадиному, вздохнул. Коронадо снова сверкнул глазищами, ткнул грязным от копоти пальцем в карту.
- Ставлю задачу. Вот, отбиваем эту горушку, и ты Лойола, не вздыхай, идёшь в прорыв. Будешь гулять по тылам. В форте твоим конягам едино делать нечего, да и жрать тоже. Твоя цель, запастись динамитом и разнести эту клятую дорогу насколько возможно. Взрывай мосты и стрелки, лошадками растаскивай рельсы, но в драку не лезь, рассредоточься. И ещё. Выведешь пулеметные роты к Шлепкам. Нельзя переправу без прикрытия оставить. Жаль жутко, самим нужны, да патронов осталось по две ленты, нынче славно поработали, а сучьи интенданты не позаботились о боекомплекте.
Полковник добавил табачной мглы и продолжил:
- Мы с Терцей, чубчиков здесь потрепим, надо продержаться до прихода Хиггинса. Я уже ему телеграфировал.
На расстеленную, на бочке карту сорвался и упал солидный цилиндрик сигарного пепла, очень символично засыпав нарисованные бастионы форта Горошек. Коронадо зло смахнул карту и посмотрел на старый брегет:
- Выступаем в шесть. Сверим часы господа.
На Горошек опустилась тёмная безлунная ночь, тёплая, что не редко бывает в конце августа. Природа всё ещё щедро одаривала мир. Первые побеги войны были полны едкой горечи. Но пока никто не задумывался о том зачем были посеяны семена раздора, и пока ни кто не жалел сил и пота в этой кровавой жатве. Все надеялись пожать сочные пахнущие лавром и порохом плоды Победы.
Г Л А В А V.
Читать на ходу неудобно и вредно. Каково же орудовать ножом и резцом на подпрыгивающей телеге. Правда работяга Лупо, изо всех своих полу лошадиных сил, старательно объезжал выбоины и колдобины Южного тракта, но без тряски на дороге не обойтись.
Резчик Карло, подскакивая на тележном облучке, проявлял чудеса своего мастерства. Зажав под мышкой кукольную ногу, и прижав её к кожаному фартуку, он ремонтировал коленный сустав. Несмотря на всё умение, многострадальная левая рука, была заклеена парочкой бактерицидных пластырей. Кукольное воинство требовало постоянной заботы, а времени на стоянках было мало и по вечерам у всех мастеров хватало работы. Джузеппе точил на токарном станке с ножным приводом изнашиваемые в походе детали кукольных конечностей. Запас деревянных подшипников из крепчайшего бакаута быстро таял.
Под облуком фургона, где восседали Папа Карло и Джузеппе, постоянно шуршало, возилось и сопело боевое крысиное подразделение "Пасюк". Крыс Грызли, страшный авантюрист по складу характера и пламенный оратор с агитировал отправиться на войну своих приятелей. Самого умного и начитанного крыса Города по прозвищу Умник и самого сильного и толстого крыса по имени Хрумки. Сейчас в недрах тележной полки разгорелась нешуточная дискуссия на темы войны и мира. У образованного Умника, впрочем, его звали Шмыгли и жил он в городской аптеке, наступило пацифистское настроение.
- Грызли, - вопрошал он, протирая пенсне, - ты хоть представляешь, куда нас несёт, что нас ждёт? Увидим ли мы своих близких, обнимут ли нас когда-либо родные? Ты провокатор и аферист Грызли!
- А мне надоел боевой рацион, - встрял Хрумки,- овёс и овёс, что я лошадь что ли?
Маленькие глазки командира "Пасюка" яростно загорелись.
- Ах вы, подлецы, дезертиры, паникеры, трусы и чуманосцы, - это было уже из лексикона любимого руководителя Кота Базилио, - я вас, что ли на телегу затащил? Не вы ли присягу Дону Базилио давали, детками клялися? А ну валите из фургона. Хотя нет, на стоянке трибунал проведем…
Сидящие на облучке друзья дружно заколотили пятками, шум снизу отвлекал и мешал работе и созерцанию окружающих видов, толкотня и шебуршение на время стихли.
Сейчас Южный тракт пролегал вдоль заросшего берега Илистой. Столяр Джузеппе, зажав худыми коленками вожжи, без устали крутил головой, "считая ворон", и философствовал. Мудрый Лупо хорошо знал своё дело, он трусил по дороге, лениво отмахиваясь от мух налетевших с реки. Свободные от вожжей руки водителя мула как всегда были заняты едой и выпивкой. Большая оплетённая соломкой баклага булькала в такт взмахам правой руки, левая сжимала огромный бутерброд с ветчиной и сыром, которым вполне можно было бы отбить ногу.
- Вот скажи мне, сколько лет росло это буковое полено? А, Карло? Лет пятьдесят, как и нам с тобой. Год ента нога поскрипела и на тебе развалилась. Мы же с тобой старина скрипим себе и скрипим помаленьку. Всёж те человек покрепче любого дерева будет, будь то орех аль дуб, что подтверждает, например голова нашего полководца.
С некоторых пор Джузеппе Барда переменил своё отношение к командующему Резервной армией. Столяр приложился к баклаге, но тут колесо фуры наскочило на камень. Папа Карло ловко убрал лезвие ножа от коленки, а физиономию Джузеппе залила густая пена.
- Смотри за дорогой, старый осёл, - прокашлявшись, заорал бравый капрал. Лупо в ответ тряхнул короткой гривой, мол, он знает кто здесь старый осёл, а он просто усталый мул, да и не старый к тому же.
Вдоль бортов фургона, весело болтая свежее выкрашенными креозотом ногам, сидели с десяток кукол. Они щебетали о чём-то своём им деревянным созданиям понятном.
- Вот сидят, галдят,- сварливо продолжил Джузеппе, - а ведь их первых на щепки пустят. Весело это только идти на войну, тут ты прав. Если бы не ента, как её, релаксация, - блеснул умным словцом столяр, потрясая баклагой, - я бы уже давно пел другие солдатские песни. Капрал Барда, вздохнул и в качестве иллюстрации вновь приложился к горлышку пузатого сосуда.
Болтовню бравого вояки прервал другой, явно механический треск. В небе над армейской колонной появился аэроплан. Любопытное воинство замерло и остановилось, высыпало из повозок и авто, оживлённо тыкая пальцами в воздух. Биплан, мерно треща, кружил над Резервной армией, как большой натруженный шмель. Затор на дороге рос, зевак прибавлялось, большинству такую диковину пришлось увидеть впервые в жизни. Самолёт вновь развернулся и полетел вдоль тракта. Из под его брюха выпорхнуло и устремилось к земле облачко чёрного конфетти, на лету превращаясь в злые оперённые стрелы кованной стали. Вслед на землю полетели черные шарики, захлопали взрывы ручных бомб бросаемых лётчиками. И только тогда, с земли началась бестолковая, хаотичная стрельба.
Кот Базилио любил путешествовать с комфортом. Он быстро сменил повозку Карло на весело раскрашенный фургончик полевой кухни Лисы Алисы. Но хозяйка "быстрого питания на колёсах" скоро выставила ленивого приживалу, чуть было, в усмерть с ним не рассорившись. Большой любитель новых военных технологий и "видный знаток и теоретик ратного дела" менял транспортные средства "как перчатки" больше внимания уделяя разной боевой технике. Последние три дня он гордо восседал в пулемётной башне броневичка "ансальдо". Обаяшка по натуре он легко сходился с любыми типажами и персонажами. Ключик к бронированной утробе броневика и суровым сердцам экипажа он легко подобрал не только улизливостью и благоговейными восторгами, но и большими снизками лещей и пузатыми флягами тёмного пива. Ехать в задымленном газолином тёмном каземате бронированной машины было не так интересно как в башенке с крупнокалиберным пулеметом "Фиат".
Вот уже два дня Кот увлеченно крутил маховички, колёсики и дёргал за многочисленные рычажки. А накануне, за двойную связку рыбы и пива ему даже дали стрельнуть по придорожной бахче. Базилио с восторгом расстрелял несколько дюжин тыкв и арбузов, не обращая внимания на крики и ругань напуганной инфантерии. В тесной для людей башне полосатый танкист с удобством расположился на подвесном матрасе и воспринимал весь мир не иначе как через диоптрии прицела. Самолично смазав автолом, пулемёт и любовно протерев пулемётные ленты ружейным маслом, котяра водил дулом из сторон в сторону наводя страх, но ополченцев.
Нынче плотно перекусив с дружеским экипажем, Базилио водрузился на уютный матрасик, и мерно покачиваясь, сладко задремал на послеобеденном солнышке. Из дремоты его вывел толчок остановки и неприятное жужжание над головой. Сонно щурясь, Кот, выглянул из открытой башенки. Экипаж "ансальдо", как и добрая часть резервной армии стояла, задрав головы и открыв рты дивясь на новое чудо техники. Кот Базилио тоже посмотрел, вверх прикрывая лапкой глаза. Над ним в синем, с лёгкой лазоревой поволокой, августовском небе кружил аэроплан.
Почему до Кота первого дошла скрытая угроза от невинной "небесной стрекозы", он и сам не мог объяснить. Лапы сами по себе завертели маховики, поднимая дуло пулемёта и разворачивая башенку. В перекрестье диоптрий, сверкая перкалью, вплыл самолёт, лохматый стрелок чертыхнулся и прижал уши, на распластанных крыльях была намалёвана двурогая боярская "острога". А как только от биплана посыпались черные перчинки бомб, он выжал гашетку.
Рыло пулемета затряслось и захаркало крупнокалиберными маслинами. Броневик зашатался, затрясся, как пес, стряхивающий воду. Полосатый пулемётчик подпрыгивал в башенке, как гутаперчивый мячик, но крепко держался всеми четырьмя лапами. Базилио впал в охотничий раж, он непрерывно крутил колёсики прицела, не выпуская цель, что-то дико орал и давил, давил гашетку. Аэроплан как-то задёргался, нарушая свой уверенный полёт, наглый треск мотора сбился с ритма, и от него к хвосту потянулась тонкая струйка дыма и капель раскалённого масла из разбитого радиатора. Противно завывая биплан, сделал предсмертный вираж и устремился с небес к земной тверди. С шумом самолёт врезался в заросли прибрежного лозняка, ломая ясеневым окованным пропеллером нежные ветви козьей ивы.
Через двадцать минут закопчённые летуны, отделавшиеся испугом и царапинами, ну и парочкой солидных бландышей это уже от натерпевшейся страху пехоты, предстали пред грозными бровями Генераль-Команданте Хиггинса. После долгого допроса лётчиков командарм затребовал героя. Следом, два улана из охраны команданте споро притащили упирающегося, с всклокоченной шерстью Кота к штабному омнибусу. Суровое лицо старого генерала, тяжело вперилось одним глазом в скорбную фигуру.
- Ты, стрелял?
- Ну, я. А, что такого? – Сердце героя упало ближе к хвосту.
- Молодец! Если бы все были такие хвостатые полосатые…
Хиггинс вздохнул, поднял руку вверх и отстегнул шеи скромную немного потёртую ленточку с восьмилучевой серебряной звездой.
- Держи. Это моя первая боевая награда. Надеюсь не твоя последняя. Носи хоть на пузе, хоть на шее. Молодец.
- Служу Городу и Народу!
- Ну, ступай. Служи дальше.
И Кот Базилио гордо ступал, на ходу прилаживая награду на шею.
- Какая приятная вещица, - бормотал он себе под нос,- да вот, поди, дешёвка, к сожалению, луидор за ведро.
Мерно шлёпая плицами, чадно дымя, флотилия Тортилы двигалась вниз по течения реки Илистой. К шумному гвалту десанта прибавился грохот пушек. Адмирал пристреливала, на ходу шестидюймовки. Жертвами арт-огня стали разбросанные то тут, то там баньки и сараюшки окрестных жителей. Жерла орудий изрыгали огненные кинжалы почти прозрачного пламени и батареи окутывались серыми клубами порохового дыма. Черепаха Тортила, наблюдавшая за стрельбой в мощный морской "цейс" зло клацала мощными челюстями, сил на ругань уже не было. Её раздражали и старые изношенные пушки, и снаряды, взрывающиеся через раз, и бестолковые канониры. Хуже того на "Туче", чуть было не ахнула крюйт-камера, а на "Коронеле" заклинило затвор, и там раздавался гром кувалды, ремонт делали на ходу.
Мимо спешащей на юг эскадры проплывали живописные берега Илистой. То тут, то там на крутом правом и пологом левом берегах раскидывались небольшие села и деревеньки приречных пейзан и рыбаков. Хотя с продвижением на юг лесов становилось меньше, менялась их структура, появлялось больше одиноких, но могучих дубов, грабов, орехов. Среди густой, но уже порыжевшей под солнцем травы лесостепи, разбегались буковины, рощицы падубов, каштанов и пиний. Листва медленно приобретала оттенки осеннего багрянца, зелёные краски не торопились сдаваться.
Особенно яркие и богатые, "синопские" оттенки зелени буйствовали по речным берегам. Дикие и домашние утки, и гуси в изобилии оживляющие прибрежные заросли, раздраженные звуками проплывающей эскадры, хлопаньем крыльев и противными криками саркастически комментировали шествие боевых кораблей. В тридцати верстах от форта Горошек на высоком берегу реки Илистой на двух пологих холмах раскинулось село Большие Шлепки, рядышком на поросшей яблонями и грушами горушке притулились Шлепки Малые. Именно здесь, на адмиральском совете решено было десантироваться, и плавбатареи приткнулись к дебаркадеру.
Большие Шлепки были знатным, богатым селом, через них шла почти вся торговля зерном, и осуществлялась переправа через реку. Наемники с весёлым гиканьем посыпались через борт, не дожидаясь подачи сходней. За время плаванья жидкий боезапас поизрасходовался, и "весёлые братцы" жаждали пополнить его в местных лавках, и шинках.
- Кондоте-адмирале, дозвольте мне со штабом остаться на борту вашего линкора, - Кватрокосто буквально поедал преданными глазками Черепаху Тортилу, - я хочу командовать десантом с борта корабля. Тортила хмыкнула, с подозрением оглядела, с головы до шикарных ботфортов, бравого бригадир майора.
- Оставайся уж. Только кто за твоими головорезами присмотрит? Все Шлепки разнесут. А, впрочем, из тебя надсмотрщик…- черепаха махнула лапой и переключила своё внимание на погрузку угля.
До конца жаркого августа оставалось меньше недели, а до бурлящего котла войны тридцать вёрст.
Г Л А В А VI.
Джузеппе и мул Лупо сражались с мухами. Умное животное делало это с помощью хвоста, столяр отмахивался газеткой, "Глашатай. Армейский выпуск". При этом он ещё и читал вслух и тут же комментировал фронтовых корреспондентов газеты.
- Глянь-ка, глянь-ка, - тыкая заскорузлым пальцем в "боевой листок восхищался Джузеппе, - "наш пострел и здесь поспел". У, крокодилы летучие, - это уже относилось к назойливым мухам, - совсем сожрали.
- Ну, ты смотри, "героя лично наградил Кондоте-генерале Хиггинс". Именную медальку, хвостатому, повесил. А, ты зараза, какая, скипидар тебя подери, - капрал хлопнул сложенной газетой по голой лодыжке.
- "Мухи августухи, злы как девки вековухи", - верно, моя бабушка говаривала. Во, "схваченные пилоты дают ценную информацию". Ну, твой приживала и впрямь учудил. Это же надо, Кот-Герой. Штабисты, этак, сопьются с горя.
Папа Карло глубокомысленно кивал, хмыкал и даже цокал языком. В это время он, вооружившись пассатижами и клещами вытаскивал из кукольных голов трёхдюймовые стрелки из закаленной стали, сброшенные тем самым аэропланом. Так уж получилось, что главный удар с воздуха пришёлся по марширующим куклам. Под пение арий из репертуара Примы они бодро стучали деревянными подошвами по Южному тракту. Окажись на их месте люди, счёт потерь был бы изряден. А так у мастеров прибавилось работы.
Посадив куклу меж колен и не только зажав, но и наступив на нее ногами, Карло кряхтя, вынимал плоды авиаторов. Сейчас он приводил в порядок особо пострадавший экземпляр по имени Крепыш. Полдюжины стальных стрелок, торчавших из крепкой дубовой головы деревянного человечка, придавали ему сходство с божком туземцев южных островов.
- Не вертись, Крепыш. Фу, кажется последняя, - отдуваясь, выдохнул Папа, - не вертись, кому говорю. Сейчас временный хомут прилажу.
Из под облучка выполз, щуря глазки бусинки Грызли.
- Как вы думаете, уважаемый маэстро Карло, прилетит ли ещё враждебный нам аэроплан? – Поудобнее устраиваясь на плече старого резчика.
- Вот ведь какой умный и смелый наш Дон Базилио, - запел осанну головохвостый диверсант,- он один не растерялся, а какой меткий, всех спас от небесной погибели.
Карло снова кивал, думая о чем-то, своём, бормоча под нос:
- Вот, ведь, Джузеппе, какая несправедливость получается, когда нужно стамеску выковать не сыщешь куска хорошего железа, а тут добрая сталь прямо на голову сыпется.
Дубоголовая кукла, а это был грузчик из пароходной компании "Самолёт", снова завертела своей головой с сучком вместо носа и хрипло пробасила:
- Папа Карло, оставь одну стрелку для красы. Я ведь старшой в артели, ну хуть одну.
- Нет, Крепыш, - вздохнул Папа тебе голову надо клеить и шпаклевать, какая уж тут краса.
Резервная армия медленно втягивалась в большую пойменную долину. Напротив, на правом берегу Илистой белели мазанки Больших и Малых Шлепков. На левом берегу прилепилось небольшое село с немудрёным названием, Перевоз, здесь находилась самая большая на реке паромная переправа. Пятью верстами ниже, по фарватеру, стоя на якорях и пуская тонкие сизые струйки, дымила флотилия Тортилы. Адмирал мудро держала свои корабли под порами.
Августовское сочно синее небо с редкими прожилками лазоревых облаков ярко отражалось в неспешных водах реки. Здесь, возле перевоза, берег был чудо как красив. Опаловые пляжи с каймой зелёных камышей, кое-где перемежались купами кустарников присыпанных легкими пастельными мазками нежной охры и кармина, одиночные деревья великаны бронзовели цветами надвигающейся осени. Куда бы не бросил взгляд, золотились хлеба и пажити. Усталое войско устремилось к Илистой. Солдаты на ходу скидывали скатки и вещмешки, трясли ногами, избавляясь от набившей ноги обувки, и бежали прильнуть к тугим прохладным струям Великой Реки.
Водная преграда в этом месте была на удивление узка, но глубока, что и привлекло внимание создателей переправы. Возле небольшой на вбитых дубовых сваях пристани притулились два парома. Это были плоскодонные, корыто подобные пароходики на колёсном ходу. Спереди и сзади судёнышки были оборудованы аппарелями, и могли перевозить за раз с сотню пассажиров или несколько больших фургонов, причаливая к берегу не разворачиваясь. Звались сии речные работяги "Туда" и "Обратно". И как бы не спешила на юг Резервная армия, командующий Хиггинс объявил привал и велел начать подготовку к переправе на правый берег.
День клонился к концу, с берегов реки постепенно сгущаясь, поползли хлопья белёсого, пока ещё прозрачного тумана. Августовское солнце неспешно шествовало в свою западную колыбель. Когда оно зашло и закатно вспыхнули пурпуром кромки редких облаков, паромы успели перевести разведроту полка "Урбас". Потом "Туда" а следом "Обратно" запыхтели, зачихали клубами чёрного дыма и сломались. "Диверсия" тут же зашептались на берегу.
Было о чём поговорить у заалевших костров. А как на усыпанное ядреными звёздами небо выкатилась пышнотелая луна, генераль-команданданте собрал военный совет.
Тяжело сотрясая могучим весом землю, вздыхая огненной утробой и выпуская тучи плотного дыма и тугие струи горячего пара по широкой приречной долине, полз бронепоезд. Перед ним, помогая преодолевать затяжные подъёмы и тащить колоссальный груз, были прицеплены два более скромных паровозика, "кукушки". За размалёванной чудными разводами тушей бронепаровоза тащились три многоосные платформы, на которых громоздились удивительные машины. "Панцеркрафт" так называлось новейшее чудо ганзейской военной техники. Похожие на огромный трактор скроенные из стальной брони они были вооружены парой пушек и тремя пулемётами. "Циклоп" так называлась невиданная в этих местах боевая машина. Следом, растянувшись на три вёрсты, попыхивали обычные эшелоны с инфантерией, артиллерией сапёрными и прочими частями без которых не состоится тяжкая жатва войны. Дорога на север была совсем не проста. Противник сделал всё, "что бы жизнь мёдом не казалась". Сапёрные части шатались от усталости, восстанавливая железнодорожное полотно и мосты через мелкие речушки и овраги. Летучие отряды неприятеля нагло гарцевали под носом ползущего на юг железного чудовища, предусмотрительно избегая лезть под жерла его башенных орудий. И вредили, вредили, вредили. Минировали полотно, растаскивали рельсы и шпалы, на подъёмах мазали путь какой-то скользкой гадостью.
В итоге: отцы командиры высадили пехоту и пустили её вперёд. Поджигая перед собой сухую степь, солдаты двигались по обе стороны железной дороги, прикрывая инженерные роты. Пусть медленно, но неуклонно бронированное чудовище подползало к осаждённому Горошку.
Марс торопил кульминацию войны, а с запада на чистое безмятежное небо августа поползли плотные кучевые облака.
По Илистой цепляясь за прибрежные камыши и заросли лозняка, плыли ватные одеяла тумана. Речная флотилия почти полностью растворилась в этих молочных разводах. Лишь кое-где торчали трубы надстройки и мачты. Перед самым рассветом загремели якорные цепи, впрочем, туман глушил и звуки. Эскадра развернулась. Буксиры, они же канонерские лодки, "Прыткий" и "Богатырь" пристроились со стороны кормы за плавбатареями "Туча" и "Каронель" тихо толкая их по ленивому течению реки на юг. Изредка буксиры включали машины на задний ход, шлёпая плицами, выравнивая батареи по фарватеру.
Перед "эскадрой" стояла задача выдвинуться к форту Горошек и поддержать осаждаемые войска Южной армии. Первые уже не жаркие, солнечные лучи позолотили небо на востоке. Налетевший ветерок немилосердно рвал полосы тумана, день обещал быть погожим, вчерашние тучи сгинули без следа. К полудню флотилия Города оказалась на траверзе Горошка. Впрочем, дым над фортом был виден задолго до этого, к этому добавлялся неровный рокот артиллерийской канонады.
С высокой надстройки целеуказателя "Тучи" засемафорили: "Вижу работу вражеских батарей".
Рослый и широкий, как бакен, шкипер "Прыткого", ныне произведенный в кептен-лейтенанте, сипло прогундосил в свои шикарные, как у моржа, усы:
- Адмирал, дозвольте отдать якоря.
Тортила пошамкала челюстями, почесала панцирь.
- Нет, Аугусто. Отрабатывай течение машиной, на малом. Передай на баржи: "орудия к бою".
На плавбатареях, внутри барбетов, возникло суматошное оживление. Хоботы шестидюймовых орудий вяло зашевелились, разворачиваясь в сторону осаждённого форта.
- Кондоте-адмирале, артиллерия готова. Разрешите произвести пристрелку?
Не отрывая бинокля от подслеповатых глаз, Тортила буркнула:
- Разрешаю. По одному. Сначала "Туча", потом "Каронель".
Спустя минуту пушки, одна за другой рявкнули. Командоры ввели поправки, орудия вновь прогрохотали, замерли, извергли снопы огня ещё раз и ещё.
- Батареи. Залп. – Скомандовала Черепаха.
Делая перерывы, чтобы ветер рассеял клубы дыма и непрерывно внося поправки в стрельбу плавбатареи приступили к планомерному обстрелу боевых порядков Вольной Боярщины.
Казалось, всё складывается удачно. Флотилия посылала двухпудовые гостинцы, врагу внося заметную сумятицу в его ряды. Но по внешнему виду Адмирала было видно, она чем-то недовольна, её мощный бинокль был наведён совсем в другую сторону.
Тёмное пятнышко, над сосновым бором, за крутым поворотом Илистой появилось внезапно.
- Аугусто, - в паузе между залпами прокричала Тортила, - ты видишь? Это то, что я думаю?
- Вижу, госпожа Адмирал. Вы правы. Похоже на аэростат наблюдения.
- Так, похоже, информация наших друзей подтверждается.
Черепаха Тортила грохнула дорогущим биноклем о леерное ограждение мостика.
- Командуй усилить огонь кептен-лейтенанте, скоро надо будет смываться.
Отступать пришлось даже раньше, чем надеялась адмирал, в панцире. Река за кормой "Коронеля" вздулась и выбросила вверх гигантские фонтаны разрывов. Невидимый противник без предупреждения открыл огонь на поражение.
- Это, как минимум восьмидюймовки мадам. Нам конец Кондоте-адмирале, - гундосо предрёк командир "Прыткого".
- Заткнись, Аугусто. Пушки в зенит. По аэростату. Шрапнелью. Беглым. Огонь. Уходим. Машине полный ход.
С мостика, лихорадочно замахали флажками. Канлодки окутались клубами дыма, кочегары зашурудили в котлах, поднимая давление, колёса стали рывками набирать обороты, из-под плиц полетели фонтаны водяных брызг. Ещё четыре разрыва, поднимая тонны мутного ила, взметнулись опасно близко от кораблей флотилии. Мостик "Прыткого" окатило струями воды, где-то закричали.
- Вот молодцы! Вот лупят! По невидимой цели бьют, учись капитан! Идиоты. Бочки зажигай! Ставь завесу!
Но, не дожидаясь команды адмирала на "Туче" запалили бочки наполненные смесью гудрона, серы, масла и ветоши. За кормой медленно, очень медленно отползающих, огрызающихся редким огнём плавбатарей, заклубились первые густые шапки дымовой завесы. К сожалению, противник уже пристрелялся, взяв флотилию в "вилку". Ещё четыре снаряда чётко легли в центр отступающей "эскадры". Но поистине губительным был следующий залп неведомого врага.
Два снаряда разворотили барбет на "Каронеле" в воздух полетели обломки шпал и листы котельного железа скрученных самым немыслимым способом. Шести дюймовую пушку сорвало и как детскую игрушку выбросило за борт. Дела на "Туче были даже хуже. Восьмидюймовый снаряд прошил насквозь бывшую дровяную баржу, ударился о каменистый грунт, взорвался, и буквально оторвал днище неуклюжей плавбатареи.
В этот самый миг удача подмигнула Городскому Флоту. Последний выстрел погибающих батарей рассыпал огненные зёрна шрапнели у вражьего аэростата. Несколько сот кубометров водорода вспыхнули маленьким солнцем, корзина с аэронавтами рухнула в сосновый бор, и пока невидимый противник на время ослеп. Грузно оседающая "Туча" намертво сцепившись якорями с "Каронелем" медленно отползали вверх по реке. Последнее орудие посылало снаряд за снарядом по целям на берегу. Канлодки надрывно тащили тяжелеющие плавбатареи.
Первый поход флотилии оказался и последним. Кондоте-адмирале решила затопить корабли на фарватере, чтобы спасти переправу у Шлепков.
Г Л А В А VII.
Кот Базилио встретил зорьку с удочкой. Клёв был неважный, суета на реке распугала всю рыбу. Кошачье внимание было привлечено шумом на ремонтируемых паромах. Речники не спали всю ночь, ковыряясь в судовых машинах. Базилио, как любитель технического прогресса уселся на крышке люка с парой плотвичек на кукане. В принципе Кот не одобрял сыроядение, но порой, что-то накатывало из далёкого кошачьего детства. В прочем хвостатый рыболов не столько ел, сколько слушал и наблюдал. Перемазанные мазутом и машинным маслом механики изрыгали такие забористые перлы ненормативной словесности, перемежаемые техническими терминами, что услышь их благородные синьорины, они были бы обеспеченны мигренью на год.
Тощий главмех Арчимбольдо высунул свою грязную лысину из недр машинного отделения, вытер трудовой пот ветошью и прошепелявил:
- Холосо, со опилки. Если бы сахалку бы сыпанули, всё амба сусы вёсла. Атак насос посистили зелески пелеблали…
- Маэстро Шкипер, - ушлый котяра повысил главного механика в чине, - а если бы это был сахар?
- Ха, токда бы, усатый синьол, движок в светмет а "Тудыку" насу, поди, на дловиски.
Всё это старый Арчи сопроводил длинной руладой речного мата, очень заковыристой благодаря индивидуальным особенностям дикции.
"Кто бы мог подумать, - бормотал себе поднос Базилио, возвращаясь с рыбалки, - моторы железные, а тоже страдают от кариеса". Лапы сами вынесли его к фургончику Папы Карло. Воспользовавшись вынужденной остановкой войска, приводили себя в порядок. С утра капрал Джузеппе Барда руководил обработкой кукол, выстроив на жарком солнышке их, тщательно промазывали горячим тунговым маслом. Пристроившись на пеньке, Папа правил инструмент, изредка, поверх очков сдвинутых на кончик носа, поглядывал за процессом покраски. Как знойная мулатка скручивает на своём упругом бедре сигары, так и Карло полировал стамески, пристроив шкурку нулёвку поверх штанины. Неторопливо, плавно покручивая инструмент пальцами, он прокатывал лезвия по тощей ляжке, снимая мельчайшие риски и заусеницы. Отполированные кромки брызгали солнечными зайчиками, подошедший Кот даже прищурился.
- Доброе утро, Базилио, - резчик неподдельно обрадовался визиту своего приживалы. – Как дела? Давно не виделись.
Увидев полосатого, Джузеппе завопил и бросил командование "малярным цехом".
- Ой, Базилька, ау меня фляга твоего любимого имбирного, медальку то надо бы спрыснуть.
- А, пойдём к Алиске, перекусить, - предложил герой зенитчик, - дело к полдню.
И компашка двинулась вдоль берега, где в отдалении стоял яркий фургон – буфет Рыжей маркитантки, она только что закончила его мыть шваброй, и он сиял чистыми красками. Чуть в отдалении паслись выпряженные холёные коньки.
Алиса встретила приятелей нарочито равнодушно, типа "чего припёрлись, дел невпроворот". Но уже через полчаса все уютно устроились, в тенёчке под большим парусиновым тентом. Друзья вспоминали городские байки, Лиса гостеприимно хлопотала, сверкая белоснежным фартучком и чепцем. Всем было хорошо. Где-то на юго-западе загрохотало, раз другой.
- Поди, гроза, встрепенулся Папа, - а куклы не просохли.
- Нет, это не гроза, - Кот учено покачал вилкой с куском буженины,- это Тортиллина эскадра Груздяка мочит.
Канонада усилилась, в неё вплелись новые басовитые ноты. Аппетит у компаньерос как-то пропал, сам собой.
Пан Маршал Груздяк наблюдал за панорамой речной баталии с высокой глинистой горушки. Высотка, третий раз переходящая из рук в руки вновь оказалась под губительным огнем. Первые залпы флотилии легли поразительно кучно и точно, и спешенные конные сотни собрались "утекать". Но атаман-полковники не оплошали, поддерживаемые страшным рёвом Мабуты они заставили отменить "праздник труса", но кавалерийские цепи залегли, не поднимая головы. Надо было что-то делать. И как только в голове пана Маршала зародилась мысль об отходе, на ристалище возник новый игрок.
Было видно, что противник и сам попал "из огня да в полымя", вокруг плавбатарей вспенились фонтаны разрывов. Первым догадался, что происходит, штабной голова Мабута:
- Не подвели ганзейцы, их байда по "Урбанам" палит.
Корабли Города развернули жерла своих пушек на юг и уходили вверх, по реке окутываясь чёрными клубами дыма.
- Так их, так! – орал темпераментный Голова.
-Итить "чурбанов"! поддайте им! Вломите им. По самый корень!
Натерпевшееся от Городской армии войско боярщины шумно радовалось победе вскочив на бруствер и кидая вверх папахи и каски. "Урбаны-чурбаны" здорово потрепали осаждающих, и солдаты радовались успехам союзной "байды". А из-за поворота реки во всей красе, блистая огнём и сталью, дымя двумя трубами, грозно выплывал герой дня.
Сумрачный ганзейский гений придумал много технических диковин, но особо преуспел, создавая машины разрушения. По взбаламученной стремнине Илистой изрыгая огонь из башенных орудий, бойко шёл монитор специальной речной постройки "Моргенштерн". Плоский как черепаха, и так же закованный в толстый стальной панцирь, оснащённый четырьмя колёсами, под броневыми кожухами, он мог действовать на мелководье. Увенчанный двумя тонкими трубами и треногой мачтой монитор был вооружён по последнему слову военной мысли. Вокруг низкой казематной надстройки, ромбом располагались четыре приземистые башни главного калибра. Шесть восьмидюймовых орудий по две в носовой и кормовой и по одной в бортовых башнях обладали огромной дальнобойностью и сокрушительной мощью.
От немедленной гибели Городскую флотилию спасла крутая речная излучина, густо поросшая старыми вербами и вовремя поставленная дымовая завеса. В любом случае до гибели эскадры оставалось немного, монитор быстро нагонял.
"Моргенштерн" выйдя на траверз Горошка, ненамного сбавил ход, окутавшись, паром и засыпал многострадальный форт градом фугасных снарядов. Завершив избиение, монитор вновь устремился в погоню.
"Прыткий" и побитый осколками "Богатырь" надрывно тянули разбитые, быстро погружающиеся в воду плавбатареи.
- Стоп машины! – Не отрывая бинокля от глаз, скомандовала Тортила.
- На "Каронеле" и "Туче" рубить днища! Мы на фарватере. Дно щебень. Если баржи удачно лягут, чёрта с два они пройдут дальше, - словно оправдываясь, Черепаха объяснила угрюмо застывшим офицерам.
- На "Богатыре", - адмирал заорала в мегафон, - разворот на 180 градусов.
Буксиры пыхтели, подталкивая носами тонущие батареи к середине реки. Первой задрав к небу хобот шестидюймовки системы Канне в мутные воды погрузилась "Туча", следом, тяжко вздохнув ушёл "Каронель". Вниз по течению реки неспешно поплыли деревянные обломки, пустые бочки и ящики, какие-то тряпки.
- Капитан! Адмирал!
Тортила отвела усталые глаза от места гибели кораблей.
- Что случилось?
- Охрана сейф-каюты, перебита, казна похищена!
-По правому борту ялик!
Никогда в своей полной лихих приключений жизни Кватрокосто не испытывал такого ужаса. Его позеленевшие от страха "адъютанты" держались за ручки как две гимназистки.
- Батянь, а батянь, давай за борт сиганём, пока не поздно. Бог с этой казной, хуть живы останемся.
Молили они по очереди. Кондоте-майор, закусив бледные губы, мелко затряс головой.
- Обделались высерки. Меня тоже мороз до копчика пробирает, ждите, я вам велел. К тому же я плавать не умею.
Бой разгорался, ухали шести дюймовки. Вскоре ответил и враг, наёмников окатило забортной водой. Младший адъюнкт тихонько заверещал к пресной воде добавив солёной. Потрепанная флотилия отползала вверх по реке. "Прыткий" рывками выбирал слабину каната, хлюпая плицами колес, пятился кормой.
- Вот теперь братцы, пора!
Кватрокосто вынул кривую наваху, махнул рукой, командуя следовать за ним, стал красться на ют. Там на юте был оборудован небольшой кормовой трюм, для хранения армейской кассы. Без малого, миллион луидоров полновесной монеты. Охрану убрали легко, два хлипких матросика, вытянув тощие кадыкастые шеи, смотрели совсем в другую сторону. Гораздо тяжелей было вытащить и погрузить на кормовую шлюпку неподъёмный железный ящик с казной.
Оттолкнувшись от кормы канонерской лодки, глубоко осевший ялик тяжело отвалил в сторону. Адъютанты неумело шлёпали по воде вёслами, но лодка постепенно удалялась в сторону правого берега. Удачливому наёмнику хотелось петь. Он никогда ещё не испытывал такой эйфории, такого счастья, как сейчас, когда тяжело гружёный ял приближался к прибрежным камышам.
На канонерке забегали видимо обнаружив неладное. Кватрокосто отчётливо видел Тортилу, адмирал что-то кричала, грозя ему кулаком. Атаман наёмников заливисто рассмеялся и поднял к небу средний палец правой руки.
Кондоте-Адмирале была переполнена ледяной яростью, на время забыв о приближающейся из-за излучины угрозе. Она спрыгнула с мостика, проявив несвойственную её роду подвижность, отпихнула расчёт носового орудия. Припала к плечевому упору 37-мм "Гочкиса", замерла, ловя ялик в диоптрии прицела.
- Снаряд, - рявкнула она заряжающему. Лёгкая пушчёнка выплюнула заряд в сторону убегающей шлюпки.
- Ещё снаряд!
Фонтанчик взрыва встал перед носом лодки. Кватрокосто уже не показывал палец, а что-то орал на бестолково снующих вёслами помощников.
- Адмирал! – Закричали рядом, - дымы за поворотом!
- Вижу! Ещё снаряд!
Тяжёлая пуля "Гочкиса" разнесла правое весло лодки.
- Адмирал. Кондоте-Адмирале, надо уходить!
- Уходим. Дьявол! Ещё снаряд, мать вашу!
Колёса "Прыткого" закрутились в разные стороны, и пароходик развернулся на месте. Тортила, следом, играючи повернула пушку на тумбе и выпустила последний снаряд. Канлодки сноровисто продолжили бег по реке, но тот последний, самый злой снаряд, пробив банку между адъютантами, разнёс днище ялика. Наёмники забарахтались в воде, а лодка с тяжёлым ящиком армейской казны камнем пошла на дно.
"Прыткий", он и получил своё имя за ходовые качества, вырвался вперёд, за его кормой пыхтел "Богатырь". Из-за заросшей старыми вербами излучины появился тупой нос "Моргенштерна". Его носовая башня злобно изрыгнула огонь, снаряды ушли с заметным перелётом. Канонерки, петляя, рванули к новому повороту Илистой. Канониры монитора показывали высокую степень выучки, плоская туша ганзейского чудовища вновь окуталась дымом.
И тут произошло сразу два события. Первое было последним грустным штрихом к картине "гибель эскадры". Восьмидюймовый снаряд буквально влетел в угольную топку "Богатыря". Мгновение спустя высоко в небо поднялся столб огня, дыма, и обломков. В свою очередь мчавшийся на всех парах "Моргенштерн" налетел на подводную баррикаду из тел погибших плавбатарей. Дело усугубила пушка системы "канне" лежавшей на дне гордо не спустившей флага "Тучи". Шестидюймовый ствол, как булавка нанизывает жука, пробил нежное подбрюшье монитора, намертво пригвоздив его к погибшим кораблям. "Моргенштерн" яростно задергался, крутя всеми колёсами, туда, обратно, но тем лишь крепче засел на утопленниках и усилил течь в трюме. Замершее посреди фарватера бронированное чудовище мстительно изрыгало огонь во все стороны, напрасно тратя боезапас, но потуги его были тщетны. "Прыткий" гордо дымя, шёл к Перевозу, не обращая внимания на грохот за кормой.
Когда Карло с друзьями отправился на пристань встречать Черепаху Тортилу, последний совершенно ошалевший снаряд монитора, уже на излёте, вдребезги разбил весёлый фургончик Алисы.
Г Л А В А VIII.
Флагман Городской флотилии канонерская лодка "Прыткий" вышел из боя. Неуверенно рыская, задыхаясь как астматик и стуча шатунами изношенной побитой машины, он брёл по безмятежному течению реки Илистой. Прогретые жаркими месяцами знойного лета ленивые воды медленно текли к далёкому южному морю. Кое-где сонно плескалась крупная рыба, а в мутных струях было много палых листьев, незримо подкрадывалась осень.
Кондоте-адмирале посасывала погасшую трубку, когда-то резанную Карло, и задумчиво изучала лысеющие макушки прибрежных деревьев.
- Можно обратиться, геноссе Адмирал?
Тортила медленно повернула голову, свою великолепную фуражку она где-то потеряла. Перед ней стояли две Тортуги. Одна высокая с узким гладким панцирем с бархатной повязкой на левой глазнице, другая пониже, кряжистая, в шишковато грубой костяной броне.
- Слушаю вас, камрады, - Тортила постучала чубуком трубки о переговорную трубу, - прибавить оборотов.
- Мы хотели бы обсудить вопрос армейской казны…
Черепаха гулко вздохнула:
- Да я запомнила место, где утонул ял Кватрокосто. Глубина там сажени три четыре. Как только будет возможно, касса будет поднята на борт.
- Видите ли, Мадам Адмирал, - одноглазая черепаха виновато кашлянула, - утонувший ящик пуст, вернее в нём камни, а не луидоры.
- Как прикажете это понимать господа? - Голос адмирала приобрёл грозовую окраску.
Теперь уже сразу две Тортуги принялись виновато кашлять.
- Как вам известно, Геноссе-Адмирал, мы есть представители "Атлантик-Бэнк". Три четверти армейской кассы это доля нашего банка. Мы взяли на себя ответственность и подменили сундук ещё в Городе.
Черепаха вновь набила свою трубку и выпустила пару дымовых колец, не уступающих размерами колёсам грузовой фуры. На мостике воцарилась тишина, нарушаемая лишь плеском воды да сиплым шумом изношенной машины.
- Вы говорите очень интересные вещи господа, - прервала молчание Кондоте-Адмирале, - скажите, кто ещё посвящён в тайны вашего двора.
- Только присутствующие на этой палубе, мэм.
- Хорошо. К обсуждению этой темы вернёмся позже, - Тортила выпустила солидный клуб дыма, и со стороны можно было бы подумать что "Прыткий" приобрёл вторую трубу.
- Более важную проблему, которую нам необходимо спешно обсудить, мы оставили ниже по течению. Как бы прочно ни застрял "Моргенштерн", всё решат осенние дожди. Достаточно Илистой подняться на сажень. Эта бронированная скотина попрёт по реке аж до самого Города.
Три черепахи, клацнув панцирями, тесно сгрудились на боевом мостике канонерки и вновь перешли на древний шипящий диалект пресмыкающихся Южных островов.
Суматоха на перевозе царила уже третьи сутки. Два паромчика попыхивая сновали от берега к берегу, кроме них резервная армия использовала все реквизированные в округе лодки. Кондоте-генерале Хиггинс обустроил свою ставку в Больших Шлепках. Первого сентября подошла потрёпанная кавалерийская бригада из гарнизона Горошка, и вечером того же дня был созван военный совет
В ожидании симпозиума батальной мысли Карло и Джузеппе развели костерок, к которому подтянулись старые друзья и новые знакомые. Вечер был тёплым, первый день осени отметился наступление бабьего лета. Над весёлыми язычками пламени побулькивали шурпой стальные каски. Рядышком, на угольках, шипело мясо насаженное на шомпола. Базилио взявший на себя обязанности шеф повара буквально мурлыкал от удовольствия. Одновременно он утешал, как мог, Лису Алису.
- Алисонька, да не переживай ты так. Да, красивый был фургончик. Конечно, очень жалко. И трудов жалко и денюжек. Зато коньки целы. Подыщем мы тебе новую фуру. Ещё красивее.
- А, замолчи, Базиль, - Лиса всхлипывала и утирала глазёнки белым кончиком хвоста.
- Тебе легко говорить, - горько вздыхала бизнес-леди, у меня там и плиточка и духовочка, а запасов сколько. На шута мне пустая фура, святой Антуан. Телега она и есть телега. Где я оборудование возьму, и так вся в долгах как в репьях.
- Да не плачь ты Лисонька,- гулко вступил в разговор чернобородый кузнец Бруно. У местного войта на задворках харчевни целый дом на колёсах стоит. Он у пропившихся комедиантов за долги изъял. И печурку мы тебе сгородим и прочее, было бы желание.
- Ой, да это вы всё обещаете. Кушать, все горазды, а помочь одинокой женщине.… А кто мне финансы даст, все, что было в кубышке по ветру пошло.
- Ой, Алиса выбрось эти печальные думки из головы, - встрял в разговор Джузеппе, - да по случаю военного времени, реквизируем всё за милую душу, верно, я говорю, Карлуш? Ты же чрезвычайно важную боевую задачу выполняешь. Солдатиков в тяжкое военное время, прямо чуть не в окопах горяченьким кормишь.
- Пора, пора, пора, - запел Кот Базилио всё готово, налетай, подешевело.
Проголодавшиеся приятели дружно заработали челюстями.
- Эй, эй, поаккуратнее ешьте, не спешите. Ну, словно куры возле кормушки, - заругалась Лиса.
- Вот, вот, побережнее с закуской, - заорал столяр, - я еще не разлил. С этими словами он выудил из снарядного ящика, на котором сидел большую бутыль тёмного стекла.
- Отставить, капрал, - Карло погрозил жирным от сока пальцем, - убери до вечера. После военного совета посидим, оно нужнее будет, чувствует моё сердце.
В тридцати верстах друг от друга, почти одновременно, словно сговорившись, собрались военные советы двух враждебных армий. В большой брезентовой палатке, в окрестностях Горошка совещалось командование Экспедиционного корпуса Свободной Боярщины. Председательствующий, Маршал Груздяк прикрикнул на молодых офицеров, требуя тишины, и предоставил слово главе начштаба Мабуте.
- Значица так, - штабной голова шумно высморкался в цветистую тряпицу и принялся тыкать шашкой в карту, шедевр ганзейской полиграфии, объясняя сложившуюся, на сей момент, военную обстановку.
- Дык, во што мы имеем. Тута вот Горох. Пехотные полки сменили конников, которых мы отвели сюды на переформирование. Пехтуре, - простужено сипел Мабута, - Горошек не разгрызть. Уж больно крепко "чурбаны" в казематах сидять. И снарядов у энтих гадов, "как у дурака махорки". Уся надёжа на ваш бронепаровоз и монитор господа. Начальник штаба шмыгнул огромной сливой своего носа и продолжил:
- Хиггинс переправился туть, у Шлепков. К нему пробилися ошмётки их кавалерии. Чую, эдак "урбаны" энти афронт нам готовят. Надоть, - Мабута вновь протрубил носом в тряпочку, - их пощупать разведкой-боем, - и он вновь бросил взгляд на ганзейских офицеров.
Маршал Груздяк сидевший во главе стола невозмутимо потягивал галльский коньячок из стакана с подстаканником, куда для пущей маскировки был брошен кружок лимона. Его мечтательный увлажнившийся взор скользнул по брезентовому потолку и остановился на низеньком затянутым в кожу командире бронепоезда "Тор" Фон Шлиппе.
- Что скажут, э, наши уважаемые союзники?
Фон Шлиппе сверкая шевро и лайкой, вскочил с походного табурета и щелкнул каблуками.
- Восстанавливаем и строим пути, герр Маршалл сказывается нехватка рельсов. Готовимся приступить к арт-дуэли с канонирами форта.
Следом встал лысоватый высокий и худой как жердь фон Шварц, командир "Моргенштерна". Он единственный был одет в элегантный мундир капитана второго ранга, остальные офицеры были в неброском камуфляже.
- Неприятель коварно и очень удачно затопил плавбатареи на фарватере. Самостоятельно сняться с преграды мы не можем. В машинном отделении ликвидируют течь, но монитор принял несколько сот тонн воды, что усугубило ситуацию.
- Как насчет арт-поддержки осаждающих отрядов, - интеллигентно поблёскивая пенсне, встрял в разговор начальник артиллерии Пищаль.
Капитан "Моргенштерна" сухо отчеканил:
- Боекомплект растрачен в боевом столкновении. Остался НЗ, по четыре снаряда на ствол.
- И весьма бестолково, хочется добавить, - вновь едко прокомментировал Пищаль.
Кавторанг холодно посмотрел на ретивого "бога войны", сдержался.
- Через пару дней мы ожидаем баржу со снарядами, её тянут вверх по реке. А с началом дождей монитор сможет подняться по течению к самому Городу.
- Господа, - тихо взял слово военный атташе Ганзейской Марки в Свободной Боярщине, - сегодня утром началась выгрузка спецтехники. Я предлагаю нанести удар панцеркрафтами при поддержке наиболее комплектных кавалерийских бригад по направлению Дранники, Кожановка, Волглый Луг с выходом к Малым Шлепкам. В штабной палатке загудели, зашумели, обсуждая сказанное. Наступление назначили на следующий день, после того как прибудут снаряды для монитора.
В центре богатого, больше чем на пару сот дворов, села, Большие Шлепки на широком майдане стоял шинок "Подкова". К большому расстройству вольных рот и многих страждущих вояк Кондоте-Генерале Хиггинс обосновал в нем штаб Резервной армии. Любителей домашней выпивки утешало то, что жители Шлепков как Больших, так и Малых были непревзойденными винокурами, и умели гнать сивуху, из всего что растёт. А росло по берегам благодатной реки не мало. В начале осени Шлепки украшали чудесные сады, которые буквально ломились от зреющих плодов груши, яблок, слив, а от урожая виноградной лозы в этом году захватывало дух у виноделов.
И хоть от собравшихся в "Подкове" офицеров уже порядком несло винными парами, веселья присутствующим это не добавляло. Командующий шумно потянул воздух заросшими, седым волосом, ноздрями, скривился, и махнул в сторону большой карты расстеленной на сдвинутых столах.
- Господа, прошу внимания, - толстая указка заскользила по наспех нарисованным весям.
- Противник подтягивает свежие части и технику и намерен в течение недели выбить нас с правого берега, - Хиггинс вздохнул и продолжил:
- Наша задача укрепиться в Шлепках и создать плацдарм для будущего наступления. Город обещает перебросить подкрепления в течение месяца. По северному тракту идут вольные роты, и подтягивается закупленная техника. Перебрасываются части восточной армии, разведка сообщает, что нойоны не вмешаются в кризис. Враг растянул коммуникации и испытывает трудности со снабжением. Используя благоприятный рельеф местности мы переходим к активной обороне. Полк "Урбас" занимает позиции по Бобровому ручью и левому берегу Вёртенки. Артдивизион выдвигается к Новому мосту и входит в Малые Шлепки. "Удальцы" и сводный кавалерийский отряд наносят удар в направлении Волглый Луг, Кожановка, Дранники с выходом на окраину Горошка, цель деблокировать форт и …- Хиггинс почесал кончик носа, - и "показать им кузькину мать". Большая нагрузка ложится на сапёрный батальон…
Отцы командиры слушали командующего, покряхтывали, чесали макушки, а он всё бубнил, бубнил, бубнил.
Военный поход, со всеми его трудностями и приключениями, закончился. А впереди всех ждала война, самая тяжёлая и грязная на земле работа.
Когда Карло и Бруно вышли из "Подковы", немудреное название шинку, принесла некогда приколоченная над крылечком нехитрая лошадиная обувка, на Шлепки опустились сумерки. Возвращение к костру проходило в молчании, зато уже издалека слышалось веселье, царившее у огонька. По всему было видно, что бутыль зелёного стекла не устояла, и ей на подмогу пришло бочковое пиво. Привлеченный шумом к друзьям примкнул спецкор "Глашатая", он же известный городской лирик Лапидаро. Пиит явно находился не в "своей тарелке". Его депрессия была вызвана сменой настроения, с воинственно-патриотического на пацифистское. Всё это усугублялось тяжёлой алкогольной интоксикацией, а проще говоря, многодневным запоем.
- Голова моя, жестяная коробочка,
Мысли мои, разноцветные пуговки…
Стоная и раскачиваясь на дубовом чурбачке заунывно, как было принято, декламировал поэт.
- Да хватит тебе дружище меланхолии разводить,- Кот Базилио тоже явно злоупотребил имбирно-валериановым коктейлем.
- Вот лучше послушай мою мартовскую походную, - и кот заорал истошным голосом:
- Моя муза чешет пузо
Видно блошки у неё…
- А. привет Карло. Ну, как позаседали? Не боись мы вам оставили. У нас ик… много, ик…
Папа и чернобородый Бруно угрюмо зачерпнули кружками из бочонка с выбитым донцем. На помощь Коту пришёл Джузеппе.
- Карлуша, ты посмотри какую колбаску и ветчинку мы раздобыли. Ну, что интересненького расскажешь?
Его перебил страдающий лирик:
…вновь и вновь грохочет коробочка,
И стучат и стучат мои бедные пуговки…
- А ничего интересного капрал, - Папа достал свою старую трубку, - с утреца начинаем копать и строить.
- Предмостье будем укреплять, ретираду строить, - буркнул кузнец, откусывая здоровенный кус свинины своими крепкими зубами, демонически сверкающими при свете костра.
- Вот упала, раскрылась коробочка,
Разлетелись яркие пуговки…
- прошептал Лапидаро и повалился на бок вместе с дубовым чурбачком, на котором сидел. Послышался тонкий мелодичный храп.
Папа Карло скребанул кружкой по днищу почти пустого бочонка, сделал последний глоток, скривился и скомандовал:
- Всё, хватит на сегодня, приказываю, всем спать. Завтра, с рассветом, много работы.
С реки Илистой ползли рваные полотнища тумана, тлели угли потухшего кострища, раздавался поэтический храп. Лейтенант Карло маялся бессонницей и думал о том, что он никогда ещё не чувствовал себя таким старым и уставшим.
Г Л А В А I X.
Утром следующего дня Джузеппе вскочил с первыми лучами солнца. Он хлопал себя руками по ляжкам и делал энергичные приседания, было свежо, ещё по-летнему зёлёная трава блестела густой росой. Столяр печально изучил пустой бочонок, и захлопотал возле костерка.
- Некогда нам тут костры жечь, - позевывая, проговорил Карло, - быстро перекусим и за работу.
- Ты, что, Карлуша в сухомятку питаться это верный путь к желудочным болезням. Правда, Алиса?
Лиса тут же пригорюнилась, вспомнив об утрате фургона:
- Ах, какая печурка, какая духовочка была, святой Антуан. Хотела ведь как лучше, коников выпрягла, фургончик помыла, дура старая.
Бормоча себе, поднос Лиса Алиса сноровисто накрыла чудом взявшуюся скатёрку.
- Прошу к столу. Чайку, правда, нет, лейтенант запретил.
- Вот, кстати насчёт болезней, - промычал с набитым ртом столяр.
- Война очень благотворно влияет на укрепление организма, - Джузеппе взмахнул гусиной ножкой.
- Спим на голой земле. А зорьки уже прохладные, ни тебе чирьев ни простуды. А благодаря летунам клятым, запоры у служивых прошли, время на оправку сократилось, а значица боеготовность повысилась.
Покончив с завтраком сапёрный батальон, приступил к возведению ретирады. На окраине Малых Шлепков, двумя сторонами скатывающихся в широкие овраги был выстроен Новый мост. Построенный совсем недавно он опирался на высокие каменные "быки" и нависал над глубокой вымоиной, по которой весело журчал Бобровый ручей. Стройка Нового моста была приурочена к прокладке железнодорожной ветки, которая должна была связать Шлепки и Горошек. В связи с обострением политической обстановки купечество работы заморозило, однако окрестности Шлепков были завалены штабелями шпал и пачками рельсов. Вот это-то железнодорожное добро, под стоны сторожей и беготню подрядчиков было пущено на строительство долговременных оборонительных сооружений. Несколько сотен людей и кукол рыли блиндажи, насыпали эскарпы, ставили надолбы из шпал и сваренных рельсов.
Взмыленный Карло присел на рассыпанную груду шпал пахнущих креозотом и свежим сосновым духом набил свою видавшую виды трубочку. Разлёгшись на солнечном припёке, Кот Базилио муштровал свою диверсионную группу. Крыс Грызли с приятелями Умником и Хрумки постигали премудрости минного дела, собирая и разбирая, на время, фугас. Кот недовольно щёлкнул секундомером и зашипел:
- Толстяк, сколько можно ронять взрыватель? Если бы я накануне его не расковырял, рискуя хвостом и лапами, то ни меня, ни уважаемого маэстро Карло, - Базилио кивнул в сторону Папы, - ни даже этого штабеля шпал здесь бы ни лежало. Сколько можно вас учить, идиоты?
Полосатый инструктор зло дёрнул хвостом, с остервенением почесал за ухом и продолжил:
- Умник, куда ты суёшь запальный шнур? Очки одень, если не видишь! Я очень разочарован, Грызли. Ещё раз. По команде.
Кот щёлкнул секундомером…
- Стой, твою крысиную маму! Хрумки, если ещё раз…. Хвост откушу. По новой. По команде. Начали!
Лейтенант Карло с уважением понаблюдал за учениями, кряхтя встал и тоже заорал:
- Рядовой Риккардо, я, куда вас послал? За костылями, а вы улеглись как генерал на курорте. Бегом, исполнять.
Накостыляв нерадивому Рики Помойное Ведро, Папа побрёл на дикие вопли Джузеппе, тот разорялся на опушке Дубового бора, пытаясь, что-то втолковать десятку кукол.
По Новому мосту загрохотали конские копыта. Из Шлепков в сторону Волглого Луга двигалась городская кавалерия. За ней, распевая походно-похабные песни нестройной колонной двигались роты "Удальцов".
По заросшему густой крапивой и дикой смородиной берегу реки Вёртенки пробиралось весьма странное существо. Грязное, оборванное, со спутанными волосами, заросшее пегой щетиной. С ног до головы оно было покрыто плодами собачника и репьями. На искусанном комарами и гнусной мошкой лице тускло блестели воспалённые гноящиеся глаза. В нём трудно было узнать когда-то бравого командира бригады "Фазан", да и вообще человека. Скорее случайный путник принял бы его за лесное чудище, лешего. Оглохший и контуженный, потеряв свой некогда лощёный вид и большую часть памяти, атаман-полковник Сусло бродил в окрестностях Горошка, не сознавая ни себя, ни мира в котором он оказался. Напуганный грохотом артиллерийской канонады, он забился в лесную чащобу и вёл себя как дикий зверь, скрывающийся от охотничьей облавы. Но как лисица или волк гонимые злым голодом из лесных дебрей, гетман побрёл на запах еды поближе к человеческому жилью. Так он вышел на тихий, заросший козьей ивой, берег маленькой лесной речушки. С наслаждением опустил свои избитые, лишённые залихватских сапог, ноги в прохладные струи Вертенки. Попил воды, уже как человек, двумя ладошками, неожиданно для себя умылся и стал рассматривать своё дрожащее отражение. К нему постепенно возвращалась память.
Дубовый Бор начинающийся за окраиной Малых Шлепков был крошечным островком тех могучих дубрав, что когда-то шумели вдоль сонных берегов Реки Илистой от Северного до Южного моря. На самом деле это конечно был смешанный лес, но название своё он получил благодаря неохватным царям леса, дубам. Эти древние исполины, густо усыпая землю вокруг себя крупными маслянисто блестящими желудями, любимым лакомством Шлепковских свинок, росли на заметном расстоянии друг от друга. Место между владыками леса населяли деревья пониже и пожиже и всюду шла борьба за солнечные лучи, поэтому под кронами бора царил тот сказочный лесной полумрак. Правда, сейчас в начале листопада он немного поредел.
Пытливый ботаник, гуляя под густо пахнущими, уходящим летом, сводами волшебных дебрей мог не мало рассказать о местной флоре и приятно бы удивился, открыв для себя кое-что новое. Краснели ягодами барбарис, боярышник, горели рыжими хвостами кисти рябин. Вперемешку с южными буками, грабами, зарослями тиса, туи и рощами ореха и остролиста, сверкала белой корой берёза или чернела ольха. Стройные, как рыцарские копья, тихо шумели резной листвой клёны и ясени, бугрились шишковатой корой ильмы и вязы. Но встречались и гости с севера, мрачные ели, густо усыпанные шишками, лиственницы, сбрасывающие свою тонкую хвою и гигантские пихты, самые высокие деревья этих мест.
Спокойную, величавую тишину векового леса нарушали истошные вопли, шла "тихая охота". Десятка два грибников издавали столько шума, что могли бы посрамить стадо лосей или бурых мишек страдающих по весне запором. Зачинщиком сей грибной лихорадки оказался рядовой Риккардо. В обеденный перерыв, что-то нахлынуло на отмытого солдата, и он вошёл в лес пособирать цветочков, ведь было время, когда он держал небольшой цветочный магазинчик на Липовой аллее. А через час Рики вывалился из куста придорожной бузины с каской маслят, и если бы только с каской. Гимнастёрка с завязанными рукавами была, до отказа, набита жёлтыми чистыми кругляшами с каштановыми шляпками. Проходившая мимо, по случаю, Лиса Алиса мигом организовала добрый ужин, щедро сдобрив плоды леса местной грудинкой и корнеплодами. А её кулинарные рассказы, на сон грядущий, на столько разгуляли воображение и аппетит воинов, что с первыми лучами солнца боевое охранение Резервной армии рвануло в Бор по грибы. Особенно переживающий, за будущие успехи конкурентов капрал Джузеппе уговорил принять участие в охоте и Алису и Базилио, " у вас же природный нюх, а у нас токо сопли…", и мобилизовал кукол.
Впереди поисковой группы, задрав хвост трубой, в жилетке, важно шествовал Кот Базилио. Он прихватил с собой свой любимый помповый мушкетон. Следом, сбивая здоровенной палкой мухоморы, и отмахиваясь от комаров, шёл Джузеппе. Между ними, змейкой, туда сюда, сновала Лиса Алиса, чутко обнюхивая траву и кустики. Одета она была по-походному, то есть без фартучка и чепца. Замыкали шествие две куклы, нёсшие на шесте огромную корзину, спёртую из ближайшего сараюшки.
- Главное правило грибника, запастись тарой, не так обидно принести домой пустое лукошко, как оказаться в лесу без средств складирования и транспортировки, - рассуждал вслух столяр, сбивая очередную жертву и хлопая себя по лысой макушке.
- Одни мухоморы, Алиса. Где же, скипидар побери, грибы? Так эти кровососы и мозги высосут.
- Ой, Джузеппе видно совсем нюх в Городе потеряла, святой Антуан.
- Не понимаю я, что вы в этих грибах находите, - вступил в разговор Базилио, - напрасный перевод грудинки, да и запах мне их не нравится.
- А я, Базильчик, так даже и не против, грибок на зубок, не век же на мясе сидеть, так святой Антуан учил.
- Только несварение от ваших грибов, - ворчал Кот, поправляя ружьё на плече.
- Да вы только поглядите, скорее сюда, - счастливо защебетала рыжая разведчица, выскакивая из молодого осинника.
Преодолев хмызник, грибники вывалились в редкий ельник и замерли поражённые. Из хвойной подстилки, мха, пучков желтеющей травы на них смотрело могучее грибное войско. Грибы росли по одному, группками и даже весьма редко встречаемыми кругами, "ведьмиными кольцами".
- Так я и знал, - застонал Джузеппе, - мало тары взяли!
Он и Лиса занялись сбором грибов, куклы на такую тонкую работу оказались не способны, путали тугие боровички с осклизлыми валуями. Алиса аккуратно срезала гриб и, морща свой чёрный носик, тщательно обнюхивала. Если он был червивый, безжалостно откидывала его в сторону.
- Эй, эй, ты что рыжая, - ворчал столяр, прокидаешся, - не те черви страшны, что мы съедим, а те, что нас есть будут. Солюшкой посыпим, уксусу бальзамического капнем и о-го-го маринованные грибочки, червячки тю-тю, нету их, убежали.
Интересно, откуда в такую сушь столько грибов, задумался Кот, с увлечением наблюдая за ползающим на четвереньках капралом Барда. Впрочем, ничего удивительного тут не было. Обильные грозы в начале лета с избытком пропитали лесистые овраги Дубового бора. А в междуречных долинах Вертенки, Кружавы и Ветляны, изрезанных десятками непересыхающих летом ручейков, царила благостная влага, насыщая воздух столь любимыми грибами туманами.
Вскоре Коту Базилио наскучила "тихая охота" и разговоры на темы грибной кулинарии. Он решил тряхнуть стариной и в качестве разминки вскарабкался на высокую дикую грушу, греховодника привлекло и игривое чириканье в густой кроне. Наглые соблазнители легко перепорхнули на соседний бук, откровенно насмешничая над полосатым охотником. Ничем ни выдав своего разочарования Кот, подчёркнуто внимательно стал оглядывать синюю лесную даль, слегка кося левым глазом в сторону буковины. Но внезапно он напрягся, шерсть на загривке у него встала дыбом и он буквально кубарем скатился с груши. Прижав уши и распушив хвост, он влетел в ельник.
- Ты посмотри, Котяра, сколько грибов, - заорал капрал, - а ты шастаешь незнамо где, давай помогай….
- Тихо ты, грибник…- зашипел Базилио. В его шипении было нечто, что Лиса Алиса тоже прижала уши и перехватила нож совсем по другому. А столяр покрепче сжал свою палку.
- Там за ёлками, на три часа, бояре, двое, конные. Рики Помойное Ведро замели.
- Ой, батюшки, надо за нашими бежать, - запричитал Джузеппе.
- Наши, ваши, - зло фыркнул Кот, - так всех грибничков переловят! Мать твою!
- Двое говоришь,- нервно зевнула Алиса, - конные. С ружьями, поди.
- Ага, хлопчики местечковые те, что казённые сапоги берегут, босиком воюя.
- План есть, мой любезный, Базиль?
- Ха, классика. Слева сверху и справа снизу. Джузеппе страхует.
- Вы, чо ребята, надо за своими бечь.
- Ты добегаешься до трибунала, капрал! Надо отбить Рики, кровь из носу. Из твоего носу, капрал Джузеппе Барда.
- Ну, надо, так надо. Веди Василёк.
Перебегая вдоль кустов лещины, спасатели быстро настигли вражий патруль. Меж двух сивых коньков пинаемый голыми пятками, тихонько поскуливая и спотыкаясь, бежал пленный. Гарные хлопчики ржали погромче своей ездовой скотинки. Разведка удалась, язык взят. Всё в боярских уланах говорило о счастье, удаче и радостях простой солдатской жизни. Смятые фуражки были засунуты под погончик левого плеча, через правые были переброшены новенькие "манлихеры". На луках сёдел, связанные попарно, действительно висели яловые сапоги.
- Когда подойдут к горелой липе, Алиса берёшь правого, - тихо зашипел Базилио, - ты, Джузеппе следом, бей колом по голове, сдрейфишь, лично буркалы повыцарапываю.
Капрал захлопал глазами, хотел что-то сказать, но Кот просто исчез, Алиса напоследок ощерилась и скользнула в заросли папоротника орляка. Столяр судорожно сжал побледневшими пальцами палку. С ужасом ощущая, что это просто прутик, а ему бы хорошую дубину. Задыхаясь, на полусогнутых ногах, побежал за весело смеющимися конниками и жалобно блеющим Рики.
Возле вековой липы не раз битой молнией, но сожжённой дурной людской рукой, оно держалось лишь на тонких остовах и коре, пробегала узкая козья тропа. Здесь и была устроена засада. Когда уланы проезжали под старой обломанной ветвью, сверху, с мявом упал комок шерсти и когтей. Громко, весело смеющийся улан, со светлым чубом, только что пнувший языка грязной пяткой по уху, испытал на себе дико ревущую кошачью атаку. Он кулем сполз с седла ничего неподозревающей кобылки. А вот другая несчастная животина в ужасе вскинулась на дыбы. Выскочившая из куста боярышника огненно-рыжая лиса-огнёвка вцепилась ей в губу, тут же отпрыгнув из-под копыт в сторону. Так что второй чубатый герой вылетел из седла как из катапульты. Вовремя подлетевший Джузеппе, весьма удачно припечатал гарных хлопцев жердью по макушкам, и устремился ловить лошадок, на ходу раздавая команды:
- Держи. Вяжи. Не зевай…
Выставив почти дюймовые когти, Базилио сидел на груди поверженного врага и вёл допрос:
- Нус, любезный, - Кот почесал когтем уланьи усы, вернее еще жидкие мальчишеские усики, - щас спытывать вас прикажете, али у костерка, когда шомпольцы погреем. Лежи, холера. Кровь собачья, лежи, кому говорю! Зёнки щас сковырну!
Котяра так сыпанул искрами и зашипел, что улан грешно, по-детски обмочился.
- Э, да некогда нам с энтим братом тут рассусоливать, - вмешалась Алиса, - Рики, Джузеппе, вяжите, на лошадей их, надо уходить.
- А как же грибы, - всполошился столяр, - грибы не брошу. Эй, Педро, тьфу, Барни, как вас там. Сюда.
"Грибники" возвращались в обратном порядке. Впереди с двумя "манлихерами" за плечами гордо вышагивал капрал Барда. Следом Рики Помойное Ведро, тоже гордо, вёл двух лошадок, на которых, как мешки картохи, были водружены неудачные рейдеры. Потом шли куклы, сгибаясь под тяжестью грибов. Замыкали колонну Лиса Алиса и Кот Базилио с помповым мушкетоном. Раздвинув заросли бересклета, Джузеппе вышел на Южный тракт. Посреди дороги, в окружении людей вооруженных винтовками "кольта", и кукол с лопатами, кирками и топорами стоял Карло. Его вид не предвещал капралу ничего хорошего.
- А вот и мы, - радостно заголосил столяр, - гляньте-ка, какую операцию обтяпали и с языками и с грибочками.
Папа угрюмо молчал.
- Карлуш. Базилио такой планчик разработал. Они с Алисой шасть…. Мы вот грибы.… А тут Рики.… А мы.… Скажи Базиль. Алиса…
Джузеппе обернулся, Кота с Лисой не было.
Г Л А В А Х.
Заслышав шорох и треск веток, Базилио вскинул свой дробовик и застыл на месте, коря себя, что не взял патронташ. Правда, хоть и такому крупному коту, но даже таскать обрез было тяжеловато. Кот похлопал себя лапами, "так, ещё четыре патрона в карманах жилетки". Отодвинув стволом ветку, он увидел лошадь, мирно жевавшую дикие яблоки.
После того как предусмотрительный Кондоте-полковник Коронадо отослал в сторону Шлепков две пулемётные роты, произошла вполне прозаическая на войне вещь, боевое столкновение. Пулемётчики только отрыли траншеи и установили тяжёлые "Шварцлозе" на треногах, как на них, лавой, выкатилась бригада "Сизарей". Добрые парубки хотели нахрапом взять Шлепки. От полного разгрома "голубков" спасло, то, что патронов было по две ленты на ствол. И вот теперь немало одинокой скотинки ходило по оврагам и лесам вдоль топких берегов Вертенки, а некоторые, так и вообще лежали вместе со своими хозяевами, подкармливая местную фауну.
Кот вскинул ружьё на плечо, раздвинул густую крапиву и вышел на полянку.
- Сударь, - с поклоном обратился он к лошади, - пардон, сударыня. Разрешите воспользоваться вашей услугой.
Тяжело вспрыгнув, Базилио потоптался на седле устраиваясь, и тихо потянул к себе уздечку.
- Ну, пошла, что ли Сивка. Правда кобыла была скорее гнедой, но Кот особой разницы в том не видел.
- Добрый, синьор, не подвезёт усталую синьорину, - кабальеро чуть не рухнул от неожиданности.
Возле бабок, вяло жующей "сивки", вертелась Лиса Алиса.
- Фу, напугала. Чего тебе?
- Ай, в разведку собрался, следопыт полосатый? Что ж напарницу то не увидел?
- Да я вот, кобылу объезжал, - заважничал Базилио, - хочу до Волглого Луга прокатиться, а с лошади видать то получше.
- Меня возьмёшь, кавалер?
- Ну, прыгай. Эй, не свали!
Синел тёмный вечер. Отдельно стоящие буковины багровели в лучах заходящего за левый берег Илистой солнца. Где-то за Злупками погромыхивали пушки форта Горошек. Возле горящего, в ямке, костра уныло сидели два дезертира. В недавнем прошлом бравые уланы 2-й ударной бригады "Сизари" Балуй и Трында. Говорить им было не о чем, да и не охота, кишки крутила третья ночь голодухи. Попытка пошерстить станичников нарвалась на дружный отпор Дранниковских мужиков, там они потеряли своего третьего, шепелявого Тырку. Выбираться к своим аникам-воинам, не хотелось. Бывшие уланы строили планы как бы пересидеть заваруху, да по-тихому пробраться домой, к своим жёнкам. Потому-то позвякивание сбруи и стук копыт, дружки приняли как дар небес.
Достав засапожные ножи, они встали и крадучись пошли на манящий воспалённые умы шум. По стерне стелился тонкий речной туман. Одинокая лошадь неспешно переступала по бывшему ячменному полю, умудряясь прихватывать остатки жнива.
- Шо, на коне Трында? - горячо засопел, Балуй.
Действительно на седле медленно бредущей кобылы что-то горбилось.
- Может, мертвяк? Усадник без башки? – выдохнул Трында, - а щас поглядим.
Дружки затопотали сапогами, но, не добежав до лошади с десяток шагов, остановились, как вкопанные. На них, сияя сумрачным огнем, смотрели две пары жутких глаз.
- Лис и кощенка, - пискнул более зоркий Балуй, - чур меня, чур.
- Я те, кащенку покажу, - заорали с лошади, - собачья кровь, у холера!
Над головами присевших дезертиров грохотнул помповый мушкетон.
- Тикаем, братко, - заорал Трында, чуя, как к крепкому мужицкому запаху давно не мытого тела добавилось ещё, что-то ядрёное и едкое.
А вдаль по сухому жнивью грохотали подковы кавалерийской лошади.
В тихой заросшей отцветшими кувшинками заводи, замаскированный сеном и ивовыми прутьями притаился "Прыткий". Из тонкой дымовой трубы, чуть заметно струился прозрачный дымок. Кочегары едва шурудили топки, боясь, что из трубы вырвется клуб дыма или, не дай бог огненный язык, выдав укрывшуюся канлодку. Под кормой несколько Тортуг, что-то грузили на принайтованный понтон. Загремели тяжёлые шаги, на ют спустились Черепаха Тортила и её племянники Торти и Сорти.
- Вы не передумали, адмирал? - хрипло спросила одноглазая тортуга.
- Нет, - буркнула Кондоте-адмирале и с громким плюхом сиганула за борт. Вскоре к ней присоединились остальные "боевые пловцы".
Они молча толкали понтон, активно шевеля ластами. Говорить было не о чем, всё уже было заранее обговорено на суше и на борту "Прыткого". Примерно в трёх милях, вниз по течению, на костях погибших плавбатарей, намертво застыл "Моргенштерн".
Речной монитор, специальной постройки, недавно был спущен со стапелей Ганзейской Марки. Закованный в почти вершковую никель-гарвеевскую броню, низкий и плоский, как камбала, он нёс шесть восьми дюймовых орудий в четырёх башнях, которые могли посылать "стальные огурцы", весом в центнер, на двадцать вёрст. Для плаванья по мелководью его машина была снабжена двумя парами колёс закрытых броневыми кожухами. Кроме больших пушек в броневых казематах, было понатыкано десятка два стволов помельче, а в носу злобно щерился минный аппарат "Уайтхеда". Да и всякой разной диковинной машинерии на чуде заграничной мысли было не меряно.
Утром воскресенья, бойко пыхтящий буксир подтащил тяжёлую ржавую баржу. На ней в громадных ящиках из тика, жирно блестя смазкой, покоились грозные чушки снарядов. Отдельно, в запаянных цинковых кубах, хранились пороховые картузы, на мониторе применялась раздельная система заряжения пушек.
Набожный Кавторанг фон Шварц перенес погрузку боеприпасов на понедельник. Туманное утро первого дня недели огласилось криками матросов, руганью старшин, скрипом талей и грохотом лебёдок.
Эта задержка на сутки сыграла роковую роль в судьбе монитора. Из Города прибыли заваренные в каучук гальванические взрыватели. Откладывать операцию было нельзя. Восьмидюймовые пушки раздробили бы ветхие стены форта за пару дней. Кондоте-адмирале решила провести диверсионный рейд в ночь с понедельника на вторник.
Низко сидящий над водой плот тихо скользил по течению. Четыре мешка по сто фунтов пироксилина затянутые в водонепроницаемую гутаперчивую оболочку для маскировки были вымазаны илом. Тонкие рожки молодого месяца мерцали на воде реки лёгкой фосфорцирующей дорожкой. Тортила зло шипела, но на звёздном небе, расчёркиваемом поздними метеорами леонидов, не было ни облачка. Пятёрка боевых пловцов вывела тяжело груженый понтон на стрежень и замерла.
Из-за поворота реки вспыхнул узкий луч прожектора. Впереди на фарватере Илистой застыла плоская тяжелая громада "Моргенштерна". Корабль был скупо подсвечен приглушенными габаритными огнями и обвешен противоминной сетью. Слепящее щупальце тысячеватной фары шарило по прибрежным зарослям ивняка.
- Торти, Сорти, - булькнула Тортила, - выгребаем в мёртвую зону. Быстро! Дьявол побери этот фонарь!
Спустя десять минут притопленный плот тихо заскрипел о якорную цепь и упёрся в мелкоячеистую сеть. Диверсанты беззвучно опустили в воду кусок рельса на длинной пеньковой верёвке игравший роль якоря. Понтон подвсплыл. Черепахи замерли, над рекой с шипением и хлопком вспыхнула осветительная ракета.
- Ровно двенадцать минут, - отметил Сорти, - стреляют пять раз в час.
Затрещав, ракета упала в воду. Осветив нос монитора, задранный в момент налёта на притопленую плавбатарею, ниже ватерлинии крашенный свинцовым суриком.
- Отто, Валь, вы к колёсам правого борта. Племяннички за вами левый борт. Машинку кручу через три ракеты. – Скомандовала Тортила. Четыре черепахи без звука, потянув за собой резиновые мешки, скрылись под водой.
Кондоте-адмирале оставшись одна, подтянулась на якорной сети и уселась посреди плота. Здесь тщательно укрытая лежала взрывная машинка, от которой в воду уходили четыре подрагивающие провода в гутаперчивой оболочке. Вверху на носу монитора послышались голоса, потом зажурчало, и раздался далеко не трезвый смех.
Адмирал терпеливо прикрыла веки. Сквозь них она почувствовала жёлто-зелёную вспышку ракеты, послышалось шипение и треск.
- Первая пошла, - стала считать Черепаха.
По ночному небу легко чиркали последние падающие огоньки из созвездия Льва. Двурогий месяц серебрил покрытую росой стерню.
После недолгой скачки аллюром, когда Алиса, распластавшись на гладком седле зубами, держалась зубами за кошачью жилетку, а Кот судорожно вцепился когтями в луку седла и помповик. Лошадка успокоилась. Понемногу пришли в себя и всадники.
- Ты мне всю жилетку, поди, разорвала, - для порядка поворчал полосатый шевалье.
- Ой, милый котик, да я чуть душу святому Антуану не отдала, - завздыхала растрёпанная рыжехвостая сеньорита.
Гнедая кобыла "Сивка" подбрела к конусовидному стогу сена и с удовольствием захрустела сухой викой и клевером.
- Может и мы малость помышкуем, зевнула Алиса, - тряхнём стариной?
- Ну, иди, потряси, - согласился Базилио, - а я пока Сивку привяжу.
Сытые и умиротворённые Кот и Лиса сидели на верхушке стога и смотрели на звёзды.
- Смотри, Базиль, ракетки пускают.
- Это, чай на Илистой, - почесал ухо зевающий котяра, - поди, с монитора подсвечивают.
- И точно, ганзейцы палят. Во люди. Всё по часам. Даже ракетки пущают.
- Ох, они допущаются, - снова зевнул Кот…
И тут на реке загрохотало.
Черепаха сидела на понтоне в позе Будды, зажав между колен машинку с электроприводом для гальванических взрывателей. Над головой зияла чернотой труба минного аппарата, а чуть выше поблёскивал ганзейский орёл. Наверху опять зажурчало, и послышался истерический смех, сменившийся грязной руганью. Раздалась резкая, отрывистая команда и на баке "Моргенштерна" всё стихло. Небо над головой полыхнуло белым ртутным огнём.
- Вторая, - тихо прошептала Тортила, не размыкая век.
"Парни уже должны засунуть мешки в колёса монитора, - думала Кондоте-Адмирале, - дадим им минут пять на разгильдяйство. Минуток десять на то чтобы унести ласты. Плюс пару минут резерв".
Где-то в недрах утробы корабля включилась водоотливная помпа. Раненный воин "утренней звезды" не спал. Менялись вахты. Звенели склянки. К запаху горелого угля добавились ароматы выпечки, на камбузе испекли утренний хлеб.
"Главное не утопить это корыто, - размышляла Черепаха, - изуродовать, вывести из строя, но никак не уничтожить. Рыхлый пироксилин должен разрушить колёса. Ремонт на Илистой, без дока невозможен. "Моргенштерн" никогда не должен подойти к Городу. Если будет много жертв, Ганза влезет в драку всерьёз. И война из буффонады перейдёт в драму с неизвестным финалом. Скорее печальным для Города. Жаль они успели разгрузить баржу. Жаль, что мы опоздали. Так, ребятки уже отходят. Должны отходить. Если не успеют убрать свои задницы, я их убью. Сейчас будет ракета. Добавлю пару минут. Ой, не верю я в эту резину".
Тортила открыла глаза сразу после вспышки. Через пару минут ракета погасла. Черепаха медленно, экономными движениями, сорвала промасленный пергамент. Два раза крутанула ручку магнето правой лапой и резко опустила пуск левой. "Замедление 30 секунд". Адмирал резко хакнув, тяжко подтянулась на якорной цепи.
Первый удар пришёл с кормы левого борта. Затем дуплетом, одновременно грохнули заряды по правому борту. Сминая двухдюймовую сталь защитных кожухов, как жестяные банки. Черепаха Тортила раскачивалась на толстой якорной цепи, словно червяк на леске, и тут рванул заряд на носовом колесе левого борта, футах в пятидесяти от Кондоте-адмирале. Висение на цепи спасло от гидроудара, но сила взрыва была такова, что два центнера адмиральской плоти и панциря отбросило на пару десятков саженей, и она потеряла сознание.
Тесно прижавшись, друг к дружке, спутав хвосты, Базилио и Алиса сидели на стоге сена и наблюдали за феерией на реке.
- На речке, что-то грохотало, а мы сидели на стогу, - продекламировал полосатый пиит, подражая стилю Лапидаро.
- Слышь, Базиль, ай и впрямь у ганзейцев беда, какая стряслась. Раза три шандарахнуло. Может наша мадам в панцире, какую бомбу по реке спустила?
- Скорее, раза четыре, - важно молвил Кот, - как раз по числу колёс монитора. Я думаю это были мины. Которые аккурат туда и запихнули. Лиха Кондоте-адмирале, жаль я плавать не люблю, пошёл бы к ней мичманом. Но думаю, что без дружков из Атлантик-Бэнк здесь не обошлось. Эх, пора спать киска. Завтра всё сами увидим.
Тесно прижавшись, укрыв друг другу носы хвостами, старые друзья крепко спали. В глубине стога нагло расшалились мыши. Кобыла "Сивка" утробно вздыхала, даже во сне не переставая жевать вкуснейшее сено. Два уже немолодых существа с рваными в драках ушами, не раз ломаными лапами, потерявшие немало клочьев шерсти и заработавшие не один шрам. С сединой пробивающейся то там то здесь, спали как маленькие котята. Взбрыкивали, вздыхали, тесно прижимались, пытаясь засунуть носы друг другу подмышки. Хотя как сказала бы некая Лукреция Кальони, поборница высоких нравов и морали: "у них никогда, ничего не было". Так спят старые усталые друзья.
ГЛАВА XI
Джузеппе и Рики Помойное ведро копали нужник. За исправительными работами, ведя неспешную беседу, наблюдали лейтенанты Карло и Бруно. В разговор делал попытки встрять наказанный столяр, но избавиться ему от ненавистной лопаты не давали.
- Копай, копай, - сурово грозя пальцем, поучал Папа, - за..., загадили, распустились. Пройти нельзя, чтобы не наступить на.…. Не рота, а стадо свиней, рашпиль вам…
- Ну почему сортир, Лейтенант? Давай я свою квалификацию, на чём ещё покажу.
- Ты покажешь, ты покажешь. Клюкарза. Копай и строй. Если не можете смыть свою вину кровью, смывайте дерьмом! Тьфу, зараза! Святого выведут. Шерхебель им…
- Ну, а что вас армейский вариант не устраивает синьор Карло – вставил своё слово Рики, - ямка, две доски?
- Я вам дам ямку, - заорал Папа, - вы проклятыми грибами все ямки и бугорки засрали. Вы что своими задницами неприятеля сразить собрались? Так вот я тебя Рики разочарую, на войне надо стрелять совсем другим.
Папа Карло нервно раскурил трубку.
- Довели. Прости господи, - обратился он к Бруно, и уже более спокойно закончил.
- А скворечник, Рики, нужен не только, что бы срамоту твою скрыть, но и для поддержки общей санитарии и дисциплины. Ты кстати получаешь первые три наряда на уборку двухочкового объекта, и…- Папа, поводив лохматыми ноздрями, сморщившись, добавил: - И для проведения санитарной обработки прилегающей территории.
Штрафники угрюмо застучали топорами, завизжали ножовками, но молчание продолжалось недолго.
- Ты, где отпилил? Ведро пустое. Ты, что не видишь где я отметил, -разорялся столяр, - у-у-у, из-за тебя палец отбил. Жопа культяпая!
- Да брось ты их, Карло, - гудел командир инженерной роты, - побереги нервы. Пусть копают, если, что не так, - повысил голос кузнец, - я их в это очко и засуну.
Лейтенанты вновь набили свои трубки и заговорили на темы металлургии. Бруно крутил в здоровенной ручище давешнюю стрелку – "подарок авиаторов".
- Нет, Карло это не та сталь, - возвращаясь к прерванной, строителями нужника, беседе гудел бородач.
- Ты посмотри на следы побежалости. Э, да что тут долго говорить. Вот гляди: - Кузнец положил стрелку на пень, накрыл обрезком доски и припечатал кулачищем.
- На, смотри, - Бруно сунул обломки Папе под нос, - что я говорил. Закалка машинерная, а внутри сухарь…э, разве сравнить с ручной ковкой, и закалкой в сургуче!
Что-то случилось с бородатым солидным молчуном. Может быть, тому виной была добрая фляжка солидного бренди. А, скорее всего, сел он на "любимого конька" и как любой мастер, начав говорить на милую своему сердцу тему, не мог остановиться.
- Вот оно в старину. Добывали на болоте криничное железо. Да варили его на берёзовом угольке. А сейчас, домны, мартены…
Бруно, запустил широкую пятерню в свою окладистую бороду, чему-то по-детски улыбнулся.
- Скажи, Карло, ты кушал у хорошего ресторатора? Мне однажды довелось, купчины проставлялись. К чему это я? Правда, к чему? А к составу, к сырью. Картошка, мясо… Карбон, феррум…
Кузнец утробно вздохнул, с интересом наблюдая как Джузеппе, костерит Рики Помойное Ведро.
- Да возьмём доброго железа и угольку доброго. Да молот. А главное, чтобы у горна не дураки поддували. И месим криницу, как пекарь свою пиццу. Выкуешь, момент выждешь, и в масло либо в сургуч. А запах, Карло, что твоя мирра аль ладан.
Папа Карло, покачивая лысой макушкой, с удовольствием слушал кузнечную исповедь. Косил глазом на строителей сортира и выстругивал кукольную кисть. Бруно нежно взял в могучую десницу полукруглую полудюймовую стамеску. Прищурил глаз, сунул в рот ус, пососал. Деликатно, с уважением, положил инструмент в походную скатку.
- Это, наверное, инструмент маэстро Аматео. Да, Карло? Ему же лет сто?
Папа достал из кармашка футляр с очками, не спеша, водрузил их на нос, посмотрел на клеймо.
- Стопятьдесят, Бруно, это инструмент мастера Стради.
- Ты, что Карло, такие вещи надо в кунсткамере хранить!
Резчик сдвинул свои очки на кончик носа, строго посмотрел на командира инженерной роты:
- хороший инструмент, да и мастер тоже, должен работать до своего полного износа… или смерти.
Жители Горошка славились на всю округу как самые азартные игроки. Нравы в пограничье были свободные, народ лихой, горячий, страстный, большой поклонник Игры. Играли все. Солдаты форта просаживали своё жалованье за игрой в кости. Офицеры резались в покер и порой даже стрелялись из-за карточных долгов, но чаще били друг другу морду. Купечество, которому несолидно было играть со всякой голытьбой по шинкам построило казино. Первое не только в Горошке, а и во всех владениях Города.
Но сказать, что "гороховцы" были уж совсем поражены бациллой игромании, было бы преувеличением. Просто Игра стала составной частью досуга, да и жизни как таковой. Простые, бесхитростные, патриархальные нравы требовали адреналина. А ещё жители Горошка, как никто, умели совмещать с Игрой все виды отдыха. Походы на природу с ружьишком или удочками, посиделки в саду у самовара, обязательно сопровождались игрой в картишки. Были большие любители посидеть в баньке, не всегда с пивком или куколками, но обязательно с "козелком".
Козза Порка был коренным жителем городка и обладал всеми достоинствами и недостатками "горохов". Это был предприимчивый молодой человек, легко бравшийся за любое коммерческое предприятие, но так же быстро терявший к нему интерес. Особенно тогда, когда надо было бы предпринять усилия чуть выше, а капитальца вложить чуть больше чем было у нашего героя.
Коза, так звали его друзья, был душой любой компании, человеком озорным и остроумным. Немного полноватый, с ежиком жестких волос цвета пепла, поблёскивая квадратиками очков, он со вкусом травил анекдоты, потешая приятелей.
Козза Порка был страстным игроком и спорщиком. Но однажды, после долгой коммерческой поездки по заграницам синьор Порка вернулся в Горошек совсем другим человеком, очень серьёзным негоциантом. Он купил в центре городка шинок "Добрый Лыцарь" капитально его перестроил, и стал не только солидным уважаемым горожанином, но и резидентом Ганзейской марки. С той поры никто никогда не видел, чтобы синьор Козза играл. Он даже, себе в убыток, запретил азартные игры в "Добром Лыцаре".
Проснувшись, часа за два до восхода солнца, Кот и Лиса устроили местным жителям стога кровавый рассвет. После "варфоломеевского" завтрака отвязав кобылу "Сивку" от жердины приятели погрузились в море тумана залившее междуречье Ветляны, Кружавы и Вертенки. Целые облака тончайшей водной взвеси приплыли с поймы. Весь мир стал туманом.
Туман поглотил траву, кусты и деревья. Скрыл рассыпанные то тут, то там деревеньки. Украл небо, звёзды и луну. Похитил все звуки наполнявшие ночь. Мир стал туманом. Мир был туман.
Но неизбежно, как всегда на востоке, вставало солнце. Ему на помощь, с запада, пришёл легкий ветер. Окрасившись в пурпурные цвета смерти, снежно ватное одеяло тумана стало таять, как дыхание далёкой снежной королевы.
Ещё в темноте Базилио уверенно пошлёпал Сивку лапой, направляя её в сторону Волглого Луга. Вскоре под копытами послышалось лёгкое журчание Ветляны. Чуть позже всадники миновали село и лагерь кавалеристов. Их почуяла лишь мелкая собачонка, которая тонко побрёхивая на лошадиные бабки припустилась за ними. Кот щелкнул дробовиком и зло прошипел, свесившись с седла:
- А ну быстро свали в туман, скотина блохастая. Или щас один хвост останется.
Собачка была маленькая, но умная. Вмиг исчезла в облачке тумана. Дальше ехали в тишине, молча, любуясь восходившим светилом.
Топонимика окрестностей услаждала слух. Народ, населявший эти когда-то дикие, глухие места пограничья был пришлым. Культурой не блистал, но обладал своеобразным юмором. Не всегда добровольно набежавшие сюда из Города, Лукового Поля или Боярских хуторов людишки, давали имена, как романтичные, так и весьма просторечивые.
Текли поэтичные Кружава и Ветляна. Белел мазанками Волглый Луг. Стояли практично, по существу, названные Перевоз, Мосты, Большой и Малый Колодези. А ещё были Дранники, Кожановка, Пузановка, Большие и Малые Шлепки. Встречались и вовсе ругательные, Срановка, Коложопки, Залупки… другие и вовсе смущали или смешили путешественников. Но местные автохтоны жили и в ус не дули, привычка. А некоторые аж гордились своей самобытностью. "Мы из Срановки", "А мы коренные …цы". Название оно как прозвище уж, коль прилепится, то держись.
Меж речной долины прихотливо выкрутасничающих Кружавы и Ветляны раскинулось большое распаханное поле. Пересекаемое наискось южным трактом в центре оно постепенно повышалось. И как "вселенский пуп" было увенчано селом Пузановка. В свою очередь посреди сельца торчала церквушка с колоколенкой. Вокруг плодородной долины, на неудобьях, прилепилось с десяток больших и малых деревенек.
С пузановской колокольни и долина с деревнями и переправы через Ветляну и Кружаву просматривались на десятки вёрст. Вот в сторону этой церковки, постепенно всплывая из моря тумана, направлялись разведчики. Лошадка пускала ветры и шлёпала яблоками. Если бы рядом оказался случайный путник, он был бы немало обескуражен. Гнедая кобыла раздвигала плотный туман грудью. У неё на спине, нахохлившись и тесно прижавшись, друг к другу, блестя усеянной капельками росы шерстью, сидели Кот и Лиса. Котяра вдобавок был и вооружен. Через луку седла было перекинуто ружьё с раструбом. Но удивляться было некому. Пузановка, как немало сёл и деревень, через которые пронеслась война, была покинута местными жителями. Правда, как оказалось не совсем. К церковному крыльцу, превращенному в коновязь, были привязаны пять драгунских лошадей.
- Базиль, тикаем, - горячо в ухо зашептала Алиса, - «бояре».
- Тихо, Алисушка. Держи помпу.
Кот мягко, бесшумно спрыгнул на деревянные перила и как завзятый конюх привязал "Сивку". Драгунские лошади, а это были крупные мерины с коротко стрижеными хвостами и гривой мирно хрумкали овсом из одетых на морды походных торб. Глупая кобыла счастливо вздохнула и положила голову на круп чалому мерину.
- Давай, прыгай сюда. Тише.
Из-за церковной ограды пахло дымком, и слышались приглушенные туманом голоса. Алиса подняла свои ушки, сморщила носик:
- Двое. Кулеш варят.
- Двое это хорошо, - Базилио взвесил в лапах крепкую штакетину, выломанную из низкого заборчика.
За углом сельской церквушки располагался небольшой погост. Меж двух поваленных могильных плит горел костерок. Над ним, на кованой крестовине висел источающий сытный дух котелок. Над котелком, заботливо помешивая варево деревянными ложками, склонилось двое боярских драгун. Солидные бородатые дядьки, со степных хуторов, выхваченные из своих крестьянских хозяйств волей Ареса.
Кот и Лиса переглянулись и ударили одновременно по мятым драгунским фуражкам. Тот что постарше клюнул носом в котелок с кулешом. Раздалось жуткое шипение и треск расплёсканного варева и горящей бороды. Тот, что помоложе, ухватился крепкой веснушчатой рукой за ствол ружья. Базилио с остервенением приложил его еще раз, штакетина разлетелась в щепки.
- До чего же крепкие затылки у крестьянских детей, - Кот со стоном потер лапы. – Вяжи их, Алис.
Лиса споро связала драгун их же ремнями. Тот, что спалил в костре бороду, застонал приходя в себя. Разлепил усыпанные гречкой веки, но, увидев над собой рыжую ухмыляющуюся рожицу, закатил глаза и сомлел.
- Святой Антуан, крепко мы их приложили. Как теперь допросим? Где остальных искать?
- Спят, засранцы, - за её спиной неслышно возник Кот Базилио, - в алтаре, два корнета и ротмистр.
Связать ошалевших, не совсем трезвых, спросонок офицеров было делом нескольких минут. Под дулом дробовика даже враг, чуть выше коленки кажется гигантским чудовищем. После скорого допроса, запихав пленных в погреб церковной сторожки, разведчики поднялись на колокольню. К этому часу солнечные лучи, и ветер разогнали остатки тумана. На верху старой деревянной звонницы враг оборудовал наблюдательный пункт, оснащенный двумя мощными стереотрубами и полевым телефоном. Кроме этого, в зачем-то разобранной сверху маковке колокольни лежал изрядный запас продуктов и оружия. Не спеша, со вкусом, перекусили. Пошипев, Кот отладил трубы, и друзья припали к окулярам оптики.
Из Волглого Луга на сверкающие от росы пажити вытекали две конные и одна пешая колонны. Внезапно затрещал зуммер телефона.
- Алле, - кокетливо спросила Алиса, поднимая трубку.
- Ты, что же рыжая творишь! – Заорал Базилио и, схватив шашку, рубанул по шнуру в каучуковой оплётке.
В тесном капонире, из которого простреливалась "мёртвая зона" теперь почти разрушенного Восточного бастиона форта Горошек курил большую черную сигариллу полковник Коронадо. Рядом опёршись на многоствольную митральезу системы Монтиньи, изрядно похудевший майор Терца распекал лейтенантов.
- Где мой "цейс", господа? Вы что мне вручили, - бригадир-майор гневно тряс латунной подзорной трубой, - ей лет триста! Из музея спёрли? Где мой бинокль? В карты проиграли?
- Синьор, - сверкнул глазами молодой лейтенант, с румянцем и лёгким пушком на верхней губе, такие очень нравятся девушкам, - вы сами потеряли его во время бомбёжки.
Терца надул щёки, побагровел, выпучил глаза и приготовился дать гневную отповедь наглецу. Потом вздохнул, вспомнив тот страшный день, и промолчал.
В тот самый день все были здесь на батарее Восточного бастиона ликуя, когда подошла городская флотилия. Грохот шести дюймовок "Тучи" и "Коронеля" был самой сладкой музыкой для осаждённых защитников Горошка. Как мгновенно меняется настроение у пьяного холерика, так изменилась обстановка в речной баталии. Новый противник играючи разнёс плавбатареи и, выйдя на траверз форта, засыпал его градом фугасов. В казематах Восточного бастиона стояли две 190 – миллиметровые дульнозарядные пушки Армстронга. Тупорылые чудовища, на подготовку к стрельбе которых уходила уйма времени. Они успели выстрелить два раза и неплохо для ветхих стариканов. Но чугунные ядра, выбив снопы искр, срикошетировали от покатой никель-гарвеевской брони, лишь снеся шлюпки левого борта. Ответ "Моргенштерна " был скорым и чудовищным. Рондели с казематами пушек, рухнули, уцелевшая прислуга бежала. Сорванные "армстронги" разворотило и сбросило с мощных оснований. Сильно пострадала куртина между Восточным и Северным бастионами.
Но теперь "голиаф", натворивший столько бед был повержен. Он застыл посередине Илистой с заметным дифферентом на левый борт. Стволы восьмидюймовых орудий, как гигантские удочки омывались тягучим течением реки. Перевернуться и затонуть монитору мешали "кости" плавбатарей, на которых он завяз намертво. Четыре гребных колеса исчезли напрочь, но из труб вился тонкий дымок. С правого борта была пришвартована баржа, и пыхтел буксир. Жизнь в поверженном гиганте ещё теплилась.
Коронадо убрал бинокль, левой рукой потер усталые глаза и распорядился:
- Начинайте работы по перетаскиванию сюда "Бешенной Магды". Сроку три дня. Двенадцатидюймовая бронзовая мортира, тихо зеленела во внутреннем дворике форта. Глубоко осев всей своей многотонной массой в утоптанный плац.
- Не вздыхайте. Всех на прокладку рельсов. Если на "Моргенштерне" ликвидируют крен, нам мало не покажется.
Прогрохотала батарея Южного бастиона. Начиналась ежедневная дуэль с бронепоездом "Тор".
- Кондоте-полковник, - в капонир влетел запыхавшийся корнет, - пожар на Северном. Кто-то поджог пороховые картузы.
До поздней ночи в избе зажиточного пейзанина, на окраине Волглого Луга, шёл военный совет. С печки, с широкой лежанки за действом стратегов наблюдали перемазанные в саже крестьянские ребятишки. Спрятавшись за аляпистую занавеску, они шепотом комментировали происходящее в их мальчишеской жизни событие. По правде совет больше походил на дружеский ужин. Хотя за большим дубовым столом собрались весьма колоритные и совершенно разные, как внешне, так и по духу, личности. Два худых высоких дона с тронутыми сединой вислыми усами и низенький крепыш со смоляными усищами подкрученными вверх. Это были маркиз Аллюр командир бронекавалерийской бригады и барон Лойола командир гороховской конницы. Третьим был кондоте-капитан Черпак Щерба, он возглавлял роты "Удальцов" после пропажи Кватрокосто. Кроме них за столом, с разложенной картой, теснились лейтенанты и юные корнеты. Заслушав доклад разведки, по традиции, дали слово младшему по званию. Конопатый с выгоревшим соломенными волосами корнет начал говорить. Поначалу заметно волнуясь, глотая окончания слов, но постепенно его голос окреп:
- Мы ходили рейдом к мостам. Там не пройти. Рогатки и окопы в полный профиль. По бродам накидано, вот, - юноша высыпал на стол, загремевшие железные колючки.
Черпак покрутил злую железяку, помял жёлтыми прокуренными пальцами ус, прокомментировал:
- Як не кинь, всяк шипом ляжет. Коников попортим.
- Мы изувечили двух лошадей, - корнет сердито смахнул с глаз чёлку, - я предлагаю ударить в обход через Торчки, и извините Срановку.
- Правильно малец глаголет, - Черпак Щерба ткнул трубкой в карту, - а я с парнями центр прикрою. По линии Пузановка, Кожановка, Малый Колодезь. На этом и порешили. Ещё в течение часа ужиная, и обсуждая детали завтрашнего дня. Наступать было решено с рассветом.
Базилио шипя себе под нос, в сердцах запустил телефонным аппаратом со звонницы. Алиса обиженно надув губки развернула стерео трубу на юг и стала изучать переправу через Кружаву возле Мостов. Подкрутив колёсико визира, Лиса присвистнула:
- Базиль, ты только посмотри!
- Ну, что там у тебя, - буркнул Кот, разворачивая свой трёхдюймовый "цейс".
По новым каменным мостам через реку Кружава, плотными шеренгами поблескивая остриями длинных пик, двигались кавалерийские сотни.
- Вот дьявол. Не меньше двух бригад, - чертыхнулся Базилио.
- Посмотри на два часа, дружок, - лиса внезапно охрипла.
- Собачья кровь!
Со стороны Дранников, тучи брызг, через кружавские броды, плотными шеренгами переправлялись кавалерийские эскадроны.
- Святой Антуан. Пожалуй, еще две бригады. Надо смываться Базиль.
- Успеем, Алисон, успеем. Где там наши?
Котяра развернул зрительный прибор. Роты "Удальцов" довольно резво подошли к Кожановке и скрылись в густой зелени садов. Бронекавалерийская бригада маркиза Аллюра топталась у Малых Колодезей. В оптику было видно, как суетливые механики доливают воду в радиаторы броневиков "ансальдо". Бригада Лойолы маршевой колонной подходила к Срановке.
- Сучье вымя. Они столкнуться минут через двадцать!
Не отрываясь от окуляров Кот возбужденно, распустив хвост, точил когти.
- Святой Антуан! Базилио! Что это? Мосты! Что на них? – взвизгнула Лиса.
Кот Базилио, шипя и прижимая уши, крутанул свою стереотрубу.
Через Кружаву медленно и осторожно, с достоинством, переправлялись три огромные бронированные машины. Следом двигалось несколько грузовиков с мотопехотой. С расстояния в восемь вёрст было слышно басовитое гудение моторов и лязг корытообразных траков.
- Это милочка, чудо ганзейской техники, "Панцеркрафт" или танк.
- Базиль, смываемся немедленно, - истерически заорала Алиса.
К далёкому гулу танковых двигателей добавилось шмелиное жужжание, откуда-то сверху. По жёлтой стерне сжатого пшеничного поля скользила длинная сигарообразная тень.
Кот и Лиса одновременно задрали морды. Сквозь разобранную крышу звонницы они увидели медленно опускающуюся с небес тушу дирижабля.
- Что, это? - Трагически прошептала Лиса Алиса.
- А, это связисты, душечка, телефончик чинить прилетели.
На огромном, сверкающим перкалью брюхе "воздушной рыбы" прилепилась небольшая гондола. По сравнению с самим воздушным левиафаном, она была удивительно мала. Два пропеллера лениво мололи воздух, из остекленной кабины торчали стволы спаренного пулемета, снизу висели небольшие авиабомбы.
- Базиль, - взвизгнула Лиса.
С дирижабля сбросили два грибообразных якоря на крепких пеньковых канатах. В гондоле разверзлась дверца и внутрь колокольни упала веревочная лесенка с деревянными ступеньками. Базилио прыгнул на деревянную балку, щупая ствол дробовика. На него медленно, сверху спускались ботинки на гуттаперче, в причудливом протекторе прилепились кусочки засохшей жёлтой глины и мелкие травинки, набившиеся внутрь. Боковым зрением он видел, как Алиса двумя лапами поднимает тяжёлый "люггер". Кот медленно покачал головой. Жди…
Г Л А В А XII
Синьор Порка мрачно потягивал кьянти из резного фужера. Вино казалось кислым, и виной тому был его собеседник. Ночной гость был совсем неприметной личностью, такое лицо невозможно узнать в толпе и тем более, потом вспомнить. Говорил посетитель тоже безликим голосом:
- Наш общий знакомый интересуется, как идёт подготовка операции "Факел"? В чём причина задержек? Какие меры необходимо принять?
Казза сделал большой глоток, скривился, промокнул рукавом фланелевой рубахи в клетку в миг вспотевший лоб.
- Синьор…. Э?
- Неважно. Впрочем, зовите меня Исайя.
- Синьор, Исайя. Я и мои люди, работают в арсеналах форта. Но у меня на службе нет самоубийц. Возникают технические проблемы.
- Считайте, что они решены.
Тонкие губы Исайи изобразили улыбку. Он нагнулся и водрузил на уставленный закусками стол кофр. Гость откинул крышку и Казза Порка увидел три цилиндра обложенных плотной губкой.
- Это фосфорные бомбы. Взрыватель кислотный. Откручиваете крышку.… Бьёте торцом, через полчаса… температура несколько тысяч градусов. Водой тушить бесполезно.
- Что с броневиками, Микеле?! Маркиз аллюр, нервно похлопывал себя стеком по голенищу ботфорта.
- Всё в порядке, дон. Залили радиаторы, сейчас заменим свечи.
- Даю вам десять минут, догоняйте.
Через полчаса эскадроны бронекавалерийской бригады рысью вышли на окраину Торчков. Избы деревни встретила наступающие сотни нестройной стрельбой, а навстречу вылетели кавалеристы бригад "Сокол" и "Кречет".
- Отходим к Кожановке, - маркиз принял командование арьергардом.
Лава боярской конницы, под командованием гетмана Крапивки, с улюлюканьем гналась за городской конницей. Хищных птиц было вдвое больше, а враг подзадоривал их своим бегством. Удачную охоту прервали чумазый Микеле и его "ансальдо". Аллюр умело подставил преследователей под пулемёты броневиков. И всё резко поменялось местами. Потрёпанные "Соколы" и "Кречеты" откатывались к Мостам. А их азартно, строча пулемётами, преследовали четырёхколёсные мстители. Маркиз, решил отвести растрёпанные эскадроны в Кожановку и попал под "дружественный огонь" вольных рот. Бригада стала по широкой дуге уходит в сторону Пузановки.
Кавалерийская бригада рысью вошла в Срановку. Лойола мрачно грыз седой ус и слушал доклад молодого конопатого корнета, командира разведвзвода. Молодой парень побледнел от волнения и на молочной коже ярко светились зелёные глаза и рыжие веснушки.
- Прут, батя, прут. Две бригады "Сизари" и "Глухари". Кажись ещё и бунчуки "Фазанов" видать. Будут минут через 15 – 20.
- Что набычились? – Голос бригадир-майора был нудно спокоен, - спешиться, стрелять залпами. Пулемёты на чердаки, туда и туда. Лошадок отвести. Их беречь надо, нам ещё назад драпать. Выполнять!
Лейтенанты шустро побежали по эскадронам, на ходу выкрикивая команды. И когда первые сотни неприятеля с гиканьем и пиками наперевес вылетели на огороды, топча капусту, их встретил дружный ружейный огонь и треск пулемётных очередей. Кавалерийская лава охолонула, рассыпалась и откатилась назад. Эскадроны перестроились и стали отходить к Пузановке, где над маковкой сельской церкви завис боевой цепеллин.
Базилио закинул за спину тяжёлый обрез и с трудом запрыгнул на потолочную балку. Сверху, источая запахи кожи, масла, пороха и авиационного бензина спускался пилот воздушного корабля. Когда его голова в ребристом шлеме и очках консервах поравнялась с балкой, Кот приложил её прикладом от всей кошачьей души. Летун с грохотом и звоном сверзился на колокольную площадку.
-Ха, ха, ха, - наверху, в гондоле дико заржали, - Хьюго, ты опять навернулся? Ты жив, Хью? Ребята, там внизу, помогите этому олуху! Я убью его, если он опять себе что-то сломал. Возле кошачьего носа, по порядку, хрустя хромом, возникли: высокие ботинки «берцы», на шнуровке, залихватски широкие галифе, и пилотская куртка "косуха". Когда появилась жизнерадостная физиономия в кожаном шлеме и традиционных очках, Кот скомандовал:
- Стоять! - ткнул обрезом прямо в нос аэронавту и зачем-то добавил: - Руки вверх!
Второй пилот совсем по-детски захлопал ресницами, как будто собираясь заплакать, разжал пальцы, пытаясь поднять руки, и рухнул вниз.
- Во блин, допросил, - буркнул Базилио и закинув мушкетон за спину стал карабкаться вверх.
- Базильчик, ради всего святого не оставляй меня одну!
- Алиса, не паникуй, - Кот свесился с лесенки, - быстро вяжи лётчиков, а я на разведку.
- Базильчик…
Но наш герой уже ничего не слышал, перебирая всеми четырьмя лапами, слишком большие для него ступеньки лестнички он карабкался вверх к открытому люку. В вибрирующей гондоле стоял мерный гул моторов и треск рации. Пахло бензином, порохом, резиной и еще бог знает чем. Кот скользнул внутрь, обошёл турель пулемёта. В кресле радиста примостился щуплый паренёк, вихрастая голова которого была увенчана большими наушниками из пористого каучука.
- Я, я. Яволь герр полковник. Они уже внизу, я. Кавалерия отходит. Я. Провести бомбометание…
Базилио хрястнул радиста обрезом по макушке, страдальчески сморщился, зашипел, тряся лапами. Споро связав обмякшее тело, бросился к открытой дверце.
- Алиса! Закрепись на лесенке. Слышишь? Держись за неё! Лучше привяжись.
- Базильчик, тяни! Я уже привязана.
Кот с натугой стал крутить ручную лебёдку.
- Нет, милочка, тебе пора на диету.
Когда он совсем изнемог, и решил что помирает, через порог тяжело перевалились чёрные лапки, чёрные ушки, чёрный носик и белый кончик хвоста.
- Ой, Базильчик, помоги мне, я прихватила пару мешочков припасов. У-у-у…, - Кот Базилио бессильно задыхаясь, лежал на полу гондолы, у него просто не было сил и слов…, - у, у!
- Вставай, Базилио, некогда лежать. Посмотри туда, - Лиса показывала лапкой вниз на землю, - ой!
Качаясь, как пьяный, шатаясь, зажав в связанных руках "маузер", по узкому коридору гондолы, к ним, приближался радист. Он с трудом поднял пистолет и мучительно жмурясь, пролепетал:
- Хальт. Стоять…. Не…
Внезапно он покачнулся, закатил глаза и выпал в открытый люк. Кот и Лиса проводили его взглядом, парнишка завис на кресте колокольни, явно потеряв сознание. А вокруг церкви с гиканьем скакали боярские уланы и драгуны.
- Вот кровь собачья, - Базилио со стоном встал, - Алиса рубим якоря.
Кондоте-полковник Коронадо изрыгая чудовищные ругательства и богохульства, мчался на Северный бастион. Он совершал огромные прыжки по разбитым грудам кирпича и бетона, рискуя сломать ноги или разбить голову. Сопровождающие отстали, а на встречу ему с искаженными лицами, совершенно белыми или замазанными сажей как у трубочистов, бежала обслуга артиллерийских погребов.
- Горит, синьор полковник, в трех местах горит. Вода не берёт.
- Вижу, что горит. Орошение включили?
- Давления нет. Кондоте…
Из тяжёлой блиндированной двери среднего каземата валил тяжёлый чёрный дым. Глухо хлопало. Два канонира, жутко матерясь, поднимали чугунную крышку над колодцем пожарного дренажа. Спрыгнув внутрь, полковник и солдаты попытались открыть задвижки, колотя по ним ломами. Ржавое железо медленно поддавалось горячей человеческой крови. Наконец, огромные винтили, сдвинулись, вода устремилась к гидрантам, включилась система орошения. Но тут земля мягко колыхнулась, Северный бастион затрясся и взлетел на воздух.
Базилио сидел в остекленной гондоле орудовал рычагами и штурвалом воздушного корабля. Цепеллин басовито гудя, вращался вокруг церковки, как жирная муха вокруг лампы. Один из поднимаемых якорей зацепился за шатёр из дранки.
- Алиса, шуруй на корму, - орал Кот, - обрежь этот клятый канат.
Лиса пробралась в хвост гондолы, там гремела полусорванная катушка лебёдки кормового якоря. Взяв в руки "маузер" радиста, прижимая уши, Алиса стала стрелять. Раз, два, на пятом выстреле канат тренькнул и лопнул. Дирижабль взмыл вверх и описал огромную дугу, треща нервюрами и шпангоутами, словно снаряд, запущенный из огромной пращи. Лису Алису перевернуло вверх хвостом и бросило в гнездо борт-стрелка. Базилио крепко приложился о панель приборов, но быстро справился с управлением. "Не сложнее чем в "ансальдо", хлюпая носом, решил хвостатый пилот. Лиса крутилась, устраиваясь в кресле стрелка, когда из раструба переговорного устройства захрипел кошачий голос:
- Алиса, как у тебя дела?
- Хорошо, ой, - стеклышко в полу гондолы украсилось пулевой дыркой, потом ещё одной, и выпало, триплекс не выдержал.
- Базиль, - взвизгнула Лиса, - они стреляют!
- А у тебя, что, нечем ответить? – Прохрипела медная воронка.
Перед рыжим стрелком, чуть заметно покачивались, ребристые кожухи спаренных "максов". Лиса Алиса встала на задние лапки и посмотрела в прицел. С окраины Пузановки боярские сотни наседали на Городскую кавалерию маркиза Аллюра, тесня её к церковной площади. Борт-стрелок опасно прищурил свои золотые глаза, взвела левый, потом правый ствол.
- Базиль, хвост на девять часов, на пятьдесят саженей вниз.
- Есть, мой командир, - цепеллин стал проседать, медленно разворачиваясь кормой на запад. Лиса не спеша, подняла плечевой упор пулемётной установки и выхватила прицелом наиболее плотную группу драгун. В перкалевых стенках кабины солнечными звёздочками вспыхнули новые пулевые пробоины.
- А, а, а, - заорала Алиса, дёргая сразу две гашетки, - это вам за фургон.
Она поправила прицел, вскочила на подлокотники, выругалась, и развернула кресло. Повиснув на спинке сиденья стрелка, она почувствовала себя намного удобнее. В прицеле вновь роились пёстрые жучки кавалеристов. Лиса выпустила пристрелочную очередь, и стала экономно поливать неприятеля свинцом. Меняя стволы, левым, правым. Дезорганизованные огнём с небес "глухари" и "голуби" заметались между мазанками Пузановки. Рыжая мстительница продолжала вносить сумятицу в ряды улан и драгун, разряжая пулемётные ленты, вопя от восторга:
- Это вам за печечку!
- Это за духовочку!
А когда "максы" засипели как два чайника, сползла в кресло стрелка, закрыла свои янтарные глаза и прошептала:
- Святой Антуан, прости свою грешницу.
Два броневичка "ансальдо" прыгали по кротовинам, запущенного пастбища, впереди пылила отступающая конница противника. Лейтенант Микеле, по пояс, высунувшись, из пулемётной башенки, при каждом удобном положении, выпускал тяжёлые крупнокалиберные пули из своего "фиата". Потери драпающих "соколов" и "кречетов" были не велики, но страху бригады драгун хлебнули изрядно. Внезапно, а так всегда бывает, когда что-то ладится, перед головным броневиком взметнул комья земли разрыв артиллерийского снаряда.
"Трёхдюймовка" профессионально подумал командир броневзвода. Микеле автоматически стал разворачивать башню влево, поднося к глазам двенадцатикратный бинокль.
По Южному тракту неспешно и грузно, ползли неведомые боевые машины. Первый стальной монстр замер, разворачивая маленькую башенку в сторону ретивых броневиков. Вторая и третья машины неспешно разворачивались. Из их груди вырвались языки пламени. И для молодого лейтенанта исчез мир звуков. Он видел как рыскнул второй "ансальдо", но не слышал своих команд отдаваемых сорванным голосом. Рядом вспучились два земляных гейзера, по тонкой броне застучали мелкие камушки и осколки. Броневик напарника окутался чёрным газолиновым дымом, брызгая искрами бенгальских огней. Момента смерти Микеле не заметил. Его разорванное тело, бесконечно долго летело по воздуху, глаза стекленели, впитывая бесконечную небесную синь.
Лиса слышала страшную ругань из пилотской кабины и странное хлюпанье. Дирижабль рывками развернулся на юг и набрал скорость. Когда Алиса, покачиваясь, пробралась в пилотскую кабину, накал кошачьих чувств достиг своего апогея.
- Сучье вымя! Блохогоны холерные! Кровь собачья! Псы шелудивые!
Из разбитого носа пилота текла кровь, из глаз катились слёзы.
- Ты глянь, Алисон, что творят.
Под блестящим перкалью брюхом творения ганзейских инженеров разворачивалась картина наземной баталии. Внизу чадно дымили два костра, когда-то бывшие резвыми броневичками "ансальдо". По тракту в сторону Кожановки нагло пёрла колонна "панцеркрафтов". Южнее Пузановки двумя большими каруселями крутились эскадроны бригад Вольной Боярщины. "Соколы", "Кречеты", "Сизари", "Глухари" перестраивались, приводя себя в порядок, и готовились продолжить наступление на Волглый Луг. Туда же двумя нестройными колоннами отступала городская кавалерия.
Черпак Щерба сидел в высокой голубятне на околице Кожановки. На душе у него было погано. Ругаясь, он очищал свой франтоватый френч от птичьего помёта, пуха и перьев. Нелепый обстрел своей собственной кавалерии, грозил грядущими неприятностями. Кроме того, Черпак испытывал редкое для него чувство стыда. Щерба покрутил свои героические усы и стал орать на подчинённых:
- Вы, что сурки брюхатые. Спать сюды пришли. Час назад был приказ окопаться. Хорош по избам шарить, утробы ненасытные.
За околицей загрохотало. Верстах в трёх к небу поползли густые клубы жирного дыма. Слышался мерный, басовитый гул.
- Да, что ты будешь делать. Что вы рты раззявили, тетери. Копайте, копайте.
"Удальцы" суетливо окапывались, реквизированными лопатами и наспех городили рогатки из деревенских заборов.
Кондоте-капитан шумно высморкался двумя пальцами, обтёр их под мышкой. И приложил ладонь к бровям, щурясь от солнца.
- Матка бозка, Дева Мария, прости раба своего засранного, что это такое?
На окраину села неспешно выползали громадные пятнистые машины, похожие на чудовищ из книжек по зоологии. Громадные гусеницы перепахивали кожановские огороды, уничтожая урожай капусты и корнеплодов. Ружейные пули выбивали скупые искры из прочной брони. "Панцеркрафты" не спеша, расползлись в стороны, охватывая деревню. Пространство между танками заняли редкие цепи мотопехоты в сером камуфляже. Огонь из башенных и установленных в лобовом листе пушек был нетороплив и обстоятелен. Одна за другой вспыхивали мазанки крытые соломой и дранкой. Высохшие за жаркое лето они горели как тополиный пух. Через час обстрела, в наступившей временной тишине защитники замахали нижними юбками, исподним, наволочками. Всем, что было снято с хозяйских верёвок и выпотрошено из сундуков.
За сдачей "удальцов", приводя их в трепет, наблюдали танкисты, затянутые в хром с жуткими кольчужными масками на лицах.
Черпак Щерба гордо нёс склоненное знамя вольных рот. Два растопыренных пальца, белые на чёрном. "Виктория" – гордо говорили наёмники. "Заячьи уши" – зло и горько смеялись горожане.
- Дозвольте, склонить знамя, перед могучей силой, - выспренно произнёс Кондоте-капитан. Черпак поправил слегка потрёпанные усы, вытащил голубиное пёрышко, и продолжил:
- Для нас было бы честью, присоединить своё знамя, закалённое в боях, к вашим стягам, хер полковник.
Лицо танкиста скрытое шлемом и маской было непроницаемо, он поднял руку. К нему, рысцой подбежал хорунжий со значком кречета.
- Пленных разоружить, - голос был сух и бесстрастен. – Маршевой колонной отправить в фильтрационный лагерь в Дранниках.
- Алис, а знаешь, как называется наш цепеллин? – Базилио выловил сардинку из большой плоской банки.
- Ну? – Рот Лисы был набит варёной курочкой.
- "Один".
- А, где второй, - проглатывая кусок, простодушно спросила Алиса, - не прилетел?
Кот покосился на борт-стрелка, вздохнул, и согласился.
- Не прилетел.
- Вот и хорошо. Гонялись бы сейчас друг за дружкой.
Базилио снова вздохнул.
- Эх, надо бы тебе, Алисон, книжки почитывать….
- Ой, ну тебя, Базиль разве ум в книжках! Э-хэ-хэ, - Лиса сладко потянулась. – Ты смотри, что это такое? - Рыжая подалась вперёд.
Верстах в двенадцати прямо по курсу летящего дирижабля вырос чёрный гриб взрыва. Он поднимался всё выше, постепенно занимая треть неба.
- Это Горошек. Видно беда стряслась! – Кот выбросил банку сардин в открытую форточку. Воздушный корабль заметно тряхнуло.
- Это никак пороховые погреба форта. Алиса сколько у тебя патронов?
- Четыре коробки с лентами. Тыща короче.
- Долей воды в пулемёты, чую, придётся пострелять. А в "Одине уже с дюжину дырок, и он рыскает по высоте.
Белая мучнистая пыль медленно оседала на развалины Северного бастиона. Бригад-майор Терца открывал и закрывал рот, прикрывая уши ладонями. "Ушные перепонки вроде целы, просто оглушён и контужен". Он тяжело встал, сделал попытку отряхнуться, махнул рукой, бесполезно. Пошатываясь, сделал несколько шагов.
- Бр-а-дир ма-ор, они идут на приступ, - молодой корнет кричал ему в лицо.
- Я вам помогу Кондоте-майор, - из-за развалин равелина к ним устремился синьор Казза Порка.
- Корнет, нужно отвести господина майора в укрытие, хотя бы туда к капониру.
Казза и хлипкий корнет, с трудом оттащили грузное тело командира инфантерии и прислонили его к иссечённой стене.
- Корнет, - взгляд Терца стал осмысленным, - Микки?
- Так, точно бригадир-майор. Микки Плачидо.
- Передай мой приказ, Микки, резерв, на Северный бастион. Сводной группе вылазка….
Большие с поволокой глаза майора закатились, тело дернулось, и голова безвольно упала на грязную мушкетёрскую перевязь. Почувствовав затылком опасность, корнет Плачидо, резко, на каблуках, развернулся. Рука потянулась и …не успела коснуться кобуры. Казза Порка отбросил в сторону шестиствольную "перечницу" и побежал в сторону Южного бастиона. Бастион, окутанный пороховой тучей, вёл дуэль с бронепоездом "Тор" и очевидно проигрывал.
Сквозь седую пыль, которая вдруг закружилась маленькими смерчиками, на внутренний дворик форта упала длинная сигарообразная тень.
Г Л А В А XIII
Мабута сощурившись посмотрел на сентябрьское солнце. Потом достал луковку "брегета", крякнул:
- Лето к концу, дождички не за горами, осень. Зря штоль коленки ломить. Второй час пополудни. Три минуты, эх. Во, химия заморская. Дай трубу.
Он снова стал рассматривать куртину Северного бастиона. За его спиной в густо заросшей лощине сгрудились батальоны "секачей" и "рысей", усиленные саперными ротами. Вот уже в течение трёх ночей полки пробирались в обход и накапливались в тылу форта.
- Ну, а як подведёт пятая колонна?
Штабной голова отложил зрительную трубу на край окопчика, полез в карман широких галифе. Вынул затейливо шитый кисет, достал щепоть табаку, с сапом втянул левой ноздрёй.
Маленький невзрачный человечек, негромко возразил:
- У нас очень надёжный, проверенный человек в форте.
- А, а, а, - точно надёжный, - пх-чи….
- Абсолютно надёжный. Нам очень не хотелось раскрывать его. Форс-мажорные обстоятельства.
- Вот-вот, а-а пх-чи. Обстоятельства. Лайба ваша на боку. Бронепаровоз пыхтит. А мы половину лошадок уже положили.- Начштаба пустил в дело правую ноздрю, - очень хороших лошадок, пх-чи, и хлопчиков.
Земля плавно, ушла из-под ног, и Мабута хлопнулся задом на дно окопа. Раздался адский грохот и все погрузилось в пелену дыма и пыли. На укрывшихся в лощине с неба посыпались обломки камня, кирпичей и щебенка, послышались крики раненых.
- Ну, что, вперед? - Неуверенно спросил штабной голова.
- Подождем минут 15, пан голова, пусть пыль осядет.
- Ну, пусть осядет. Эй, провести перекличку.
У опушки Дубового бора, посредине Южного тракта, две роты саперного батальона готовили ловушку. Примерно в версте от Нового моста, полсотни кукол под присмотром капрала Барда, копали волчью яму. Четыре сажени ширины, такой же глубины, и десять саженей в длину. Землю набивали в мешки и относили далеко прочь. Джузеппе вооружившись пожарной кишкой, поливал стены и дно ямы.
- Всё, откатывайте пожарку. Тащите брезент, - столяр утер трудовой пот. Уложив поперёк ямы тонкие жерди, раскатали толстую парусину. Присыпали песком и даже нарисовали следы колёс.
- Красотища, - восхищался капрал, - заметите тут. Эй, потише, развалите всё. Вот чурки деревянные.
Напротив, сооруженной ловушки, в густом подлеске, лейтенант Карло руководил устройством засадного рубежа. Люди и куклы строили позиции для бронебойных пушек и пулемётов роты охраны. Спешно строили дзоты. Из срубленных жердей городили рогатки и натягивали колючую проволоку.
- Маэстро Карло, - у ног Папы возник Крепыш. Его дубовая голова была стянута хомутом от консервной банки и украшена эмалевой звёздочкой.
- Маэстро, Папа Карло, вот мы в артели заспорили. А не является, это, вот, ну, что мы делаем нарушением?
- Каким нарушением, Крепыш?
- Нарушением первого закона кукол. Не навреди человеку. Война разве законна?
Папа, тяжело вздохнул, присел на бруствер из мешков с песком, достал свою трубочку.
- Война, крепыш, это плохо. Это и в правду против всех законов, и кукол и людей. Но мы ведь с тобой не воюем. У нас даже ружей нет. Мы строим оборону, что бы враг не прошёл.
- А, яма, Папа Карло?
- Яму, Крепыш, вырыли против большой железной машины.
- А, может вы, люди, замиритесь. Не будете воевать, и бить друг дружку?
- Может быть, может быть. – Лейтенант курил свою трубку и его мысли витали как табачный дымок.
Сусло спал. Спал крепко, вздрагивая и постанывая во сне. Вчера он чуть не умер. Два дня назад он нашёл грибы, очень много грибов. Он жадно глотал упругую мякоть, хрустя налипшими веточками и землёй. Не брезгуя ни маленькими полупрозрачными червячками, ни тёмными горькими слизнями. Сусло ел, пока не заснул, сжимая крепкий боровик. Ночью его скрутило. Казалось, что всё тело хочет не просто исторгнуть проглоченное, а вывернуться на изнанку. Качаясь и падая он вышел к маленькому ручейку, долго пил. Потом всё началось заново. Какой-то забытый, звериный инстинкт подсказал его телу, он грыз кору молодого дубка и снова пил. К концу вторых суток человек забылся и плавно погрузился в глубокий сон.
Его разбудили голоса:
- Нет, это не человек. Он слишком грязен и покусан.
- Но он одет, хотя и сильно изорвался.
- А почему у него такие волосы? Всё же это зверь или дикий человек.
- Давайте его отнесём Папе Карло.
- А вдруг это враг?
- Маэстро Карло разберётся.
Сусло с трудом разлепил воспалённые веки. Постепенно к нему из мутных кругов, стало пробиваться изображение. Над ним склонились деревянные хари с пуговицами вместо глаз, носами сучками и верёвками вместо волос. Истерзанная психика гетмана не выдержала, и он снова потерял сознание.
Долив воды в кожухи пулеметов, Алиса закрепила спарку в положении "земля". Напевая себе под нос, она вставила ленты, дослала патроны в патронники и стала устаиваться в кресле стрелка. "А это что такое в мешочке? Парашют. Пойдет вместо подушечки.
- Алиса, ты слышишь Алиса? – Захрипела переговорная труба.
- Ты готова?
- Да, Базиль. Вот только найду чем ушки заткнуть. Ага, шлемофончик. Подойдёт.
- Я, захожу на боевой разворот, - голос Кота из медного раструба гремел, как из колодца.
- Вижу неприятеля. До трёх батальонов пехоты. Наших не видно. Холера! Алисон, стреляй по своему усмотрению.
Базилио свирепо дёргал рычаги, подобранной тростью давил на педали, росточку не хватало.
- Собачья кровь, - злобно шипел Кот, штурвал как живой рвался из лап, силёнок тоже было маловато, - сучье вымя!
Под остекленным поликом кабины пилота появились густые цепи вражеской инфантерии. Их встречал редкий огонь уцелевших защитников бастиона. Под матерчатым брюхом "Одина" висели четыре фугасные авиабомбы, каждая из которых содержала по три пуда лиддита. На триплексе возле сиденья штурмана была нарисована мишень. Кот заклинил палкой штурвал и перепрыгнул на соседнее кресло. Припал к целику. И когда в прицеле показался неприятель, споро карабкающийся через заваленный ров, ударил лапой по кнопке с нарисованной бомбой. Облегченный цепеллин поплыл вверх. С лёгким креном на правый борт. Три "стальные груши" свистя винтовыми взрывателями, рухнули в гущу "рысей". Кот Базилио стремительно перепрыгнул обратно и убрал "автопилот". С кормы гондолы слышалась ругань, Лиса поправляла прицел. На земле вспухли три чёрных кляксы, воздушный корабль заметно тряхнуло.
- Базиль, опусти хвост!
- Сейчас, сейчас, - пыхтел полосатый ас, упираясь задними лапами, он с натугой тянул штурвал на себя. Воздушный корабль, задирая нос, натужно гудя, пополз вверх. На корме загрохотала спарка, Алиса патронов не жалела.
- Базильчик, право, двадцать градусов.
Кот постанывая, стал валить упирающийся руль дирижабля. Потом, жутко ругаясь, включил левый двигатель на реверс. "Один" опустив хвост, стал медленно выписывать циркуляцию.
Стволы "максов" злобно шипели, струйки пара смешивались с густым пороховым облаком. Обжигая лапы и костерясь на все лады, борт-стрелок поменяла коробки с лентами, перезаряжая пулемёты. Снова запрыгнув в кресло, она почувствовала, как снизу ударила пуля, следом ещё. Рыжий задок спас парашют.
- Ах, вы так! – Вскакивая и вытягиваясь на задних лапах, заорала бесовка. – Получите, синьоры. Вот, вам пирожки с грибочками, с ягодками, с требухою….
Пыл наступающей пехоты резко охладел. Три мощных взрыва, заставили пехоту уткнуться носами в пыль и битый кирпич.
Мабута вскочил на разбитую пушку и, махая палашом, заревел как огромный медведь. Сходство усиливала криво напяленная лохматая папаха. Пехотинцы, понукаемые и пинаемые капралами, стали подниматься. Но тут затренькали о камни и стали выбивать фонтанчики песка пулемётные пули. Две самые смешливые зло укусили начштаба за могучие ягодицы. Штабной голова рухнул, как могучее древо под порывом бури. Шесть солдат с трудом подхватили поверженного командира и понесли его в тыл.
- Голову побили! Мабута убит!
С этими криками батальоны стали резко отступать.
«Один» медленно, но неуклонно опускался, по нему немилосердно палили и свои, "острога" на борту, и чужие. Кошачий взгляд заметался по приборной доске. Под стеклом алела надпись, "Балласт. Аварийный сброс". Пилот яростно врезал, тростью, по красной, под стеклом, кнопке. И в глаза храбрых защитников форта полетело несколько центнеров песка. Цепеллин, словно нехотя, взмыл ввысь, Кот глубоко вздохнув, сполз на кресло. За спиной, пошатываясь, возникла Лиса.
- Всё, Котик. Патронов нет. Стволы считай, сгорели. А чего крен.
- А, вон, дура застряла, - Базилио нервически зевнул, и указал на последнюю бомбу. – Вот холера!
Внизу окутанный дымом возни "Тор". Задрав в небо рыла зенитных орудий и пулемётов, обслуга бронепоезда вела огонь по дирижаблю.
- Ах ты, собачья кровь! – Пилот злобно ударил по кнопке бомбосбрасывателя, и заорал: - помоги вывернуть штурвал!
В борьбе с непослушным рулевым колесом, лохматые летуны не заметили, что четвёртая бомба сорвалась вниз. Ведомая причудливой рукой судьбы, она влетела точнёхонько в дымовую трубу бронепаровоза.
По сентябрьскому небу, на север, медленно полз дирижабль. Натруженный экипаж не видел, оставшуюся за кормой, окутанную дымом и паром железную крепость на колёсах. Базилио вывел воздушный корабль на гладь реки и повёл "Один" в сторону Перевоза. Под цепеллином величаво проплывали, сверкая синью, безмятежные воды Илистой. Показался притопленный "Моргенштерн", он ещё больше лёг на борт, и только усилия моряков и пыхтящего буксирчика спасали его от опрокидывания.
- Базиль, долетим, али как? Ты, плавать то умеешь?
- Вот уж чего не знаю. Давай выбрасывать за борт всё что можно.
Сморщенный как переспелый баклажан "Один" хлюпал днищем гондолы по воде и с чмоком взлетал. За борт летели мешки, ящики, пилотские кресла все, что можно было оторвать и выбросить. Кончался бензин. Со стоном летуны выбросили за борт тяжёлую спарку "максов". В благодарность лохматому экипажу цепеллин долетел.
Он лёг на воду прямо возле Шлепковской пристани. Встречающие матросы суетливо крепили концы к мягкой оболочке. Кот и Лиса тряся лапами, выбрались на дощатый настил. На пирсе в большой садовой тачке сидела черепаха Тортила. Её задние лапы были в гипсе, панцирь был обильно украшен пластырем. Она невозмутимо курила свою пенковую трубку. За тележкой, широко улыбаясь, стояли Торти и Сорти.
- Нус, как прикажете всё это понимать, - Черепаха пустила густую струю дыма, - откуда прилетели?
- Скорее приплыли, - брезгливо лизнув мокрый хвост, - ответил Базилио.
- Ой, Тортилушка, - вздохнула Алиса, - долго, да и не здесь рассказывать.
- Ну, тогда поехали в "Подкову".
На древнем кожаном диване, буквально рассыпающимся, от впитанной им, вековой усталости, свернувшись калачиками, спали Кот и Лиса. Напротив дивана за длинным столом, при свете канделябра, попивали грог полководцы. Свечи, потрескивая нагаром, тихо умирали, причудливые восковые фестоны покрыли старое серебро подобно сталактитам.
- Кондоте-адмирале, - Хиггинс помолчал, смакуя напиток, - ваш прогноз?
Тортила неторопливо набила трубку, и плеснула себе из большого оловянного кувшина.
- Кондоте-генерале, ситуация зреет. Противник выдыхается, мы тоже потрёпаны. Но время работает на нас и Ганза с Груздяком это знают. Будет ещё удар.
Черепаха надолго припала к кубку, размером с ведёрко для льда, и продолжила:
- У нас хорошая позиция. У неприятеля техническое превосходство. Но победит тот, у кого нервишки покрепче.
За окном стемнело, пополневшую луну скрыли плотные облака. С запада неторопливо наползали плотные тучи. Запахло грозой.
Из низко стелящихся туч сыпалась мелкая морось. Жутко хотелось спать. Джузеппе двумя руками держал отваливающуюся челюсть, глаза слезились, и он сладко постанывал.
- Этак и кишки простудишь.
В голосе капрала звучала укоризна, засадной группе запретили разводить костры. Велено было ограничится консервами и сухарями. Карло посасывал, пустую трубку и смотрел на тусклое небо.
- Боюсь, обвалится твоя яма, Джузеппе.
- Не-а, столяр снова зевнул, - не успеет. Слышь гудят. Через час попрут.
- Кукол отвёл? – В который раз спросил Папа.
- Отвёл, отвёл и в сарай велел от дождя спрятаться.
За бугром, в Волглом Луге, зарычало, загремело и неспешно стало приближаться к опушке Дубового бора.
- Поди, начинается, - за спинами приятелей возникла полноватая фигура графа Бубо.
Командующий инфантерией похлопал Карло по спине.
- Принимай командование лейтенант.
И не спеша, захромал в сторону Малых Шлепков, где сосредоточились основные силы полка "Урбас". Вслед за ним припустились и офицеры рангом пожиже. Нестройный рёв за косогором сменился на равномерное басовитое урчание. Вначале наблюдатели увидели угарное облако сгораемого газолина. Потом на плоской макушке холма, покачиваясь, возникли три неуклюжих силуэта. По Южному тракту, взбрыкивая на ухабах большими задами, неспешно двигались тридцатитонные махины. Впереди, из бронированного колпака торчала кургузая трёхдюймовка. Сверху, покачивая стволом 47 – мм пушки, примостилась гранёная грибообразная башенка. Гусеницы, рвавшие тракт, в мелкую пыль, охватывали весь корпус. В полуверсте за "панцеркрафтами", плотным гуртом, двигались поредевшие кавалерийские бригады.
Папа Карло трижды набирал воздух, прежде чем отдать команду:
- Всем, товсь. Дистанция триста саженей. Огонь после пушек. Если какая клюкарза пальнёт без команды, лично киянкой пришибу. Рашпиль…
Впереди раздался треск, закричали. Из кустов калины метнулась и побежала, размахивая тряпкой, сутулая фигура. Обер-фискал Шнырь мчался большими скачками в сторону приближающегося неприятеля. В руках у него была ветка лещины с привязанной, когда-то белой майкой.
- Стойте, стойте, - орал бывший шпик, - засада, ловушка! Хлюпая сапогами, он прыгал как заяц, влево, вправо.
Недоумённо приостановила свою стальную поступь бронетехника. В изумлении замерла пехота, артиллерия и пулемётчики роты "Вепрь". Первым очнулся Джузеппе, скинув трофейный "манлихер" и к удивлению точно, почти по пяткам, стал палить в след предателю. Но не добежав до "циклопов" полста метров Шнырь ухнул в приготовленную для танка яму.
Карло сбросил с себя оцепенение и заорал:
- По передовой машине огонь!
Первые, да и вторые выстрелы ушли в молоко. Третий залп разнёс левый ленивец, ещё два 37 – мм снаряда ударили в борт головного танка. Мстительно зарычав "панцеркрафты" развернулись к бору толстой лобовой бронёй. Спустя минуту шесть пушек открыли огонь по засадному отряду. Рассыпавшиеся боярские сотни вошли в лес в пятистах саженях справа и намерились ударить во фланг. Противники приступили к яростной перестрелке. Поначалу больший успех имели укрывшиеся в лесу, но вскоре пушки "циклопов" внесли сумятицу в ряды горожан. Взвизгивала шрапнель, фугасы рвали землю и валили деревья. Ответный огонь лишь высекал искры из ганзейской брони. Но и храбрые эскадроны хлебнули лиха. Постепенно покидая негостеприимную чащу.
Первыми из защитников Города не выдержала охранная рота.
- Отступаем! Отходим! Бежим!
Крики неслись и справа и слева. Карло хотел возразить, крикнуть какую-нибудь важную решающую команду, но не успел. 47 – мм снаряд срезал толстую дубовую ветку и она, осыпав Джузеппе желудями, хорошо приложила Папу па макушке. Сознание покинуло резчика мгновенно. Он не слышал ругани столяра, не видел бегства своих бойцов. Он даже не почувствовал как множество крепких кукольных рук подхватили и понесли его в глубь бора.
Столяр, Лиса Алиса и Кот Базилио быстрым шагом пересекали Шлепки.
- Ты уверен, Джузеппе, что с Карло всё в порядке, - Лиса перепрыгнула очередную лужу.
- Да, что ему будет. Ну, съездило по репе вершковой веткой. Малость постонал, поблевал, побредил, а щас опять ко всем цепляется. Была бы ветка потолще, мозги отбила, не так обидно бы было.
- Раз тошнит, значит, сотрясение, - наставительно сказала Алиса.
- Шестая, - угрюмо заметил Кот.
- Чего, шестая? – Не понял капрал.
- Баба на сносях. Седьмая. Да, что они городскую программу по демографии выполняют? – Лохматый статистик был явно обескуражен.
- Много детей, особливо мальчиков, это к войне, - снова прыгая, прокомментировала Лиса.
- А к началу осени, завсегда так, брюхатых полно, сезон блин - вступил в научную дискуссию Джузеппе. – Пейзане они ведь часть природы. Плодятся к концу лета, началу осени. А, пришли. Вон в том сарайчике.
На пеньке, с замотанной покрасневшей тряпицей головой сидел Карло и набивал свою трубку. Лиса решительно её отняла.
- Курить, категорически нельзя.
Карло мутным взором обвёл друзей, остановился на капрале Барда.
– А, пришёл дезертир….
- Ну вот – опять я крайний, - сокрушался столяр.
Кот жестом позвал, стоявших поодаль кукол. Подхватив раненого, занесли его внутрь. Базилио понюхал густой мышиный дух сарая, почесал ухо и распорядился:
- Не место тут Папе. Капрал, дуй к Хиггинсу….
- Я, ты что, котяра….
- Скажешь, от меня, - Кот Базилио гордо встопорщил усы. – Пригонишь пролётку. Выберешь рессоры помягче. Давай поторапливайся.
"Вот блин дожил, - думал Джузеппе, направляясь в Большие Шлепки, - кому не лень командуют, даже коты".
- Посиди с ним, Алисушка, вдруг опять сбрендит, - Карлов приживала тяжело вздохнул, - пойду к своим диверсантам.
Крысиная возня и ругань были слышны издалека. Подойдя ближе "любимый руководитель" увидел и крысиную разборку.
Хрумки держал Умника, а Грызли отвешивал ему подзатыльники.
- Пр-рекратить безобразие, - рявкнул Кот, - стой, раз, два. Что за беспредел? Совсем страх потеряли!
Грызли, потряс отбитой ладошкой:
- Вот-с, Дон Базилио, дезертировать решил, подлец очкатый.
- Да не решал я ничего, - заорал Шмыгли по прозвищу "Умник", - просто надоело мне всё. Так и война пройдёт, а мы сидим под облучком. Зачем манёвры? Зачем ехали за триста вёрст?
- Пришло ваше время парни.
Крысы разом притихли. А выражение мордочки умника было: "чего спрашивается орал".
- Сегодня ночью выдвигаемся в Дубовый бор. Задача: "Уничтожить "панцеркрафты".
- Чего, чего, - не понял Хрумки.
Кот зевнул. Внимательно оглядел упитанного диверсанта. С головы до хвоста. Помолчал и изрек:
- Тебе, да и другим, лучше пока не знать. Внимание, объясняю задачу.
Базилио, кряхтя, вытащил из снарядного ящика джутовый мешок с надписью, "Цуккер и сыновья"
- Сахарок, - блаженно улыбаясь, прошептал толстый Хрумки, - сахарочек.
- Стоять. Внимание. Это яд!
Кот Базилио задумчиво почесал ухо. Ухмыльнулся что-то вспомнив.
- Да, признаться, для другого готовил. Да видно бог лапу отвёл. Травить будем машины.
- А разве так бывает уважаемый Дон?
- Бывает, Грызли. Нужно добавить этот яд в топливо. Это наша с вами цель. Работаем ночью. Делим отраву на три части по четыре фунта. Вы сыпете её в баки, я отвлекаю. Операцию назначаю на три часа.
Три куклы, крысы, Кот, Лиса и капрал Барда застыли в сотне саженей от вражьего бивуака. Враг не дремал. Сине белый луч прожектора скользил по опушке бора. Перекликивались часовые. Базилио шипел и ругался.
- После ракеты, - над головой затрещало и осветилось лиловым светом, - не этой, следующей. Я к бочкам. Ты Алисон прикрываешь и следишь за командами.
Алиса сверкнула оскаленными зубками, прижала ушки, передёрнула затвор "Льюиса" и согласно прикрыла золотые глазки.
Кот, с рюкзачком за спиной, скользнул в длинную тень, отбрасываемую танком от взмывшей в зенит ракеты. Перед ним, покуривая шла пара часовых. Идя след в след за солдатами он оказался у штабеля ящиков и бочек. Морщась от запаха газолина, он запрыгнул на железную бочку. Отдышался, достал из рюкзака ключ, налёг на пробку. Кошачьих силёнок не доставало. Он сменил объект своих усилий, открыл бочку, потом ещё и ещё одну. Внутрь он опустил длинные бинты, позаимствованные в санитарной роте. Помигал фонариком, с синим стеклом, в сторону притаившихся диверсантов, достал зажигалку, на всякий случай спички и стал ждать.
Г Л А В А XIV
Алиса, не мигая, смотрела в темноту, наконец, мелькнули чуть заметные сини всполохи. Достав хронометр со светящимися стрелками, и взглянув на него, скомандовала:
- Педро и Умник, пошли, - через минуту.
- Бурчик и Хрумки, вперёд.
- Крепыш и Грызли, давай, давай.
Крысы, а следом куклы, тащившие мешки с сахаром поползли к мятущимся лучам света. Алиса вновь посмотрела на часы. Легла на спину, помянула святого Антуана, взвела тяжёлый пистолет и выпустила красную ракету.
Базилио проводив взглядом "огненный пион", крутанул колёсико зажигалки, бинты с хлопком вспыхнули, опалив, кошачьи усы. Вспомнив всех предков собачьего племени, недобрым словом, кот нырнул под железное брюхо "панцеркрафта" и замер. Достал из рюкзачка свой дробовик и выложил два ребристых шара гранат.
Грызли, а следом Крепыш ползли к указанной им цели. Небо справа осветилось багровым светом и тут же заревев, шарахнуло. Крыс почувствовал, как горячая волна прошла над его напряжёнными ушами. Едко запахло железом, жжёным маслом и газолином, они добрались. Крепыш без слов подхватил и забросил напарника на железную гору, следом полетел и мешок с сахаром. Грызли принюхался, пополз по броне с трудом таща "сладкий яд". Горловина топливного бака была открыта, из неё торчал каучуковый шланг, уходящий в темноту. Не понадобилась даже хитрая открывалка, которой его снабдил Дон Базилио. Крыс достал картонную воронку и стал аккуратно, не спеша, как учили, сыпать сахар.
Крепыш, не побежал обратно, как велели, в Шлепки, а нырнул по днище танка и замер. Справа в стороне с рёвом горел газолин. Раздавались резкие крики команд, метались солдаты. Нестройно захлопали ружейные выстрелы, следом ударили разрывы гранат. Бригадир кукольной артели не видел как в спину бегущих кукол Педро и Бурчика летели трассеры.
"Что этот дурень за пальбу устроил", - нервно думала Алиса, следя за феерией огня на скошенном лугу. Она увидела небольшую метнувшуюся тень, Кот прорывался в сторону бора. Ему вслед палило не меньше десятка стволов, а потом застучал пулемёт, расчёркивая темноту огненными пунктирами. "Святой Антуан, щас пришьют". Лиса поправила "льюис", сошки стояли крепко, взвела, и расчётливо, скупо, стала бить короткими очередями, по вспышкам.
Грызли забегал по броне, примерился и прыгнул в темноту. На лету его схватила крепкая рука в кожаной перчатке.
- А, что, есть, здесь делать грязная крыса?
На сомлевшего диверсанта смотрело чудовище, закованное в хром от шлема до высоких ботинок на шнуровке. Лицо монстра скрывали очки, в которых отражались сполохи пламени, и кольчужное забрало.
- Я, есть, не люблю крыс. Их надо убить. Ты поганил мой панцер. Грязный животный.
Рука в перчатке ловко подбросила Грызли в воздух и перехватила за хвост. Оберст-капитан Витман, как пращу раскрутил грызуна, намериваясь расплющить его о стальной борт танка. Внезапно, из-под брюха боевой машины с криком вылетел Крепыш. Он своей дубовой головой пнул оберста в низ живота. Командир танка со стоном согнулся а Грызли, вращаясь улетел в ночь.
Кукла неловко поклонилась и проскрипела:
- Прошу прощения, синьор, мне надо идти, извините, что так грубо получилось.
- Убить её. Убить, мерзкий марионетка, - тонким голосом призывал герр Витман, корчась на земле.
Два фельдфебеля с автоматическими винтовками, случайно выскочившие из темноты, открыли огонь по Крепышу, сбив его с ног. Оберст-капитан со стоном встал, вырвал из коробки "маузер" и стрелял в неподвижное тело, пока не кончилась обойма.
Над головой Алисы зашуршали пули. У "льюиса" щёлкнула пружина барабана, пулемёт был пуст. "А теперь бежим", - удовлетворённо хмыкнула пулеметчица, бросая тяжёлое оружие.
Кот, Лиса и крысы собрались на условленном месте опушки леса, где их поджидал Джузеппе. Поле в версте от них горело и стреляло. Базилио морщась, пощупал черенки усов и скомандовал:
- Уходим, сейчас прочёсывать начнут.
- А, куклы Дон? – Пискнул Грызли.
- Если целы, выйдут к Шлепкам. Как с сахаром?
Оказалось на всех танках, были открыты горловины топливных баков, шла заправка.
- Главное, что бы вы не наследили, - Кот посмотрел на Хрумки, - и чтобы моторы по утру завели.
- Не, я всё убрал, - заоправдывался толстяк, - даже чуть было не слизнул, а потом хвостиком смёл.
- Давайте смываться, - прохрипела Алиса.
- Давай, давай, - охотно согласился столяр, - а кажись, уже завели.
Шесть теней торопливо скользили вдоль заросшей боярышником опушки, а за их спинами гневно рычали моторы и стреляли, стреляли, стреляли.
Опухшие сентябрьские тучи унесло на восток, вновь выглянуло солнце. "Прыткий" деловито шлёпал плицами колёс вниз по течению Илистой. На баке, в большом кожаном кресле, чуждом для канонерки возлежала Кондоте-адмирале. Нижние конечности, закованные в лубки, возлежали на мягком пуфике. На фок-мачте канлодки полоскалось на свежем ветре, белая крепдешиновая простынь. Возле заросшей могучими вербами излучины реки, Тортила зычно скомандовала:
- Стоп машина. На мостике, всем товсь.
За поворотом появилась, криво осевшая в воду, туша монитора.
- Сигнальщикам, отмашка.
Положение "Моргенштерна" оказалось ещё более печальным, чем предполагалось. Вода плескалась у казематов, башня левого борта погрузилась в воду до половины, пушки правого нелепо задрались в зенит. "Прыткий" подошёл ближе, стало видно плоское, обросшее брюхо ганзейского корабля. Черепаха с удовлетворением оглядела рваные пробоины на месте гребных колёс монитора. Полюбовавшись на своё отражение на раструбе ярко начищенного рупора, она хрипло гаркнула:
- На "Моргенштерне", предлагаю помощь, - и скомандовала: - отдать якорь.
На мониторе стояла глухая металлическая тишина. Тортила стала, не спеша набивать свою трубку. На криво задранном носу поверженного "голиафа", опираясь на леер, возникла высокая фигура кавторанга фон Шварца. Капитан корабля тоже неспешно курил.
- Что вы предлагаете, мадам?
- У меня две водоотливные помпы, тали, блоки и пара кабельтов стального троса.
На мониторе помолчали, покурили, посовещались и согласились.
- Геноссе-адмирал, разрешите спуститься на вашу палубу, для решения технических вопросов.
Кондоте-адмирале соизволила и на кораблях оживленно закипела работа.
В это же время два паровозика "кукушки" страдальчески пыхтя, тащили бронепоезд "Тор". Развороченный локомотив, с разъехавшимися смятыми бронелистами, пускал к небу тонкие струйки дыма. Панцирный монстр уползал в свою берлогу, грозно поводя башенными орудиями.
Маршал Груздяк зло плюнул в сторону отступающего противника, заковыристо выругался и ушёл в штабную избу пить горилку. На широкой лавке, жалея сам себя, лежал и постанывал Мабута.
- Что же это за паскудное ранение такое, - плакался штабной голова, - и на горшок не сходить, и сраму на всё войско. Налей друг. Как там, драпают?
- Драпают, - подтвердил Груздяк, беря четверть с самогоном. Себе он щедро налил стопарь, образовав лужицу на столешнице. Мабуте нацедил в глиняную миску. Начштаба со стоном вылакал и набил рот квашеной капустой. Командующий, с кряком, махнул двухсотграммовую стопку, тут же налил ещё, и отдал должное холодцу с хреном. Мабута постучал пустой миской, привлекая к себе внимание.
- Хома, а як там, у Крапивки дела?
Лёлик Мабута очень редко называл своего начальника по имени. Пять лет учёбы в кадетском корпусе, тяжёлая лямка гарнизонов, не давали повода нарушать субординацию. Но крепкая горилка, ударила в раненое тело, и начштаба позволил себе лишнее. Хома Груздяк с плеском наполнил ёмкость раненного друга, сунул ему в руку круг кровяной, с гречкой, колбасы. Нарубил копчёное сало большими ломтями. Сунул здоровенную ручищу, с жесткими рыжими волосками, в ароматно пахнущий смородиновым листом бочонок с огурцами. Приоткрылась входная дверь:
- Господин, маршал?
- Вон, - проревел командующий, - у меня совещание с головой.
Груздяк, гневно, со скрипом сел, опрокинул свою маршальскую стопку и заговорил с набитым ртом:
- А, шо тут говорить, слезы, да и токо. Ганзейцы похерили свои танки, моторы шоль погорели. Крапивка увяз у Шлепков, нагородили там Урбаны, будь здоров. Оборона первоклассная, без панцеров не пробить.
Хома достал копченую куру, мощно её разорвал пополам. Один кусок положил, на табурет, перед штабным головой, плеснул ему в миску.
- А потом ихняя кавалерия, лесом, прошла в Торчки. Возникла угроза окружения.
Груздяк шумно выпил, хрустнул огурцом и продолжил:
- Стали отходить к Волглому Лугу, бросили "панцеркрафты", даже не спалив. В след попёрла их инфантерия. Крапивка хотел пехтуру порубить, да напоролся на пулемёты. Отошли к Пузановке. Аллюр занял Дранники. С трудом выбили.
Маршал потряс, пустую четверть, со звоном запустил её за печку, достал из-под лавки новую. Мабута постанывал, то ли переживая услышанное, то ли от боли в ягодицах.
- А, м - м, Горошек, - штабной голова слабел на глазах.
- Горошек отбил три приступа. Пятая колонна обгадилась. Коронадо сукин сын жив. Злой как чёрт на нашего брата. "Рыси" и "Секачи" отошли. Кабаны, было, забунтовали, трёх велел к стенке.
В ответ на монотонный рассказ Груздяка, зазвучал могучий храп Мабуты. Пан маршал оглядел Голову мутным взглядом. Недрогнувшей рукой налил горилки. Метнул четверть за печку, выдохнул и принял на грудь. Встал, задумчиво поглядел в пыльное оконце и рухнул на соседнюю лавку.
Военкор Лапидаро, с громоздкой "лейкой" на треноге, суетился у застывшего "панцеркрафта". Рядышком Джузеппе настраивал костерок. Лиса Алиса и Кот Базилио, рвали мятлик лесной, и "играли в петушка и курочку". Бруно вёл под руку прихрамывающего Папу Карло. Голова резчика была затянута белоснежным бинтом. Кузнец бросил на землю плащ-палатку и усадил Карло рядом с замершим "циклопом". От прогретой брони шло жаркое тепло, пахнувшее машинным маслом, порохом и газолином с привкусом карамели.
Лапидаро установив штатив фотоаппарата, ругался с крысами:
- А ну брысь, голохвостые. Снимок мне портите. Кыш, чего расселись. Вот, наглые. Базилио, - наконец, взмолился поэт, - кот, ты, или не кот? Сгони паразитов!
Мышелов пососал травинку, фыркнул и строго молвил:
- Сам, ты паразит, любезнейший. А перед тобой герои, писака. Фоткай молча. Много, вас тут развелось.
- Да, ты и нас сними, и папу, - вмешалась Алиса.
Пиит обиженно отошёл в сторону, запечатлел панораму с танками, с другого ракурса, и пробурчал:
- Сними, сними. У меня всего три пластинки осталось. Остальные ушли на портреты геройских командиров.
Джузеппе закончил возиться с костром, пристроил над ним большую каску, и вступил в дискуссию с пространной речью:
- Ой, наивные, вы. В историю попасть захотели. Думаете, это Лапидаро историю пишет. Историю сейчас пишет какой-нибудь "летописец" в Городе, за триста вёрст отсюда. И про вас там нет ни одной страницы, а то и строчки. Да и про Карло, вряд ли вспомнят, про себя уж молчу. Вы, всерьёз думаете, что признают ваши заслуги и отметят подвиги? Напишут, что три крысы, облезлый кот и старая лиса сделали коренной перелом в войне?
- Ну, всё, он меня достал, - заорал Базилио и бросился на столяра.
- Это, я немолода? Ах, ты трепаный, козёл!
Три крысы на танке, воинственно попискивали, желая присоединиться к драке. Столяра сбили с ног, мигом исцарапали и искусали. Бруно ухватил разбушевавшихся четвероногих приятелей, за загривки, и примирительно загудел:
- Да ладно, вам драться. Ну, сморозил дурь этот старый рубанок. Чернобородый кузнец увесисто пнул пострадавшего капрала. Стоящий на четвереньках критик совершил низкий полёт и растянулся пластом.
- А не нравится правда-матка, - тихонько поскуливал пострадавший.
- Всем успокоится, - скомандовал Карло, - у меня от вас голова разболелась. А не всё ли равно, что там напишут. Мы то знаем правду.
Алиса, гордо отряхнула шерстку, ухмыльнулась, глядючи на драную физиономию столяра и сказала:
- Я, хочу вас на новоселье пригласить.
- Да я же хотел… - начал побитый капрал.
- Заткнись, Джузеппе, - прогудел Бруно, - а у нас с Карло, полочки, Алисочка, и шкафчик припасены.
Золотистые глазки Лисы рассыпали крошечные блёстки, она широко улыбнулась:
- Ну, пошли, что ли. И ты брехун поднимайся. Поторапливайтесь, а то индейка сгорит.
Пан Маршал проснулся от грохочущего храпа Мабуты. Во сне раненый умудрился перевернуться на спину и блаженно улыбаясь, чему-то закинул руки под большую лысую голову. От его раскатистых рулад, где-то тихонько позвякивало стекло. Командующий тяжело сел, пошарил под лавкой, достал початую четверть первача. Вырвал зубами кукурузную затычку, понюхал, жутко скосоротился. Поднялся и побрёл к буфету, по дороге мстительно лягнул топчан со спящим головой. Выудил с полки пузатую бутылку галльского коньяку, грустно отметил, «последняя». Под душераздирающие стоны он надолго припал к горлышку в позе горниста. Засунул бутыль в карман и помог Мабуте перевернуться. Послушал жалобную ругань начштаба и нацедил ему в миску "наркозу" из мутной четверти.
Груздяк вышел на крыльцо штабной избы, зевнул в свой немалый рот. С хрустом потянулся, почесал спину о косяк, пустил ветры. Вновь приложился к коньячку. Медленно встающее над рекой солнышко было уже по-осеннему не жарким. Из низины Илистой стелились полотнища тумана. Атаман Степного войска поскрёб могучую растительность на груди, потянулся к клапану кальсон, и замер. На перилах, внимательно разглядывая полководца своими зелёными глазищами, сидел здоровущий полосатый котяра.
- Ну, ты, это, брысь отсель, - нерешительно скомандовал "великий гетман". Кот нагло зевнул, и хриплым, весьма противным голосом произнёс:
- Э, как, батенька, вас по утрам-то колбасит. Понимаю, понимаю. Груздяк тяжко рухнул на лавку и от неожиданности еще раз пустил "колдунка". Базилио, а это был он, брезгливо сморщился, и продолжил:
- Компанию, фу-у, прогадили. Пьём-с, беспробудно. Армия деморализована. Все леса дезертирами забиты. Бедным пейзанкам по грибки не сходить.
Маршал, как пёс тряс головой, терзал руками свои молодецкие кудри и нечленораздельно бубнил:
- В отставку…. В деревню…. Свиней пасти….
Он поднял свои мутные глаза, щёлки, смахнул слезу и спросил:
- А, ты, точно кот, а не белка.
Кот Базилио, снова фыркнул. Потянулся, выгнув спину, и поточил когти о резной, "верёвкой", столб крыльца.
- Я, твой ангел спаситель, гетман. А будешь здесь шерсть драть и рожи корчить, пристрелю как собаку. – С этими словами злодей с лязгом вытащил обрез помпового ружья.
- Кащурка, ты убить меня пришла? – пан Маршал заплакал и тихо позвал, - охрана…
- Я, тя, дурня, спасать пришёл. А, охрана, вона спит. Самогону с люминалом нажралась и спит. Может к вечеру очухается.
- Так, зачем я тебе, котик?
Базилио, почесал за ухом и важно произнёс:
- Переговоры, значица, вести буду. Ну не сам конечно, а представитель Городской армии будет. Я, - Кот погладил дробовик, - буду добрую волю обеспечивать. А, вот и переговорщик.
Из-за угла избы вышел худощавый, но подтянутый, с иголочки одетый атаман-полковник.
- Сусло? – Хрипло спросил Груздяк.
- Так точно, пан Маршал. Гетман Сусло для проведения переговоров о замирении прибыл.
Маршал-атаман, как медведь, обнял надушенного шипром полковника, густо дыша на него перегаром.
- Пойдём, скорей в избу, - слюнявил гладко выбритые щеки полковника расчувствовавшийся пан Маршал, смахивая слезу.
- Идите, идите, поговорите, а я тут на всякий случай посижу, - зевнул Кот Базилио.
Над деревней Мосты, громко орали петухи. Им не было дела до редкого рокота артиллерийской канонады за Кружавой. Задача у кочетов проста; отметить ором свою территорию и потоптать пеструшек. Ведь жизнь должна продолжаться, и бестолковая птица понимала это лучше прочих мудрецов.
Г Л А В А XV
Новенький фургон, во всю пахнущий свежей краской, весело подпрыгивал на ухабах разбитого Южного тракта. Изрядно захмелевший Базилио, вилкой показывал, как он стращал Груздяка и вёл переговоры. Алиса похохатывала, изящно прикрывая ротик лапкой. Потом всполошилась, открыла оконце и прикрикнула на правящих повозкой крыс:
- Эй, потише там, голохвостые, весь фургон развалите! Не дрова везёте!
- Да ладно тебе, голубушка, - благодушно гудел кузнец Бруно. - Мы тебе все рессоры переварили, и подшипники поставили. Не фура, мечта. А тракт танки побили, да льёт как из ведра.
- Какая такая фура, - обиженно поджала губки хозяйка домика на колёсах, – не смейте называть мою "Дороти" фурой.
Следует вспомнить, что сие транспортное средство. Когда-то принадлежало неким комедиантам, и носило громкое имя – "Цирк-театр Доротея и волшебная страна". Название Алисе пришлось по душе, она только упростила его до "Дороти". Папа Карло снял свою головную повязку и сиял измазанной зелёнкой лысиной.
- Ни, ни, Карлуша, нельзя. Ни сидру, ни пива тем паче граппы, – заботливый столяр отнял у Папы кружку и тут же к ней приложился.
- Мозготрясение, вон у Алисы спроси, страшная сила. А у тебя, дружище и так возрастные изменения, на старых друзей лаешься. Ни капельки нельзя. Иначе, тромба оторвется. Строгай потом домовину.
- Да, замолкни, балабол, - возмутился Бруно, - Карле и так хило, ты ему и впрямь последние мозги растолчешь.
За оконцем появилась сгоревшая деревня Кожановка.
- Пойду-ка я прилягу, - пробормотал позеленевший во всех смыслах лейтенант, - что-то укачало меня, спать хочу.
Друзья заботливо уложили Карло, минут десять посидели тихо. Но вот мелькнула церковка Пузановки и Кот с Лисой стали шумно вспоминать свой полёт на цепеллине. По крыше фургона застучали капли дождя. Вначале редкий, он потом резко перешёл в ливень. За тусклыми окошками беззвучно вспыхивали зарницы. Алиса затопила печурку и сварила глинтвейну. Кот лениво щурился на пляшущие язычки пламени и сладко потягивался.
- Как я устал скакать верхом. Кто бы только знал. То с тобой, Алисон, то с Сусло и Лойолой. До чего же приятно в тёплышке да под крышей. Словно у Карло дома.
От дождя проснулся Папа, и в который раз стал пытать Джузеппе про кукол.
- Да едут они с Лупо, а умней этого мула, и в главштабе нету. Брезент на фуре добрый, проолифили мы их на той неделе, что им сделается.
Фургон остановился. Минуту спустя, через форточку, громко пища, внутрь ввалились крысы.
- Тётя, Алиса, тётя, Алиса, - пищал Грызли, - покушать бы и погреться.
- Я, тебе дам тётю! Ещё один жентельмен выискался. Я, синьорина, к всеобщему сведению.
Бруно поднялся, зашуршал дождевиком:
- пойду, лошадок посмотрю.
- Глянь, как там куклы и Лупо, - беспокоился Папа Карло.
- Ладно, лейтенант, обязательно погляжу.
Сквозь распахнутую дверцу, с порывами ветра, внутрь фургона, ворвался шум дождя и мелкие брызги.
- Вот тебе и осень, святой Антуан, - Алиса стала убирать со стола.
- Эй, эй, - Джузеппе попытался схватить бутылку граппы.
- Хватит на сегодня, - отрезала рыжая хозяйка, - спать пора. Не нравится, можешь идти к Лупо.
Когда бородатый кузнец, ворча, вернулся, компания дружно посапывала. Базилио дрых в обнимку со столяром. Алиса свернулась пушистым комочком в ногах резчика. Крысы, сплетя хвосты, спали на ажурной салфетке буфета.
- Во, оно как! – Подивился бородач. Тихо повесил дождевик на колышек и стал укладываться на полу, на заботливо расстеленном матраце. Скоро его густой храп присоединился к ночному концерту.
Вход освободительной армии в Горошек происходил по погоде. В меру торжественно. По широким улицам, украшенным большими лужами, шлёпала инфантерия и гарцевала кавалерия, разгоняя чудом уцелевших свиней и уток. Улицы города казались еще шире из-за разбитых палисадов и сгоревших домов. Однако хмурое сентябрьское небо и моросящий дождик не могли испортить радостного настроения ликующих горожан. Чумазые от сажи и копоти, с покрытыми цыпками голыми конечностями, местные пацаны бежали впереди войска. Военное детство было коротким и жутко интересным. Вчерашние страхи, беды и потери были забыты, пусть даже на время. Завтра будут слёзы и тяготы, нужно будет отстроить порушенное, пережить осень и зиму. На погостах свежие могильные холмики не успели порасти молодой травой, но сегодня наступил мир, и это казалось важнее. Но всё это будет завтра. Для мальчишек через вечность.
Расписанный яркими красками фургон Лисы Алисы двигался в голове обоза. Его появление на грязных бесцветных улицах Горошка вызвало фурор у местных гаврошей. Они с весёлым гиканьем стали кидать в "Дороти" комками грязи и конскими яблоками.
- Гляди, гляди, Лиса, - орали пацаны.
- А, я вас, паразиты, - Алиса безуспешно отмахивалась кнутовищем.
Кот Базилио решил помочь подруге и погрозил сорванцам дробовиком, но сам с трудом увернулся от конского яблока.
- Вот, холера. Сучьи дети.
- Да это же просто ребятишки, - стал увещевать Кота Джузеппе, - кто же им ружьём грозит. Смотри и учись котяра.
Последователь Песталоцци распахнул ставню и почти по пояс высунулся в окно:
- Привет, мелюзга. Хотите свисток?
Шпана взвыла от восторга увидев новую цель, и через минуту столяр ввалился обратно щедро облепленный грязе-навозной маской. Тут перед глазами малолетних хулиганов возникли санитарные фуры со слоганами Дуремара, и они переключились на новую мишень. Джузеппе отплевываясь, сидел на полу фургона.
- Ты куда плюёшь старый верблюд! – Взъярилась Алиса от дружелюбной встречи. – Бери тряпку, убирай. Да умыться не позабудь. Кот тоже щетинился, осторожно выглядывая в оконце:
- Вот рискуй шкурой и хвостом, после этого. Ради чего и кого спрашивается.
- да ладно, вам, - ползая на четвереньках, Джузеппе не утратил педагогического настроя, - что с них взять, "дети войны".
На широком городском майдане, у стен форта, долго галдя и толкаясь, выстраивались освободители. Возле трибуны, наспех сколоченной, из пустых бочек и досок, толпилась городская делегация. Впереди с большим караваем и пузатой бутылью на жестяном подносе, стоял, похудевший, синьор Казза Порка.
Под мокрым Городским стягом, командование Резервной армии двинулось к трибуне. Кондоте-Генерале Хиггинс пригубил чарку, пососал солёную корочку и облобызался с синьором Порка. Навстречу генералу, шустро прыгая на костылях, устремился Кондоте-полковник Коронадо. И вскоре толпа прибывших и встречающих бурно обнималась и целовалась в засос. Припустивший дождь скрывал слёзы на грубых лицах. Потом все вместе взгромоздились на трибуну под наспех натянутый парусиновый тент. Торжественная часть была скомкана. Даром красноречия полководцы не обладали. Скорее по жестам, чем по речам солдаты поняли, что пора кричать. Нестройное троекратное ура было смазано хлынувшим ливнем. Неровные коробки построившегося войска прошлёпали по лужам. Ротные с криками и руганью стали выводить подразделения в поле. Там предусмотрительный полковник Коронадо обустроил временный бивуак. Настроение насквозь вымокшим служивым немного приподняла горячая каша и двойная порция зелёного вина, выданная баталерами.
Отступающему Экспедиционному корпусу Боярщины было куда хуже. Половина лошадей охромела и её велено было вести в поводу. Измученная пехота брела по густой грязи разбитого тракта в раскисшей обувке. Косые дожди, как шрапнель, били сквозь изношенную форму. Отступающая армия бросила не только тяжёлое вооружение, а вообще всё, что было трудно нести.
Маршал Груздяк дремал в штабном фургоне, не смотря на тряску по рытвинам. Роскошный "олдсмобиль" пришлось бросить в придорожном кювете. На реквизированной перине постанывал Мабута. Он уже пару раз просил у пана гетмана "наркозу". Но Хома тяжко спал, уронив голову на грудь. Хлопнув дверцей в фуру, на ходу, запрыгнул полковник Сусло. Груздяк открыл глаза.
- Делегация Рады с универсалом на ваш арест, пан маршал. С ней эскадрон драгун.
- Ну, и?
- Я велел их арестовать, а драгун разоружить, господин Верховный Гетман.
Маршал вырвал зубами кукурузный огрызок из мутной бутыли.
- М… мне, - штабной голова издал неопределённые звуки.
Не обращая на мычание начштаба, Хома Груздяк надолго приложился к горлышку.
- Як, Крапивка?
- Так он и разоружил. Не боись, пан маршал, мы с тобой.
- Кличь командиров, - суя бутыль Мабуте, распорядился Маршал Атаман, - калякать будем. Армия должна вернуться с викторией. Победой над столичными дурнями. Хватит Ганзе седло лизать!
"Дороти" влекомая мокрыми, понурыми коньками, выехала из разбитого Горошка, и неспешно покатила вниз, к городскому причалу. У побитой снарядами пристани притулилась канонерская лодка "Прыткий". На баке, под пёстрым пляжным зонтом, в кожаном кресле, вальяжно, развалилась Кондоте-адмирале. Черепаха внимательно изучала "Доротею" в бинокль. Дождь прекратился, дул влажный холодный ветер. И хоть солнце по-прежнему пряталось за плотной пеленой облаков, стало светлее. Фургон остановился у дощатого настила, и друзья высыпали наружу, подышать свежим воздухом.
- Привет, Тортила, - жизнерадостно заорал Джузеппе, - крутой у тебя зонтик.
Адмирал, вместо приветствия подняла бокал на тонкой ножке:
- Если вы не будете хамить и сорить, прошу вас все на палубу.
Торти и Сорти неведомо откуда вынесли и споро расставили складной стол и шезлонги. Кузнец Бруно задумчиво поскрёб свою чёрную бородищу и задумчиво оглядел бывший буксир:
- Неужели этот старый колёсный пароходик прогнал ганзейский монитор?
Снова незаметно возникшие племянники Черепахи быстро накрыли стол и налили бокалы.
- Нет, Бруно, врага прогнали вот такие чудные жители Города, вроде тех, что сидят за этим столом. Ну, за победу, что ли, - Тортила подняла морщинистой лапой хрупкий бокал с кьянти. За это и выпили.
- Тебя, говорят, повысили, Джузеппе?
Столяр гордо надулся, напыжился.
- Вишь, как складывается. Папу комиссовали. Меня ротным поставили. Будем с Бруно Горошек отстраивать.
- Ты, за куклами приглядывай, следи, ухаживай.
Папа Карло сильно переживал, что деревянные труженики останутся без его присмотра.
Кот Базилио, как никогда, был задумчив и молчалив. Он отказался от вина и пощупывал отрастающие усы. Кошачьи глаза следили за листвой густо плывущей по течению реки.
Алиса аккуратненько смахнула крошки и поинтересовалась:
- А, когда, ты, Тортилушка послов везёшь?
- Да на днях. Всё не выберут, кого к Груздяку главой делегации послать. Я думаю Коронадо. Вот уж, настоящий полковник. Боюсь только с их переговорами, лёд на реке станет. Зимовать вне Города придётся.
- А мы с Базильчиком, вечерком трогаемся, и Папа с нами.
- А, как же гешефт, Алиса?
- Да, какая тут торговля, адмирал! Казна пропала. Продовольствие две армии подъели. Пейзане разбежались, кто куда. Нет, мы домой, в Город.
Посидели еще, но уже как-то без интереса и былого пыла. Стали собираться и прощаться.
- Да, чуть не забыла. Это тебе Карло, - Черепаха протянула большой пергаментный пакет с толстым сургучом. – Нет, тут не вскрывай. Как домой тронитесь.
С канлодки сошли по шатким мосткам, помахали Тортиле. Адмирал в ответ снова подняла свой бокал на тонкой ножке. Помахали на прощание и тронулись в сторону форта. Проехав по Горошку "Дороти" остановилась на майдане. Здесь попрощались с Бруно и Джузеппе. Расставание получилось на редкость долгим и слезливым.
Наконец фургон медленно выполз из разрушенного города и запрыгал по разбитому тракту на север. Долго ехали молча, только под облучком лениво шебуршали крысы. Когда на небе высыпали звёзды "Дороти" подъехала к окраине Мостов. Здесь решили и заночевать. Пока Карло и Базилио выпрягали лошадок, Алиса развела печурку и занялась ужином. Проснулись Грызли, Хрумки и умник, и стали устраиваться на вязанной крючком салфетке, украшавшей буфет. В фургон ввалились конюхи. Резчик шлёпнулся на откидной стул и, почувствовав хруст вскочил. На сиденье лежал запечатанный сургучом пакет. Карло не спеша, разорвал хрусткий пергамент. Из него выпали три конверта. Лиса бросила греметь посудой, Базилио задумчиво почёсывал ухо, затихли крысы.
- Так, интересно, - Папа водрузил на нос очки в металлической оправе, - ого, это тебе Алиса. А это вам полосатый синьор.
Он раздал белые сложенные листы, запечатанные причудливой печатью, и принялся изучать свой. Кот мгновенно, когтем, распорол бумагу, достал содержимое:
- Холера, чек. На моё имя. "Атлантик бэнк".
Лиса стремительно вскрыла свой конверт, и замерла с широко открытыми глазами.
- Святой Антуан. Деньги на предъявителя.
Четвероногие друзья переглянулись, и сделали безуспешные попытки заглянуть друг к другу. Потом они внимательно стали наблюдать за Карло. Он же, не спеша, чем уже начал злить темпераментных друзей, вскрыл плотную бумагу и погрузился в чтение.
- Ни как не пойму, - вымолвил, вконец, озадаченный резчик, - что это за документ?
Базилио мигом выхватил сложенный лист. Алиса склонилась ему через плечо. И они в один голос произнесли:
- Да это же купчая!
Дальше Кот читал один:
- Дом, Грушёвый переулок, 11.
- А хозяин кто? – Озадаченно протирая очки, носовым платком спросил обер-лейтенант в отставке.
- Да, ты, Папа Карло. Вот, заверено нотариусом. Налог оплачен. Ты теперь домовладелец Карло.
- И домик неплохой, - добавила Лиса, по-прежнему глядя через кошачье плечо, - с садиком, сарайчиком. Два этажа.
- Чего два? Каких таких этажа? – Папа впал в ступор.
- Алиска, накрывай на стол, - заорал полосатый приживала.
- Так, это, мы переезжаем Дон Базилио, - смекнул Грызли.
- Переезжаем, переезжаем. Карлуша теперь домовладелец.
- И ипотеку не платить и кредит? – Тихо спросил Папа.
- Ни, луидора! К собачьей матери их ипотеку!
- Ура! – Запищал крыс Грызли, - у маэстро будет свой дом, и у меня тоже!
"Ура" поддержали троекратно, и сели ужинать. Алиса расщедрилась, и пир продолжался далеко за полночь.
Встали рано, солнышко тусклым фонариком светило сквозь тучи. Наскоро перекусили остатками богатого ужина, запрягли лошадок, и тронулись в путь. Ещё до полудня свежий ветерок разогнал, последние, самые упрямые, тучи. И "Дороти" весело погромыхивала по тракту, плавно покачиваясь на своих новых рессорах. Карло, что то строгая, тихо запел, арию из репертуара Примы. Песню звонким голоском подхватила Алиса. К их немалому удивлению к ним присоединился Базилио, а следом запищали крысы. Песенка крепла, настроение поднималось. В природе бабье лето набирало второе дыхание. Встречные рощи встречали победителей бронзой, золотом и багрянцем. Долгая дорога домой казалась короткой и безмятежно радостной. Лошадки, почуяв настроение хозяев, весело отбивали такт новыми блестящими подковками. Там далеко за рекой лежал Город. Город был домом, как ни крути. А возвращаться домой это совсем другое дело, чем идти на войну. Это совсем другое дело. На смену одной песне приходили другие, из богатого репертуара Примы, а потом друзья начинали петь сначала. Прошлое забывалось, а будущее было ещё впереди.
К О Н Е Ц
Карло идёт на войну
© Copyright: Сергей Карпиков, 2008
Свидетельство о публикации №208061900205
Свидетельство о публикации №208061900205
Рецензии
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.