Феодула

Сейчас газеты и журналы заполонены объявлениями «потомственных» и выученных колдуний, знахарок, ясновидящих и прочих шарлатанов. Когда смотришь на этих полных женщин с ярким отпугивающим гримом и килограммом погремушек на ушах и шее, возникают сомнения в подлинности их дара.
А вот мне довелось иметь близкое знакомство с самой настоящей колдуньей и знахаркой, которая сначала жила в нашей деревне, а потом вместе со всеми переселилась в город, где и окончила свои удивительные дни.
Звали её Феодулой, свои называли Дулей, Дусей или Филькой.

Среди нашей деревенской ребятни ходило множество страшных баек про бабку Фильку, которые были поддерживаемы взрослыми и сказками о бабе Яге. Одни рассказывали, как баба-колдунья пьёт кровь мертвецов на кладбище, а на нормальную еду не может смотреть. Другие утверждали, что лично видели, как она сношается с бесом в лесу. Если в деревне становилось кому-нибудь плохо, то в этом непременно винили бабу Филю: мол, глянула проходя мимо, вот человек здоровья и лишился.
Мужики с матом ругались на неё, когда она зачем-то останавливалась возле чужой скотины, а некоторые бабы зорко следили за тем, чтобы она ничего не нашептала на птиц, свиней и детей.
И уж если кто-нибудь из нас видел вдали эту страшную старуху (которой, впрочем, было не больше пятидесяти), то мы прятались кто куда. Сердце моё в те минуты бешено колотилось, а в голове крутилась одна мысль: лишь бы не посмотрела, лишь бы не заметила! И взгляд старухи в тот момент был страшнее шайки разбойников или пожара.
Как-то в августе, будучи восьмилетним мальчишкой, я, заигравшись с друзьями в поле, бегом возвращался домой. Солнце уже садилось, окрасив небо в малиновый цвет над самым горизонтом на западе. Я был настолько занят мыслями о том, как мне попадёт от мамки, что почти не видел ничего вокруг. Как вдруг, точно из-под земли, у меня перед глазами выросла ОНА. Во всём чёрном и в сумеречном свете фигура бабки Фильки была столь устрашающей, что я закричал и побежал с воплем по деревне, пугая жителей и собак. Самым ужасным для меня было то, что я встретился с ней ВЗГЛЯДОМ! Её чёрные глаза как будто смотрели мне в душу, и это видение не отпускало меня. Я был уверен, что теперь обречён на смерть. Несколько ночей подряд я вскакивал с криком ужаса. Мне снилось, что старуха в чёрном медленно приближается ко мне, вперившись в меня пронзительным взглядом, и протягивает руку, чтобы схватить. В других снах она просто стояла рядом с моей кроватью и смотрела на меня, злобно ухмыляясь.
Я ждал каких-нибудь ужасных событий, но дни шли за днями, и ничего особенного не происходило. Лишь сдохла наша старая кляча, которая, впрочем, прожила столь долгую жизнь, что винить в её смерти кого-либо было даже как-то совестно. Постепенно страшные сны прекратились, и взгляд старухи перестал меня преследовать.

Когда мне исполнилось десять лет, бабушка моя слегла с аппендицитом. У неё резко подскочила температура, жуткие боли в животе заставляли её непрерывно стонать. Поехали за районным врачом, а его не оказалось на месте. Решили было везти бабушку в районную больницу на свой страх и риск, но Нина Петровна решила по-другому. Она подозвала меня и тихонько сказала: «Видимо, мой последний час пришёл. До больницы я не доеду. Уж лучше здесь, в постели. Сбегай-ка, внучок, к бабке Дусе, приведи её ко мне. Должна я ей, да и попрощаться хочу». Если сначала мои глаза щипало от просившихся слёз, то от слов о страшной ведьме моё сердце сжалось от ужаса: я должен был не только столкнуться с ней лицом к лицу, да ещё и привести в наш дом. А ведь всякому известно, что, если приведёшь колдуна или колдунью в дом, то счастье навсегда его покинет.
Что у моей бабушки могло быть общего с этой ведьмой, убивающей одним взглядом? Моя бабушка такая добрая, милая, хорошая, а эта колдунья такая жуткая, злая… Передо мной снова встали чёрные глаза, пронизывающие насквозь.
Всей душой я противился тому, чтобы выполнить задание, но вид умирающей бабушки, которую я горячо и нежно любил, был ещё более невыносим. И я пошёл.
Приближаясь к дому на краю деревни, я ожидал увидеть внутри подобие склепа, мрачного, холодного, с запахом разлагающихся трупов. Историй про вампиров и заброшенные замки среди ребятни ходило предостаточно, кто-то из мальчишек видел даже что-то подобное в кино, когда ездил в город.
Просторный двор бабки Дуси был чисто выметен, по нему бродили красивые чёрные куры и упитанные гуси со своими птенцами. Когда я осторожно отворил калитку недавно покрашенного в зелёный цвет забора, меня облаяли две большие чёрные собаки. Животные выглядели весьма дружелюбно, несмотря на их грозный лай. Скоро они совсем успокоились и улеглись прогревать свою густую шерсть на майском солнце.
Вот и крыльцо. Ноги мои подгибались, руки дрожали, во рту пересохло, и я даже на мгновение забыл, зачем я вообще сюда пришёл. Я робко постучал в дверь. Приятный женский голос ответил: «Входи, открыто!» Может, я не туда попал? Этот доброжелательный голос никак не вязался с образом страшной бабы Яги, сосущей кровь из мертвецов и причиняющей зло всем окружающим.
Я вошёл и, пройдя через прохладные сени, попал в светлую и уютную горницу. Чистые белые занавески на окнах, белоснежная накрахмаленная скатерть, чёрно-белые фотографии на стенах, кружевная накидка на комоде – и чудесный травно-цветочный запах. От всех предметов и даже от стен этой комнаты исходили тепло и ласка. Тут так и хотелось остаться навсегда - сидеть на высоких стульях, выдвигать ящики комода, тормошить тонкие занавески и всё время вдыхать этот чудесный аромат. Я так засмотрелся на всё, что не заметил, как в комнату вошла хозяйка.
«Здравствуй, Николушка. Как твоя бабушка? Мне что-то неспокойно за неё. Не собралась ли она куда в дальний путь?» - Серые (а не чёрные!) глаза бабы Дуси смотрели на меня внимательно и заботливо. У меня похолодели руки и ноги, язык прилип к нёбу, я не мог ни двигаться, ни говорить.
«Ну что, испугался, что ли?» - засмеялась хозяйка дома своим мелодичным голосом. – «Ничего, не бойся. Кровь твою пить не буду».
Мне стало почему-то стыдно при этих словах, как будто я был автором всех этих нелепых сплетен. Я робко поднял глаза на бабу Дусю: она стояла, сложив полноватые руки на животе, в белом платье и платке в мелкий цветочек, лицо было изрезано множеством мелких морщинок, выбившаяся из-под платка прядь волос серебрилась сединой. Мягкая улыбка старой женщины меня успокоила, и ко мне вернулся дар речи. «Моя бабушка умирает. Вас зовёт». – И тут же я почувствовал щипание в глазах, мне вдруг захотелось расплакаться.
«Идём, идём скорее», - тут же засобиралась Феодула. Она положила что-то в узелок, и мы пошли к нам домой.
Меня поразило лицо моей бабушки: бледные губы, горящие неестественным румянцем щёки, остановившийся взгляд… Я с рыданиями кинулся к ней, но Феодула остановила меня и приказала принести таз с горячей водой, нож и два чистый полотенца. Что она со всем этим делала, я не знаю, потому что меня выгнали из бабушкиной комнаты и заперли изнутри дверь. Подслушивать я не решился. Через час баба Дуся вынесла таз, накрытый полотенцем, и вылила что-то в уборную. Потом она вынесла какое-то кровавое месиво в руках и закопала его недалеко от дома. Бабушка вздыхала: «Господи, помилуй меня грешную и сохрани! Господи помилуй!» «Молись, молись, Нина! На этот раз тебя Бог помиловал!» - голос Феодулы был твёрд и немного укоряющ.
Она снова закрылась с бабушкой в комнате и долгое время оттуда не доносилось ни звука. Я уже стал ожидать какого-то подвоха. Всё-таки недаром же ходят про эту Феодулу такие истории. Может, она только с виду такая хорошая, а на самом деле… Ведь и в сказках злые колдуньи превращаются в прекрасных дев и заманивают добрых людей. Я начал паниковать и уже готов был звать на помощь родителей, которые молча сидели в горнице, как вдруг открылась дверь, и оттуда вышла сосредоточенная Феодула. «Ну вот и всё», - медленно произнесла она, и от этих слов во мне всё похолодело. «Неделю к работе не подпускать, три дня не давать вставать с постели», - сказала она моим родителям и ушла.
Через две недели моя бабушка занималась своими обычными делами, как будто ничего и не случилось, а бабе Дусе мы тогда всем домом принесли в благодарность лучшего молочного поросёнка и двух гусей.
После случая с бабушкой я перестал слушать и распускать сплетни о мнимой ведьме. Теперь она мне уже не виделась исчадием зла, хотя, как и прежде, была для меня загадкой. Я часто задавался вопросом, что такое Феодула закопала у нашего дома. Откопать и посмотреть я не решался, потому что считал, что от этого зависит здоровье моей бабушки, а мои родители никогда при мне не говорили об её исцелении.
Часто я вспоминал её душистый дом, добрых пушистых собак, её серые внимательные глаза стали для меня воплощением заботы и готовности помочь. Насколько раньше я её боялся, настолько приятной для меня теперь стала каждая встреча с этой удивительной женщиной, которую я называл про себя «бабушка Дуся».

Прошло время, мои родители переехали в город, который постепенно захватывал нашу деревню. Окончив школу, я уехал учиться в другой город на инженера. Как-то вечером мне от мамы пришла телеграмма, что бабушка очень плохо себя чувствует, на этот раз всё серьёзно, и я должен приехать попрощаться.
Как оказалось, у моей любимой старушки случился инсульт. Организм был слишком стар, чтобы восстановиться, поэтому конец был очевиден.
Бабушка лежала парализованной, говорить, правда, могла. Она всё понимала и всё помнила. Она осознанно готовилась к концу, и от этого мне было больнее всего.
Только что священник провёл соборование, и я остался с бабушкой в комнате один. Я смотрел на её исхудавшее лицо - она уже две недели как ничего не ела, - и вспоминал своё детство и всё, что было с ней связано. В частности мне вспомнилась история с Феодулой. И тут у меня возникло сильное ощущение уходящей возможности узнать, что же было там на самом деле. Я понимал, что сейчас не время выяснять подробности события многолетней давности, да и не столь это важно, но это был мой последний шанс, и я решил им воспользоваться.
- Бабушка, а помнишь, как тебя баба Дуся от аппендицита лечила? – осторожно начал я.
- Дулечка-то? Помню, как же не помнить, - ответила слабым голосом бабушка, и по лицу её пробежала тень улыбки.
- А что она тебе тогда сделала? Меня тогда из комнаты выгнали….
- Да крови много было, детям на такое нельзя смотреть.
- А что она делала?
- Ну, что делала? – Бабушка на мгновение погрузилась в себя, как бы размышляя, стоит мне говорить или нет. – Живот ножом разрезала, воспаление вытащила и снова всё слепила, да ножом запаяла. А кишечный отросток в землю закопала.
- Как разрезала?! – Я был в ужасе. – По живому? Без анестезии? Это же больно!! Да и заразу могла занести! – Я сам себе казался опытным и знающим, поэтому вознамерился разоблачить неправомерные действия деревенской знахарки. Но бабушка превратила все мои намерения в пустоту:
- Это у хирургов больно, и зараза попасть может, потому что все их дела – от человеков. А через руки Дулечки сам Бог людям добро творит. Можешь посмотреть, даже следов не осталось.
Я раскрыл то место на животе бабушки, где Феодула резала ей ножом: кожа была абсолютно гладкой и как будто даже более молодой, чем на других участках. И если бы я не знал, что бабушка в своё время проходила обследование у врача, и УЗИ показало, что аппендикса действительно нет, хотя она никогда не лежала на операционном столе, то я решил бы, что меня пытаются надуть.
- Бабушка, а что значит «ножом запаяла»? – робко спросил я, всё ещё не веря своим глазам.
- Да не знаю, как это у них происходит. Только она что-то над ножом пошептала, ко лбу себе приложила, да потом плашмя лезвием по разрезу несколько раз провела. Мне так горячо стало. Горячо и хорошо. Велела мне не смотреть на живот три дня. А потом, когда я глянула, там уже ничего и не было.
Мы помолчали немного.
- А я ведь Дулечке так долг и не отдала. Сделай это за меня. – Нина Петровна внимательно посмотрела на меня.
- Конечно, всё, что угодно. Она ведь тебе жизнь спасла.
- И не один раз. – Бабушка обратила моё внимание на фотографию на стене. Там она была молодой женщиной, полной сил и энергии. Лицо выражало одновременно и радость, и озабоченность. – Во время войны нам всем очень туго приходилось. Мужчин не было. Твой батька ещё мальцом был, работать много не мог, хотя и помогал мне. У меня анемия началась из-за скудного питания. Голова сильно кружилась, постоянно тошнило. А тут ещё и крыша у дома прохудилась, в дождь всё капало, в морозы комнаты выстужались, сын болеть начал. Вот я с отчаяния и задумала дурное. Пошла к речке. А холодно было, зима, но вода ещё не замёрзла. Стою по колено в ледяной воде, реву в голос, с сыночком прощаюсь (я его дома заперла, чтобы за мной не побежал, думала, что люди добрые отопрут, когда кричать начнёт). Тут кто-то меня за руку хватает. Поворачиваюсь – Дуська стоит, лицо строгое, глаза как две колючки. Мы её тогда странной считали, почти сумасшедшей. Мы - комсомольцы-атеисты, а у неё дома иконы. Так вот она меня молча на берег выволокла, пощёчин надавала, чтобы я в себя пришла, выматерила меня на чём свет стоит и к себе домой привела. Приходим мы, а у неё там уже мой сынишка сидит, чай травный пьёт. Бросился ко мне, расплакался… - Голос бабушки дрожал, по щекам текли слёзы. Когда она немного успокоилась, то продолжила свой рассказ:
- Так она нас приютила и выходила. То травами поит, то на воду шепчет, то припарки какие-то делает. Целительницей была. Постепенно я и к молитве приучилась, заповеди понимать стала. Всё это непривычно так было, ново… Вот и пообещала я ей, что непременно отплачу ей тем же. Да всё вот случая не было. А тут я недавно узнала, что она совсем одна живёт. Дети далеко. Готовы её взять к себе, да она не может родные места бросить – так к ним привязана, ведь всю жизнь тут прожила. Возвращайся после учёбы сюда, да возьми её к себе. А?
Для меня это было неожиданностью. Я уже начал строить планы по поводу своей карьеры в том городе, где я учился, а может, и ещё где-нибудь. Никак не думал возвращаться. Даже хотел родителей своих к себе со временем забрать. А тут вдруг понял, что и они могут не захотеть оставить родные места. Мне вспомнилась наша деревня, поля, леса, глаза бабы Дуси…
Я пообещал бабушке сделать, как она хочет. Говорил я тогда не совсем искренне, потому что не верил, что смогу сдержать слово. Но сдержал.
В ночь после нашего разговора бабушка отошла в мир иной во сне. Лицо её было светло с лёгкой улыбкой, как будто душа её сразу поступила под защиту ангелов.
На похороны собрались все наши деревенские знакомые и друзья. Бабушка Дуся тоже пришла. Сначала я её даже не узнал, так она изменилась за эти годы: похудела, сгорбилась, ещё сильнее поседела. Но глаза были всё такие же ясные и внимательные.
«Вот и отмучалась наша Ниночка», - заговорила баба Дуся со мной, когда мы уже сидели за поминальным столом. – «Много страстей в ней было. Радовалась она всегда от души, но и отчаянию предавалась вся. За то и страдала. Много ей предупреждений было, но не всегда понимать умела. За доброту и искреннюю веру ей многое прощалась. Ох, и любила я её. Открытая душа её много света излучала. А теперь она нам оттуда светить будет. Ты фотографию её всегда при себе держи. Она тебе и твоим деткам помогать будет».
Как тогда, в десять лет, мне сильно защипало глаза, захотелось плакать. Я уткнулся лицом в плечо бабы Дуси и дал волю слезам. Я плакал не потому, что мне было горько или жаль потерять любимого человека – я знал, что душа бабушки рядом, - я плакал потому, что почувствовал, сколько любви, тепла и доброты меня окружало всю мою жизнь. Я плакал из-за собственной чёрствости, незрелости, неблагодарности. Я плакал, потому что вдруг стал свободным и открытым.

Вернувшись в институт, я начал переписываться с Феодулой, стал чаще писать родителям. Теперь я видел своё будущее только в родных местах. Туда я привёз молодую жену. И как только получил квартиру, перевёз туда и Дулечку, как её называла моя бабушка. Моя жена сначала мириться с этим не хотела, а потом вдруг как-то изменилась. Видимо, баба Дуся перевоспитала её своим примером.
Феодула постоянно помогала кому-то: болезни лечила, сглазы и порчи снимала, отношения между супругами налаживала. Уйдёт ночью на кухню и ворожит там чего-то. Мы с женой ей не мешали, даже помогали, чем могли.
Бывало к ней приходили и за тем, чтобы она кому-то зло сделала, либо приворот. Таких людей она от себя гнала и после них квартиру святой водой кропила.
Когда у нас с женой первенец родился, Феодула мою жену обучила всяким материнским премудростям, так что мальчик был спокойным и здоровым. Дочке нашей она имя выбрала такое, чтобы оно счастье приносило. Удивительная старушка была хранителем нашей семьи и крёстной нашим детям. Вскоре после крещения второго ребёнка, душа Феодулы покинула тело. Произошло это очень просто и светло. Как-то Дулечка собрала нас всех вокруг себя, дала всем наставления и говорит: «А теперь мне уходить пора. Я свою задачу выполнила. Пока вы живы, буду помогать вам и детям вашим». Так она сказала, нас от себя выслала, помолилась. На ночь одела чистую одежду и легла спать. Утром она не проснулась.
Мне сейчас уже за сорок. Дети выросли, пытаются найти своё место в жизни. Я за них спокоен.
На столе у меня стоят фотографии двух пожилых женщин: одна из них – моя бабушка, а вторая – Феодула. Взгляд одной добрый и любящий, взгляд другой – внимательный и заботливый. Обе они берегут нашу семью, и одного взгляда на их фотографии достаточно, чтобы все проблемы разрешились и ушли прочь.
Люди от Бога не пишут объявлений в газеты и не выставляют свои добродетели на показ. Они не предлагают приворожить, навредить сопернику или сделать ещё какую-нибудь пакость. Они просто помогают всем, кто к ним обращается с добрыми намерениями.

2007 г.
Москва