Осень на дворе. Ленин в октябре

УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ!

Эта пьеса была написана для постановки в каком-нибудь небольшом зале, а лучше в ресторане, где публика не будет особо задумываться над перипетиями сюжета, а созерцать между первым и вторыми блюдами, выпивать и закусывать между делом. То есть, развлекаться. Тема для инсценировки, конечно, выбрана не очень стандартная, однако, давно открестившись от догм социализма, мы все-таки до сих пор считаем революцию 1917 года какой-то священной коровой, которую ни в коем случае нельзя трогать. Не трогают пока и ее вождей. Их потихоньку разоблачают, и выясняется, что им плевать было и на Россию, и на ее народ, они просто удовлетворяли свои внутренние амбиции, а народ держали за быдло, за рабочий скот. Их громкие, правильные лозунги были исключительно декларацией, народ повсеместно обманывали, унижали и прочая. Руководили этим безобразием большевистские вожди (один из них до сих пор лежит в гробу на главной площади страны). Вожди для нас были идолы, а между тем Ленин был болен сифилисом, Сталин – паранойей, а Хрущев в одном слове умудрялся делать четыре ошибки. А их лица – это не лица нормальных людей, а гримасы сказочных гоблинов, которые вполне определяли их суть. Почти все цари были высоки ростом, гладки лицом и так далее, и сравните с ними физиономии большевистских вождей… Вот так. Так что, я думаю, пришло время посмеяться над упырями, которые ввергли нашу страну в кровавое смутное время, которое длилось больше семидесяти лет.

Ортодоксальным большевикам просьба не читать.

Автор.





Сергей ТУРКОВ



ОСЕНЬ НА ДВОРЕ,

ЛЕНИН В ОКТЯБРЕ

Буффонада-гротеск (инсценировка праздника 7 ноября)



Петропавловск-Камчатский

2002 год





ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА


ЛЕНИН
ДЗЕРДЖИНСКИЙ
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ МАТРОС
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ СОЛДАТ
ИНТЕЛЛИГЕНТ
АНКА-ПУЛЕМЕТЧИЦА
ТАНЦЕВАЛЬНАЯ ГРУППА




КАРТИНА ПЕРВАЯ

Декораций нет.


На сцену выбегает ЛЕНИН (ленинский прикид, в руках кепка) и, картавя, кричит. Геволюция, о которой так долго говорили большевики, свегшилась! Уга!

На сцену выходит революционная тройка: небритый солдат в шинели и с винтовкой-трехлинейкой со штыком, усатый матрос
в бушлате и клешах, обмотанный пулеметными лентами с большими гранатами в обеих руках, Анка-пулеметчица с барабаном, в короткой юбке и тельняшке с глубоким вырезом. Троица идет печатным шагом, Анка высоко задирает ноги, барабанит в барабан, у нее видны красные трусы.

Играет «Интернационал». Все замирают по стойке «смирно» с одухотворенными лицами.

При словах песни: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья …» - раздается истошный вопль из-за кулис: «А зачем?»

Одухотворенная идиллия нарушается, все переглядываются, Анка чешет ляжку, задирая юбку.

ЛЕНИН. Как зачем? Как зачем? Чтоб новый миг постгоить. Там же все складно… Как это… Ну… кто был ничем, тот станет всем.

СОЛДАТ. Ух, хорошо! Я барином хочу стать. Буду лежать на диване, и пусть всякая сволочь на меня работает. (Злобно) А не будут работать, я их из этого винтаря …

Прицеливается куда-то, стреляет: «Бах!»

За кулисами раздается чей-то предсмертный стон и звук падающего тела.

ИСТОШНЫЙ ГОЛОС ИЗ-ЗА КУЛИС. Что же это такое творится? Продовольственного комиссара Рабиновича убили!

СОЛДАТ (опускает ружье, смущенно чешет в затылке). Да-а-а, опять нечаянно кого-то убил.

ЛЕНИН. Чего ж вы так, батенька? Поакугатней надо с ружьецом то. Поакугатней.

Опять вдохновенная идиллия.

МАТРОС. А я банкиром стану. Моя подружка у банкира в доме уборщицей работала. Так этот банкир украл в собственном банке два миллиона и сбежал за границу с молоденькой артисточкой, а жену с детьми бросил на хрен. (Восхищенно). Вот это да.

АНКА. А я проституткой останусь. Мне нравится работать с мужчинами.

ЛЕНИН (умиленно смотрит на троицу). Вот до чего геволюция может поднять сознание масс. Вчега они еще и думать не могли ни о чем подобном, а сегодня – все догоги для них откгыты.

Да здгавствует геволюция!

Все кричат: «Ура!», уходят за кулисы, чеканя шаг. Анка барабанит в барабан, поправляет, врезавшиеся в задницу трусы.

МАТРОС (Анке громким шепотом). Мадам, извините, а почему у вас трусы красные? У вас что, критические дни?

АНКА (возмущенно). Да как вы могли подумать такое! Это из солидарности с революцией. Сейчас все девушки нашей профессии красное белье надели.

Уходят. Концертный номер.


КАРТИНА ВТОРАЯ

На сцену выходит революционная тройка.

МАТРОС. Да-а-а, кончим со всякой сволочью, и начнется счастливая жизнь по всей России-матушке. Коммунизма.

АНКА (не поняв о чем речь). Вы все верно говорите. Иной раз и так перед клиентом, и эдак, а он не может кончить и все! А у нас без этого дела никак нельзя, нужно обязательно вызвать оргазм у мужчины. Иначе деньги приходится возвращать.

МАТРОС. О чем это вы, мадам?

СОЛДАТ. Мадам, мадам. Шлюха она облезлая. Таких принимать в революцию – дело позорить.

АНКА (пренебрежительно). Фи, подумаешь. От вас вон псиной за версту несет, я же ничего, молчу.

СОЛДАТ (возмущенно). Да я … в окопах… кровь проливал…

С угрозой надвигается на Анку.

МАТРОС. Но-но, остынь, служивый. Знаю я, как ты кровь проливал. Всю войну в петроградских казармах… Вы уже там совсем ошалели от водки – друг - друга стреляете. Да всех проституток питерских перетрахали.

АНКА. Все правильно. И еще денег не платят.

СОЛДАТ (аж заходится от злобы). Я… я… Зимний брал.

МАТРОС. Ах, Зимний… А ну ка выворачивай карманы, рыло тамбовское. Я тебе сейчас устрою Зимний. Все знают, сколько вы там нахапали.

Решительно надвигается на солдата.

СОЛДАТ (отступает). Что ты, что ты, ведь я же свой. Я же за революцию.

На сцену, озираясь, пряча лицо в воротник длинного пальто, выходит интеллигент.

Все удивленно на него смотрят.

АНКА (достает папиросу, заигрывающе). Мужчина, не найдется ли для дамы спички?

Интеллигент хочет проскочить мимо, но не тут - то было.

Солдат сразу преображается: из испуганного становится решительным и грозным. Хватает интеллигента за ворот.

СОЛДАТ. А ну стой, морда жидовская. Ты, небось, контрреволюцию задумал.

ИНТЕЛЛИГЕНТ. Что? Какую контрреволюцию? Я – учитель словесности. Иду домой из реального училища.

СОЛДАТ (трясет интеллигента). Чава – чаво? Какой – такой словесности? Ты, сволочь, наш классовый враг и хочешь погубить правое дело. А ну руки вверх!

Тычет интеллигенту в живот штыком.

ИНТЕЛЛИГЕНТ. Господа! Господа! Я простой учитель, поверьте… Я даже оружия в руках никогда не держал… Господа!

Солдат шарит у него по карманам, забирает себе деньги, часы, папиросы, сдирает с пальца кольцо.

ИНТЕЛЛИГЕНТ. Кольцо… кольцо … Это наше с женой счастье…

СОЛДАТ. Молчи, гад! Попили нашей кровушки…

Бьет Интеллигента в глаз, тащит его к стенке.

ИНТЕЛЛИГЕНТ (сопротивляется, выворачивается). Да что же это за произвол, в самом деле. У меня брат ходил в революционный кружок…

МАТРОС (Солдату). Охолони, служивый. Мы его в ревком сдадим.

СОЛДАТ. В какой ревком? В какой ревком? Шлепнуть – и вся недолга.

МАТРОС. Я тебе, сука, сейчас шлепну!

Грозит ему наганом.

Дошлепаешься ты у меня. Пошли в ревком!

Все идут за кулисы: впереди Интеллигент, за ним Солдат с ружьем наперевес, сзади Анка и Матрос.

АНКА. Деньги отобрал и не поделился, жмот.

Уходят. Концертный номер.



КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Ленин в задумчивости сидит за столом, изображает работу мысли: то пальцами пощелкает, то высморкается громко, то в носу поковыряет и т. д.

ЛЕНИН (вскакивает). Пгидумал! Э-э-э…
Машка в дом несла гассаду
И виляла голым задом.

После прочитанного у него уже не такое восторженное настроение.

Н-да. Вгоде ничего, но получается, что она в огогоде голая была. Нет, что-то здесь не то.

Опять сел, задумался.

На сцену выходит Солдат с ружьем.

СОЛДАТ. Эй, господин хороший… Все забываю, как тебя… К тебе какой-то человек просится.

ЛЕНИН. Ну, ты что, голова садовая! Сколько тебе говогить. Ленин я, Ленин!

СОЛДАТ. Да я и говорю – Еленин. (За кулисы) Заходи.

За шиворот толкает на сцену Интеллигента.

Интеллигент побит, потрепан, но пытается выглядеть прилично.

Солдат уходит.

ИНТЕЛЛИГЕНТ (задумчиво). Еленин… Еленин… А вспомнил, поэт есть такой. Так еще красиво пишет:

Будто я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне…

Или еще:

Ты жива еще, моя старушка…

Ну и так далее.

Так это вы? Очень рад с вами познакомиться. Моей жене тоже очень нравятся ваши стихи.

ЛЕНИН. Ну вот, и этот туда же. Да не Есенин я. У поэта фамилия – Есенин. А я – Ленин – вождь мигового пголетагиата.

ИНТЕЛЛИГЕНТ. Простите, кого вы вождь?

ЛЕНИН (злится). Пголетагиата, пголетагиата – не понятно что ли?

ИНТЕЛЛИГЕНТ (обалдело смотрит на Ленина, усиленно что-то соображая, наконец, до него доходит, что Ленин картавит). А понял – пролетариата. Извините.

ЛЕНИН (напыжившись, становится в позу Наполеона – пальцы за лацканы жилетки, лицо в небо). Да, вот так, а вы ко мне за какой надобностью.

ИНТЕЛЛИГЕНТ (смутившись). Как сказать… Понимаете… Я шел, никого не трогал и тут – бац! В общем, забрали часы, деньги, папиросы, кольцо сняли золотое… И прямо на улице хотели расстрелять.

ЛЕНИН (хихикает). Гасстгелять – это пгавильно. Вгагов надо гасстгеливать.

ИНТЕЛЛИГЕНТ. Да какой же я враг – всю жизнь своим трудом живу.

ЛЕНИН. Ну газобгались же! Не гасстгеляли! Хотя могли, могли. Не нужно сдегживать геволюционного стгемления масс. У нагода вековая ненависть к погаботителям. В этом отношении нет гадикала гешительнее меня.

ИНТЕЛЛИГЕНТ (обалдело). Э-э-э… я не понял… Ради чего нет решительнее вас? Ради какого кала?

ЛЕНИН. Какого кала? Какого кала? Гадикал – это стогонник гешительных действий. Так вот я – гадикал.

ИНТЕЛЛИГЕНТ. А-а-а, понятно.

ЛЕНИН (становится опять в наполеоновскую позу, говорит в зал, как с трибуны). Темные нагодные массы, пгосветленные идеями Магкса и Энгельса вступили в гешающую фазу богьбы с пгеступным цагизмом. Долой самодегжавие! Смегть погаботителям и цагским сатгапам!

Ленин интенсивно жестикулирует, как на митинге. Интеллигент пятится к кулисам, на краю сцены его за шиворот хватает Солдат и утаскивает за кулисы.

СОЛДАТ. Я тебе покажу, морда жидовская, как ходить на меня жаловаться.

ИНТЕЛЛИГЕНТ (плаксиво). Да не еврей я вовсе, не еврей.

Все уходят со сцены. Концертный номер.


КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Ленин сидит за столом, что-то сосредоточенно пишет. Прервется, подумает, погрызет ручку, опять попишет. Так несколько раз. Вскакивает из-за стола, потирает руки, хватает листок, с удовольствием читает.

ЛЕНИН. Эх, хогошие стишки получились.

Машка гладила манишку,
Обожгла под юбкой мышку.
Выбегает за порог,
Снег пихает между ног.

Здогово.

На сцену вваливается Солдат. Ленин быстро прячет бумажку в карман.

ЛЕНИН. Вам чего, товагищ?

СОЛДАТ. Я это… тово…

Шарит в кармане.

Закурить не найдется?

ЛЕНИН. Я не кугю, товагищ. Вот чайку могу пгедложить.

СОЛДАТ (смущенно). Мне бы это… как ево… покрепче…

ЛЕНИН. А… понимаю. Это вы на винных складах, видимо, пегебгали. Ну что ж поможем пголетагию.

СОЛДАТ. А кто это – пголетагий?

ЛЕНИН. Это опгеделение Магкса – габочий, значит.

СОЛДАТ. Поня-атно! Нет, не рабочие мы. Из крестьян.

ЛЕНИН. Ну что ж, все гавно. Давайте к столу.

СОЛДАТ. Да, в этом вы правы – всё говно, и все – говно, это точно.

Солдат садится за стол и откуда-то у него выпадает массивный золотой крест на толстой цепи. Он его смущенно куда-то запихивает.

Ленин берет бутылку, рюмку, наливает в рюмку водку, подает Солдату.

Тот удивленно смотрит на рюмку, на бутылку, выливает быстро на пол из стакана чай, хватает бутылку, наливает полный стакан водки, выпивает его залпом и убегает. По пути у него откуда-то вываливается шкатулка с драгоценностями, все рассыпается, он все собирает и убегает.

ЛЕНИН. Вот. А эти оппогтунисты говогили, что нагод обнищает после геволюции. Пгостой солдат, а у него уже столько догогих вещей. Вегной мы догогой идем, пгавильной.

Зовет Анку.

Анна, Анна!

Из-за кулис входит Анка.

Аннушка, голубушка, пгинесите чайку.

Анка выходит.

Ленин достает из кармана измятый листок, расправляет, с удовольствием читает, хихикает.

Входит Анка, несет на подносе чай с какими-то сушками. Нагибается, ставит все на стол, юбка у нее задирается.

Ленин сзади подкрадывается к Анке, хватает ее за ляжки.

Анка сначала не реагирует, потом, как бы опомнившись, выворачивается (Ленин уже лезет к ней в трусы, за пазуху).

АНКА. Ну что вы. Здесь же люди…

ЛЕНИН (возбужденно) Сейчас, сейчас… Мы закгоемся, сюда никто не войдет… Не посмеют беспокоить вождя пголетагиата.

АНКА (все еще вырываясь). Как вы смешно говорите – пголетагиата. Так мой знакомый писатель говорил: «Я мастер плагиата».

Анка вырвалась, отошла в сторону.

ЛЕНИН. Ну что еще? Посмотги какие я стишки написал.

Дает Анке измятый листок.

АНКА (читает, брезгливо отбрасывает бумажку). Фи, гадость!

ЛЕНИН (опят лезет к Анке). Ну что ты, ну давай же…

Анка вырывается, бьет подносом Ленина по голове. Ленин падает на сцену.

АНКА. Вот пристал, крендель лысый. Я бесплатно никому не даю.

Гордо уходит со сцены. Концертный номер.


КАРТИНА ПЯТАЯ

Дзержинский, в длинной шинели до пят, с хмурой физиономией.

У Ленина на лысине шишка, заклеенная пластырем.

ЛЕНИН. А что, Феликс Эдмундович, банки уже взяли?

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Взяли, да не все.

ЛЕНИН. Что так?

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Да попрятались все банкиры, разбежались. Кого успели поймать, кого нет.

ЛЕНИН. И сколько денег экспопгииговали?

Дзержинский наклоняется к Ленину, что-то шепчет ему на ухо.

Ленин удовлетворенно хрюкает, потирает руки.

ЛЕНИН. Хогошо, на дачку в тги этажа на Ибице уже хватит.

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Хватит – хватит, да не на одну. Нужно сказать своим заграничным агентам, чтобы прикупили две по случаю.

ЛЕНИН. А с немецким кайзегом гасплатиться хватит?
Я же у него занимал на геволюцию.

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Идет он на хрен, этот кайзер. Мы для него царя свалили. Если б не мы – воевать бы ему еще и воевать. И еще неизвестно, кто бы победил. Так что – это наши деньги.

ЛЕНИН. Говогят, голод в Поволжье будет. Надо бы туда пгодовольствия подкинуть.

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Ой-ой-ой, какие мы добрые. Да пусть хоть все они там в том Поволжье сдохнут. Меньше народа – управлять проще.

ЛЕНИН. Упгавлять? Загоним туда пагу дивизий с пушками – они любое Поволжье гаком загнут.

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Ну вот, и гаком и раком. А то – народ, общественность. Вот они у нас сейчас где!

Трясет над головой сжатым кулаком.

ЛЕНИН. Да, кстати, Феликс Эдмундович, что это ваша подчиненная себе позволяет?

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Кто, Анка что ли?

ЛЕНИН. Да.

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Что, не дает?

ЛЕНИН (смущенно). Э-э-э… М-м-м…

Мнется с какими-то дурацкими ужимками.

У-у-у… Ну, в общем, да.

ДЗЕРЖИНСКИЙ. А вы ей денег не предлагали?

ЛЕНИН (удивленно) Нет.

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Так дайте! Она вам здесь такое устроит - на всю жизнь запомните.

ЛЕНИН (опять мнется). А если это… как его… э-э-э… Ну как сказать…
Потенция несколько слабовата. Пегетгудился в последнее вгемя.

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Не понял? Не стоит что ли?

Ленин понуро опускает голову.

ДЗЕРЖИНСКИЙ. У Анки такого не бывает. Очень способная в своей профессии дама. Прямо виртуоз. Я таких редко в своей жизни встречал.
Так что, я ее сейчас позову.

Идет к выходу.

ЛЕНИН (бежит за ним). Стойте, стойте!

Дзержинский останавливается.

А сколько платить то?

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Сколько не жалко.

Уходят. Концертный номер.


КАРТИНА ШЕСТАЯ

На сцене Ленин и революционная тройка. Тройка пьяная, растрепанная, у Анки по лицу размазана косметика и губная помада.
Ленин в позе Наполеона гордо стоит перед троицей.

ЛЕНИН (выставляя руку вперед и вверх, как на памятниках). Товагищи! Мы победили цагизм, но гано еще успокаиваться, товагищи. Впегеди нас еще ждут бои с бугжуями, с этими сатгапами самодегжавия. Но мы победим! Мы все выдегжим! Наше дело пгавое! Уга!

Троица аплодирует, подбрасывает вверх головные уборы, тоже кричит: «Ура!»

Ленин отходит в сторону.

СОЛДАТ (озабоченно спрашивает у матроса). Слышь, братишка, а о каких еще битвах говорит этот лысый? Как ево, бишь… все время забываю фамилию.

МАТРОС. Ну, там с генералами, с офицерами…

СОЛДАТ. А вы разве всех своих офицеров не перевешали?

Икает.

МАТРОС. Нет. Только половину где-то за борт покидали.

СОЛДАТ. А что так? Мы своих всех уже давно – кого к стенке, кого на перекладину.

Озабоченно.

Воевать мы не привыкшие. Расстрелять кого, повесить – это да. А воевать – извиняйте!

Пытается уйти, но Матрос хватает его за шинель.

МАТРОС. Стой, сука! Пойдешь воевать, как миленький.
 
АНКА (жеманясь, липнет к матросу). Мужчина, угостите даму папироской.

МАТРОС. Совсем охренела, дура. Тут тебе серьезные вещи говорят, а ты все о своем.

АНКА. А ну вас всех! Скучно с вами!

Вихляющей походкой уходит со сцены.

Солдат тоже боком-боком убегает, бросает ружье.

МАТРОС. Ну вот, все разбежались. А мне, что больше всех надо? Пошли они на хрен с этой революцией. Пойду в кабак.

Снимает с себя пулеметные ленты, бросает их на пол, кладет рядом гранаты. Уходит.

Ленин возвращается на место, видит – никого нет.

ЛЕНИН. А где же движущая масса геволюции? Где нагод?

На сцену выходит Дзержинский.

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Что, разбежалось быдло, пся крев? Ничего, новых загоним в революцию.
Идемте, Владимир Ильич, водку пить.

ЛЕНИН. Да я ж не пью!

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Все равно идемте.

На сцену выходит побитый, потрепанный Интеллигент. Дзержинский, как бы между делом, стреляет в него из нагана, Интеллигент падает убитый.

Ленин и Дзержинский переступают через Интеллигента, Дзержинский пинает тело.

ДЗЕРЖИНСКИЙ. Вот еще всякая шушера под ногами путается.

Уходят. Концертный номер – танец под песню Бориса Моисеева «Сексуальная революция».

КОНЕЦ