Айнит и Рици

       

"Рици, Рици кончай работу, хватит, ты сегодня решил весь огород перекопать что ли, ну куда это годится, да ещё с твоей больной ногой, заканчивай эту грядку, и давай будем пить кофе, ну Рици, пожалуйста кончай, прошу тебя". Айна очень переживала за своего дорогого мужа , с которым прошла в лагерный период жизни, огонь и воду и медные трубы. Эрик, вернее Эрик Эрнестович в далёком прошлом бравый полковник довоенной, буржуазной Латвии, а ныне художник-оформитель строительного отдела проектного института , высокий, с военной выправкой мужчина успокаивал свою Айнит, ставил у дерева лопату и грабли и шёл к ней завтракать. Воскресный день только начинался, в голубом, жезказганском небе ярко сверкало, улыбалось весеннее солнце. От копанной земли шёл какой-то необычный, пахнущий перепрелой листвой и перегноем запах. В нагретом воздухе носились с жужжанием проснувшиеся осы, изредка гудели неведомо откуда взявшиеся шмели, толстые и шумные они бесцельно перелетали с цветка на цветок побелевших от цвета вишен и яблонь. В город пришла долгожданная весна , с её приходом дачники и владельцы приусадебных участков высыпали на свежий воздух покопаться в земле и размять скованные за зиму мышцы тела Работа на земле не утомляла, а наоборот , доставляла Эрику большое удовольствие и наслаждение, жизнь продолжалась.
До 1954 года Эрик Розе , за принадлежность к военной элите. Ульманиса, в начале возникновения Советской Латвии был осуждён и отбывал срок в одном из лагпунктов Степлага. В лагере он обрёл для себя новую профессию, художника. После ликвидации лагерей в 1954году, Эрик Эрнестович, как многие другие освобождённые и оставленные на поселение в Жезказгане узники Степлага устроился на работу и вызвал к себе свою жену—Айну Адамовну, которую в те нелёгкие годы репрессий вслед за арестом мужа отправили вместе с её отцом в Дальневосточную тайгу, на лесоповал таскать брёвна. До
ареста Эрик с Айной жили в Риге, у них была маленькая дочь, судьба которой так и осталась им неизвестной, несмотря на длительные её розыски. Конечно, оба они очень переживали это горе, особенно Айна , которая как мать не могла простить этой потери тем, кто был виновен в этом несчастье. У Эрика от первого брака было две дочери, но они остались в Риге и после войны продолжали там жить. К нему в Жезказган они не приезжали, по какой причине мы не знали, да собственно о его личной жизни до войны с Эриком  разговоры мы старались не вести. Где жили, Эрик с Айной в начале жизни в Жезказгане я не знаю, но встретился я с ними в доме его приятеля по лагерю ,Георгия Егоровича Раудсепп, который пригласил супругов жить в своём доме, выделив им небольшую комнату. Г.Е.Раудсепп в те годы работал начальником техотдела УКСа Джезказганского горно-металлургического комбината. До заключения в лагерь Георгий Раудсепп был частным предпринимателем в Риге, владельцем парка строительных машин, которые у него арендовали при производстве работ, строители. Какие-то объёмы работ он выполнял собственными силами. После отбытия срока наказания в лагере он был оставлен на поселенние в Жезказгане, где работал по специальности инженера-строителя.
Друзья оборудовали своё жильё и стали жить небольшой латышской коммуной на европейский манер, вместе пили кофе, играли в шахматы, подолгу обсуждали своё житьё, бытьё и с нетерпением ждали разрешения на выезд на Родину. На небольшом приусадебном участке Айна и жена Георгия, Фрида организовали уголок отдыха, посадили розы, георгины, гладиолусы, бархатцы самых разных цветов и окрасок. Под яблоней мужчины оборудовали столик и скамейки, где по вечерам, в летнее время устраивалось чаепит ие с приходившими к ним друзьями. Это были муж и жена Павловские с дочерью Ильзе, это был известный в городе инженер-механик Борис Владимирович Рождественский, который кроме прочего слыл опытным виноделом и самодеятельным изготовителем мебели из фанерных, из под спичек ящиков, Мебель в те годы приобрести было проблематично, и поэтому изготовлением последней занимались многие, в том числе и Георгий Егорович. В гостиной комнате у Раудсеппа порой пылал огонь в самодельном камине и звучала музыка Шопена и Моцарта , пили ликёр типа «Шартрез» зеленоватого цвета из маленьких десятиграммовых рюмочек запивая чёрным кофе «по -турецкий». Когда Раудсепп, получив разрешение на выезд, в 1960 году уехал в Ригу, в его квартиру въехал я. Семья Розе продолжала жить в переоборудованной ими раньше террасе. Эрик Эрнестович работал в строительном отделе проектного института занимаясь дизайном зданий и технической эстетикой производственных зданий и объектов социально бытового назначения, а Айна устроилась маникюрщицей в салоне красоты, где работала Фрида, и приводила в порядок руки симпатичным жезказганским дамам. Мы сдружились, часто ходили друг к другу в гости, Эрик был очень эрудированным, интересным собеседником и нам , несмотря на большую разницу в возрасте было о чём поговорить и поспорить. Жену мою, и Эрик и Айна любили как дочь и, как могли помогали ей, молодой хозяйке, и словом и делом. Особенно эта помощь проявилась , когда родился мой первенец, маленький Мишенька. Радость царила во всём доме, все подходили к его кроватке, гремели погремушками и как могли развлекали малыша, чтобы он не плакал, приходили мои родители, часто заходили друзья и сослуживцы. Дом был постоянно полон людей, с которыми наша молодая семья поддерживала дружеские,добрые отношения. Мысль о выезде из Жезказгана никогда не покидала Айнит и Рици, тем более, что Георгий Егорович при строительстве своего дома предусмотрел для своих друзей две комнаты и кухню на первом этаже небольшого домика на улице Стайцелес. Через три года, после рождения у нас второго сына, Эрик и Айна получив 2х комнатную квартиру съехали с нашей, похожей на коммунальную, квартиры, а в 1968 году получив долгожданное разрешение на выезд уехали в свою Латвию, в древнюю Ригу, к родственникам и друзьям. Айнит и Рици несмотря на возраст горячо и преданно любили друг друга. То и дело мы слышали голос Айны Адамовны, сдерживающий трудовые порывы Эрика. Пребывание ,притом длительное, в режимном лагере не прошло для него бесследно. У Рици страдали почки и с ногами были постоянные проблемы. Внешне он не показывал своих страданий, крепился как мог , и при общении всегда старался шутить и улыбаться, Айну состояние здоровья мужа постоянно беспокоило и усиливало её давнее стремление уехать в Ригу, где ей казалось ему помогут избавиться от недугов Мы расстались с Айнит и Рици, но в течении длительного времени переписывались с ними, обменивались поздравительными открытками в праздничные дни. В 1983 году, совершая с младшим сыном туристическую поездку по стране, по маршруту: Москва, Ленинград-Рига-Одесса мы побывали в гостях у наших старых друзей. К латышам из Джезказгана мы пришли неожиданно, без предупреждения. Рижане были в восторге от встречи. Они жадно расспрашивали нас о близких и знакомых, о нашей жизни, о моих и Алиных родителях, о успехах детей.
Угощали как могли и принимали как самых близких для них людей. И я опять слышал до боли знакомые интонации в голосах Айнит и Рици, видел их близких людей. С Георгием Егоровичем ездил на его машине в пригород на дачу, за рулём сидела отчаянная, красивая дочка Георгия Егоровича по имени Майя, она неслась на бешенной скорости по Риге удивляя меня и сына своим бесстрашием и удалью. На даче кроме цветов и плодовых кустарников ничего не росло. Овощи там не сажают овощи покупают на огромном рижском рынкетам они в изобилии, какие хочешь Я не знаю зарубцевались ли раны в сердцах Айнит и Рици от пережитого ими когда-то кошмара, но город в степи был их второй Родиной и потому, несмотря на их постоянное стремление вернуться, как сейчас принято говорить, на свою историческую Родину, и Айна и Эрик испытывали ностальгию по степному, солнечному городу, в котором они прожили много лет. Время неумолимо отсчитывает дни и годы, давно уж нет в живых Айнит и Рици, и я думаю осталось мало живущих в нашем городе людей кто помнит о них. Что поделаешь, такова жизнь, новое вступает в свои права, а прошлое с его людьми и событиями предаётся забвению. Я всегда помню, чьё-то мудрое изречение, что без прошлого у народа не может быть будущего.Каждый человек проживает свою, только ему принадлежащую жизнь, но эта жизнь свидетельство эпохи , в которой он жил. Парадокс судьбы , в одном со мной доме , с одной стороны жил комбриг РККА Сигизмунд Литке, а с другой стороны полковник довоенной Латвии Эрик Розе, и оба они лучшую часть своей жизни провели за колючей проволокой в Жезказгане. Почему это случилось, так я и не знаю, ни тот и ни другой этого мне не объяснили. Такова эта сложная человеческая жизнь, пути Господни не исповедимы и это видимо так.