Письмо, не успевшее в огонь

       Весна на пороге. Дачный сезон надвигается. Так что с печкой пора разобраться как следует. То дымит, то вовсе не желает загораться. Сверчок, во времена полноценной печки не дававший уснуть, умолк – и это симптом нехороший. И сам дом рассохся по всем швам. Свежий ветер, носитель температурных изменений, проникает в дом беспрепятственно. Без печки нельзя. Расходы неизбежны. Галина привыкла, что деньги, как снег весной, тают непрерывно. Ах, почему бы им, как снегу, не падать с неба!
       А ведь как мать в свое время радовалась:
       - На районе дешевле и быстрее поставят! Счастье, что для ветеранов есть выбор. Я записалась на прием.
       Галина тогда не имела ни сил, ни времени вникать; в школе тянула полторы ставки, да еще вечером ишачила на подготовительных курсах:
       - Делайте, что хотите, я все оплачу. Лишь бы иметь на лето пристанище.
Мать всем затратам вела подробный учет. Это никак не отменяло исполнения закона «утром деньги – вечером стулья…» Дешево не получалось. Галина ежемесячно отсчитывала набежавшую сумму и тонко сжимала губы. Известно, чужими руками только жар загребать, (тем более, на районе, куда хоть три года скачи, ни до какого начальства, чтоб кляузу настрочить, не доскачешь) … Так что домик строили милостью божьей да наивностью «антилегентной». И то хорошо.
       Муж во всех вопросах быта целиком доверялся Галине. У него дела поважнее: не все книги прочитаны, не все журналы. Не все возможности и интересные контакты использованы. А с семьей жена справлялась, ничего не скажешь. И, натурально, при острой необходимости, он занимался детьми. По Золотому кольцу кто возил? К морю кто выезжал? А то и просто в парк водил, на прогулки. Тем более что в те времена еще три книжных магазина в округе торговали. Это стимулировало: там в отделе новинок всегда можно было наткнуться на интересного собеседника. Или собеседницу, что тоже бывало не вредно.
       - Представляешь, маменька, эти люди до сих пор еще не приобрели Пастернака. Так я завел их в новый книжный. Буквально носом ткнул… А это тебе, - муж разворачивал покупку. Даже без отрыва от швейной машинки, с помощью которой производилась очередная обнова для младшей дочки (она отличалась по некоторым параметрам от старшей – приходилось подгонять), Галина узнавала в красивом переплете очередное издание «Мастера и Маргариты». Предыдущее муж подарил кому-то из любимых учеников. А нынешнее имело стать заменой подаренному. Галина не сомневалась, что не далее как через неделю оно незаметно исчезнет из дому. Она уже спрятала такое же у себя в шкафу, чтоб сохранить для чтения дочерям.
       Пока что они рассматривали картинки в очередной Детской энциклопедии, предпоследнего трофея из книготорга.
       - Почему у вас вечно не хватает денег? – не понимала мать. - Оба работаете с утра до ночи!
       Дом на дачном участке поставили с опозданием на год относительно договорного срока. Считалось, что повезло, другим заказчикам – не ветеранам – приходилось ждать по несколько лет.
       Щитовой домик, с тремя комнатами внизу, с просторной мансардой, на которую вела симпатичная лестница. Веранда изнутри отделана вагонкой. Все деревянные поверхности Галина проолифила и собственноручно покрыла лаком. Снаружи выкрасила суриком, а окна и угловые доски по всему периметру – белилами. Вышел пряничный домик. Дочери полюбили проводить там теплые деньки лета. С энтузиазмом возились по дому и огороду рядом с Галиной. Муж цементировал дорожки, вскапывал целину, ставил парники. Засыпал на скошенной траве, укрыв лицо «Новым миром», раскрытом на новой публикации Тендрякова…
       В общем, все было по-людски: в чем-то, может, немножко лучше, чем у одних, а в чем-то немножко хуже, чем у других, - как тому и следует быть.
       Бабушка, гордая своим участием в приобретении дачи, все настойчивее призывала:
       - Дети, на гряды пора!
 Девочки послушно откладывали в сторону книжки или игрушки, соскакивали с гамака.
       - Наталья, хворост нужен!
И Наташа разочарованно отставляла в сторону мольберт, у которого расположилась было надолго.
       - Юленька, а пойдем-ка в деревню за провиантом!
Юлька, игравшая с соседскими ребятишками, пробовала отговориться важностью занятия, но бабушка была неумолима: ей самой не донести трехлитровой банки с молоком. А если еще и яйца продадут?
       Галина и не заметила, когда при сборах за город в первый раз прозвучал вопрос:
       - А бабушка будет?
       Убегали от бдительного ока бабушки в лес. Чего-чего щедро не дарил он: разнообразие ягод, загадки грибов, незнакомых цветов (оказывается, лекарственных! откуда мама знает? еще от своей бабушки? ух ты!), разноперых деловитых дятлов, шустрых смелых белок, пугливых зайцев, совсем не таких быстрых, как в считалке про пиф-паф. А раз и косулю встретили! Наташа потом неделю не откладывала карандаша: полет грациозного животного запечатлеть надо было непременно. Выходило чудно! Стрела, пущенная неведомой рукой из невидимого лука…. Но художница все не была довольна собой, все рисовала и рисовала.
       Бабушка не унималась:
       - Что из лесу принесли? Только-то! – тянула она привычную песнь, -соседка вон ведро черники набрала, в том же месте, под горкой.
Искоса посматривала на зятя, расположившегося с книжкой в тенечке.
       В конце концов Галина осмелилась:
       - Мама, что ты за барщину тут организовала! Мы, заметь, пашем в городе – здесь нам бы хотелось иметь некоторое удовольствие…
       Вышла ссора. Но лучше было бы пойти на эту ссору в начале начал. Негативные ощущения, как радиация, накапливаясь, имеют серьезные последствия.
       - Маменька, я на дачу больше не поеду, что там делать? – при этих словах мужа Галина не услышала ничего неожиданного, но испытала некое чувство горечи, будто надкусила яблочко с розовым бочком, а оно внутри - гнилое.
       Со временем все стали замечать, что дорога дальняя, что погода неустойчивая, что соседи не самые приветливые. Садовый домик осиротел. Только бабушка хранила верность своим привычкам и ездила на дачу, в дни свободные от посещения поликлиники. И сетовала на нерадивость дочери и внучек. И радовалась выражению сопереживания со стороны трудолюбивых соседей. Однако и у бабушки энергия пошла на убыль. Годы!
       Постепенно фундамент просел, окна и двери перекосило, а печь начала дымить. Каждая редкая поездка для Галины теперь означала – приведение домика в некое пристойное состояние. На помощь или сочувствие она и не рассчитывала… Разве что птицы, распевая на разные голоса, не давали атрофироваться слуху, да цветы, поочередно расцветая с весны до осени, поддерживали остроту зрения. О какой иной поддержке можно вести речь? Если всерьез? Даже сообразительные дачные коты давно перестали заглядывать к вегетарианскому столу в ее домик.
       Соответственно, Галина справлялась собственными силами, привлекая когда застигнутых в положении стоя соседей, когда вольных шабашников, рыскающих по садоводческим товариществам в поисках легкой поживы. Кое-как домишко держался, претерпевая грубое вмешательство чужих рук.
Прошлым летом Галина выпроводила три смены наемных умельцев. Крыльцо, зацементированное в отсутствие хозяйки, навсегда застыло в положении «равнение налево», это если смотреть глазами прохожего от поворота на участок. При приближении – почему-то возникала ассоциация с пляской Святого Витта, о которой Галина ничего не знала, но, глядя на результат цементирования, начинала прозревать в этой области.
Когда деньги закончились, употребив несколько бодрящих междометий, она надела старый халат, покрасила фасад и окна, подмазала потрескавшийся фундамент - и домик повеселел. Его перекошенные окошки приветливо заусмехались, а покривившееся крыльцо, избочась, призывало наведываться, хотя бы иногда. Домик откровенно нуждался в обитателях.
«Не продать ли добрым людям?» - все чаще возникало в сознании. Свеже покрашенный, домик опять с пряником, деформированным слегка, обнаруживает сходство. Привлекает! Сам председатель дачного кооператива удостоил похвалы: «Ну вот! Не такой уж и плачевный вид…»
       Только странно было продавать эти пять соток Родины. Ну и цена, вернее бесценок… Продажа откладывалась на неопределенное время. И приходила весна, и цвела сирень, и побеждал все запахи небольшой кустик жасмина, и сменялись один за другим ароматы красного, розового и белого пиона, - и беспокойная мысль о добрых людях отступала…
Галине полюбилось приезжать сюда одной. Ее встречало в доме оживленное стрекотанье сверчка. Шепот леса, начинавшегося сразу за дачным забором, дружелюбно успокаивал. Все резкие звуки и запахи, все тягостные умные мысли отступали перед ритмами природы. Галина радостно подчинялась этим ритмам.

       Несколько лет назад в домике поселилась Ласка. Она не любила показываться на глаза. На ее постоянное присутствие указывало лишь исчезновение нагло шнырявших прежде мышей да еще разоряемое, как по расписанию, к середине лета, птичье гнездо над входом. Эта миленькая бело-черная изящная крыска с пушистым хвостиком – или это уже ее дочка? - оставалась полноправной владелицей огромного жизненного пространства, удостаивая Галину своим посещением раз-два за сезон. Она мелькала на крыльце, бросала взгляд на Галину, как будто удостоверяла личность входящей, и пропадала в отдушине фундамента.

Сегодня Галина наведалась, чтоб привести в достойный вид территорию вокруг домика: цветники упорядочить, дорожки поправить. Раз уж не продала домика, то и бросать его без присмотра не пристало. А погода не совпадала с календарем. Вопреки глобальному потеплению, на дачном участке климат отзывался резким отставанием от температурной нормы. Никуда не денешься: разжигай печку. Дров хватает: пять старых больных яблонь и слив, затенявших дом, в два захода свалил известный дачный доброхот за бутылку коньяка - лучше бы две водки, на будущее поучил расчетливый сосед Галину. Откуда у него бензопила, Галина не дослушала. Что-то обыденно драматичное. Каждый по-своему решает свои проблемы.
Сырые дрова не желали разгораться. Старая печка не спешила исполнять прежнюю поэму огня, в свое время покорявшую всех домашних. Галина отбросила покрывало, свисавшее с раскладушки, и вытащила ворох отбракованных мужем бумаг, которые она регулярно сносила сюда – пригодятся хотя б на растопку. Из пожелтевшей «Науки и жизни» выпало письмо, служившее, по-видимому, в свое время закладкой в месте публикации любимого чтения матери: «Ваш сад и огород». Галина скомкала наскоро и сунула письмо в печь. Письмо от спички вспыхнуло было, но тут же и погасло.
- Ах, мать-перемать! – Галина обычно успешно пришпоривала события, употребляя распространенные междометия.
Вторая спичка произвела тот же эффект.
- Ах ты, Господи! – Галина вытащила из холодной печки злосчастную бумагу . Машинально пробежала глазами: «Как ты справляешься со старостью?» Дальше располагалась дыра в тетрадном листе, пожелтевшем задолго до момента предания огню. Поврежденный лист сейчас все равно не годился на растопку, потому что, видимо, перезимовав не единожды на полу, весь отсырел. Галина еще раз скользнула по нему взглядом. «Как ты справляешься со старостью?» Это не был почерк матери. Да и не охотница она была до писем. Она вплоть до восьмидесяти лет находила здесь отдохновение в стоянии на четвереньках над грядами. Она с упоением занималась прополкой. Без устали лечила кусты смородины и крыжовника. Различала виды заболеваний всех произраставших на участке культур. Галина не разделяла её увлечений.
       Страстью самой Галины всегда был лес. Прежде она с дочерьми могла и по ягоды, и по грибы, и под другим предлогом уходить в лес на целый день. Как лес молчал и разговаривал! Как пел и гудел органом уходящих в небо сосен! Какими разливался запахами! Сколькими красками играл утром, днем, вечером! Пожары закатов и иллюминацию звезд они наблюдали из окон мансарды. Старшая – писала, уединившись, причудливые пейзажи. Знакомая околица приобретала сказочные черты. Младшая - с соседскими детьми пела под гитару, разведя костер и призывая романтику…
Когда это было? С кем это было? Где это время и где эти люди?
Вот и дочки выросли. И соседи – все как один – пенсионеры. И неужели это: «Садитесь, бабушка», - обращено к ней?

       Галина уселась прямо на пол перед печкой. Снизу тянуло холодом. Ощущение неуюта усилилось. «Как будто не в своем доме», - подумала Галина. На днях ей кто-то заметил:
- Вы странно судите об общепонятном. Будто Вы не в своей тарелке…
Не в своей тарелке? А что это за ощущение? Быть в своей тарелке – значит ли это быть согласным на то, чтоб тебя скушали под соответствующим соусом? Нет, Галина не чувствовала себя в тарелке, ни в своей, ни в чужой, ни в летающей, как иные мечтатели.
        Вчера муж принес очередной «Глос знад Немна», на польском: Галина, даже потеряв работу в институте, не переставала выписывать этот еженедельник. Подружка-ровесница не понимала: «Для чего выкидывать десятую часть пенсии? Те же новости узнаешь по телеку. Или на том свете собираешься чертят полонизировать?» Галина не отвечала. Она от многих привычек не сумела отказаться. Причина, скорее всего, та же, что у цепляющегося за последнюю ветку, свисающую над пропастью: надежда, может, это еще не конец. Хотя почва под ногами утрачена. Пенсионерка…
Но не будешь же сам рвать даже самую тоненькую связующую нить, всегда позволяешь сделать это другому…
       А когда вечером принялась читать свой привычный «Глос», наткнулась на несколько забытых выражений, бросилась к словарю. Ее старый, с обветшалыми листочками (с первого по двухсотый листы по краю изъедены временем – точь-в-точь выпавшие зубы) тяжелый словарь, состоящий из 1342 страниц, с готовностью открылся сразу в нужном месте. «Кому или чему мы с тобой сегодня служим? – пронесся вопрос в праздной голове. Словарь выдал полную информацию по искомым словам.
       «Копить знания – это к какой категории накоплений относится: на земле или на небесах?» И сама себе ответила: какое же это знание, это простое наведение справок. Уж конечно, к небесному просветлению отношения не имеет. Соответственно бренное, тленное, низменное. «Копите ваше добро не на земле, но на небесах»… С самого детства знакомо. Еще бабушка приговаривала. Даром, что коммунистка была. А воспитание - верующей прабабушкой - свои плоды давало. «И даже повлияло, хотя и косвенно, на потомков через поколения», - подумала с необъяснимой горечью Галина.
       Что это за накопление небесное? Это, люди говорят, некие загадочные добрые дела. Они нужны всегда. Везде. Всем. В любое время выйди на улицу, взгляни в лица прохожих: все в ожидании, кто в угрюмом, кто в тщетном, кто в светлом… А редко кто уже увидел в дверях подъехавшего троллейбуса то самое, добро, без которого не мыслит себя…
       «В жизни всегда есть место подвигу», - старуха Изергиль, придуманная Максимом Горьким, напрасных слов не произносила. Добрые дела нетленны, срока давности не имеют. Именуются подвигами. И им есть место.
       Вот только маленько не понятно, что это за такие добрые дела?
       Уличить подлеца – это доброе дело или нет? А помочь ему же - выбраться из омута? Спасти жизнь подлеца?
       Столько лет пришлось преподавать «На дне» Максима Горького, а приблизилась ли к пониманию спора о лжи и правде? О предназначении Человека?
Стыд тебе, женщина шестидесяти неполных лет. Каждая школьница, по твоему же наущению, бойко, и абсолютно честно тебе глядя в глаза, расскажет смысл любого спора! Земное – налево, небесное – направо. Или наоборот. Как договоримся. Договоримся сегодня земное считать ложным – пожалуйте сюда! Небесное – истинно? Это – туда!
Ах, уже действует новый договор? Вступил в силу с момента публикации? Да, пресса держит нос по ветру, зарплату оправдывает. Что ж, значит, поступаем наоборот. Только и всего. Главное, соблюдать границы условностей. Сию минуту – главное условие, которое необходимо соблюсти, это развести огонь в печке, напомнила себе Галина.

Спиной она ощутила чье-то присутствие и резко обернулась, чтоб не успеть позволить себе испугаться. Так и есть! Из-под покрывала свисавшего почти до пола, бусинками черных глаз посверкивала постоялица с беличьей мордочкой и крысиными повадками.
«Чего тебе?» - мысленно задала свой вопрос Галина.
Ласочка не ответила, застыв неподвижно. Галина потянулась к ней рукой. Та вмиг исчезла в углу под кроватью.
       - Не хочешь, как хочешь,- вполголоса произнесла Галина и начала выбирать среди сложенных у печки дров самые сухие, чтоб нащепать подходящую щепу, для растопки. Теперь Галина сидела лицом к кровати, к печке боком. Ласка появилась со стороны печки, выставив мордочку из-за поленьев, как если бы подглядывала, став на цыпочки.
       Галина присмотрелась и обнаружила на белой шерстке зверька две крупные колючки «мышиной смерти», которые она разбрасывала по всему дому с тех самых пор, как несколько лет назад, сопротивляясь нашествию мышей, принесла из деревни и высадила в огороде кустик с безобидными синенькими цветочками, дававшими семена-колючки. Проглотив их, мыши, по словам деревенских, умирали мучительной смертью, а остальные навсегда покидали проклятое место, не дожидаясь, пока их поймает ласка или кошка, которых на дачных участках также хватало с избытком. «Мышиная смерть» досаждала и самой Галине, цепляясь за одежду и запутываясь в прическе, когда Галина прибиралась в доме, или склонялась над грядками. Увы, культурные растения не растут без регулярных усилий со стороны огородника, а сорные, каковое представляла и «мышиная смерть», обходятся собственной инициативой: ветер, дождь и время – на их стороне.
       Ласка не уходила. «Пришла за какой-то нуждой?» - засомневалась Галина. Но, по-видимому, та колебалась: с одной стороны, Галина собственной рукой никогда не причинила зла ни одному знакомому грызуну. Она и кротов не ловила капканами, как на некоторых участках, - предпочитала заливать водой их ходы. Это приводило лишь к переселению популяции. Зрелище выглядело мило: кроты путешествовали, выстроившись цепочкой. Это был цирк малого масштаба.
       С другой стороны, мышей она не жаловала. Ласочка собственными ушами слышала, как Галина проклинала маленькую мышку, утонувшую в банке с молоком. Это вместо того, чтоб пожалеть о случившемся.

       Что было делать? Избавиться от колючек на загривке не получалось – нужно постороннее вмешательство. Ласочка боялась. Если кто-то пробовал с помощью зубов вырвать колючки, сам мог стать их жертвой. Ее сынок вовремя почувствовал, как они впиваются в его язык, и остановился, предоставив колючкам держаться за шерсть. Все-таки, пусть опасность будет снаружи, а не изнутри. С внешней опасностью всегда справиться проще! Спроси любого даже мышонка, и он ответит: смотри в оба – и все дела! Потому колючки оставались на шерстке ласочки в качестве наглядного примера неосмотрительности. Однако сами они не отпадали – в месте их расположения начинался колтун. Оставалось идти на люди. Пан или пропал.
       
       «Наверно, больно бедняжке! Ну, придумаем сейчас что-нибудь!» Галина бросила кусочек сухаря, завалявшийся в кармане. Зверек отпрянул.

       Галина стащила с вешалки один из необъятных материных платков, помахала им вокруг себя, желая приучить зверька к резким движениям, чтоб избежать нежелательной реакции. Ласочка, как и предполагалось, при первом взмахе незамедлительно спряталась, потом появилась снова. Так несколько раз. Галине понравилось играть со зверьком. Она и забыла, зачем все это затеяла. Как вдруг почувствовала, что платок за что-то зацепился и начал двигаться в сторону от нее.
       «Ах, да, «мышиная смерть», она же цепляется посильнее репейника… Э, да этого-то нам и надо!» - Галина бросилась к ласке, оказавшейся пойманной как на крючок, на колючки, засевшие в ее шерсти и зацепившиеся за край платка. И, чтоб начать принудительное лечение, преодолевая протест пациентки, закутала ее почти целиком в платок. Сопротивляющееся тельце было маленьким на ощупь. Еще меньше, чем казалось на глаз. Головочка с разинутой пастью, страшной для мышей, высвободилась: зверек прогрыз окошечко в своей временной темнице.
       - Ах ты, котенок ты этакий!
       Приходилось действовать спешно: не привыкший к человечьим объятиям, зверек норовил ухватить державшую его руку зубами. Галина лишь слегка надавила на разинутую, с поредевшими зубами, челюсть. Еще сохранились боковые клычки. «А, так ты небось старая знакомая, ты, может, еще дочек моих помнишь, зверюшка-ветеранка… Что ж ты кусаешь руку, несущую избавление от мук…» - Галина дотянулась до лежавших на столике в углу маникюрных ножниц, срезала, или правильнее сказать, вырвала колючки, бросила их в печь, и одновременно с этим услышала не ухом, а всем телом, как что-то хрустнуло под напряженными пальцами…
       - Что? – судорожно освобождала она от платка обвисшее тельце. Ласочка странно двигала лапками, глаза-бусинки закатились.
       - Что?! – повторила Галина громким шепотом.
Головка с прижатыми ушками завалилась набок – ласочка больше не шевелилась.

       Галина похоронила зверька посередке цветущей клумбы на краю огорода.
 Ни о каком наведении порядка на грядках и прилегающей территории речи не могло быть: руки не слушались. Одеревеневшая, может и от холода, возвращалась она домой. В электричке вспомнила Галина про скомканное письмо: прибираясь перед уходом, она машинально сунула его в дорожную сумку.
       «Как ты справляешься со старостью?» – прочитала она снова. После дырки не совсем понятные строчки, упоминание веревки и мыла, неблагодарности и черствости… «Завидное умиротворение и непонятное для меня равнодушие...» - опять дырка – «к чему сейчас эти Почетные грамоты? Эти значки?» - дырка поменьше. Галина соскучилась над излияниями печали неизвестного корреспондента. «Спешите делать добро – это такая вредная агитка! Мы прожили жизнь в уверенности: добродетель вознаграждается. А откуда эта уверенность? Прошу примеров! Только не надо про Золушку - сказки все знают…» Повреждения, причиненные огнем бумаге, уже не мешали прочитывать текст. «Сегодня настала пора нелицеприятно подвести итоги. И веселенький приходится делать вывод: мы хотели как лучше, а вышло по слову русского посла на Украине».
       Ах, все слишком обыкновенно, чтоб придавать этому преувеличенное значение. Все там будем
       Однако из головы не выходило. Жизнеспособность – величина непостоянная. Галина повела глазами и убедилась, что и непостоянная и обманчивая. Добро легко оборачивается злом. «В жизни всему уделяется место,- была такая песенка в детские годы Галины, - рядом с добром уживается зло…».
       Вон те двое, на соседнем сиденье, с удовольствием потеснились, усаживая появившегося на очередной станции лысого дачника с переполненным рюкзаком и сумкой. Чтоб дать место вошедшему, юноша встал, и старик зашамкал свое «спасибо». А уже через минуту Галина перестала оглядываться на молодую пару: юноша устроился на коленях у своей спутницы и откровенно ликовал. Вот тебе и благородный поступок. «Пусть их… Какое мне дело… Копите Ваше добро не на Земле …» Галина не хотела никого осуждать.
Тем более, что пословица сеет оптимизм: «Нет худа без добра». Так для чего весь огород городить? Кстати, об огороде: снова не сделала всего, что намеревалась. Только одну смерть ускорила. А намеревалась реанимировать дачный участок. Небесная канцелярия может от смеха лопнуть, если люди станут рассказывать обо всех своих планах…
Планы занятий, которые Галина в годы работы преподавателем регулярно писала, не осуществлялись буквально никогда, разве только в тех редких случаях, когда Галина пребывала в депрессии. Тогда занятие проходило как по нотам, а сама Галина скучала и следила за медленно двигающейся минутной стрелкой. Со временем она перестала терять время на планы. Опыт позволял. Уроки от этого только выигрывали. Но и самовозгорание становилось с годами проблематичней: все нужнее становилась неравнодушная аудитория. «Вся наша жизнь – самосожженье» - осознавал ли замечательный старик Давид Самойлов, насколько это применимо к судьбе женщины? Той женщины, которая очередную молодость осваивает?
       Да уж, как она справляется с назойливостью возраста, над этим Галина раньше не задумывалась.
Любое отсутствие навыка сейчас можно оправдать – никто не осудит. Признай только себя старухой – все дела. Каждый выразит полное понимание: старость, дескать, не радость.
Не можешь на нужную кнопку нажать в ежедневно обновляющейся технике – учись, не то уступай место.
       Как она справляется с проблемами старости? А так: призывает на помощь молодежь. Знания молодых тоже нуждаются в применении. Почему бы не предоставить полигон для тренировок? Молодые, кстати, охотно объясняли Галине в банкоматах, как обращаться с этими их неодинаковыми экранами, – не применишь одного и того же алгоритма. Нужен опыт.
Твои знания, твой опыт – это опыт другой эпохи. Зачем было копить? Правильнее было расточать. Как муж это делал. Он не виновен в гибели невинной ласки, потому что не замышлял оберегать добра от мышей. Он не только против капканов, он и против искусственного насаждения «мышиной смерти». Галине это было ясно, хотя она его и не спрашивала. Даже и книги, которые он фанатично копит, он с не меньшим фанатизмом раздает - тем, кого считает нуждающимися в них. Книги для него – способ борьбы с несовершенством. Каждая новая книга – ступень, ведущая к неведомым вершинам.
Признание собственных достижений – первый сигнал об остановке в пути. И дело не возрасте, а в энергии движения. Не останавливайся, в случае чего, ползи. «Дорогу осилит идущий, хоть нет конца у дорог…» Галина запомнила это по книге Виктора Конецкого, который морские свои дневники сумел превратить в исключительно занимательное чтение. А какая философская глубина! И не столь важно, что сегодняшнему миру нужен иной опыт и иные знания. Даже для упражнений особей младшего возраста.
       У продвигающихся вперед с иной скоростью – неосвоенные – уже совсем другие вершины - здесь старики помочь могут мало, советы общетеоретического характера не в чести. «Денег дайте!» Никогда со времен изобретения денег (фракийцами или нет? если все же фракийцами, то фракийцы- мошенники, пираты или благодетели человечества?) это добро не исчезало из поля зрения как безнравственных, так и нравственно чистых особей.
В электричке снились Галине фракийцы в греческих тогах, с карманами набитыми мертвыми телами изящных бело-черных крысят, которые время от времени оживали и таращились вокруг черными бусинками глаз.
       Дома Галину ждало уведомление, присланное по почте: правление садового товарищества сообщало, что в соответствии с указом Президента от такого-то такого –то, по причине неэффективного использования садово-огородных площадей, на очередном собрании будет вынесен на обсуждение вопрос о целесообразности изъятия у – следовал список фамилий, среди которых в алфавитном порядке нашла Галина и свою, -участка, предназначенного для выращивания плодово-ягодных растений.
       Чтобы понять, пришлось прочитать вслух. Прозвучало, как песня из программы «Рожденные в СССР, канала «Ностальгия», но почему-то не вызвало никаких добрых чувств. Галина включила на кухне газовую конфорку и с удовольствием положила на решетку конверт с уведомлением. Покоптило совсем недолго, а стереть следы заняло всего несколько секунд.