Часть четвёртая. За ягодами!

Конечно, грибы собирать я тоже любила. Но они появлялись довольно поздно, в самом конце лета. И потом, взрослые всегда подыгрывали мне в лесу, поддавались, помогали.

- Сонечка, смотри, а вот ещё один грибок! Тебя ждал.

И я сразу бежала, «находила» гриб, срывала его и – аккуратно укладывала в корзинку.

Есть грибы я тоже была не против. Во всех видах. Зимой, в городе, – солёные и маринованные. Из банки. С подсолнечным маслом. А в деревне – жареные, с картошкой и луком. Прямо со сковородки. С поджарками. Но самым вкусным был суп с опятами. Бабушка варила его специально для меня. И я ела с огромным удовольствием, вылавливая из тарелки маленькие, скользкие и плотные опяточные шляпки. Понятное дело, что, как только я съедала все свои опята, ко мне в тарелку сразу же прыгали новые – от бабушки, от дедушки и ещё от кого-нибудь из гостей. Разве можно было отказать ребёнку, который с таким азартом ел шляпки!

Ягоды не были моей какой-то особенной страстью. Но они меня занимали и интересовали намного больше, чем все те плоды и овощи, которые бабушка виртуозно выращивала на огороде. Им всем требовался уход, контроль и обязательный сбор. До последней штучки. А мне всегда нравилось самой искать, находить, собирать и есть, прямо не сходя с места. Где я хочу и сколько я хочу. И – когда я сама этого хочу. Короче, помощник я была плохой, ленивый и вредный. Из-под палки я не могла.

Ягоды вырастали то там, то тут. И надо было ничего не упустить, всё попробовать, даже, если было не очень вкусно. Я с интересом следила за тем, как цветочки превращались в крохотные зелёные зёрнышки-шарики, которые, рано или поздно, должны были созреть и оказаться у меня в руках.

Выше всех прятались ягоды черёмухи. Они образовывались из белоснежных цветов, издававших волнующий горько-сладко-вяжущий аромат. Мы с подружками забирались на дерево и нюхали эти цветы, ныряли в этот сумасшедший запах, грызли совершенно горькую кору дерева и, слава Богу, не падали вниз, на землю. Потому что залезали мы ужасно высоко. Взрослые, если бы нас там увидели, оторвали бы нам ноги – в профилактических целях, конечно. Но мы прятались, терялись в щедро цветущих ветках – и нас никто не замечал. А потом, когда черёмуха отцветала, на землю летели её лепестки, всё ещё не утратившие своего запаха, но уже обессилевшие, слегка потемневшие. Срывать ягоды черёмухи приходилось только тогда, когда никого из взрослых не было рядом. Дело было опасное, но это того стоило! Ягоды были горьковатые, вязкие, но – добытые с огромным трудом и ужасно вкусные. Это были словно, ставшие вдруг съедобными, те самые белоснежные цветы, нюхать которые мы забирались на дерево в самом начале лета.
 
Вишни, черешни и прочие чудеса у нас не водились. Потому я об их существовании узнала только на рынке, лет в пять, а о том, откуда они вообще берутся и на чём растут – и того позже. Эти ягоды казались мне чем-то особенным, не каждому доступным. Вообще, черешня – это единственная ягода, которой я до сих пор не наелась. Которую я хочу всегда. И ем с удовольствием. И мне всегда мало!!!

В маленьком огороде, который располагался прямо возле нашего дома (бабушка называла его «полисадник») росли кусты чёрной и красной смородины. Кустов этих было не так уж много, но, когда приходилось обирать с них ягоды – мне так не казалось. Я должна была обязательно участвовать в этом сборе. Ведь ягоды-то – вот они, совсем рядом, ни идти за ними не надо, ни наклоняться, рви себе и рви! Ну, я и рвала. И – ела. Чёрная смородина мне нравилась больше. Она была сладкая, душистая, с очень глубоким вкусом. Особенно – слегка переспелая. Удивительно вкусным был чай, который заваривали со свежими, в этом году выросшими, веточками чёрной смородины. И пили его после бани! А красная, кислятина, была очень красивой, яркой и блестящей. И так здорово смотрелась на веточке. Прямо как какой-то гибрид вишни с виноградом. Или – ещё чего-нибудь.

Самыми моими любимыми были те ягоды, которые росли на земле. Они всегда прятались, их надо было не только подстерегать, но и искать. И все они росли свободно, сами по себе, далеко от дома.
 
Первой появлялась земляника. Она росла не в лесу, до которого ещё надо было дойти. Нет, она росла по оврагам, на краю деревни. Я никогда не собирала землянику корзинами или банками. Так много её у нас не росло. А попробовать хотелось всем детям. Поэтому, как только становилось известно, что ягоды созрели, мы, дети, брали стаканы, чашки, кружки и – неслись наперегонки к оврагу. Туда, где хитро краснели, спрятавшись под листик или под травку, долгожданные ягоды. Земляника была для меня тогда королевой всех ягод. Ею она остаётся и до сих пор. Вообще, мне кажется, что земляника растёт не для того, чтобы её срывали и ели. Нет. Она – существует для счастья, для радостного аромата – тёплого, сладкого, родного. Землянику надо собирать в ладошки, а потом, почти сложив две ладони вместе, нырять в этот запах, вдыхать его весь, весь, без остатка… А съедать всё собранное сразу даже и не надо. Ягоды можно нанизать на травинку и – так и носить их с собой, и понемногу, по одной ягодке, снимать языком и зубами, пока вдруг не окажется, что две из пяти таких ягодных травинок незаметно выскользнули из рук и потерялись!

Клубнику, которая росла у нас в огороде, я особенно не уважала, считая её какой-то дальней родственницей королевы-земляники. Но ела с удовольствием, с сахаром, целыми тарелками. А зимой – ещё и в виде варенья. Тогда, в детстве, я его ещё любила…

В лесу, который был рядом с нашей деревней, росли черника, малина и брусника. За клюквой приходилось отправляться в другие леса. Эти ягоды собирали всегда в большие корзины. Ходили за ними, пока было что собирать. А потом – толкли с сахаром, варили и сушили.

Помню моё первое удивление и приступ негодования, когда я увидела, во что превратились две огромные корзины малины, после того, как ягоды побывали в печке. Просто ужас какой-то! Всё, что высушилось, поместилось в маленьком тряпочном мешочке. И ради этого я искала, срывала, тащила?!

Ягоды я собирала мастерски. Слово «перебрать» по отношению к моей добыче никогда не употреблялось. Мои ягоды всегда были спелыми, без вредителей и – чистые – без листиков, травинок и веточек. То, что мне действительно хотелось и нравилось делать, я делала на совесть.

Самым сложным и даже опасным было – собирать малину. Она, та, которая дикая, любит расти в таких местах, где ногу сломит любой. Во всяком случае, в нашем лесу малина была вредина страшная. Она росла на поваленных деревьях, то есть – между ними. И каждый раз сбор ягод превращался в рискованное, но захватывающее приключение. Надо было одновременно рвать ягоды, следить за тем, чтобы не перевернуть корзину и не упасть самой, споткнувшись невзначай о ствол или ветку дерева. Обрывать ягоды, стоя на земле, мне было не удобно – кусты были довольно высокими. Поэтому я прыгала с дерева на дерево. Иногда, конечно, падала, роняла корзину, рассыпала ягоды…

Никогда не забуду, как я пила однажды чай у нашей соседки – бабки Вари. Мы с её дочкой только что вернулись из леса. Насобирали много черники, малины, нашли несколько поздних ягодок земляники и – горсть только что появившейся брусники. И бабушка Варя взяла всех ягод по кружке, смешала и засыпала сахаром. Я думала, что будет не вкусно. Но, к счастью, я попробовала. Вкус этот потрясающий я помню до сих пор. Кислое, сладкое, душистое, снова сладкое - пресладкое и всё это – с сахаром, в свежем сахарно-ягодном сиропе. С ума можно было сойти, как мне было вкусно! А бабушка Варя и её дочка ели, смотрели на меня и посмеивались. Они, наверное, и забыли, как им самим было удивительно вкусно, когда они ели такую волшебную смесь впервые!

За клюквой ездили на болото. Там же ещё росла и морошка. Рассказывали, что, когда я была совсем маленькой, я её очень любила. Но, сколько я себя помню, мне она особо не нравилась. Да даже не особо, я вообще не нравилась. Я её считала какой-то непонятной, невыраженной, вообще лишней в ягодном мире. В мире моих любимых, хорошо мне знакомых и лично мной собираемых ягод.

Раза два-три за лето мы, всегда в сопровождении взрослых, ходили к старому «барскому» дому, как его называли местные жители. Это уже был даже не дом, а развалины, видимо, чьей-то бывшей усадьбы. Неподалёку от дома, на самой границе луга и леса, росли пять или шесть огромных кедров. Мы сбивали с них шишки и ели кедровые орешки. Они были маленькие, смолистые и – в отличие от ягод – ими никак не получалось наесться в волю. Поэтому каждый такой ореховый поход был очень радостным для детей и - даже для взрослых - событием. Сбивали орехи долго, громко и весело кричали, когда орех, наконец-то, падал и - быстро и молча съедали все орехи до последнего. Делиться никто не хотел. Да оно и понятно…

Ну, и конечно, все ребята обязательно воровали горох на колхозном поле. Свой, в огороде растущий, никому был даром не нужен. Другое дело – колхозный. Он и крупнее, и слаще, и вообще – другой, не такой какой-то. Одним словом – добытый в опасных условиях, не взирая на возможность быть пойманным и строго наказанным. Правда, я не помню ни одного случая, чтобы кого-нибудь поймали или наказали. Все взрослые знали, что дети рвут колхозный горох, и все молчали.

Моя бабушка долгие годы пересказывала мне и всем своим знакомым один забавный разговор, который произошёл у неё с деревенским парнишкой, Колькой-колобком, одним из её любимцев:
- Колень, ты куда бежишь-то?
- В гоёх, за гоёпом. – Сказал так весело – и покатился с горушки. Да – прямо в гороховое поле и побежал.

Колька этот вырос плотным, круглым, как горошек и ужасно нахальным парнем. Женщинам прохода не давал. Убили его. Топором зарубили – то ли на свадьбе у кого, то ли просто – выпил и к кому-то драться полез. Бабушка до сих пор его помнит. И никак понять не может, как так получилось. Да, «в гоёх, за гоёпом»…