Чертовщина

Мой Город. Обшарпанные, но какие-то трогательно хрупкие дома, прячущиеся за сиренью и липами, тесные улочки с почти соприкасающимися балконами, детские площадки, приютившиеся в глубине двориков, вымощенная щербатым булыжником маленькая площадь с давно уснувшим фонтаном и неразделимыми сиамскими близнецами - Домом кино и Домом книги, кипящие кафешки и закусочные, выплескивающие пар ароматов в колеблющееся марево, разномастные ларьки, старые парки и аллеи, где деревья с высоты своего векового опыта, словно древние идолы языческим богам, равнодушно созерцают суетливый бег времени, и тут же под боком копошащейся блошиный рынок, похожий на воспаленный пульсирующий аппендикс, отрастающий от главной улицы. Все это архитектурное скопление, составляющее композицию города, не было бы единым, если бы не Запах. Именно он опутывает разрозненные части, сливая их в монолитную картину, где маленькая, сама по себе немая, деталька, кажется краеугольным камнем, эпицентром мироздания, началом всех начал. Этот запах тончайшим кружевом покрывает все. Такой тонкий, эфирный, неуловимый, но вездесущий и вечный, Душа Города. Он проявляется лишь, когда по улицам перекатываются жемчужные клубы тумана, и невозможно разобраться толи дымка струится с неба, толи капли застыли на пол пути к земле. Тогда сияние фонарей расслаивается на мириады таинственно мерцающих паутинок, являя взору то самое бесплотное кружево, попутно сдобренное тонкой нотой – пряным ароматом промозглой сырости. И все в этой вязкой пелене теряет прямые, четкие линии, все грани размываются в призрачные бесцветные тени… И тогда дыхание мостовых и тротуаров, собирающееся в улочках сумрачной мглой, набирает силу и гремит отчаянной, великолепной «Non, je ne regretted rien» Эдит Пиаф… Его издают дома, он сочится сквозь щели из нутра, сквозь поры в кирпичах и цементе. Коренные горожане вдыхают его перед первым криком, впитывают с молоком матери, они с самого детства пропитываются им насквозь и сами вкладывают в него частицу себя. И для них это уже не просто запах, а нечто большее – дыхание Города, то, что одушевляет древние парки и тесные улочки. И в тот момент, когда это дыхание прониклось мной, я почувствовала неторопливый, размеренный пульс огромного сердца, и поняла, что я дома…
Здесь все маленькое, все тесно прижато друг к другу, будто город стремится сжаться в одну точку, окончательно затерявшись среди лесов и полей, на всех картах он теряется уже с сантиметров двадцати. Розовые, желтые, пылающие отчаянной охрой кирпичные, серые многоэтажные муравейники и гордые в своей индивидуальности частные домики с поющими ставнями и резными водостоками, тонущие в глубине садов. Продуктовые, бакалейные, книжные лавочки рассыпаны, словно хлебные крошки щедрой рукой, или галька с редкими драгоценными вкраплениями антикварных магазинчиков и картинных галерей. В совершенном беспорядке фруктовая лавочка соседствует с обувной мастерской и художественной школой, зато молочная и пекарская близкие соседи через две улицы, а вот мясные продукты у черта на куличках, ленивые предпочитают добираться на трамвае… Так и оббегаешь весь небольшой городок, а вроде бы всего лишь пошла за самыми необходимыми продуктами. У каждого, конечно, с детства имеется свой любимый извилистый маршрут, а то и несколько, под разное настроение…
Почти перед каждой дверью висят старые проржавленные фонари, своего освещения на улицах почти нет, только набережная и площадь худо-бедно освещаются тусклым, дрожащим светом. В парках стройные ножки-столбы несут изящные, витиеватые грозди фонарей с замутненными от нагара стеклами. Когда-то, давно, в них стояли оплывшие свечи, и каждый вечер фонарщик со специальной лучиной ходил от фонаря к фонарю, открывая створку и прикуривая фитиль… Сейчас они безмолвствуют, как и фонтан на площади…
Один из тысячи таких же милых старых городов, вокруг которых на многие километры лишь несколько деревенек, и ночью они, словно маленькие галактики с разноцветными мигающими звездами окон… Непостоянные, хаотично меняющиеся созвездия многоэтажек… Опрокинутое небо…
И каждый притягивает, манит странников, словно заколдованный омут, нырнуть в него с головой, погрузиться, увязнуть… Он сулит маленькую родину, уют и умиротворение… Вот так и мы с Софьей как-то заплыли в этот Город, да так и осели здесь на многие многа… С тех пор прабабушка давно уже ушла от меня, а я успела прикипеть, настолько, что наши с ним сердца давно бьются созвучно, пускай и на разных октавах…

Иду с блуждающей улыбкой. Впереди трусит Тень, старательно играя обычную слепую псину с гипертрофированным обонянием и осязанием… Ну то есть, конечно, ничего подобного она не изображает, а просто бежит себе от кустика к деревцу, от деревца к скамейке да разнюхивает, что к чему… Идем за свеженьким, тепленьким хлебушком, потом за молоком, потом за… еще за чем-нибудь, по ходу придумаем… Уж больно хорошо… Душа поет и танцует. Мне так невыносимо легко, и кажется, будто тело мое совсем невесомое… Держите меня, а то сейчас улечу! Просто, и никакого зонтика для этого не понадобится. Слишком много света, он льется ото всюду, щедрым морем плескаясь от земли до самого призрачного купола неба. Это ощущение скользит по тонкой грани сознания на бреющем полете. Даже люди это чувствуют… и улыбаются сами себе и друг другу. И деревья с умиротворенной улыбкой потихоньку теряют листик за листиком, разбрасывая их вокруг с художественной небрежностью… А что им расстраиваться, ее еще очень много, и она такая яркая, пропитанная такими густыми цветами, что когда сквозь нее просачивается свет, то словно через витражи, роняет на дорожки и людей зелено-золотые волны.
Внутри будто тикает часовой механизм, отсчитывая последние мгновения перед катарсисом. Не могу, я слишком падка на выходки…
- Теееень? – подмигиваю своей семенящей рядом Совести и Благочестивости, а также Добропорядочности, Серьезности и остальному тому подобному. Уж такая несправедливая раздача произошла при нашем созидании… Не мой день тогда был… или не ее…
Щурюсь на свод аллеи и начинаю напевать, импровизируя на ходу...
Я иду по тоненькой дорожке… хм…
У меня есть маленькие рожки,
У меня в ботиночках копытца…
Пусть меня милиция боится…
Я, конечно, не мастер по части иллюзий, но морок умела наводить, когда еще, наверное, пешком под стол ходила… хотя точно не помню. Ну, в общем, первый раз у меня это вышло совершенно непроизвольно. Тут, главное, проявить фантазию…
- Приветик, - улыбнулась я от всей души, демонстрируя клычки, и сыграла томный взгляд. Маленькие кривые рожки довершили картинку. Неудачливый прохожий споткнулся, вытаращив глазища с приличные блюдца…
Тень заворчала, на всякий случай отбежав подальше, являя всем своим видом сплошной молчаливый укор… Бесполезно, я разошлась не на шутку.
-МАМА! Мама! Ой, смотри! Чертик!!! Ну смотри же… - заливается карапуз, тыкая в меня пальчиком, но мамаша явно не разделяет его восторга по сему поводу, дергая за руку и грозно цыкая. Она вообще упорно на меня не смотрит… Оборачиваюсь, состраивая хитрющую рожицу с пятачком. Он все еще тянет ее руку, оглядываясь. Какая надежда в глазенках! Ну как тут можно устоять… Разворот на 180 градусов, громко смачно отбиваю копытцами дикую чечетку по булыжникам и как финальный аккорд – звонкий щелчок хвостищем. Парень в восторге! Снимаю импровизированную шляпу и раскланиваюсь, подмигивая его довольной физиономии… Быстрый, смазанный разворот, и я уже самая нормальная и обычная. Невольные зрители оторопело моргают и качают головами, пытаясь осознать необъяснимое… Чинно закидываю сбившийся шарфик за спину, про себя умирая в конвульсиях от смеха. Как же! Черт отплясывает чечетку средь бела дня!!! Бардак! Солнечный нокаут… Мда… И куда деются дети, когда вытягиваются в росте? Что за упрямое отрицание того, во что еще совсем недавно, можно сказать, вчера, так безотчетно верили и видели во всем… А ведь все есть. Каждая сказка и волшебство живут где-то и даже и не подозревают о том, что в них где-то кто-то очередной разуверился… В мире для всех и вся хватает места…