Колёса

       
       
       Как-то по радио передали, что в лондонском аэропорту Хитроу лётчик при посадке забыл выпустить шасси и чуть не угробил самолёт. Но перед самой землёй опомнился, сделал второй круг и кое-как, с горем пополам, приземлился.
       Морозов рассмеялся:
       - Ну и лётчик. Про колёса забыл. Это всё равно, если бы мы в проекте котельной забыли про котлы.
       - А мы и забыли, - подхватил Ивлев.
       - Когда?
       - Да помнишь в прошлом году разработали мы проект...
       - А-а, было дело. С котельной я пример неудачный привёл. И тем не менее: про колёса в самолёте забыть – это нонсенс, факт из ряда вон выходящий. Не знаю даже с кем такого лётчика можно сравнить. Разве что с хирургом, который после операции скальпель в животе оставил.
       - И такое в жизни бывало, - философски заметил Буренков. – У моей знакомой аппендицит вырезали, так хирург у неё во внутренностях по рассеянности термос с кофе забыл.
       - А термос откуда? – удивилась Невзорова.
       - Хирург во время операции подкреплялся. Тонус восстанавливал. А когда сделал операцию, заштопал всё аккуратненько, глядь – а термос-то тю-тю. Ну, он на ассистента накинулся: «Ты мой термос спёр, признавайся».
       - Да не брал я твой термос, - ассистент отбивается.
       - А где же он? – наседает хирург. – Китайский термос, в цветочках, я его за юани в Пекине купил, когда на Всекитайский медицинский симпозиум ездил.
       - Не брал, - упирается ассистент.
       - Кроме тебя рядом никого не было, ты всё время возле термоса крутился.
       - Не возле термоса, - ассистент аж заходится, - а возле аппендицита. Инструмент тебе подавал.
       - Знаем мы таких подавальщиков. Только и смотрят, где что плохо лежит.
       В общем, потом уже, после эксгумации, вскрытие показало, что хирург таки был не прав. Термос вон аж где обнаружился. Очень хирург обрадовался. Извинился перед ассистентом.
       - Извините, - говорит, - коллега. Зря я на вас грешил. Вы ни в чём не виновны. Хорошо ассистировали.
       - Факт прискорбный и вопиющий одновременно, - тяжело вздохнула Невзорова. – Но всё же колеса есть колеса. Без них, как сказал поэт, ни тпру ни ну.
       - Это какой же поэт так метко выразился? - спросил Ковбасюк.
       - Сосед мой.
       - У тебя сосед поэт?
       - Да, - с гордостью подтвердила Невзорова. – У меня сосед – поэт. Недавно по лотерейному билету «Жигули» выиграл. Так представляете: без колёс машина пришла. Её с платформы на носилках снесли. Ну, поэты, они чувствительные, тонкокожие, увидел эту машину – у него из глаз слёзы ручьём хлынули. А ему говорят: "Не плачь, Маруся, не ты первый, не ты последний, радоваться надо, что хоть кузов пришёл, он у тебя именной, по счастливому билету выигранный, получай свой каркас, пока билет твой силу не потерял. А на колёса всероссийский розыск объявим". С тех пор всё ищут: завод-изготовитель клянётся - лично мы машину с колёсами выпустили; железная дорога божится - лично мы с колёсами погрузили. Крайнего не найдёшь. Поэт исстрадался до невозможности, уже целый год вместо стихов одни жалобы пишет.
       - Хе-хе. Жалобы пишет. Мёртвому припарка. Колёса – большой дефицит. Не хватает на всех колёс.
       - Совести у кое-кого не хватает.
       - Ответственности.
       - Шариков... – тоже у кое-кого. Вместо головы тяпка приделана.
       - А я думаю, - подвёл итог Баранов, - всем нам не хватает...
       Но тут прозвенел звонок на перерыв, и мы разбежались, так и не выяснив, чего же кому не хватает, когда не хватает колёс.