Каникулы

Я вскочил в трамвай № 67-13 буквально в последнюю секунду. Уфф, повезло! И свободное место нашлось – у окна. Я опустился в уютное кожаное кресло и блаженно вытянул гудящие ноги.
– Одесса, улица Жуковского! – произнес казенным голосом кондуктор, когда вагон тронулся. – Следующая остановка Медон, Париж.
– Остановите, остановите! – закричал какой-то дядька в сапогах и ватнике, непонятно как затесавшийся в вагон. – Мне в Вапнярку надобно!
– В Вапнярку? – переспросил кондуктор, – Эк вас занесло! Нужно было сесть на 76-13 Бендеры – Хельсинки. Теперь ничего не поделаешь: придется доехать до Парижа, а там уже пересесть на 8-5-13 Токио – Киев.
– Так я ж из-за того Парижу часов пять потеряю! – убивался селянин.
– Ну, а я что могу сделать? – резонно вопросил кондуктор и пошел по проходу, голося:
– А кто еще билетик не взял? Покупаем, граждане, не стесняемся. Постоянные и пенсионные предъявляем без дополнительных напоминаний в развернутом виде, печать и фотографию пальцами не заслоняем...
Я протянул кондуктору пятьдесят копеек.
– Один. До конечной.
Кондуктор выдал мне пять копеек и рубль сдачи, а также нарядный билет, снабженный водяными знаками и голограммами.
Пять копеек я взял, а рубль оставил кондуктору. Он сдержанно поблагодарил и, ворча:
– Рубль копейку бережет! – спрятал рубль в какой-то потайной карман.
Трамвай двигался почти неслышно, изредка подрагивая на стыках. До конечной было час сорок, не меньше, и можно было, наконец, отдохнуть. После длинного, странного и, откровенно говоря, не самого удачного дня это было совсем не лишним.
Все началось с того, что рано утром я опоздал на троллейбус 94-13 Каир – Рим. Причина для опоздания у меня, правда, была. Несущественная, вроде, причина, хотя... Итак, я опоздал на троллейбус, и мне пришлось нестись в аэропорт, хотя я терпеть не могу самолеты: и медленно, и попутчики малоподходящие, типа того вапнярского мужика в ватнике. Самолет – штука дешевая, вот те, у кого монетки-другой на трамвай или троллейбус не найдется, и летают самолетами. Да и пересадки кого угодно утомят: то, что тот же трамвай Бендеры – Хельсинки делает напрямую и за час сорок пять минут, на самолетах займет чуть ли не сутки. Да-да, сутки!
В общем, кое-как до Рима долетел. А там то ли опять сообщение о норвежских террористах пришло, то ли еще что, но промурыжили нас во Фьюмичино часа два, не меньше. Так что на деловую встречу, ради которой добирался сюда из Кармиэля, опоздал. Хорошо хоть, в аэропорту работали телефоны-автоматы, и удалось дозвониться и объяснить ситуацию. Разговор оказался неприятным, ибо предполагаемый издатель, узнав, что звоню из аэропорта, удивился: – Вы что, самолетами летаете?
Я представил себе довольно явственно, как он при этом презрительно улыбнулся.
– Что вы? Это просто несчастный случай!
Принять меня сегодня он, разумеется, уже не мог, поэтому, проверив свой еженедельник в поисках свободного времени, перенес встречу на пол-одиннадцатого утра назавтра. Устраивает ли это меня, конечно даже не спросил.
Таким образом, впереди замаячило свободное время. Непозволительная роскошь в нашем мире, где каждая минута, потраченная не на зарабатывание денег, считалась позорно потерянной. Ничего не делать или почти ничего не делать могли позволить себе только очень-очень богатые люди, а таких в целом мире имелось не больше сотни. Остальные что-то создавали, созидали, рушили, изобретали, варили, наваривали – в общем, трудились на благо… Вот только непонятно, на чье. Все это выглядело, на первый взгляд, бессмысленным, однако кто-то незримый каким-то образом подсчитывал коэффициент полезного действия каждого, и в конце месяца, приложив палец к денежному аппарату, ты получал то или иное количество денег. Иногда их было неожиданно много, чаще, еще более неожиданно, мало… Что касается меня, то денег на оплату жилья, еду и транспорт обычно хватало.
Мне вдруг очень захотелось провести день как-то по-особенному. То ли «римские каникулы» себе устроить, то ли еще какие. Но каникулы! Точно-точно! Именно каникулы!
Ка-ни-ку-лы…
Какое волшебное слово! Помню, когда-то давно бабушка рассказывала, что каникулами назывались перерывы в учебе, когда на неделю-другую, а когда и на несколько месяцев. В это время, по словам бабули, можно было делать все, что захочешь. Старушка, наверное, как водится, слегка приукрашивала, но все-таки…
Решено: я на каникулах!
Теперь следовало сообразить, куда податься свободному человеку. Собственно, и решать-то было нечего. Конечно, к морю в Одессу!
Я вышел из аэровокзала, прошел метров пятьдесят до остановки и дождался трамвая № 112-13 Рим – Ланжерон.
Одесса... Город моего детства, юности… Правда, теперь никого-никого у меня тут не осталось. И некому позвонить и сказать, как в старом-престаром, но очень хорошем кинофильме:
– Здравствуй, это я!
И некому сказать, просто сказать:
– Помнишь?..
Да что там, просто попроситься на ночлег не у кого…
Впрочем, отель я вполне мог себе позволить.
На пляже выбрал топчан, сбегал к автомату, где за пятьдесят рублей бумажками приобрел полный комплект отдыхающего: плавки, пластиковые шлепанцы, махровое полотенце и зубную щетку. Полотенце я расстелил на топчане, переоделся и направился к морю. Может, потому, что было самое начало июня и людей на пляже имелось немного, но вода была теплой и прозрачной. Я с удовольствием окунулся и поплыл к буйку. До него было недалеко, метров двадцать. Вот, что значит любимый город и чистая, прозрачная вода – плыл я, как в юности, легко и быстро. У буйка уже сновала стайка ребятишек лет девяти-десяти. Небось с уроков удрали. Казенщики… Хотя... Кажется у них те самые каникулы. Я невольно улыбнулся. Впрочем, буйков имелось несколько. Я подплыл к следующему, нажал кнопочку, и из его недр выдвинулся пластиковый стакан с надписью «Не нарушайте границу заплыва!». Впрочем, содержимое стакана искупало бестактную надпись. В нем была смесь гранатового и апельсинового сока…
Рядом болтался небольшой резиновый плотик. Я не обратил бы на плотик внимания, если бы не девушка, почему-то стоявшая на нем. Лифчика на даме, понятное дело, не имелось.
 Собственно, даже не девушка сначала привлекла мое внимание, а ее трусики. Даже не трусики, а надпись на них. Плотик как-то интересно вращался, поэтому надпись прочел полностью. «Я люблю» - было написано на ягодицах, - «Секс» - было написано… Ну, вы знаете где. Сначала поразился, что надпись на русском языке. Неужели и купальный костюм сделан в России? Но девушка, имеющая возможность купить русский купальный костюм, не ходит на бесплатные пляжи! Хотя… Купальник мог быть и английской подделкой.
Потом я посмотрел на саму девушку и увидел, что она давно и с интересом за мной наблюдает. Это порадовало. Ибо дамка была чудо, как хороша!
– Я не обманываю! – сказала она, глазами указывая на надпись.
– Верю, как самому себе! – почему-то охрипшим голосом сообщил я.
– И напрасно! – она фыркнула и отвернулась.
Пришлось мне довольствоваться неполной надписью «Я люблю…» на ее симпатичнейшей попке.
Впрочем, долго волшебным видом любоваться мне не позволили. Любительница секса включила какой-то моторчик, плотик приподнялся слегка над водой и помчал к берегу. Я проводил его грустным взглядом.
Купаться как-то сразу расхотелось, и я, полежав немного на спине, поплыл обратно.
На топчане не обнаружилось полотенце, зато по соседству обнаружилась девушка, устроившаяся прямо на песке. Конечно, она лежала на моем полотенце!
– Могу предложить еще шлепанцы и зубную щетку! – сообщил я. – А плавки не дам. Самому нужны!
– Ага! Значит приезжий! – тут же сообразила она.
– Агата Кристи! Александра Маринина! – назвал авторов детективов женского пола из далекого прошлого. Заодно решил похвастать интеллектом.
– Плюс Иоанна Хмелевская! – засмеялась девчонка. И тут же стала серьезной. – Слушай, откуда ты взялся? Плаваешь, вроде, по-нашему…
– Жил я тут когда-то… А теперь приехал…
– Зачем?
– На каникулы! – с удовольствием произнес полюбившееся слово.
– Ясно… – потянула она. – Значит, задолбала и тебя жизнь!
– Есть чуть-чуть! – Я уже не удивлялся ее догадливости. Догадливости? Нет, скорее чуткости.
– Регина! – раздался неподалеку слегка раздосадованный голос. – Опять развлекаешься?
– Иду уже, иду! – явственно огорчилась Регина, но поднялась и пошла прочь, помахав мне рукой и волоча лифчик по песку.
Регина… Давно не слышал этого имени. Пожалуй, с детства.
А ведь она не хотела уходить. Не хотела!
Полно! Что тешить себя пустыми иллюзиями? Этой Регине лет восемнадцать, ну, двадцать. А мне? Что? Не слышу! Шестьдесят? То-то! В дедушки я ей гожусь! А туда же… Перья распустил…
Обидно, но после того, как себя таким образом отругал-отрезвил, легче не стало. Наоборот!
Вдруг сильно-сильно захотелось закурить. И выпить обжигающий кофе по-турецки. Это мне-то, много лет не расстающемуся с… Ну, в общем, это лекарство когда-то, давным давно называлось нитроглицерином.
Неподалеку имелась кофейня. Такая себе верандочка с плетенными столиками и стульчиками. О, засюсюкал: столики, стульчики… Ага, появился еще один повод заняться самоедством. Впрочем, за этими мыслями я уже дошел до веранды и уселся за столик.
– Закурить бы… – еще раз тоскливо подумал я.
Подошел официант. Я заказал чашку кофе по-турецки. Он кивнул и повернулся, чтоб уйти выполнять заказ.
– …и пачку сигарет, пожалуйста! – произнес я ему вдогонку.
– Каких? – спросил он, возвращаясь.
– А какие есть?
– «Шипка», «Прима», «Стюардесса», «Опал», «Родопи», «Флуэраш», «Столичные», – произнес он, заученный давным давно текст.
– «Родопи»? – удивился, потом обрадовался я. – Давайте «Родопи»! Я в юности их очень любил!
– Официант как-то странно поглядел на меня и ушел.
Кофе оказался очень даже славным. Впрочем, удивить меня кофе нынче несложно. Уже лет семь пью я напиток, который сам прозвал: кофе без никотина. Без кофеина, то бишь. Так что… Вообще я заметил, что попав в Одессу раз за разом совершаю поступки, еще вчера немыслимые. Плаваю к буйку кролем, знакомлюсь с девушками, курю… Кстати, а где сигареты. Распечатав пачку, достал сигарету…
– А зажигалку дома забыл? – Раздался знакомый голос. Ба, да это же Регина.
– Может, у тебя есть огонек? – Обрадовался я. И тут же поразился глупости вопроса. За прошедшее время одежды у Регины не прибавилось. Разве что, лифчик все-таки надела.
– Сейчас найдем! – обнадежила она, достала из пачки сигаретку и огляделась. В кафе никого не было. Кроме нас, понятно. Тогда Регина направилась к бару, и что-то сказала мужику, возившемуся за ним. Тот кивнул и достал… Нет, вы не поверите! Он достал спички! Зажег одну и дал Регине прикурить. Та затянулась, выпустила из носа дым и пошла ко мне. Я прикурил. Почти минуту мы дымили, глядя друг на друга.
– Сейчас меня опять утащат! – сообщила она после этого «продолжительного» молчания.
– Жаль! – вырвалось у меня.
– Ага, жаль… – согласилась, – А ты где остановился?
– Еще нигде…
– А мы в «Новой Красной». Это тут недалеко…
– «Красную» знаю, а «Новую Красную» найду! – пообещал я.
– Это на Жуковского, около моста!
– На Жуковского около моста?..
– Регина! – раздался недовольный мужской голос, и она убежала, так и не дав мне рассказать, что на Жуковского, около моста я жил когда-то…
Отель «NOVAYA KRASNAYA» действительно построили на месте моего дома. Впрочем, не только моего. Двадцати с чем-то-этажная громадина поглотила и дом, стоявший рядом. Эх, смешно этому огорчаться. Столько лет прошло…
От гостиницы начинался Новиковский мост. Мост моего детства. Сам он не очень-то изменился. Зато вокруг…
– Все мы меняемся… Только город в лучшую сторону, а я, увы,… – сообщил себе и пошел не спеша в сторону Пушкинской. Там повернул направо…
Я не стану подробно описывать дома, которые узнавал, а их много. И те, которые узнать не смог. Скажу только, что опомнился на скамейке Приморского бульвара. Хорошо мне было. Надо мной шептались все те же, что и в юности, платаны, внизу, чуть вдали плескалось море.
Как и не уезжал!
Ага, тот случай! О том, что не выгляжу, как одессит, понял, когда ко мне подошел молодой человек в форменных брюках и оранжевой дворницкой жилетке. На груди у него висел какой-то бейджик, но что там изображено, прочесть не было никакой возможности.
– Так, гражданин, оплачиваем бульварный сбор! – протокольным голосом возвестил вьюнош.
– Скажите, а вместе с бульварным можно еще и пляжный оплатить? – поинтересовался я.
– В виде исключения! – расцвел юный аферюга.
– И квитанции дадите?
– Конечно!
– И Беню знаете?
– Какого Беню? – попался он.
– А такого, к чьей маме, а точнее матери ты сейчас пойдешь!
Юноша одобрительно рассмеялся.
– Ты смотри – своего не вычислил! Старею.. – пожаловался он и отошел. Скамеек на бульваре много. Где-то да проканает.
А я закурил.
А потом мне захотелось есть. И я пошел в кафе, столики которого вынеслись на тротуар Екатерининской площади. О, тут мне было, что и кого вспомнить. Но я вспоминать не стал, а начал, наоборот, удивляться. А больше всего тому, что ничегошеньки тут не изменилось. Даже меню кафешки. Словно листаю его, как и сорок лет назад…
А потом я шел по Екатерининской…
А потом все резко изменилось и замелькало в немыслимом каком-то темпе. Потому что… Потому что в ювелирном на Дерибасовской я случайно глянул в зеркало! Глянул и не понял. И растерялся. И опешил. И не знал, как реагировать. Потому что, там я увидел не себя… Нет, себя, себя… Но двадцатилетнего!
Два-дца-ти-лет-не-го!
И сначала мне стало хорошо!
А потом стало совсем плохо!
Потому что куда-то подевалась прожитая жизнь. И поражения. И успехи. И потери. И радости. И женщина, из-за которой опоздал я утром на троллейбус. И дети мои, живущие в разных странах. И болезни. И книги. И враги. И друзья…
Вечерело. Еще не зажигались фонари, но тени изменились, стали длиннее, гибче. Они тянулись за мной, когда я шел, почти бежал в гостиницу.
В холле столкнулся с плачущей пожилой женщиной. Еще более пожилой мужчина подталкивал ее и говорил:
– Ну, полно, Регина, полно! Я сам не хочу никуда уезжать, но…
Тут я встретился с женщиной взглядом, и она начала краснеть. Потом повернулась и быстро пошла, почти побежала к выходу.

В Париже вагон практически опустел. Вышли все, и мужик из Вапнярки в том числе. Остался кондуктор, дремлющий на своем служебном месте, и я.
Трамвай ринулся в сторону Рима.
Темнота окружала несущийся вагон. Зато в нем было светло, отчего каждое окно стало практически зеркалом. И в этом зеркале я увидел себя.
И огорчился.
И успокоился.