Москвич

Место чуть выше городского пляжа считалось неплохим для рыбалки на донки. Чтобы его занять, надо было в пять часов утра уже находиться возле железнодорожного моста через реку – именно с этого времени разрешалось движение по нему пешеходов. Рыбное место находилось по другую сторону моста. Или оставаться на ночь. Место было и плохим, и хорошим одновременно. Хорошим, потому что под водой оставались остовы свай от взорванного когда-то деревянного моста, и там водилась рыба. Плохим, потому что по той же причине многие рыбаки поставляли там свои грузила, крючки и леску. Но я примерно знал, куда надо делать заброс, чтобы не было зацепа. Я еще учился в школе, денег на снасти не было, поэтому донки мои были сделаны из разных кусков лески, которую я или выменивал на что-нибудь у таких как я, или вытаскивал на свои донки из речки. Крючки тоже разнокалиберные. Рыбачил на опарыша. До середины лета на него лучше всего ловилась рыба. Добывал его на свалках, извлекая из дохлых собак и кошек. Найти такую дохлятину было за счастье. Еще регулярно ворошил мусорный ящик во дворе. «Худо-бедно», а когда несколько чехоней и подлещик у меня уже сидели на кукане, неподалеку начал разматывать свои донки интеллигентного вида мужчина. Какая у него была оснастка! О такой можно было только мечтать. Чувствительные складывающиеся «сторожки», бронзовые колокольчики, леска зеленоватого цвета и без всяких узлов, поводки, крючки.… Это был заезжий гость из столицы. Он поинтересовался, на что я ловлю Я ответил. Тогда он спросил, где я достаю опарыша. После моего ответа он брезгливо поморщился и пробормотал, что не стал бы есть рыбу, выловленную на эту гадость. Между тем я поинтересовался, на что ловит он. Оказалось, что он великий спец в рыбалке, прочитал много книг о рыбной ловле. Будет пробовать разные насадки, пока не выяснит, что местная рыба больше всего уважает. А это: червь земляной, колбаса варенная, кузнечики, бабочки, всевозможные каши с разными добавками. И донок он забросил штук десять, против моих трех. Я запереживал, что он сейчас всю рыбу выловит. Но на его донках был мертвый штиль, а я продолжал насаживать и таскать. Я видел, как мужчина нервничает, какая у него внутри идет борьба, и радовался себе потихонечку – пусть у него и дальше не клюет, раз он такой умник. Когда я уходил, гордо держа в руках кукан с рыбой, мужик не выдержал: «Слушай, не осталось у тебя, как это, опарышей, дай мне, пожалуйста, немного». Я не жадный, сжалился, дал ему то, что у меня осталось. Я видел, как трясущимися от волнения руками он насаживал тех самых опарышей, о которых так плохо отзывался, и с каким азартом тащил первую, попавшуюся на них рыбу.