Revolution Drive

Дэвиду Линчу посвящается

День у Нинели Макаровны не задался с самого утра. Сначала она проспала. Проворочалась всю ночь в поисках правильных слов и, так их и не нашедши, захрапела с рассветом тяжеловесным сном. Будильник она уже давно не заводила: ведь ей в голову не могло прийти, что можно очнуться в двенадцатом часу, и то от звонка Никандра Никандровича, верного соратника и в прошлом секретаря партячейки завода. Никандр Никандрович сопел от одышки в трубку: «Ни-не-леч-ка-ты-где?» Его слоги тонули в криках оратора за Советский Союз и громких овациях митингующих. У Нинели Макаровны кольнуло сердце:
- Вы давно там?
- Спо-ло-ви-ны-один-над-ца-то-го, - напрягался Никандр Никандрович.
– Подождите, подождите, сейчас буду. Опять проклятые пробки, - оправдывалась она.
- Ка-кие-проб-ки-ввоск-ре-сенье! – Нинель Макаровна так и видела, как секретарь неудовлетворительно пожал плечами. Она почувствовала, что краснеет. – Лад-но-зво-ни.
Она медленно, чтобы не закружиться, поднялась с кровати, на скорую руку поставила чайник и, пока он кипятился на облупившейся газовой плите, нарядно оделась в приготовленный серый костюм с медалями и расчесала изжелта-седые волосы. С кухни раздался призывный свист – и Нинель Макаровна выпила чашку жидкого чая с конфетой-сухарем. Она уже обула туфли, как вдруг вспомнила про пылившийся за унитазом плакат. Она открыла скрипучую дверь и вздрогнула. Ей отчетливо представилось, что в кромешной глубине кто-то есть. Впрочем, в следующее мгновение она широко расхохоталась детским страхам и схватила красный плакат с надписью «Долой произвольную власть!», висевший на продетой в отверстия веревке с множеством узелков. Она закрыла туалет и совсем забыла о секундном потрясении.
Нинель Макаровна всегда долго спускалась пять этажей по лестнице. Лифт не работал уже пару месяцев, но она не жаловалась. Она считала, что ей повезло прожить уже почти сорок лет пусть далеко от метро, но зато на пересечении важных магистралей и в однушке добротного, хотя и состарившегося сталинского дома. Ведь ее боевые подруги, включая тех, чьи квартиры располагались по соседству, ютились, в лучшем случае, в двухкомнатных хрущевках. Помимо этого, ее окна смотрели на шоссе Революции, что немало грело ее не только коммунистическую, но и блокадную душу. Теперь, конечно, первая ассоциация с шоссе Революции упиралась в пять букв – ГИБДД, но когда-то дорога вела на Ладогу и помогла выстоять блокадному Ленинграду.
С плакатом под мышкой она устроилась отдохнуть на площадке второго этажа. У квартиры Светочки, внучки Лии Станиславовны, собралась пьющая школьная молодежь. Светочка поздоровалась с бабой Нинелью, остальные шушукались и улыбались между собой. Нинель Макаровна не обижалась и продолжила свой путь. Последние ступеньки на ощупь давались особенно трудно, но, на ее счастье, Лия Станиславовна как раз возвращалась из магазина и осветила ей путь. Они дружно поздоровались и распрощались каждая по своим делам.
На улице Нинель Макаровну встретил ливень. Она так разволновалась своим опозданием, что не заметила погоды. Возвращаться было поздно и бессмысленно. Она достала «Правду» и, прикрываясь газетой, кое-как доплелась до автобусной остановки. Мимо ехала одна маршрутка за другой и, в конце концов, плюнув на все, она влезла в очередную. Она наскребла дрожащими пальцами мелочь, но водитель наорал, что нужно больше. Она давно не садилась в транспорт и повиновалась, попутно утвердившись в правильности своей позиции.
Дождь стих. Нинель Макаровна выпрыгнула из маршрутки в лужу, но, не обращая внимания на досадное недоразумение, уверенно направилась на шум. Митинг долго запрещали, переносили, пока не разрешили в глуши центра и чуть ли не на детской площадке. Она торжественно шествовала с перекинутым через шею плакатом по проезжей части под наблюдением суровых милиционеров, выстроившихся в шеренги по обоим тротуарам. С приближением к действу она вдохновенно ускоряла шаг и в два счета оказалась на вожделенной площадке. Она уже собиралась позвонить Никандру Никандровичу, как вдруг началось необъяснимое.
На узенькую улочку прогрохотали из-за угла несколько машин ОМОНа. Из них выбежали здоровые ребята с дубинками и принялись колотить пенсионеров направо и налево. Митингующие попытались скрыться от них в сторону Нинели Макаровны, но там им путь преградили сомкнувшиеся в живую цепь милиционеры с тротуаров, откидывавшие несчастных обратно. Избитых соучастников пачками грузили в машины под равнодушными взглядами гулявших рядом мамаш с колясками. Нинель Макаровна в панике крутилась на месте и вдруг остановилась на спасительной подворотне. Со скоростью, которую могут развивать только старики, догоняющие троллейбус или трамвай, она юркнула в неизвестность и на ощупь пробиралась по закругляющейся стенке к свету. За собой она услышала охотничий призыв: «Держи сволочь!» - и затрусила еще активнее, пока не наткнулась нос к носу на обезображенное лицо. Она не успела произнести ни звука: бомж молниеносно заткнул ей рот и оттащил под лестницу в одну из парадных, а сам вернулся во двор.
 Нинель Макаровна со слезами на глазах исподтишка выглядывала из-под ступеней. Она видела, как молодчики ворвались во двор и набросились на бомжа: «Куда дел суку?» Он не отвечал. Тогда первый омоновец нанес ему ногой удар под дых. Потом присоединились остальные. Разрядившись, довольные милиционеры взяли истекавшего кровью бомжа под локти и унесли с собой, приговаривая: «Ничего, и этот сойдет для статистики». - «Как примкнувший к пенсионерам», - отозвался кто-то из них, и вся компания залилась заразительным смехом. Нинель Макаровна отложила плакат, вытерла руки о запачканный серый костюм, на котором не хватало медалей, и заревела.
В таком положении ее обнаружил приличный мужчина средних лет, подошедший к почтовому ящику. Он презрительно смерил ее и процедил: «Вот кто сегодня целое утро не давал нам покоя! Все им не нравится, горланят да горланят за свои советы. Изгои!» Он помчался вон из парадной и сотряс пространство страшным: «Милиция!» Нинель Макаровна перестала всхлипывать и задрожала. Однако, вероятно, план был выполнен и мужчина пожаловал ни с чем. «Повезло тебе, гнида революционная! Иди пока», - выпалил он и проскакал козлом вверх по лестнице.
Как добралась домой, Нинель Макаровна не поняла. Она тщетно старалась дозвониться до Никандра Никандровича: телефон был выключен. Скорее всего, он потерял его в толчее, из которой он или сумел исчезнуть, или был схвачен омоновцами. О плохом оптимистичная Нинель Макаровна не хотела, но неотрывно думала. Стационарный телефон тоже молчал. Она навзничь повалилась на постель и сомкнула глаза, из которых непроизвольно вытекали ручейки.
Ей приспичило посреди ночи. Она вскочила и пулей вылетела в туалет. Она еще не проснулась и не могла вспомнить о случившемся, поэтому была абсолютно спокойна, как вдруг, спуская воду, она увидела дыру в стене. Нинель Макаровна мгновенно вернулась в себя и, промотав события вчерашнего дня до момента, когда она брала плакат, в ужасе отпрянула. Выступил холодный пот: на нее действительно кто-то смотрел с другой стороны. Она стояла, как вкопанная. Наконец, любопытство пересилило, и Нинель Макаровна на цыпочках, чтобы не спугнуть незнакомца, подкралась к дыре. Она вооружилась молотком, но тот только растягивал дыру и однажды больно ударил Нинель Макаровну по коленке. Она отложила инструмент и просунула обе руки в дыру, которая подалась и без молотка. Тогда она резко раскинула руки – и вся стена превратилась в черное отверстие. Более не сомневаясь, Нинель Макаровна нырнула в темноту.
 Полминуты она не видела, но почувствовала себя одинокой в пустоте. Значит, незнакомец исчез. Она начала движение в неопределенном направлении – и вдруг ощутила себя невесомой, парящей куда-то в пространстве, прежде чем приземлилась на нечто твердое, что заставило ее вспомнить о своей человеческой природе. Потирая левый бок, она огляделась. Глаза постепенно привыкали к новым условиям, хотя, кроме каменной кладки под ногами, справа, слева и над головой, она ничего не обнаружила. Она решила идти вперед. Нинель Макаровна отметила в подсознании, что воспринимает приключение как само собой разумеющееся явление, более подобающее моменту, чем ее квартира или митинг: именно здесь она оказалась дома.
Каждый шаг Нинели Макаровны гулко отзывался в каменном мешке. Дорога вела дальше и дальше в вечность. Она поражалась своей двужильности и ускорялась быстрее. Тем не менее, несколько раз она садилась отдохнуть, но ей так никто и не встретился. Скучный пейзаж нервировал все упорнее. На очередном привале она не выдержала и крикнула что есть мочи: «Есть тут кто-нибудь?» В ответ прогрохотало эхо – и капля с потолка разбилась на множество. Нинель Макаровна прищурилась: верхние камни стали влажными, и то и дело тишину нарушал барабанный стук по мостовой. Она поежилась и, желая согреться, продолжила путь.
Однако она периодически попадала в увеличивавшиеся в размерах лужи, пока не продрогла насквозь. В довершение всего, ее окатил и чуть не задавил невесть откуда пронесшийся броневик. Она не сомневалась, что правильно распознала автомобиль, поскольку не раз любовалась им во дворе дворца, и даже обрадовалась, что он пригодился в тоннеле. Кроме того, она получила неопровержимое доказательство обитаемости места, хотя могла только догадываться о людях в броневике, и это вселяло в нее дополнительную бодрость.
Нинель Макаровна почти измоталась, когда услышала позади скрежет мотора. Она развернулась и распласталась на ветру, чтобы не пропустить следующую машину. Ее ослепил яркий свет. Водитель остановился. Она заняла кресло пассажира в элегантно-открытой прогулочной машине, тщетно стараясь отдышаться. Когда к ней возвратилось зрение, она удивилась больше, чем броневику, управлявшему машиной Никандру Никандровичу. Она совсем забыла о нем и теперь чуть не бросилась ему на шею, но он так сосредоточенно вел, что она просто улыбнулась:
- Вот уж не чаяла, что Вы меня спасете, Никандр Никандрович! Слава Богу, с Вами все в порядке, а то я так волновалась после митинга. - Никандр Никандрович не реагировал. После паузы Нинель Макаровна спросила: – А что за марка у машины?
- Роллс-Ройс. 1914 года выпуска, - без запинки ответил Никандр Никандрович. Нинель Макаровна в замешательстве замолчала.
Они проехали гораздо меньше, чем она отмахала пешком, до железной двери. Никандр Никандрович помог ей вылезти из автомобиля и на прощание так же ровно предостерег: «Друг не тот, что враг…» - и скрылся на Роллс-Ройсе. По спине Нинели Макаровны пробежали мурашки, но она постучала. Капель сверху прекратилась.
К двери приближались каблуки. Щелкнул засов. Нинель Макаровна дернула дверь: та оказалась еще запертой. Только тогда она наткнулась на глаза в щели напротив, которые наблюдали за ней в квартире. Она вздрогнула. Щель захлопнулась, дверь заскрипела внутрь – и Нинель Макаровну окутала кромешная желтизна. Она споткнулась о порог и выжидала обладателя роковых глаз. Но он тут же потерял значение, когда она смогла различить просторный коридор с мраморным полом и стенами, красной ковровой дорожкой, лепниной на потолке и плафонами, обитыми голубым шелком диванами и отделанными золотом витиеватыми электрическими канделябрами и зеркалами. Раньше Нинель Макаровна сталкивалась с таким изысканным роскошеством только в музеях.
Она несмело продвигалась вперед, шарахаясь по сторонам от собственных отражений. Коридор закончился очередной дверью. Она надавила на ручку – и еле поместилась в крохотной зеленой комнате. С зеленых стен свисали лоскуты зеленых обоев с выступавшими каракулями рисунка. Весь пол покрывал однотонный протертый зеленый палас. Несколько стульев из натурального, давно подлакированного дерева с вкраплениями изношенного зеленого сукна плотно прилегали к выполненному в том же стиле столу с тускло горевшей зеленой лампой. За столом никого не было. На стульях сидели уставшие люди. Один стул оказался незанятым. Нинель Макаровна стояла в замешательстве. Пробежавшись неизвестное число раз по обстановке, она наткнулась на элегантную женщину средних лет, которая ей позволительно кивнула. Нинель Макаровна опустилась рядом.
Ее угнетало безмолвие места. Однако она не имела права его нарушить. Вдруг кто-то из посетителей дико рассмеялся на другом крае вереницы стульев. Его по очереди поддерживали остальные, из-за чего звук срывался в безумную какофонию. Нинель Макаровна заткнула уши и сморщилась, но до нее все равно долетали отголоски извне. Последней басом засмеялась женщина, разрешившая ей присесть. Нинель Макаровна сжалась в комок, и в тот момент, когда она почувствовала, как лопаются барабанные перепонки, смех прекратился. Она не поверила своему счастью и не решалась обернуться и развести ладони. Но постепенно она сделала над собой усилие и освободилась.
Вся компания, как будто ничего не случилось, так же скучала на стульях. Только женщина улыбалась, глядя на Нинель Макаровну, отвечавшую ей взаимностью Они смотрели друг на друга тепло и нежно, и Нинель Макаровна некстати вспомнила мать, расстрелянную в тридцать седьмом. Женщина, словно ребенка, потрепала Нинель Макаровну по левой щеке и сказала: «Как хорошо, милая, что работает Revolution Drive». Они еще немного полюбовались собой – и женщина строго продолжила: «Главное - ключ».
С этими словами пространство затряслось и замелькало яркими белыми вспышками. В одной из них Нинель Макаровна обнаружила, что ее спутники исчезли вместе со стульями, а она не могла пошевелиться. Она расширяющимися зрачками следила за столом, но ничего нового не замечала. Вспышки не ослабевали. Внезапно в затяжном просвете напротив появился человек в костюме с галстуком и кепке, с усами, острой бородкой и хитрым прищуром. Он насквозь изучал Нинель Макаровну, а она изучала его – и боялась произнести вслух свою догадку. «Похвально, похвально, матенька!» - прогрохотал человек. - «Чгезвычайно интегесно! Но тогопитесь!» - и испарился.
Вспышки больше не повторялись. Нинель Макаровна опять овладела своим телом и поспешила вон. Однако выйти оказалось не так просто. Она дергала и дергала ручку двери, но та была непреклонна. От отчаяния Нинель Макаровна заплакала. Тогда она кулаком забарабанила по глупому дереву, пробовала кричать: все оказалось тщетным. Обессиленная, она грохнулась обратно на стул. Она уставилась на зеленую лампу - и в расплывающейся слезе проступил ключ, лежавший на столе. Она в миг поняла слова женщины, утерлась платком, крепко схватила ключ и направилась к двери.
Нинель Макаровна немного помедлила перед неизвестностью, разглядывая замысловатый ключ с множеством зазубрин, врезавшихся в металл, как судьбы во время. Наконец, она сделала два поворота в замке и распахнула дверь. Ее уже не удивляла открывшаяся картина разрушенного роскошного коридора, о котором напоминали лишь потухшие и вырванные с корнем канделябры, повисшие по останкам стен, и фрагменты лепнины. На небосводе проплывали тяжелые серые облака, смешивавшиеся с тучами строительной пыли. Она закашлялась и шагнула вперед – и дверь сзади громко захлопнулась от прилетевшего ветра, прочно пригвоздившего Нинель Макаровну к косяку вместе с расколотыми кирпичами и кусками арматуры. Она ловко пригибалась от них, стараясь прорваться к входу, нахождение которого рисовало воображение, но ветер неизменно отбрасывал ее в изначальное положение и так и норовил разбить ей лицо смертельной глыбой.
Внезапно ветер стих. Нинель Макаровна еле смогла перевести дух и преодолеть неопределенное расстояние, когда почувствовала, как ветер возвращается и завывает теперь где-то снизу. Она обледенела от ужаса, когда осознала, что стоит в самом центре образующейся воронки. Думать и действовать было поздно, и она отдалась во власть стихии, поднявшей ее над руинами и потащившей вбок, прочь от заветного входа. Впрочем, Нннель Макаровна с высоты увидела, что нет никакого входа, а окрест громоздятся такие же унылые развалины. Ее объяло ощущение все равно. Она съежилась в позе эмбриона и заснула.
Очнулась она от нечеловеческого вопля из глубины. Она оперлась на локоть – протяжно ныла спина – и осмотрелась, но ее плотно опутал туман и звук представлял ее единственную связь с миром. Она жадно искала ухом любую зацепку, но более не слышала никаких сигналов. Тишина пугала еще острее, и она начала вертеться на четвереньках, готовясь отразить нападение отовсюду. Наконец, она различила в тумане, совсем близко, глаза. Глаза незнакомца. В панике она попятилась назад, но уперлась во что-то твердое. Она безнадежно успокоилась и принялась немо наблюдать за незнакомцем.
Тот просунул свою небрежно выбритую физиономию и туловище в военной шинели в туман, козырнул, оголил желтые зубы и выпалил едким табачным дымом: «Быстрее!». Нинель Макаровна стойко ответила: «Никогда!», но вопль, раздавшийся прямо над ней, заставил ее изменить решение. Она закинула голову и заорала: на нее вылупились восемь глаз в ряд. С клыков монстра стекала черная слюна, в луже из которой, не замечая этого, сидела она сама. Незнакомец дернул Нинель Макаровну и взвалил на плечо - клыки лязгнули за ними по камню. Закружилась бешеная погоня по ухабам в тумане. Однако незнакомец бежал, не сомневаясь ни на шаг, и доставил Нинель Макаровну точно к распахнутой железной двери. Они успели запереть ее перед самым носом огромного чудовища.
- Спасибо, - едва сумела вымолвить Нинель Макаровна.
- С подсознанием шутки плохи, - ухмыльнулся спаситель и закурил самокрутку. – Вас отвезут домой.
Нинель Макаровна заметила, что они снова в тоннеле, а за рулем Роллс-Ройса Никандр Никандрович по-прежнему не выказывал ей родства. «Чуть не забыл», - хлопнул себя по лбу незнакомец и приколол к ее груди очередную медаль. «За верность Revolution Drive», - прочитала она. Никандр Никандрович вышел из машины и приглашал ее в уютный салон. Незнакомец помахал ей рукой и скрылся за железной дверью. Нинель Макаровна молниеносно прошмыгнула мимо него. Он попытался ее окликнуть, но она ничего не хотела, а только упорно запутывалась в открывшемся множестве однообразных мраморных коридоров с красными ковровыми дорожками, освещенных электрическими канделябрами, и зеркалах под взглядами удивленных дам и господ с бокалами шампанского и канапе.
Наконец, она выбралась из ненавистного общества в просторную комнату с неоштукатуренными стенами и покрывающимся плесенью потолком. На полу лежали газетные листы с нечеткими большими буквами на верху страницы - ИСКРА. В правом углу, облокотившись на единственный предмет мебели - наскоро сколоченный стол, скучала на шатающемся стуле чрезмерно накрашенная девушка в черном платье с оттягивающими уши серьгами и отчаянно работала пилкой для ногтей. Отдышавшись, Нинель Макаровна сделала несколько шагов в направлении девушки, но, наткнувшись на ямку, запнулась и упала. Девушка в сердцах кинула пилку на стол и нарочито громко выразила свое неудовольствие: «Опять всех под вечер несет! Ну, что у Вас?» Ее звонкие каблуки зацокали, но до Нинели Макаровны она добралась не скоро: пол оказался испещрен ямками, и ей приходилось долго лавировать между ними. Нависнув над Нинелью Макаровной и окатив ее волной парфюма, она повторила вопрос.
- Я не знаю, - смущенно ответила Нинель Макаровна.
- Приходят, а не знают, - выставила левую ногу вперед девушка. – Но это даже не смерть... - Нинель Макаровна пожала плечами. – …и Вы никогда не сможете быть уверены, что за дверью.
- У нас никогда нельзя быть уверенным, что в подворотне, - улыбнулась Нинель Макаровна.
- В любом случае, Вы нарушили позволение, - резюмировала девушка. – На сегодня приема нет.
 Пространство затряслось с новой силой, замелькало яркими вспышками и исторгло из себя вместо исчезнувшей девушки двух мужчин в кожаных куртках с кобурами наперевес и высоких армейских сапогах. Они играючи подняли Нинель Макаровну, сорвали с нее оставшиеся медали и, не церемонясь с совершенными лохмотьями ее костюма и ней самой, под руки поволокли ее прочь по ухабам. Она и не думала сопротивляться. Последнее, что она запомнила, были створки лифта, обнаружившиеся в стене, рядом со столом. Лифт пошел вниз. Комната опустела.

Санкт-Петербург - Сосново, май-июнь 2008