Воспоминания о друге

ВОСПОМИНАНИЯ О ДРУГЕ

Я часто вспоминаю моего давнего друга, почившего много лет тому назад, и говорю себе, что могу считать себя счастливой, потому что часть моей жизни — четыре года, со мной рядом был этот необыкновенной души и таланта человек.
Впервые я увидела его на сцене небольшого клуба «Полянка» в концерте самодеятельных артистов, которых он поддерживал как профессионал, выступая в роли конферансье. И песни, и анекдоты, и шутки его были настолько забавны, что к завершению концерта у меня от смеха болели щеки, а в глазах стояли слезы восторга.
Звали его Леонид Петрович Серов.
Как-то придя в Дом культуры посмотреть популярный в то время фильм, я вдруг увидела своего кумира, не спеша пересекающего фойе. Когда он поравнялся со мной, я совершенно неожиданно для себя поздоровалась с ним. Он остановился, вопросительно поглядел на меня с высоты своего немалого роста: «Мы с вами где-то встречались?» —«Нет, — ответила я, — но я видела вас на сцене и восхищаюсь вашим талантом!» — «А у вас, милая девушка, имеются ли таланты?» —«Не знаю, — смутилась я, — скорее всего, нет». — «Это следовало бы проверить. Я как раз набираю молодежь в студию художественного слова, и, если есть время и желание, то готов вас выслушать прямо сейчас». Я кивнула, и мы поднялись на второй этаж, где в большом светлом зале, уставленном скульптурами, я дерзнула петь и читать стихи. Голос у меня был тонким и звенящим, и Серов для начала решил его поставить. Два-три раза в неделю я приходила в тот зал, и мы подолгу говорили об искусстве, пели и читали стихи. Серов был превосходным рассказчиком, я – благодарным слушателем, мы привыкли к нашим встречам, и они постепенно переросли в дружбу.
В ту пору мне было всего шестнадцать лет. Серов пытался скрывать свой возраст, но я знала, что он стар, болен и одинок. Жил он в маленькой квартирке, которую ему предоставили местные власти за обещание заниматься искусством с творческой молодежью города. Коллектив нашей студии был небольшой, постоянно обновляющийся, но сплоченный, способный блеснуть талантами. Серов был душой студии, а я стала «светом его глаз», как он неоднократно говорил мне. Нам, старому и малому, было очень хорошо и весело вместе. Мы часто виделись и в студии, и в городе, и у него дома, где вместе импровизировали на кухне, на ходу сочиняя стихи, которые потом записывали на магнитофон. Серов просил приходить к нему по «малейшему импульсу к общению», что я с удовольствием и делала. Родители мои не могли понять, что влекло меня к старику, почему я бежала к нему всякий раз, как только могла, а я и сама того не знала.
Мы уже разъезжали с агитпоездом с концертами в городе и по области во время разных районных, городских и областных выборов, а также по заявкам трудовых коллективов. Участники концертов премировались дважды в год — по случаю открытия и закрытия сезона, имели удостоверения с фотографией, дающие право бесплатно посещать любые концерты и фильмы в нашем городе.
Под руководством Серова я вела в концертах сатиру и юмор. Мне это было нетрудно, так как отличалась веселым характером. Перед выходом на сцену, за кулисами, Серов рассказывал мне смешные истории. Мы всегда были готовы пошутить и посмеяться, часто без всякого повода. Серов учил меня хорошим манерам и следил за моей одеждой, считал, что мне идет классический стиль. Дело в том, что по природе своей я была, что называется, в теле, но не замечала этого и часто позволяла себе одеваться так, как будто стройная, как березка. Обычно, когда я появлялась в студии, Серов вставал и обходил вокруг меня, хитро улыбаясь, а я замирала: что-то он скажет? Когда мы сидели за столом, он украдкой посматривал под стол и порой заявлял: «Люба, а я тебя больше не люблю!», после чего я спешила поставить ноги «елочкой», как рекомендуется дамам. Он учил меня танцевать и отпускал по воскресеньям в танцевальный зал, а сам входил туда и, стоя в дверях, наблюдал за мной. Его часто приглашали на банкеты важные персоны нашего города, и он неизменно брал меня с собой, и по дороге мы старательно репетировали роли «дедушки» и его «внучки». Мой учитель был одержим идеей выдать меня замуж за достойного человека и наставлял меня вести себя таким образом, чтобы я могла покорить сердце подходящего претендента. Он даже заказал в ателье мне черное бархатное платье, которое просил надевать на приемы: «Ты хороша собой, у тебя веселый нрав и сочная фигура: представляю, какие чувства будет испытывать партнер по танцам, прикасаясь к твоему стану, затянутому в бархат!» И там, на званых вечерах, как бы он ни бывал занят разговорами, я ощущала его недремлющее око. Он оберегал меня от возможных ошибок, считая случайные обстоятельства непоправимыми. «Одна минута слабости, — предупреждал он, — может испортить всю жизнь». Серов хотел, чтобы я стала актрисой, и брался помочь с репертуаром для поступления в городское театральное училище, в приемной комиссии которого он ежегодно состоял, однако всегда напоминал при этом, что личная жизнь актеров редко бывает счастливой. Я же мечтала об идеальной для себя семье и не думала оставить прежде начатую учебу.
Серов рассказывал мне о любви в своей жизни и в жизни других людей, и я удивлялась, насколько любовь может быть разной: от возвышенной до низкой, в зависимости от личности человека. Он часто фотографировал меня, многие из тех снимков раздарены знакомым, но некоторые и теперь со мной. Тогда у меня было много поклонников, и я ненадолго увлекалась то одним, то другим парнем: Серов из-за этого очень тревожился, опасаясь, что меня, совершенно беззаботную, может любой обидеть. Он просил показывать ему моих кавалеров, а потом высказывал свое мнение о них, и выводы его всегда были поразительно верны. У нас случались размолвки, когда он, как я считала, слишком уж выговаривал мне за легкомыслие и пропуски занятий. Обидевшись, я надолго пропадала, а он посылал ко мне домой гонцов с единственной просьбой – навестить его. Желая помучить старика, я возвращалась не сразу и заставала его грустным и печальным. Он читал новые стихи, посвященные мне, я и сейчас помню некоторые строчки…
К Серову, случалось, приезжали друзья, с которыми он прежде гастролировал по стране. Особенно мне запомнилось появление в нашей студии нежданного гостя – великолепного Махмуда Эсамбаева. Я была в совершенном изумлении, видя живую легенду рядом с собой. Махмуд Алисултанович был безукоризненно, модно одет, носил туфли на высоких каблуках. Меня поразили его по-мальчишечьи озорные глаза, тонкий юмор, своеобразная манера держаться и непринужденно беседовать на отвлеченные темы.
Между тем здоровье моего старого друга пошатнулось, и он стал говорить о нашей скорой неминуемой разлуке. Я не принимала всерьез его слов, готовясь к предстоящему замужеству. Серову было интересно взглянуть на моего избранника, но, приезжая к нему вдвоем, мы неизменно оказывались у запертой двери, а на гвоздике обнаруживали записку, в которой значилось, что он будет нескоро…
       Однажды, рассматривая фотографию моего жениха, Серов, вздохнув, сказал: «Крепкий парень, он тебе детей подарит, а до свадьбы твоей мне не дожить». Тогда я обратила все в шутку, но, придя в следующий раз в студию, застала своего друга у рояля, поющего романс о потухшем камине. Закрыв крышку инструмента, Серов заговорил о том, что жизнь его кончается, и очень скоро мы расстанемся навсегда. Я стала говорить о нелепости предчувствий, но он резко обернулся и пристально посмотрел мне в глаза, и тут слова мои застряли в горле, я вдруг ясно увидела в его взгляде уже нечто неживое и примолкла. Потом уехала из города до конца месяца, а когда вернулась, то не нашла уже на запертой двери своего друга обычной записки. Обратившись к соседям, узнала, что Серов скончался 22 июня и похоронен на местном кладбище. Серов, как рассказали мне студийные товарищи, сильно печалился из-за моего долгого отсутствия, передавал мне сердечный привет и пожелания счастья в браке.
Мне было безмерно горько от потери любимого друга, но заботы, связанные с переменой в моей судьбе, заслонили случившееся. Вполне я осознала эту потерю позже, когда столкнулась в самостоятельной жизни с равнодушием, обманом и подлостью. Первые несколько лет я искала моего дорогого друга в толпе, а потом он стал иногда мне сниться, неизменно молча держа на руках маленькую белую собачку. Очнувшись от такого сна, я и теперь думаю, что если существует иной мир и нам суждено в него попасть, то душа моя непременно встретится с душой моего незабвенного друга для доброго дружеского общения, которое бесценно и, возможно, лучше — нет ничего на свете…