Место встречи агентов

МЕСТО ВСТРЕЧИ АГЕНТОВ.
       На всех фронтах установилось относительное затишье. Немецкие газеты больше писали о подвигах в летнюю кампанию и довольно много места уделяли материалам с азиатского театра военных действий. Союзник Германии Япония, судя по газетам, одерживала на всех фронтах решающие победы. Действительно, факты говорили о том, что японская армия заняла огромные территории в Китае, Индонезии и других районах Тихоокеанского бассейна.
Русская газета «Новое слово» тоже захлебывалась от восторга от побед немецкой армии в летнюю кампанию и от успехов японцев. Была помещена фотография полузатопленного линкора «Марат», подвергшегося успешной атаке немецких люфтваффе. В редакционной статье прямо говорилось о том, что «меч, выкованный в железных кузницах великой Германии, в ближайшее время навсегда сокрушит богопротивный режим большевизма, и для России наступит новая эра». Однако, как узнала Астрид от Урбана, редактор «Нового слова» получил от своих хозяев нагоняй. Ни о какой новой эре для России говорить не следует. Этот разговор преждевременен. Русские еще должны заслужить право на благосклонность великой Германии.
Именно в это время о Ларсон вспомнил оберштурмфюрер Дойблер. Он пришел к ней домой, принес коробку конфет, и Астрид не могла сначала понять, как воспринимать его визит? Как продолжение неуклюжего ухаживания, которое он предпринял на новогоднем балу, или его привели к ней какие-то дела?
-- Не найдется ли у вас чего-нибудь выпить?
Астрид отметила, что он снова перешел с ней на «вы».
У Ларсон был коньяк и бенедиктин. Дойблер с удовольствием выпил рюмку коньяка, закурил без разрешения и спросил:
-- Вы помните о нашем разговоре на новогоднем балу?
-- Что вы имеете в виду?
-- Я дал вам время на обдумывание. Я хочу услышать ответ; согласны ли вы работать со мной?
-- Я считала, что ваше предложение просто шутка.
-- С такими вещами не шутят, фрау Ларсон. -- Дойблер снова принял менторский тон, которым говорил с ней в первые дни знакомства.
-- Прежде чем что-то определенное ответить вам, я должна хотя бы в общих чертах узнать, что вы от меня хотите?
-- Вы должны будете давать мне информацию о некоторых людях, которые меня интересуют.
-- Я знаю этих людей?
-- Да. Больше того, вы пользуетесь их доверием.
-- Значит, это люди нашего круга? Это немцы? Но я как-то не привыкла шпионить за своими друзьями.
-- Урбан? -- спросил с ехидцей Дойблер.
-- Хотя бы Урбан.
-- Ваш Урбан меня не интересует. Это -- болтун. Но для рейха он опасности не представляет.
-- У меня не так много друзей среди немцев.
-- Я хочу, чтобы вы занялись русскими.
-- Русскими? -- насторожилась Астрид.
-- Да, русскими.
-- Но я не пользуюсь у них никаким доверием и не могу пользоваться, так как служу Германии.
-- Меня интересуют русские, которые сотрудничают с нами, немцами. Я знаю, что у вас много приятелей в русском бургомистерстве и даже в полиции есть знакомые.
-- Вы подозреваете их, оберштурмфюрер?
-- Подозреваю -- не то слово. Я хочу знать их мысли, разговоры. Словом, чем они дышат. Вы ведь слывете среди них монархисткой.
«Он знает и это», -- подумала Астрид. Она действительно при контактах, деловых встречах с чиновниками бургомистерства, русской полиции, с руководящими работниками промышленных предприятий по-прежнему держалась линии, занятой с самого начала: она принадлежит к германской расе, но в национал-социализме разбирается слабо, а Россия без царя не может.
-- Я, право, не знаю, получится что-либо у меня?..
-- Получится.
-- Давайте попробуем, -- как бы все еще в нерешительности проговорила Ларсон.
-- Я предупрежу майора Неймана, распоряжусь, чтобы при каждой оказии он посылал вас с поручениями в русские службы.
-- Хорошо, -- согласилась Ларсон.
-- Кроме того, -- продолжал Дойблер. -- Вы пойдете к доктору и возьмете направление в водолечебницу Гордона.
-- Но я пока не жалуюсь на здоровье, -- робко заметила Астрид.
-- Это не имеет значения. Доктор пропишет вам хвойные ванны или еще что-нибудь для укрепления нервной системы. Она ведь у вас расшатана?
-- Ну, я бы этого не сказала. Конечно, война, переживания...
-- Вот именно. Война. Переживания... Так и скажите доктору Хоферу.
-- Это, кажется, начальник санитарной службы 111-й дивизии?
-- Да.
-- Хорошо. Я сделаю это в ближайшее время.
-- У вас в «Самопомощи» был тринадцатый номер. Пусть он и останется, -- сказал Дойблер.
-- И что же я должна делать в лечебнице? -- спросила Астрид.
-- Лечебница обслуживает военнослужащих вермахта и русских, сотрудничающих с нами. Подавляющее большинство русских пациентов так же здоровы, как мы с вами. Вот они меня и интересуют. Меня интересует всё: с кем они встречаются, что говорят о немецкой армии, о положении на фронте? Какой видят Россию будущего. «Новое слово» уже высказалось довольно откровенно по этому поводу. Цензор, который контролирует газету, получил строгий выговор. Мы не для того пришли в Россию, чтобы для русских началась новая эра, как выразился редактор газеты. У русского государства нет будущего. Эти земли будут колонизированы. Немецкие поселенцы на ней будут подобны орденам крестоносцев. Военно-хозяйственные городки соединят хорошие дороги. Они покроют, пронижут страну, как человеческое тело пронизывает кровеносная система. Россия будет для нас служить тем, чем Индия до сих пор служила Англии.
-- Служила? -- переспросила Астрид, -- но она и продолжает служить.
-- Временно. Мы поделим Индию с японцами.
-- С японцами? Но ведь до Индии так далеко!
-- Для нашей армии не существует непреодолимых расстояний. За летнюю кампанию вермахт покрыл примерно половину расстояния до Индии. Следующим летом мы возьмем Кавказ, выйдем к Каспийскому морю, захватим Ирак, Иран и выйдем к границам Индии.
-- Грандиозные планы, -- сказала Астрид.
-- Да, планы у нас грандиозные, -- с некоторой торжественностью проговорил Дойблер. -- Разумеется, я все это говорю вам доверительно, как женщине германской расы. Мы собираемся часть поселений в России предоставить представителям германской расы -- немцам, фламандцам, шведам, голландцам, а также фольксдойчам. Так что, фрау Ларсон, если захотите, вы сможете остаться в России. Правда, шведы пока еще не заслужили такого благородного жеста нашего фюрера. Говорят, ваш король любит копаться в земле, отыскивая в ней осколки античной цивилизации?
-- Я бы просила не говорить так уничижительно о моем короле. Он действительно увлекается археологией. И, по-моему, это занятие заслуживает уважения. Или вы не согласны?
-- Нет. Все-таки это не дело для мужчины. Вот и ваш Урбан занимается мазней, а своим непосредственным делом -- спустя рукава.
-- Урбан -- художник. И художник хороший.
-- Чепуха. Его «Русский мальчик» -- сентиментальность.
-- Откуда вы знаете про «Русского мальчика»?
-- Я уже говорил вам, фрау Ларсон. Я -- офицер контрразведки. Я знаю даже, что он пишет ваш портрет!
-- Вы -- опасный человек, Эрвин. -- Астрид погрозила ему кокетливо пальцем, хотя в это время испытывала чувство, близкое к страху.
Но Дойблер эту игру принял за чистую монету.
-- Астрид, -- сказал он. -- Теперь, когда мы договорились о главном, позвольте, я останусь у вас. Мы ведь не дети!..
-- Что? -- удивилась Ларсон. -- Вы отдаете себе отчет?.. Но это невозможно!
-- Почему?
-- Дойблер! Когда-то я объясняла вам, почему вышла замуж за русского. Сейчас я тоже хочу сказать прямо: я не люблю вас. А без любви...
-- Но вам же не семнадцать лет. Вы -- здоровая женщина, я -- здоровый мужчина. Вы мне нравитесь. Вы -- женщина чистокровной германской расы!
-- А если бы я была русской?..
-- Меня не интересуют русские. Говорят, у них общие жены? -- неожиданно спросил Дойблер.
-- Вам бы не следовало повторять эту чушь. Но я слышала, что фюрер рекомендует немецким женщинам как можно больше рожать детей от чистокровных арийцев. Причем брачные узы при этом совсем не обязательны.
-- Да, это так. Фюрер высказывался в таком духе. Это нужно для нации. А то, что хорошо для нации, хорошо для каждого немца.
-- В таком случае Германия превратится в огромный бордель.
-- Астрид, вы злоупотребляете моим расположением к вам. Я запрещаю говорить в подобном духе.
-- Хорошо. Но и я не хотела бы слышать от вас предложений, подобных тем, которые услышала сегодня. Я -- не самка. Я -- женщина! Я -- человек! К тому же мне нравится Урбан, -- заявила вдруг Ларсон.
-- Этот мазила?! Какой у вас вкус!
-- Почему вы называете его мазилой? Вы что-нибудь понимаете в живописи?
-- Все художники -- мазилы.
-- Осторожно, Дойблер! Фюрер тоже был художником. И я слышала, у него есть намерение, как только великие цели по обеспечению жизненного пространства для немецкой нации будут достигнуты, отойти от политики и вновь заняться живописью.
Оберштурмфюрер тотчас же сдался.
-- Вы положили меня на обе лопатки. Не будем больше касаться щекотливых тем. Я буду заходить к вам по долгу службы.
-- Но что я скажу Урбану?
-- Почему вы должны давать ему объяснения? Ведь он не муж вам.
-- Да, у нас нет брачного свидетельства, но это не меняет дела.
-- Вы живете с ним?
-- На такие вульгарные вопросы я не отвечаю.
-- Но ведь мы должны где-то встречаться? Как я буду получать от вас информацию? К тому же у вас бывает не только Урбан. Но и этот интендант. Как его, Кёле, кажется?
-- Мы с Кёле учились в одном университете.
-- Я это знаю.
-- Тогда и у нас с вами тоже должно быть что-то общее, не вызывающее ревности Урбана.
-- Вы все-таки много носитесь с этим Урбаном. В конце концов, я был одним из первых офицеров немецкой армии, с которым вы познакомились.
-- Который меня арестовал, -- поправила Ларсон.
-- Дa, черт возьми. И от меня тогда зависела ваша жизнь. Только от меня! И я вам ее даровал! Разве этого мало, чтобы считать меня добрым знакомым, который время от времени навещает умную, красивую женщину. Мы так одиноки в этой дикой, богом забытой стране.
-- И вы заговорили об одиночестве?
-- Одиночество -- удел избранных.
-- Вы женаты, Эрвин? -- неожиданно спросила Астрид.
-- Женат. Но какое это имеет отношение к нашему разговору?
-- Это хорошо, что вы женаты. Я скажу об этом Урбану. Думаю, это его успокоит. Но я хотела бы, чтобы ваши визиты ко мне не были столь частыми. Если позволите, я буду заходить к вам на службу, по мере того как у меня будет накапливаться информация. Ведь по делам службы мне иногда приходится бывать и в вашем доме.
-- Хорошо. Договорились, -- согласился Дойблер.

* * *
Когда Ларсон в очередной раз встретилась с Кёле, она во всех подробностях передала ему разговор с Дойблером.
-- Значит, водолечебница Гордона, -- задумчиво проговорил он. -- Похоже, что они используют ее как явочную квартиру.
-- Явочную квартиру?
-- Ну, конечно. Не будут же их осведомители прямо приходить в гестапо или СД. В таких случаях выбирается какая-нибудь «нейтральная территория». Водолечебница подходящее место. Ведь Дойблер вам сказал: большинство русских, посещающих Гордона, так же здоровы, как и мы с вами?
-- Да, он так сказал.
-- Да. Там у них явочное место, -- уже определеннее заметил Кёле.
-- Но почему Дойблера интересуют русские, которые сотрудничают с вермахтом?
-- Они не доверяют русским. Используют, но не доверяют. Кроме этого, -- такова уж у них система -- тотальная слежка друг за другом. Полевая жандармерия, абвер, гестапо, СД -- все следят за всеми и друг за другом. Знаете, как когда-то было у Наполеона: за полицией Фуше следила полиция Савари. Я прошу вас, Астрид, если в разговоре с Дойблером он снова будет говорить обо мне, постарайтесь все запомнить. В нашем деле нет мелочей. Как он сказал: «Этот интендант, как его? Кёле?»…-- -- А сейчас вернемся к делу, Астрид. Надо попробовать разгадать эти кодовые названия воинских частей. Не может ли их знать Урбан?
-- Нет. Он не знает.
-- Тогда у Неймана наверняка должен быть список.
-- Когда я приношу ему на подпись ордера, куда нужно вписать эти условные наименования, он просит ордера оставить на столе. При мне он их не заполняет.
-- Попробуйте как-нибудь прийти к нему с ордерами и придумайте какой-нибудь предлог, чтобы он вышел из кабинета. Телефонный звонок. Или еще что-нибудь в этом роде.

Нейман вскоре пожаловался, что у него плохо работает телефон. Ларсон предложила поменять аппарат. Телефон сняли, а новый еще не поставили. В приемной раздался телефонный звонок. Астрид взяла бумаги и вошла в кабинет Неймана.
-- Господин майор, я принесла бумаги на подпись. Вас просит подойти к телефону комендант.
Нейман вышел. Ларсон потихоньку открыла верхний ящик письменного стола. В ящике лежал код. «Уфер» -- В/Ч 56742. «Биркен» -- В/Ч 26784...
Ларсон задвинула ящик.
Выбрав время, когда Нейман ушел на обед, Ларсон сказала Крюгеру:
-- Я где-то оставила сумочку, наверное, в кабинете.
Она встала и вошла в комнату Неймана. Прикрыла за собой дверь. Выдвинула ящик стола. Кода не было. Значит, уходя, Нейман прятал код в сейф.
В сейфе лежала печать. Случалось, майор давал ей ключ от сейфа и просил достать оттуда печать. Она открывала сейф, брала печать.
-- Поставьте вот здесь и здесь, -- говорил Нейман. Она ставила печать. Клала ее в сейф, запирала его и отдавала ключ Нейману.
Все это она рассказала Кёле. Через несколько дней он принес ей восковку. Ларсон должна была сделать отпечаток ключа.
Все сошло благополучно. Ключ был изготовлен. Доступ к списку с кодовыми наименованиями открыт. Как только она их переписала, Кёле запретил ей пользоваться ключом.
-- В нашем дело, как и во всяком другом, может сгубить жадность. У вас немалые возможности легальным путем получать ценные сведения. Когда же мы узнаем, что в сейфе действительно хранятся какие-то новые важные документы, которые нельзя добыть другим способом, мы снова рискнем.

* * *
Доктор Хофер прописал ей хвойные ванны и душ Шарко.
Водолечебница Гордона, основанная еще до революции, пользовалась известностью. Это было старинное здание довольно оригинальной архитектурной постройки, хорошо оборудованное внутри.
В водолечебнице Ларсон встречала многих директоров промышленных предприятий города. Бывали там и немецкие офицеры. Приезжал генерал Рекнагель. Ларсон обратила внимание на то, что сотрудников русской полиции в водолечебнице она не встречала. «Это не удивительно, -- сказал ей Кёле, -- с русской полицией СД и гестапо работают открыто».
Однажды Астрид оказалась в приемной с директором кожевенного завода Кузнецовым. Прежде он не раз обращался к ней с различными просьбами. Словом, это был человек, которого она могла считать «добрым знакомым».
Кузнецов жаловался на рабочих, которые воруют кожу и обменивают ее на продукты на черном рынке. Конечно, он всячески пресекает воровство, но пойманных не передает полиции, иначе не с кем будет работать. Ведь специалистов-кожевенников не так много. Приходится применять другие меры наказания: он заставляет их работать сверхурочно.
-- Немцы вас контролируют? -- спросила Ларсон.
-- Мы получаем сырье. Сколько из этого количества сырья получится кожи, им известно. Я должен выдать им это количество. Иначе с меня самого сдерут кожу, -- неудачно пошутил Кузнецов. -- Кроме того, на заводе постоянно присутствует советник Боле, представляющий кожевенное государственное объединение. Он присматривает за всеми, в том числе и за мной.
-- А вы сами специалист-кожевенник?
-- Нет. Я -- инженер-механик.
-- Но у вас есть люди на заводе, на которых вы можете положиться?
-- Конечно. Иначе работать было бы невозможно.
-- Это ваши доверенные лица? -- Астрид в прямом смысле употребила это слово, но Кузнецов понял ее по-своему.
-- «Доверенное лицо» -- это я, -- тут Кузнецов спохватился и замолчал.
-- Продолжайте, Сергей Петрович. Вы должны понимать, что если я --здесь, то я тоже -- «доверенное лицо». Только у нас разные шефы, -- как бы все зная о Кузнецове, продолжала Ларсон.
И хотя в этот раз Кузнецов больше ей ничего не сказал, но постепенно из разговоров с другими директорами предприятий она стала догадываться, что почти все они являются «доверенными лицами», сотрудничают с гестапо. Директора вербовали среди рабочих агентов-осведомителей, которые доносили о настроениях, а также о кражах, как это было на кожевенном заводе. Вся «структура» для Ларсон прояснилась после того, как к ней обратился сотрудник гестапо Бергманн. С ним она тоже встречалась в водолечебнице. Бергманн получал донесения от «доверенных лиц» и их агентов-осведомителей. Он должен был переводить донесения на немецкий и перепечатывать. Печатал Бергманн плохо. Ему нужна была машинистка, которой он мог бы доверить это дело. Но была еще одна причина, по которой он обратился к Ларсон. Бергманн был из прибалтийских немцев. Говорил почти без акцента, но был не в ладах с грамматикой.
Когда Бергман предложил ей работу (за плату, разумеется) и эта работа, как выяснилось, носила секретный характер. Астрид подумала: уж не провокация ли это? Она сказала о предложении Бергманна Дойблеру, чтобы обезопасить себя.
-- Это я ему посоветовал обратиться к вам. Кстати, вы будете сообщать мне, что пишут ему его «доверенные лица» и агенты-осведомители.
Бергманн вскоре принес ей первую порцию -- пятнадцать страниц, написанных от руки по-немецки.
-- Боже, сколько ошибок! -- не удержалась Ларсон. Бергманн покраснел. Он всячески скрывал плохое знание немецкой грамматики.
-- Я не учился в немецкой школе, фрау Ларсон, -- признался он. -- У нас в семье говорили по-немецки, но это, как сами понимаете, не могло мне заменить школу. Я бы вас просил, фрау Ларсон, никому не говорить, что я не в ладах с немецкой грамматикой, а вы, пожалуйста, исправляйте мои ошибки. Я увеличу вам гонорар.
-- Может, лучше, если вы будете давать мне русские тексты, и я сразу буду печатать по-немецки?
-- Это было бы замечательно! -- обрадовался Бергманн, -- не могли бы вы, фрау Ларсон, позаниматься со мной? Я сам сейчас штудирую учебник, но если бы у меня был учитель!
-- У меня нет времени, господин Бергманн. Но, если хотите, я подыщу вам учительницу немецкого языка из русских.
-- Но разве они знают немецкий язык?
-- Во всяком случае, орфографии и пунктуации она вас научит.
О разговоре с Бергманном она рассказала Кёле.
-- Это хорошо, -- одобрил Кёле.
-- Я тоже так думаю. Помогу какой-нибудь бедной голодающей учительнице.
-- «Хорошо» я сказал совсем в другом смысле. К вам будут поступать оригиналы, написанные от руки. Сравнивая почерки на бумагах, которые поступают в хозотдел от руководящих работников промышленных предприятий, с почерками на тех листах, которые будет давать вам Бергманн, можно выяснить, кто является «доверенными лицами». Похоже, что секретные службы применили на оккупационных территориях ту же систему, которая давно уже действует в Германии. «Доверенное лицо», как правило, один из руководителей предприятия. Он работает с осведомителями, Если предприятие большое, «доверенных лиц» несколько. Встречаться с осведомителями «доверенному лицу» легко. Он может вызвать в свой кабинет по «производственному вопросу» любого рабочего или служащего. Само же «доверенное лицо» встречается со своим шефом из гестапо на явочной квартире. В Таганроге такой явочной квартирой является лечебница Гордона.