Приехали...

       Мнение мое, и необязательно правильное

       А. Кочергин


Приехали… Куда ни глянь – пьянство, хамство и разврат. Вечером зайдешь в магазин – очередь за водкой. Женщины, возвращаясь с работы домой, несут в руках двух-, трех –, а то и пятилитровые бутылки пива… Ощущение, что вся страна пьет.

Сегодня ехал в пригородной электричке… На какой-то станции в вагон ввалился пьяный вдребезги мужичонка и, распустив слюни, слезы и, простите, сопли, пристал к первому попавшемуся парню. Плакался, пока тот не выдержал и не приобрел ему билет у проходящих кондукторов за свой счет. А мужик, видать, пьет не первый месяц. Так, наверное, и живет: поплакался, достал всех и вся, дали денег…

Пожилая женщина, сидящая рядом со мной, отложила в сторону книгу в дешевой мягкой обложке – какое-то бульварное чтиво – и, опустив очки на нос, внимательно посмотрела поверх них на соседнее сиденье, где и разворачивалась душещипательная сцена.

- Наш русский уже давно послал бы куда подальше, а этот, гляди, терпит, - приятным, хотя и с оттенком брезгливости, голосом сказала она.

А парень и впрямь, судя по лицу, был откуда-то с Кавказа.

Молодая парочка, сидящая напротив меня, ехидно заулыбалась, оглядываясь назад.

- У них же, - продолжила женщина, - старикам почет особый. Я когда у сестры была в гостях, - она назвала какую-то местность в той стороне, - так там если не то что женщина, даже мужчина пожилой в автобус зайдет – молодые подскакивают и наперебой сесть предлагают. А раз одна женщина садиться отказывалась – они вокруг нее полчаса стояли, пока она на своей остановке не сошла. Вот это – воспитание, - довольно закончила она, поправив на носу очки.

- Воспитанность от нации не зависит, - неохотно буркнул я.

Не люблю такие разговоры со старшим поколением, особенно с отдельными его представителями, считающими, что только они понимают во всем толк, а мы, молодые – все сплошь тупые хамы, способные только жрать, совокупляться и драться с себе подобными.
Молодые люди напротив, особенно девушка, посмотрели на меня, как на сумасшедшего.

«Странно, - явственно читалось в их взглядах, - вроде нормальный парень, а такие вещи говорит…»

«Странно, - в свою очередь подумал я, - вроде взрослые люди, а таких вещей не понимают…»

- Может быть, - согласилась тем временем женщина, - но почему-то у нас, русских, хамов больше…

«Вот интересно, - подумал я, - она что, «коричневая»? С одной стороны, постоянно напоминает о своей принадлежности к определенной нации, с другой – тут же объявляет ее представителей хамами…»

И тогда я понял, в чем проблема. Она не в том, что многие иностранцы – в основном те, которые ни разу не были в России – считают русских бесконечно тупыми беспробудными пьяницами в шапках-ушанках и валенках разъезжающими на санях по тайге, лапая пышных розовощеких баб и отбиваясь от медведей березовыми вениками, нет, не в этом. Но в том она, что сами русские считают свою нацию вечно пьяным матерящимся быдлом, и это совсем не под «влиянием западной культуры», а потому что многие из нас действительно – пьяное матерящееся быдло. Прошу прощения за мой французский.

Приехали… Дожились до того, что случайная встреча в своей стране с людьми – пусть и не моей нации – которые могут сжалиться над человеком и помочь, хотя бы материально, сколь бы недостойным того не был этот «человек» - событие.

«А вы, - подумал я, глядя на эту женщину и молодых людей, - а вы когда-нибудь оказывались в ситуации, когда приходится просить у незнакомых людей деньги на билет домой? А я знаю. Знаю и помню это ощущение собственного бессилия, когда от тебя не зависит ничего, и когда судьбу твою на ближайшие два часа определяют абсолютно чужие тебе люди. Состояние ожидания милосердия…»

Но таких становится все меньше. Честных и добрых людей. Их обворовывает, грабит и убивает пьяное быдло на темных улицах больших и малых городов огромной страны. Или сами они, видя, что происходит с другими, прячут свою честность и доброту куда-то глубоко, подальше от тех, кто может ее оплевать, запинать ногами и смешать с грязью, потому что теперь в нашем обществе действуют новые правила и законы, согласно которым слово «добрый» приобретает совсем другое значение - «слабый».

А ведь было и у нас в стране уважение к окружающим и, особенно, к старикам. Была честь, была воспитанность и самоуважение. Да, именно самоуважение (не путать с самолюбием и самовлюбленностью), ведь уважающий себя человек никогда не будет хамить окружающим, не будет напиваться до поросячьего, простите, визга и шататься в таком виде по городу. Потому что такой человек никогда не станет совершать действия, заставляющие других перестать уважать его, ибо он этого боится.

Да, все это было у нас, но куда делось теперь? Туда же, отвечаю я, куда и многое другое хорошее, что было в стране до того, как случилось великое несчастье, разрушившее судьбы миллионов, а потом, через 70 лет – еще одно. А что вы хотели, господа-товарищи? Если методично вырывать с корнем все традиции народа, то можно выкорчевать не только сорняки, но и прекрасные цветущие побеги. А все оттого, что, по старой русской привычке, для того, чтобы что-то построить, нужно сначала до основания развалить все старое, срыть, перепахать и посыпать солью, чтобы трава не росла. Чего добивались, то и получили – бескультурье, абсолютное, поголовное, повальное пугающее бескультурье. И теперь на процесс окультуривания нации придется потратить намного больше сил и времени, чем потребовалось для деструктивных действий. Это – если кто-нибудь из власть предержащих хоть на секунду задумался бы об этом. Ведь в стране у нас все думают о чем угодно: о спорте, демографии, армии, повышении ВВП – но не о культуре. Никто, за редким исключением. Но эти, которые исключения, как правило, находятся довольно далеко, к сожалению, от правящей верхушки, и не могут даже и мечтать о получении способности что-то кардинально изменить. И никогда не будут у нас, как у Платона, цари философствовать, а философы властвовать. И это самое страшное, потому что одно дело – когда очень сложно что-то сделать, когда требуется приложить очень большое усилие; совсем другое – когда делать этого никто даже не собирается, хотя это жизненно важно. Ведь культура – многовековой опыт нации, те моральные и нравственные устои, согласно которым представители этой нации могут судить о добре и зле, о правде и неправде, о правильном и неправильном. И в том случае, когда общество теряет культурные основы своего существования, происходит самая ужасающая на свете вещь – перемешиваются понятия добра и зла, белое становится черным, а черное – белым. Это катастрофа. Потому что общество, в котором правда перепутана с неправдой, в котором люди не ведают истины, а некоторым эта истина и не нужна, так вот, такое общество нежизнеспособно. Мало того, утверждаю я, оно не имеет права на существование, дабы не заражать своим ядом разложения других, как гниющий труп заражает чумой живых. И именно поэтому мы должны что-то сделать, иначе время и судьба сами возьмутся исправлять человеческие ошибки, а они – время и судьба – созидать не очень-то любят. Ждет нас, в таком случае, только разрушение, тотальное уничтожение или вымирание. Быть может, это будет война, может – эпидемия неизвестной ранее болезни, может – столкновение с кометой – я не знаю, но это нас убьет. Потому что природа, как известно, пустоты не любит, и нельзя допустить, чтобы место культуры заняло что-то другое. Ибо это убьет нас.

Приехали…

8 – 9 февраля 2008