Брегет

Завтра день рождения Алексея. Ему исполнится 18, и его жизнь станет намного интереснее. По крайней мере, он сам так считает. Именно поэтому, вместо того, чтобы идти ссутулившись и понурив голову, сквозь зубы ругаясь на осточертевшую погоду, он мурлычет себе под нос одну из сотен бессмысленных песенок, сочиненных кем-то во время пьянки, а через пару дней появившуюся на телевидении и ставшую «хитом сезона», и мерно шлепает по лужам, дерзко и радостно смотря в пасмурное небо.
Возможно, именно потому, что юноша не удостаивал матушку-землю должного внимания, а может, потому, что дороги все еще являются одной из главных особенностей России, Алексей запнулся ногой о трещину в асфальте и упал со всей высоты своего роста. Тихо чертыхнувшись, парень поднял голову, собираясь встать, и тут в поле его зрения что-то блеснуло. Приглядевшись повнимательнее, он увидел, что на земле лежит выпуклый кругляшок золотистого света. Алексей, как и многие из представителей человеческого рода, страдал любопытством, поэтому незамедлительно протянул руку и взял заинтересовавший его предмет. Тот был увесистым, чуть прохладным и очень гладким на ощупь, а еще юноше показалось, что он почувствовал едва заметное покалывание в кончиках пальцев. Наверное, подобное испытывают лишь те, для кого наступает момент, определяющий всю последующую жизнь.
Поднявшись и кое-как отряхнувшись одной рукой, Алексей снова взглянул на находку. Оказалось, это был брегет, и, насколько он мог судить, а в подобных вещах парень разбирался неплохо (отец в свое время работал ювелиром и научил сына паре рабочих моментов) золотой. Нажав на рычажок в верхней части часов, юноша услышал тихий, приятный щелчок, а затем крышка распахнулась, и его взору открылся циферблат, составленный римскими символами. Секундная стрелка мерно шла по кругу, и возникало ощущение, что это движение началось века назад, и будет продолжаться еще столько же, ничем не тревожимое. На вид же брегет казался совершенно новым, а, взглянув на пробу золота, оттесненную на задней панели, Алексей окончательно в этом убедился: на старых часах обязательно остались бы вмятины и царапины, учитывая мягкость металла подобной чистоты. Разве что только его берегли пуще зеницы ока.
Оглядевшись по сторонам, юноша убедился, что его никто не видит, и опустил находку в карман: надо показать отцу и, может, найти владельца. Вдруг вознаграждение дадут. А, если говорить честно, а вездесущему автору это да будет позволено, теперь парень ни за какие деньги не отдал бы брегет. Тот уже стал незаменимой частицей его жизни, правда, сам он пока не знал, насколько незаменимой.
Итак, завтра Алексею исполнится 18, и его жизнь станет намного интереснее. И, кажется, сама судьба решила преподнести ему шикарный подарок в виде прекрасных дорогих часов. Если все пойдет в таком духе, то что же будет потом? Юноша улыбнулся еще шире и продолжил путь домой.


***

- Ты туда по-хорошему зайдешь или нам тебя пинками гнать?
- Вам что, приспичило, чтобы мне погадала какая-то старая пигалица?
- Да, приспичило!
- И, если она пигалица, то почему ТЫ так паришься на эту тему?
- Ребят, вы меня достали. Вот вы уже у меня где, - Алексей показал пальцем на собственное горло.
- Зайди, послушай, выйди, и мы от тебя отстанем!
- Между прочим, Пушкин тоже к гадалке ходил! А ты на филологическом, между прочим!
- А ты в курсе, ЧТО она ему нагадала? Что он умрет или из-за белой лошади, или от руки блондина. Итог – паранойя на всю жизнь и смерть, как результат дуэли с Дантесом. А тот, между прочим, светловолосый был! А если мне эта что-нибудь в таком духе предречет?
- Тогда мы ее побьем.
- Ну да, конечно. А еще заберем все заработанные ею деньги, и она нас превратит в лягушек.
- Она гадалка, а не колдунья.
- Да какая, к черту, разница? И, между прочим…
- Короче, ты идешь?
- Ладно-ладно…а то силой ведь потащите… - с этим, новорожденный распахнул полу шатра и шагнул внутрь.
Дело в том, что день рождения Алексея уже наступил, и, поскольку погода внезапно, по одному Провидению (или синоптикам) ясной причине улучшилась, он и его приятели решили не сидеть в какой-нибудь кафешке или дома, а отправиться в парк. А туда как раз приехал цирк. Насмотревшись на канатоходцев и «резинового человека», компания направилась к шатру гадалки. И вот тут-то виновник торжества встал, как вкопанный. Нет, не пойду, и все. За ним никогда не замечали предрассудков или суеверия, поэтому знакомые были искренне удивлены такому рьяному сопротивлению. Но, в конечном итоге, как вы уже поняли, уговоры достигли своей цели, и Алексей очутился внутри.
Нельзя сказать, чтобы атмосфера помещения поражала своей таинственностью и загадочностью, или что здесь витало ощущение присутствия Судьбы, но юноше все равно стало не по себе. А, когда он увидел гадалку, сидящую дальше и чуть правее от входа, это чувство только усилилось. Признаться, если бы не нежелание показаться трусом и странным перед друзьями, он сейчас развернулся бы и вышел, и, даже если бы женщина потребовала денег ни за что, отдал бы, только чтоб оказаться снаружи. Его самого удивляла подобная реакция на происходящее, но он ничего не мог с собой поделать.
Несмотря на непонятный страх перед происходящим, Алексей пусть медленно, но подошел к гадалке. Та подняла на него взгляд, и юноша отшатнулся: ярко-синие глаза будто пронзили его, заставив сделать шаг назад. Губы женщины изогнулись в легкой усмешке. Она была, вопреки обычным представлениям о гадалке, довольно молода, черные волосы ее, собранные в аккуратную косу, лежали на плече, выделяясь на белой шали, окутывавшей ее узкие плечи, а чистой атласной коже позавидовала бы любая женщина с обложки. Но все внимание к себе приковывали именно ее глаза, которые, казалось, видели все насквозь, добирались до сути окружающего и выявляли любые человеческие слабости.
Будто загипнотизированный, Алексей сделал еще один шаг вперед, медленно взял за спинку пластмассовый стул, такой же, за каким сидела она, опираясь локтями о белый пластиковый стол, подвинул и сел на него. Какое-то время оба молчали: он, как завороженный, смотря на нее, она – с насмешкой в пронзительных глазах изучая его лицо и, как он чувствовал, весь его внутренний мир и самые затаенные мысли. Через минуту женщина на мгновение прикрыла глаза, и юноше показалось, что невидимые путы, которыми он будто бы был связан с тех пор, как увидел ее, исчезли. Но стоило цыганке вновь поднять взгляд, как ощущение скованности вернулось, и так резко, что Алексей заметно вздрогнул. Гадалка вновь усмехнулась на это и довольно тихо, но отчетливо произнесла мягким, но почти настолько же сильным, как и ее взгляд, голосом:
- Тебе не стоило приходить сюда. И ты знаешь об этом, ведь так?
- Д-да. Знаю. Меня…
- Уговорили друзья, - уверенно продолжила его фразу женщина, и на этот раз юноша просто кивнул. Она вновь опустила взгляд, чтобы он почувствовал себя чуть свободнее. В конце концов, все, что нужно, она уже увидела.
  - Тебе не стоит знать то, что вижу в тебе я…тебе лучше уйти...но можешь и остаться, если, конечно...
- Если, конечно, что? – спросил во второй раз освободившийся от плена ее глаз Алексей.
- Если, конечно, не боишься… - тут цыганка хитро, испытующе, но мельком посмотрела на него, - зная о себе то, что вижу я, продолжать жить могут лишь по-настоящему смелые и сильные люди… - со стороны казалось, что ей доставляет удовольствие дразнить и раздражать самолюбие молодого человека.
- Я не боюсь, - довольно резко ответил он, - рассказывайте. Все равно вранье.
- Ты в это веришь? – загадочно улыбаясь и глядя в белую поверхность стола, спросила гадалка.
- Да, - из упрямства переставил свой мысленный ответ с ног на голову Алексей.
- Что ж… - пожала плечами женщина, - у каждого из нас есть выбор…единожды, но есть…ты сделал свой, - она сделала небольшую, но ощутимую паузу, давая ему последний шанс одуматься. Но, несмотря на нестерпимое желание выйти отсюда и не слышать того, что она увидела в его лице и глазах, юноша лишь сложил руки на груди и приготовился слушать.
- Вчера ты нашел одну вещь… - начала цыганка, и на этой фразе мысль: «Уходи! Не слушай!» в панике заметалась в голове Алексея, и его будто бы подбросило вверх со стула. Но тут женщина подняла взгляд, и, так широко открыв глаза, что, казалось, на ее лице не было больше ничего, кроме них, заставила юношу сесть, проговорив совершенно изменившимся голосом, который теперь больше походил на шипение, - ты сделал свой выбор…теперь сиди и слушай, пока я не разрешу тебе уйти… - после этого она спокойно опустила веки и продолжила, а именинник, как пригвожденный, остался на месте.
- Ты нашел особенную вещь…мало кому выпадает жребий обнаружить собственные жизненные часы… - дьявольская, почти сумасшедшая, но завораживающе красивая улыбка легла на ее губы, - думаю, ты понял меня…их стрелки отсчитывают не просто время, а ТВОЕ время, время, отпущенное тебе по эту сторону света…Пока они идут, ты жив, а когда остановятся, твоя жизнь прекратится… - она чуть продолжительнее, чем обычно, моргнула, и Алексей понял, что уже на ногах и медленно отступает к выходу. Цыганка же шла прямо на него, не меняя интонации голоса, но глаза ее, до этого ярко-синие, потемнели, как грозовое небо, и ему показалось, что Темнота открывает свою рваную пасть из-за ее спины, внушая ему первозданный ужас. Сама же женщина продолжала, как будто наотмашь ударяя его каждым словом:
- Это может произойти через день, неделю, месяц после их остановки…но знай, что с тех пор, когда стрелки перестанут двигаться, у тебя нет шанса выжить! А теперь убирайся отсюда, иди, и помни: если тебе дорога жизнь, ты должен беречь эти часы, как зеницу ока!
В следующую секунду мир перед Алексеем померк, и первое, что он увидел, когда пришел в себя – это пруд, находящийся довольно далеко от места, где расположился цирк. Сзади раздавались возгласы друзей, которые, тем не менее, не пытались следовать за ним: наверное, ударная волна страха, накрывшая его с головой, захлестнула и их. Нужно было их успокоить, сказать что-нибудь...Но сейчас он не мог думать: его гнал вперед ужас; брегет, лежащий во внутреннем кармане куртки, льдом жег кожу через ткань футболки. «Выбросить его, выбросить! Не нужно вовсе было поднимать его…что со мной творится…»
Перейдя в конечном итоге на бег, добрался до ограждения, окружающего пруд. Полез дрожащей рукой в карман, но сначала отдернул пальцы: таким обжигающе-холодным оказался брегет. Набравшись решимости, стиснул часы в кулак и, рывком вытащив, замахнулся. Но тут с ним вдруг что-то произошло: испуганное и отчаянное выражение лица медленно сменилось на растерянное, рука сама собой опустилась. Он не мог этого сделать. Даже вчера, несмотря на то, что очень жалел бы об этом, ему проще было бы избавиться от брегета. Теперь же, когда юноша знал его тайну, утопить его в воде он не мог. Растерянность сменилась каким-то апатичным спокойствием и уверенностью. Алексей посмотрел на часы, лежащие на ладони. Они теперь не жгли, и выглядели почти невинно. Только блестели уже не как обычный предмет, а будто насмехаясь над ним. Именинник осторожно убрал их обратно в карман. Да, он будет о них заботиться. Этот инструмент проработает еще долго, до 70 лет ему прожить точно удастся, а больше и не надо. Нужно только следить за ними. Только следить.

***

Алексей проснулся счастливым. «Я сделаю ей предложение!» - вот, какой была его самая первая мысль в то утро. С ТОГО САМОГО дня прошло уже семь лет, и в свои 25 юноша, впрочем, теперь уже почти мужчина, достиг многого: окончил с красным дипломом институт, получил высокооплачиваемую должность и, довольно скоро, кредит доверия в преуспевающей фирме; уже три месяца, как жил отдельно от родителей, а сегодня собирался сделать предложение самой чудесной девушке на свете, которую он любил, и которая любила его.
Поднявшись с кровати, Алексей потянулся и начал одеваться. «Так, сначала заскочу на работу, поговорю с Михалычем и возьму отгул…он поймет…» - думал он, натягивая носки, - «повезло мне, все-таки, с начальником…» - уже застегивая ремень на брюках, - «А потом к Александре…к Саше…к Сашеньке…к любимой моей…» - вставляя последнюю пуговицу в петлицу и накидывая пиджак, - «Скажу ей, что хочу сделать сюрприз…поедем в…как же он называется…забыл…» - завязывая шнурки на туфлях, - «в общем, в тот ресторанчик у озера…там уютно и хорошо…потом – гулять в город…потом расстанемся, но ненадолго, только чтобы дать ей время привести себя в порядок…да и мне нужно быть на уровне…а вечером – на премьеру мюзикла…ей понравится…она ведь так любит музыку…а после – в «Осирис»…новый ресторан, судя по отзывам, лучше места не найти…и в конце…да…в конце ужина я предложу ей руку и сердце…» - выпрямившись, улыбнулся голубому небу в окне, и повернулся к столу, чтобы взять коробочку с кольцом. В который раз полюбовавшись на него, представляя, как оно будет сверкать на пальчике Александры, захлопнул коробочку и убрал ее в нагрудный карман.
Потом, впервые за это утро нахмурившись, открыл ящик своего стола и достал оттуда круглый, крепкий футляр. Внутри, укутанный красным и даже на вид мягким материалом, поблескивал ему, приветствуя, золотой брегет. Алексей взял его, пристегнул за специально прикрепленную к корпусу цепочку к петле в секретном кармане с правой стороны пиджака и собрался уже и сами часы убрать туда же, но сначала открыл, правда, не с тем, чтобы посмотреть, который чам, а по семь лет назад образовавшейся привычке проверять, идут они или нет.
На следующий день после встречи с цыганкой он купил себе наручные часы и для того, чтобы узнать, сколько времени, использовал их, а брегет старался лишний раз не трогать. Он регулярно относил его к часовщику, который чистил механизм, беря за это немалые деньги: ведь юноша требовал, чтобы операция проводилась без остановки часов, что само по себе непросто; дома хранил в специальном футляре, с чьим содержимым ничего не случилось бы, даже если бы его швырнули об пол и постучали ногой; когда выходил, всегда пристегивал и прятал в потайной карман и никогда не вытаскивал, кроме как на работе, где, в ящике стола, лежал точно такой же футляр, как и дома. Несмотря на все предосторожности, среди коллег прошел слух о его странной любви к брегету, но, как известно, каждый сходит с ума по-своему, поэтому в недостаток ему это не вменяли.
Итак, он привычно нажал большим пальцем на рычажок в верхней части крышки, и та распахнулась, обнажая совершенно не изменившийся с нашей последней встречи циферблат. Мельком глянув на него, Алексей захлопнул крышку и вновь собрался убрать в карман, как вдруг резко остановился. Ему на шею будто бы вылили литр ледяной воды, которая поползла вниз по спине, заставив содрогнуться каждый мускул. Внезапно задрожавшими пальцами он вновь открыл брегет и неверяще посмотрел на стрелки.
Они не двигались. Только секундная еле-еле дрожала, будто бы она желала идти дальше, но что-то сдерживало ее. Алексей затрясся. Брегет выпал из его руки, он вскрикнул и немедленно поднял его, прижав к груди. Потом вновь посмотрел: ничего. Потряс: ничего. Ему стало трудно дышать, показалось, что он уже умирает, но тут на помощь вновь пришла та апатичная уверенность, которая не дала ему выбросить часы в пруд. «Гадалка сказала, что у меня есть день, неделя, может, даже месяц…значит, еще можно их починить…наверняка можно…или найти ее…она подскажет…но где искать? Нужно делать, что-то делать…» Алексей заметался, кинулся к дверям, все мысли о любви и будущем счастье бесследно пропали из его головы. Там осталась только одна мысль: «Мне 25, мне только 25, я еще не могу умереть! Нет! Нет! Нет!»
Через пять минут он уже был на улице и несся на новенькой серебристой иномарке к часовщику. Тот сказал ему, что ничего не сможет сделать: в часах полностью нарушена герметичность, детали непостижимым образом оказались непоправимо повреждены, да и их замена ничего не даст. «Проще купить новые» - заметил он под конец, улыбнувшись.
Уже чуть ли не в истерике, Алексей кинулся в парк. Никто из служащих уже последние лет семь ни слухом не слыхивали о цыганах, приезжавших к ним.
Из парка юноша, вернее, теперь уже…старик, вышел шатаясь и неосознанно озираясь по сторонам. «Я умру…мне только 25 лет, но я умру…я умру…через неделю, месяц, но умру…может, даже сегодня…»
Он не помнил, как добрался до дома. Там, не раздеваясь, лег на диван и малодушно (он и сам понимал, что это малодушно, но ничего не мог с собой поделать) плакал. Когда же он вспомнил Александру и всех своих друзей, так и совсем затрясся в рыданиях, раздиравших его изнутри. Он не хотел умирать. Он не представлял себе мир без себя. Он только начал жизнь и не мог уйти…Через пару часов (за это время ему уже несколько раз позвонили, но трубку Алексей так и не взял) он сел и, подобрав ноги к груди, стал думать, что делать. «Им всем будет больно…нужно хотя бы напоследок облегчить их участь…сейчас я пойду и поругаюсь с Сашей…» - глаза вновь защипало, но он сморгнул слезы, - «потом порву отношения со всеми друзьями и приятелями…но нужно делать это постепенно, а то они догадаются…но я ведь не знаю, сколько у меня времени! Все равно…догадаются, и придется рассказать, а им тогда будет больно…нельзя…нельзя…»
Так он и сделал. В течение месяца он перессорился со всеми близкими. Несмотря на предосторожности, они, конечно же, догадались, что дело тут нечисто, пытались поговорить с ним, убедить, но после последней ссоры фактически забаррикадировавшись у себя дома, Алексей либо просто молчал, либо ругался в ответ на их вопросы и упреки из-за двери, притом так, что стерпеть это было невозможно.
Так прошло около двух лет. К нему вовсе перестали приходить, даже самые, как он считал, надежные друзья. Александра перестала после первого года. Родители – самыми последними. Мать так плакала…Но он радовался. Это лучше. В конце им не будет не так больно…Через некоторое время он начал выходить, гулял, но только там, где не мог встретить никого из знакомых. Часто приходил в парк и сидел на скамейке у пруда. Многие из тех, кто видели его, отмечали, что, когда смотрели на него в первый раз, казалось, что это старик, и только потом, если присматривались, видели, что ему не больше 30. Он же сам молчал или разговаривал сам с собой. Часто проговаривал вслух стихи Пушкина и Тютчева. Он считал, что это глупо. Но ему нравилось. Вспоминались студенческие годы. А теперь он мог жить только воспоминаниями, ведь смерть близка. Раз уже прошло так много времени, то сегодня или завтра его точно не станет. Довольно скоро он совсем перестал следить за временем. Сегодня или завтра…уже совсем скоро…сегодня или завтра…и никому не будет больно…

***

Алексей умер в 70 лет. В свой день рождения. Это случилось в парке. Он внезапно почувствовал легкое покалывание в груди, потом оно стало сильнее, а через секунду перед глазами что-то ярко вспыхнуло, и наступила темнота…не та, что зияла за спиной цыганки…другая, теплая и мягкая…он ее практически ждал, почти грезил о ней, поэтому узнал ее, когда она пришла…
На его похоронах было немного человек. Большинство из тех, кто, как он думал, любили его, и с кем он порвал, не узнали о его смерти, а, если и узнали, то не очень страдали. Им не было больно. Как он и хотел. Только Александра, несмотря на то, что приходила лишь год, была там. Обиженный по непонятной ей причине муж отказался пойти с ней. Взрослые дети не смогли приехать – работа. К тому же, с какой стати их должна была волновать смерть неизвестного мужчины, который давным-давно беспричинно разбил сердце их матери? Они отговаривали ее, но Александра все равно взяла на себя все хлопоты, связанные с этим мрачным событием.
Алексей так и не объяснил ей, что же особенного в его брегете, хоть и обещал, тогда, до разрыва, который произошел так внезапно и беспричинно; но она хотела забрать часы себе, чтобы хранить. Все лучше, чем если бы их выкопали вместе с бывшим владельцем какие-нибудь пьяницы-хулиганы. Но брегет будто куда-то испарился, а искать его Александре не хотелось. В конце концов, вспоминать она могла и без него. А сейчас она плакала. Плакала горько и ничего не могла с собой поделать, ведь, хоть она и приходила всего год, любовь не забылась. Поэтому чистые слезы, рождаясь в уголках ее глаз, умирали, быстро скользя вниз по щекам.
А в стороне стояла другая женщина. Та, которая своими тонкими пальцами преломила и жизнь Алексея и, случайно захватив, жизнь Александры. Ее белоснежные волосы, заплетенные в аккуратную косу, лежали на плече, выделяясь на черной шали, окутывавшей узкие плечи. Кожа потеряла здоровый блеск и упругость. Руки были покрыты складками; спина чуть сгорбилась. Но, когда она поднимала глаза, свои ярко-синие глаза, она на мгновение, но на удивительно долгое мгновение вновь становилась той, прежней.
Глядя на слезы Александры, она удивлялась. Почти изумление читалось на лице ее. В конце похорон она подошла и, прямо смотря в глаза, которые та не в силах была отвести, несмотря на то, что хотела, спросила:
- Почему ты плачешь? Ведь столько времени прошло с тех пор, как он умер.
- Всего…два дня… - пробормотала Александра непонимающе.
- Два дня? – та самая улыбка, - милая, он умер 45 лет назад. В тот день, когда остановились его часы.