Боттичелли

- Простите, Вы… - я тихонько сжал её локоть пальцами, она обернулась, недоуменно взглянула на меня, вскинув брови, точнее одну бровь, правую, кажется, хотя точно я не уверен, может статься, что и левую, всё как в тумане было, всё как в дымке, и в воздухе будто позолоченность какая-то витала, или мне казалось так, но я просто хочу сказать, что не помню точно, какую же из бровей она вскинула, не обижайтесь, это не значит, что всё остальное – неправда.
- А? – она произнесла это «а» коротко и вопросительно, и высвободила свой локоть из моей руки.
- Простите, - я смутился, - просто Вы напомнили мне…
- Почему на Вы? – она нахмурилась, обе брови свела, это я точно помню, что обе. Можно ли вообще одну бровь свести? Пожалуй, что нет, от этого я ещё больше уверен, что она свела к переносице обе брови – а вот вскинула перед этим одну какую-то, кажется, правую. – Я что, так плохо выгляжу, что ко мне – на Вы? Или, - она улыбнулась, - так хорошо?..
- Хорошо… - выдохнул я.
- Так кого?
- Что, простите?
- Кого напоминаю Вам я?
- Вы… вы похожи на Венеру…
- Бо-оже, как банально… - она поморщилась.
- На женщин с полотен Боттичелли, - выпалил скороговоркой
- Уже лучше.
- Как с картины сошли… его… простите, я понимаю, звучит, как бред…
- Нет, почему же, мальчик, продолжай, мне нравится…
Я продолжил. Но не говорить – смотреть на неё. На ней было легкое платье нежно-голубого цвета, длинные волосы были собраны в небрежно заплетенную косу, на плече она несла большую раму для картины – пустую. В смысле, без картины. Я смотрел на неё, стоял, как вкопанный, а она улыбалась. «Мальчик…» Не старше меня, пожалуй. Может быть и младше.
- Сотрите помаду, - я протянул ей платок. Она взяла его и, не отрывая от меня взгляда, прикоснулась тканью к губам, вытерла губы, вернула платок мне.
Лицо её… Таких лиц нет, не бывает. Сейчас нет уже. А раньше, видимо, были, ведь писали с кого-то, то ли просто манера такая была… Брови – и что я прицепился к её бровям?.. – тонкие и вразлет, глаза небольшие, прямой нос, красивый изгиб аккуратных губ, подбородок с ямочкой, чистый, строгий овал лица…
- Сколько Вам лет? - спросил я, рассмотрев её всю.
- Двадцать два, - она поправила рамку на плече. – Я тебе нравлюсь? А тебе сколько лет?
- Двадцать четыре… Да, нравитесь…
Она улыбнулась. Сняла с плеча рамку. Взяла её обеими руками и вытянула перед собой.
- Выключи солнце, пожалуйста…
- Подожди минутку, я хочу ещё посмотреть на тебя…
Я скользил взглядом по её лицу, по её фигуре, я взглядом касался её лба, её волос, я заметил легкую грусть в её глазах и едва уловимое сладострастие в губах её, я любовался линией её шеи – а она держала рамку в вытянутых руках, и была за нею, и давала разглядывать себя, рассматривать, она лучилась, она светилась матовым светом, и вся она была – гармония…
- Выключи солнце, пожалуйста… - повторила она шепотом.
Я тихонько вздохнул и щелкнул пальцами. На несколько секунд опустилась непроглядная темнота, и тишина обрушилась на меня, я не видел ничего вокруг, но продолжал смотреть в ту же точку…
Сзади ударил резкий свет, фары проезжающего мимо автомобиля. Я махнул рукой, и автомобиль остановился.
Фары осветили её.
Рамка висела в воздухе, а она стояла, опираясь на левую ногу и приложив правую руку к груди. Нежно-голубое платье лежало у её ног, прикрывая пальцы, туфли она сбросила. Рыжеватые волосы развевались по невесть откуда взявшемуся ветру, голова её была чуть склонена вправо…
- Такой ты хотел меня видеть? – лукавая улыбка коснулась её губ. Не меняя наклона головы, она посмотрела на меня, искоса.
И я стоял, завороженный, глядел на эти округлые плечи, живот, бедра, изящные руки…
- Ты замужем? – на правой руке блестело кольцо.
- Да.
- Кто твой муж?
-Сандро. Он художник. – Голос её звенел в темном воздухе, пронзенном единственным лучом света, направленным на неё. – Он сейчас в отъезде, у него много работы… Что-то для папы…
- Твоего?
- Римского.
- Это не так, у тебя кольцо на правой… Было бы на левой… Католики же…
- Я ношу и на левой, – она протянула вперед обе руки, на обоих безымянных пальцах я увидел одинаковые колечки. – Носила бы я на левой, ты бы не узнал, что я замужем, не подумал бы, не спросил… А надо, чтобы все знали, так хочет Сандро. Отпусти водителя, он торопится…
Я обернулся, кивнул водителю, сидевшему в машине с горящими фарами, он учтиво кивнул мне в ответ, приподнял цилиндр на голове и завел машину. Шорох шин, урчание мотора, запах бензина – и снова темнота.
- Подожди, не включай, я оденусь… - попросила она. Я нащупал рукой рамку в воздухе, подвинул её в сторону, и подошел к ней… близко-близко, её волосы щекотали мои щеки, я чувствовал запах, таившийся в ямочках её ключиц… Я провел пальцем по её щеке, шее – она снова чуть склонила голову набок, - по её плечу, запоминая атлас её кожи. «Наверное, это называется – прикоснуться к прекрасному,» - подумал я. Она взяла меня за руку, прильнула, прошептала в ухо:
- Отойди, я оденусь… мне пора, Сандро нужна рама, я и так уже опаздываю безумно… В трамвай не пускают без одежды, кондуктор начинает махать руками и кричать противно так…
Я повернул голову навстречу её губам, и стал целовать её, жадно, нежно… Она ерошила мне волосы пальцами, я сминал её спину, сколько это длилось?..
- Прошу тебя… - почти одними губами произнесла она, но тишина вокруг была такая, что я уловил слова в её дыхании.
Я отошел. Она надела платье, я слышал только легкий шелест. Рамка со стуком упала на землю. Я щелкнул пальцами…
Она поправляла волосы и улыбалась мне. Вокруг ходили люди, разговаривали, толкали друг друга, кто-то задел раму, висевшую у неё на плече, рама стала падать, она подхватила её, согнув руку в локте.
- Боттичелли не был женат. – Капелька пота скатилась со лба по моей щеке, жара стояла невыносимая, воздух дрожал от этой жары, и всё как-то плыло, размывалось, теряя четкие контуры. – Он никогда не был женат, вот что меня удивляет. Как же тогда ты?..
- А то, что он жил в пятнадцатом веке и как же тогда я тебя не удивляет?.. Я же сказала – я очень к нему опаздываю, - она покачала головой.
Я сглотнул. У меня пересохло в горле.
- Мне пора, – спокойно сказала она. – Мой трамвай едет.
С грохотом и лязгом подъехал трамвай. Она быстро скрылась за его желто-красным железным туловищем. Трамвай стал отъезжать, я опустил глаза и увидел, что одна туфелька слетела с её ноги и валялась на тротуаре. Она высунулась в окошко и закричала мне:
- Я позвоню тебе, я позвоню обязательно! Сам не ищи меня, Сандро ревнив, но я позвоню, найду твой номер… - последние её слова почти утонули в шуме отъезжающего трамвая, я прочитал их по губам.
Я опустился на асфальт, взял в руки её туфельку, щелкнул пальцами и выключил солнце.