Около двух часов дня в дверь постучала секретарь. Я только что вернулся с обеда, и теперь сидел, развалившись в своем кресле и закрыв глаза, и не думал ни о чем. Стук в дверь мгновенно вернул меня к реальности. За полсекунды я представил себе все возможные варианты того, что может последовать за этим стуком. Ну уж точно не предложение помассировать мне шею! Моя секретарь отличалась холодностью, сдержанностью и профессионализмом. Никаких хихиканий, никаких подмигиваний с утра, зато она не забывала ни об одной встрече, помнила имена всех партнеров и с точностью до слова передавала мне содержание телефонных разговоров, если кто-то звонил в моё отсутствие. Наверное, кто-то звонил во время обеда. Нет, если бы это было так, она сказала бы мне, как только я вернулся. Телефон последние несколько минут не звонил. Дверь? Да, кажется, дверь открывалась. Значит, кто-то пришел и теперь дожидается меня на небольшом мягком диванчике в приемной. Значит, придется вставать, собираться с мыслями, расправлять плечи, говорить, говорить, говорить… Пожалуй, пора мне в отпуск! Как я устал от этих бесконечных «говорить»! Уеду в отпуск, и секретаря отправлю в теплые края. Всё это я подумал за полсекунды, ещё не успев открыть глаза.
- Да, войдите.
- Вам конверт, Роман Николаевич. – Секретарь положила конверт на край стола.
- От кого?
- Принес курьер. Кажется, какое-то приглашение. Я могу идти?
- Да, конечно. Спасибо, Марина.
Она развернулась и вышла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. Предыдущего секретаря я уволил за то, что она всегда хлопала дверью. То есть, конечно, не только за это – она путала время переговоров, она теряла визитки и номера телефонов, она могла расхохотаться над каким-нибудь анекдотом, присланным ей подружкой, пока у меня в кабинете находился посетитель, но чего я совершенно не выносил, так это то, как громко она хлопала дверью, когда выходила из кабинета. В начале рабочего утра, когда я вдыхал запах кофе и уговаривал себя наконец проснуться, после обеда, когда я начинал мечтать о том, что скоро вечер и позволял себе расслабиться на пару минут, в самом конце дня, когда за окном темнело и то и дело слышны были моторы отъезжающих автомобилей – она грохала дверью так, что мне хотелось зажать между косяком и дверью её голову… Во избежание смертоубийства я уволил её, когда она забыла сообщить о важнейшем международном звонке. Неплохой повод. Она поджала губки, свела брови, засопела, подписала заявление – и ушла, хлопнув дверью.
Ладно. Что там ещё за конверт? Я лениво дотянулся до края стола. Конверт был подписан красивым шрифтом, на испанском или итальянском языке – я не знаю ни того, ни другого. А, нет, вероятно, испанский, - я увидел слово «Espana». Странно, мы не имели никаких дел с Испанией. Может быть, какая-то презентация… Я вскрыл конверт.
«Господин А.! Приглашаем Вас на вечер испанской культуры, который состоится 19 мая в 20.00 по адресу…» Какой, к черту, вечер? Какой культуры?..
В приемной зазвонил телефон. Марина сняла трубку, я слышал отзвук её негромкого спокойного голоса. Она перевела звонок на меня. Я поднял трубку.
- Добрый день.
- Рома?
Не может быть, не может быть, не может быть…
- Рома, как сложно теперь до тебя дозвониться! Наверное, лучше было бы дождаться, пока ты включишь сотовый!
Я имел привычку, за которую многие меня проклинали, отключать телефон на время обеда. Сегодня я забыл его включить, надо же, какой ужас!!! Уже полчаса рабочего времени я без телефона, а если кто-то пытается мне дозвониться по срочному вопросу?
- Ромка, может, скажешь что-нибудь? Что я, сама с собой разговариваю? Ты узнал меня, да ведь? Да, иначе ты бы уже спросил.
- М-м… - Я просто не мог поверить, я не слышал этого голоса года два, она была из другого города, из другой жизни вообще! – Алина? Откуда у тебя мой номер?
- Спасибо. Я думала, ты хотя бы спросишь, как у меня дела! – И она положила трубку.
Я опешил. Впрочем, это вполне в её стиле. Позвонить, спустя два года, обидеться – и бросить трубку.
- Марина, - я выглянул за дверь к секретарю, - Марина, если эта девушка будет звонить, соединяйте её со мной, пожалуйста.
- Хорошо. – Марина оторвалась от монитора и посмотрела на меня – так же спокойно и невозмутимо, как она смотрела на всё вокруг. С ней я мог не бояться лишних расспросов, не то что с предыдущей!
- Спасибо, Марина. – Мне вдруг стало грустно, захотелось с кем-то поговорить. Я стоял в проёме, не закрывая дверь. – Марина, хотите в отпуск? – Я улыбнулся ей.
- Да, Роман Николаевич, это было бы неплохо. – Она не улыбнулась.
- Почему же Вы не просите об отпуске?
- Потому что было много работы. Если Вам интересно моё мнение, то сейчас самое время уйти в отпуск. Очередной проект закончен, сейчас некоторое… затишье.
Я кивнул.
- Да, да. Я подумаю. – Я кивнул ей ещё раз и ушел к себе в кабинет. Дел действительно почти не было уже пару дней. Зато перед этим было три месяца безумной гонки, а перед этим четыре с половиной месяца другой гонки, даже без перерыва на новогодние праздники. Мы заслужили отпуск, и я, и Марина, сейчас всё можно без опаски оставить на заместителя…
Снова заиграл противную электронную мелодию телефон.
- Добрый день.
- Рома, может, ты включишь уже сотовый? – неужели я ещё не включил? Я достал мобильник и включил.
- Уже включил, Алина.
- Ты получил приглашение?
- Какое приглашение?
- На вечер испанской культуры. Ты должен был уже получить.
- Так это от тебя? Получил, недавно, минут…
- Минут десять назад. Отлично. Приходи, я буду танцевать. Я приехала в Москву, чтобы танцевать на этом вечере.
- Ты увлеклась испанскими танцами?
- Да, и танцами, и языком… Ты придешь, да? Там будет много интересных людей, и кроме меня тоже. Как ты, Рома?
- Я… я нормально.
- Ты не женился?
- Нет.
- Ясно. А я развелась. Думаю, лично поговорим. И не планируй ничего на ночь, там поздно начинается, закончится тоже очень поздно. Тебе обязательно брать с собой спутницу? Если тебе это обязательно, я пришлю тебе сейчас второе приглашение.
- Нет, уже не обязательно… Откуда у тебя мой номер и адрес офиса?
Она громко рассмеялась, я даже убрал немного трубку от уха.
- Роман Николаевич, люди, которые будут на этом вечере, достанут мне кого угодно откуда угодно за одно только приглашение! И телефон, и офис, и домашний адрес! Я ещё в гости к тебе завалюсь с чемоданами!
- Э-э…
- Не волнуйся. Не завалюсь. Я буду ждать тебя. Пока! – и она так же неожиданно положила трубку, как и в прошлый раз.
Значит, сегодня в 20.00… Что ж… Я никогда не интересовался испанской культурой, да и вообще культурой не особо интересовался. Да, иногда я водил девушек в театры или на концерты – как того требовал этикет – но основные душевные силы во время таких походов уходили у меня на то, чтобы не заснуть. С другой стороны, у меня было двоякое чувство от ожидания встречи с ней. Я встречался с этой девушкой несколько лет назад – ничего серьёзного, юношеское увлечение, которое быстро прошло, чему во многом способствовал её взрывной характер. С ней могло быть бесконечно весело, невыразимо тоскливо, она умела яростно любить и неистово злиться. Я уставал от этого, и довольно быстро мы расстались. Она бегала за мной, она ждала меня у подъезда, она звонила, она писала письма, потом она не звонила и не писала, потом она объявилась у меня на пороге и, сверкая злыми глазами, заявила, что выходит замуж. Она аккуратно отчитывалась мне обо всех своих успехах - закончила университет с красным дипломом, поступила в аспирантуру, получила второе образование – на том же факультете, который когда-то закончил я, хотя я прекрасно знал, что её абсолютно не интересовало то, что проходили на этом факультете – и тоже с отличием, защитила кандидатскую, подготовила к изданию книгу… Когда она всё успевала?
Потом она пропала. От немногочисленных общих знакомых я иногда слышал о ней. Последнее, что я о ней узнал, что она пишет учебник по зарубежной литературе для ВУЗов, и что многие её коллкеги относятся предвзято к такой молодой женщине, претендующей на гордое звание ученого. И, кажется, в нашем родном городе прошла выставка её картин – но об этом никто наверняка не знал, я же и не старался выяснить.
Литература, математика, живопись… Теперь, значит, танцы.
Я пойду. В любом случае это должно быть интереснее, чем сидеть дома и смотреть новости по всем каналам подряд. Только надо сразу дать ей понять, что на этот раз она не имеет права нарушать ту дружественно-отстраненную манеру общения, которую я несколько раз пытался с ней установить. В конце концов, она будет танцевать – а я буду смотреть, так довольно сложно общаться. А дальше посмотрим. Если она опять примется за свое и начнет вспоминать, как сильно она меня любила, я уеду домой. Если же всё будет спокойно – можно будет, например, съездить с ней в ресторан. Хотя бы узнаю городские новости, сто лет дома не был…
Я взглянул на часы. Почти три часа дня. До дома доехать – час, от дома до места – час… И дома ещё – час. Значит, через пару часов нужно выезжать. Вот и славно! Сколько можно уходить из офиса в девять вечера!
За окном стояла прекрасная погода. Было тепло даже для середины мая, многие ходили с коротким рукавом, девушки уже с неделю назад переобулись в босоножки. Но при этом ещё не было пыльной духоты, которая стоит в середине лета, особенно в Москве. Девушки на улицах начали носить мини и улыбаться. Мини они будут носить ещё всё лето – а улыбаться закончат к концу июня, когда станет душно и грязно. Почему я не гулял по улице, не улыбался им в ответ? Через открытое окно доносились звуки оживленной улицы – шорох шин, шум моторов, чириканье воробьев, гул голосов…
У меня разболелась голова. Я проверил почту – ничего, кроме письма благодарности от одного из ответственных лиц заказчика по последнему проекту. Ещё до обеда я закончил оформлять всю необходимую документацию, какие-то мелочи… Мысли снова вернулись к её звонку. И к ней. Она всегда появлялась неожиданно. Первый раз я встретил её в трамвае. Я вошел, и увидел, что она сидит и читает. Вместе со мной вошла какая-то очень пожилая женщина, Алина посмотрела на неё мельком, встала и продолжала читать. Народу становилось всё больше, мы стояли рядом, я заглядывал в её книгу. Одной рукой она держала книгу, другой держалась за поручень.
- Переверните, пожалуйста, страницу. – Я оторвал взгляд от строчек в её книге и посмотрел на неё, в её глаза. У неё были большие зеленые глаза – не такие, о которых пишут "огромные", но большие, - и длинные темные ресницы. Пожалуй, уже тогда стоило понять, что у хозяйки таких глаз покладистого характера быть не может. – Ну, что? У меня обе руки заняты, я не могу, а у Вас одна свободна. Или Вы ещё не дочитали? Тогда переверните, пожалуйста, когда дочитаете.
Я рассмеялся, дочитал до конца страницы и перевернул. Ещё пару листов мы читали вместе, она прочитывала быстрее меня, и, дойдя до конца страницы, поднимала глаза и смотрела в окно. Я переворачивал.
- Алина. – Она снова на меня смотрела.
- Рома.
- Очень приятно, Рома. Можно на ты?
Я снова рассмеялся и кивнул.
- Нравится тебе книга?
- Да, пожалуй, нравится.
- А мне не нравится. Давай я тебе её подарю. А то мне выходить. – Она закрыла книгу, заложив билетом место, до которого мы с ней прочли, и протянула мне. – Или можешь со мной выйти, погуляем. Я всё равно тебе её подарю, только тогда попозже.
И я вышел с ней. Вместо занятий в университете мы гуляли.
- Алина, почему ты считаешь, что эта книга плохая?
- Я не говорила, что она плохая, если бы она была плохая, я не предложила бы подарить её тебе, а просто выбросила бы. Я сказала, что она мне не понравилась.
Тоже был май, конец мая, число я, конечно, не помню, но тогда было холоднее, чем в этом году, и вечером я грел ей руки, дышал ей в кулаки…
Запиликал сотовый. Звонил мой приятель, с которым мы вместе приехали в Москву из родного города.
- Привет, я слушаю.
- Здорово, Рома! Какие планы на сегодняшний вечер? Может, зарулим куда-нибудь, мы с тобой уже месяца четыре никуда не ходили! Выпьем, поговорим. А?
- М-м… Максим, наверное, не сегодня. У тебя какие-то проблемы?
- С чего ты взял? Всё в порядке!
- Что ж ты мне вчера или позавчера не звонил? Я бы пошел.
- Да занят был адски! А что у тебя? А? – Он постоянно переспрашивал «А?» - Женщина?
- Да какая женщина… Алина тут приехала…
- Алина? А Алина – не женщина? Или… А-а!!! Эта вот, та которая… Алина?
- Да, «эта вот, та которая…»
- С ума сойти, я её так давно не видел, наверное, как в Москву переехал, так и не видел! Слушай, ну, передавай ей привет огромный, хорошо? Вы куда идете? Может, я с вами? Она всё ещё тебя любит без памяти?
- Не знаю. Я тоже давно с ней не виделся. Мы никуда не идем, она танцует. Какой-то закрытый вечер испанской культуры, она мне приглашение прислала сегодня.
- Танцует? Она ещё и танцует теперь? Ну, ладно, ясно. Передавай ей привет всё же. Что она в тебе нашла – не понимаю! – Макс захохотал. – Ну, бывай!
- Пока.
Голова разболелась ещё сильнее. Я был рад звонку Максима, но его настроение абсолютно не подходило мне сейчас. Если бы он говорил немного грустным, слегка усталым голосом, если бы он на мой вопрос о проблемах не ответил, а тихо вздохнул – и по этому вздоху я бы понял, что проблемы есть, они есть всегда, но не настолько уж значительные, чтобы жизнь была невыносимой, - если бы он просто с другой интонацией сказал мне «Выпьем, поговорим» - то это бы совпало с моим настроением, пожалуй… Я, наверное, и в самом деле позвал бы его с собой – на этот вечер выпросил бы у Алины ещё одно приглашение… Стоп! Выпросил бы… Не зная, ни где она сейчас, ни номера её телефона – конечно, у меня был её старый номер, но она наверняка его уже поменяла, да и записан он был чёрт знает где, на новую симку я его уже не переносил.
В голове крутились какие-то обрывки мыслей, и ни одну мысль я не мог додумать до конца. Это раздражало неимоверно. А главное – сосредотачиваться было не на чем, не было каких-то сверхважных дел, не было…
Я обхватил голову руками и помассировал пальцами виски. Позвонил в пару мест по незначительным вопросам, отправил ответное письмо заказчику, ещё раз проверил документы. А какой смысл сидеть даже до пяти? Я, не торопясь, собрал необходимые вещи в папку. Посидел, подумал, не мог ли я забыть что-то важное… Достал ежедневник из папки, внимательно посмотрел все записи на этой неделе, потом – на всякий случай – записи прошлой и будущей недели. Положил обратно в папку ежедневник и мобильный. Ещё раз проверил почту, и, убедившись, что новых писем нет, выключил компьютер.
- Марина, Вы знаете, у меня ужасно разболелась голова… Я Вас прошу, если будут какие-то важные звонки или неожиданные посетители, скажите, что я на встрече и перезвоните мне… Я тогда вернусь.
- Конечно, Роман Николаевич.
- Спасибо большое, Марина. И сами тоже идите пораньше сегодня… Как закончите дела – идите домой.
- Хорошо, Роман Николаевич. Всего доброго.
- Хорошего Вам вечера, Марина!
По дороге домой я слушал какую-то приятную музыку. Я приспустил стекло, и ветер растрепал мои волосы. Придя домой, я увидел в зеркале лохматого человека с усталыми глазами, и улыбнулся самому себе.
Дома было хорошо. Около года назад я купил себе однокомнатную квартиру около метро Царицыно, и очень радовался этому. Из окна квартиры было видно Царицынский пруд и какой-то дворец. Месяц я жил в своей новой квартире один, обустраивал её, приводил в порядок. Я купил большой диван-кровать, шкаф до потолка, удобный стол, красивую, очень простую, люстру. Я с удовольствием обставлял кухню. Я с радостью отделывал ванную комнату. Получилось скромно, удобно и уютно. Потом ко мне переехала Надя. Надя-Надежда… Как ей не шло это имя! Я не был с ней особенно счастлив, но она вносила последний штрих в мою жизнь, которая, как мне казалось год назад, вполне удалась. У меня была хорошая работа, работа в Москве, я купил квартиру – тоже, заметьте, в Москве, и вот теперь в этой квартире поселилась красивая женщина. Я счастливчик!
Красивая женщина через две недели стала ворчать круглыми сутками, смотреть телевизор целыми днями… Поначалу меня это даже забавляло – я не знал, что такие карикатурные персонажи существуют в действительности, и я не знал, что женщина может так сильно измениться. Ещё через три месяца меня повысили и дали очень серьёзный проект – тот, от которого я не отрывался даже на новогодние праздники, - и красивая женщина Надежда ушла от меня, более чем банально заявив, что я совсем перестал уделять ей внимание. Я опять стал жить один. Я с головой ушел в работу.
После этих двух проектов я, пожалуй, мог бы уже позволить себе более просторное жильё, но не видел в этом никакого смысла – не для кого, незачем…
Теперь работы стало намного меньше, и второй день я не знал, чем себя занять. Я смотрел на себя в зеркало в прихожей очень долго и очень внимательно – так долго и внимательно я давно на себя не смотрел. А главное, что я смотрел на себя абсолютно без цели, просто так. Меня не интересовало сейчас, гладко ли я выбрит, хорошо ли подстрижен, аккуратно ли у меня завязан галстук, ровно ли лежит воротничок рубашки. Я просто смотрел на себя в зеркало. Вдруг я понял, что очень жду этой встречи. Что мне очень интересно, какая сейчас Алина, как она себя поведет, о чем мы будем с ней говорить. Этот интерес стал растекаться откуда-то из груди по всему телу, и наполнил меня ощущением радостного предчувствия.
Пока я мылся, я прокручивал в голове возможные варианты встречи… Что она мне скажет? Что я ей на это отвечу? Как она отреагирует? Какие вопросы будет задавать она мне, и как будет отвечать на мои? Хотя она обычно не дожидалась моих вопросов, просто залпом выдавала всё, что считала достойным внимания в своей жизни, а потом спрашивала, спрашивала, спрашивала меня.
Я долго ломал голову над тем, что мне надеть. Потом я вспомнил, что она, кажется, говорила, что на этом вечере будут какие-то важные люди, и решил надеть костюм. Кстати, всегда можно сказать, что я только что с работы приехал.
Я решил не ехать на своей машине – если поедем с ней в ресторан, наверняка что-нибудь выпьем - и вызвал такси. В машине, которая подъехала за мной, висел вишневый освежитель воздуха. Я очень люблю вишневый запах. Голова почти перестала болеть – боль из головы вытеснило предчувствие, ожидание. Я приоткрыл окно.
Конец наших с Алиной хороших, простых отношений тоже начался в такси. Мы с ней в тот день долго гуляли, ушли куда-то на окраину города, транспорт уже не ходил, она смеялась и предлагала «построить домик прямо здесь, вот на этом местечке, и жить тут». Я вызвал такси. Мы сидели на заднем сиденье, она положила мне голову на плечо и прошептала в ухо: «Я люблю тебя, Ромка…» В этот момент я понял, что больше я с ней не буду. Мне не нужно было этого, я не то чтобы боялся какой-то ответственности, но… не знаю, мне просто не нужно было ничего такого на тот момент. Я посмотрел на неё и спросил: «Зачем?» Я сам не знаю, что я хотел узнать – зачем она меня любит или зачем она это сказала. А она сразу всё поняла, даже то, чего я сам ещё не понял. Она отодвинулась, уткнулась лбом в стекло. И не сказала мне больше ни слова до конца поездки. Она вышла около своего дома, хлопнула дверью машины и не звонила потом три дня. Я ей тоже не звонил. На четвертый день она позвонила и начала разговор с фразы "Значит, я не нужна тебе, да?" Я не знал, что на это ответить. Она бросила трубку.
После этого было много криков, много шепота, слёз, клятв, обещаний… с её стороны.
- Я посмотрю, как ты будешь плакать, когда я стану почетным членом Академии наук в 25 лет, получу Золотую пальмовую ветвь, и президент Франции женится на мне!!! – Кричала она мне, размахивая руками. - Тогда ты поплачешь!
- О бедной Франции?..
Она замахнулась, чтобы ударить меня по щеке, я перехватил её руку. Она сверкала своими зелеными глазами, ноздри её раздувались, раскраснелись щёки. Она пыталась вырвать свою руку из моей, потом расслабила её, на глазах выступили слёзы, я отпустил её руку, она села на пол и заплакала. Я опять не знал, что делать. Я никогда не знал, что мне с ней делать.
Мы подъехали к дому, указанному в приглашении. Я расплатился с таксистом. Взглянул на часы. Оказалось, что я приехал раньше, чем нужно, у меня было ещё 20 минут. Я подумал, что, наверное, нужно купить цветов. Где-то поблизости должен быть цветочный магазин, если мне не изменяет память… Я пошел по улице, и действительно наткнулся на магазинчик с цветами. Молоденькая симпатичная продавщица улыбнулась мне и поинтересовалась, чем она может мне помочь.
- Да я и сам не знаю, честно говоря, чего бы я хотел…
- Вам для какого случая? День рождения, свидание?..
- Концерт. Знакомая выступает.
- Вы хотели бы вручить пышный яркий букет или просто обозначить своё присутствие каким-нибудь скромным?..
Интересно она спросила. Я бы не задумался об этом. Да, пожалуй, я просто хотел обозначить своё присутствие. Что я пришел.
Мы подобрали небольшой букетик из мелких нежных роз и какой-то травки. Я не разбираюсь во всех этих сложных названиях, я их называю – не при дамах, конечно, - укроп. Я поблагодарил девушку, которая так удачно подсказала мне и которая сделала мне такой простой и в то же время необычный букет с атласными ленточками.
Я подошел ко входу без пяти восемь. В дверях учтивый мужчина смотрел у всех приглашения. Я прошел внутрь. Это был центр Москвы, какой-то старый дом, я много раз проходил мимо него и ни разу не был внутри. Я поднялся по лестнице, как мне указали, и повернул налево. Я ожидал увидеть что-то наподобие театрального зала, но вместо этого очутился то ли в большой гостиной, то ли в танцевальном зале… Скорее всего, подумалось мне, этот дом – особняк какого-нибудь дореволюционного дворянина, или как их там… Вот люди жили! А я горжусь своей однокомнатной квартиркой… Потолки были очень высокие, на потолке сияла хрустальная люстра. Середина зала была свободна, у двух противоположных стен находились столики с вином и закусками, в каком-то хаотическом порядке стояли красивые мягкие стулья на изогнутых ножках. Женщины были в вечерних платьях, мужчины – в костюмах и даже во фраках. Люди заходили, некоторые здоровались друг с другом, улыбались друг другу. Я осмотрелся. Конечно, я никого не знал. Чтобы хоть чем-то себя занять, я подошел к столику и взял бокал вина. Кто-то рассаживался, кто-то продолжал стоять, разговаривая или потягивая вино. Я решил, что глазеть на других людей неприлично, а на люстру – смешно, и поэтому я смотрел преимущественно в пол или на букет.
Через несколько минут в зал вошел худощавый темный мужчина в узких брюках и широкой яркой рубашке. Он встал у дальней стены, чтобы все видели его, попросил внимания и с улыбкой на лице стал говорить обычные для начала любого мероприятия слова: нам приятно, что вы здесь, мы благодарим тех-то, сегодня будет то-то, надеемся, вы получите удовольствие… Все зааплодировали, разговоры утихли. В зал вошли двое мужчин с гитарами. Они сели на стулья, около которых стоял тот, первый, переглянулись и заиграли.
Они играли красивую музыку. То ускорялся, то замедлялся темп, пальцы их то перебирали струны, то стучали по деке гитары, то ударяли все струны. Они иногда переглядывались друг с другом, иногда смотрели в зал. Один из них был полный, крупный, с длинными волнистыми волосами и бородой, он почти не смотрел на окружающих, он играл, опустив голову. Второй же был подтянутый молодой человек, он то и дело улыбался кому-нибудь из женщин в зале, а те смотрели на него во все глаза. Едва закончив одну композицию, они начали следующую. Крупный гитарист поднял голову, невидящим взглядом уставился перед собой и запел. Я не знаю, о чем он пел, но в глазах его было столько тоски!.. Я взял второй бокал вина и слушал, вбирал себя эту неизвестную мне раньше музыку, с такими рьяными переборами, с такой волнующей мелодией… Молодой гитарист уже не улыбался всем вокруг, он опустил глаза и с печальным выражением лица качал головой в такт музыке, слегка наклоняясь вперед на каких-то, видимо, особенно волнующих моментах. Люди вокруг тоже перестали улыбаться, у многих легла морщинка между бровей, некоторый постукивали ногой по паркету, отбивая ритм, или тоже покачивали головой, или постукивали пальцами по бокалам.
Они играли около получаса, а потом встали, поклонились и вышли. Откуда-то сбоку снова появился человек в яркой рубашке. Он сказал, что музыканты немного отдохнут, а потом вернутся в зал. Разговоры в зале оживились, женщины улыбались и вполголоса делились впечатлениями, люди подходили к столикам, чтобы взять ещё вина или фруктов. Почти незаметно приходили и уходили официанты, принося новые бокалы с вином и убирая со столов мусор. На улице стемнело. Я прошел через весь зал и остановился около огромного окна, занавешенного плотным кремовым тюлем. Отсюда я не так стеснялся разглядывать пришедших на вечер людей. Оказалось, что я один хожу по залу с букетом, больше никто не пришел с цветами. Мне стало как-то неловко, кроме того, я подумал, что цветы могут завянуть.
Со всех сторон доносились разговоры – на русском, английском и испанском языке. Я подошел к одному из официантов и спросил, можно ли поставить букет в воду. Он кивнул, взял из моих рук букет, просил дать знать, когда мне понадобятся цветы, и унес букет из зала. С букетом в руках я чувствовал себя как идиот с цветами, теперь же я был просто идиот – без цветов. Даже руки было нечем занять. Знакомиться ни с кем не хотелось, да и неудобно как-то было, я ведь даже не знал, что за публика подобралась сегодня в этом красивом зале. После трёх бокалов вина я почувствовал, что мне необходимо выйти.
Я вышел из зала в просторный коридор с картинами на стенах. Навстречу мне шел тот самый официант, я спросил его, где здесь туалет, он указал мне жестом. Туалет был направо от лестницы, сюда не долетал гул зала. Я мыл руки, когда зазвонил телефон.
- Да, Максим.
- Рома! – Он явно был навеселе. – Рома! Ну, как ты там? А-а? Вы встретились с ней?
- Представляешь, Макс, нет, не встретились. Я хожу тут, как не знаю кто, её нет. Но тут хорошая музыка, хорошее вино и красивый зал. Странно всё как-то.
- Я бы на твоем месте давно перестал удивляться чему-либо, что как-то связано с ней. Может, она просто хотела, чтобы ты послушал хорошую музыку и выпил хорошего вина в красивом зале. Может, она и вовсе не в Москве, а звонила тебе из дома. – На заднем плане раздались какие-то веселые крики. – Короче, Рома, Рррома, я тут с ребятами недалеко от Арбата, мы веселимся, как наслушаешься музыку – давай к нам! А? У нас тут тоже есть вино, и зал тут есть, правда, не очень красивый. Но зато много красивых девушек! Слышишь меня, Рома?
- Да, да… Хорошо, Максим, я подумаю. Спасибо. Давай, позвоню, если что.
- Давай. Но это… если она появится всё-таки – ты ей привет от меня передай.
- Передам. Если появится. Пока.
- Пока, ждём тебя!
Максим отключился. Я посмотрел в зеркало. Как-то подозрительно часто я смотрю на себя сегодня в зеркало, и как-то абсолютно бессмысленно! Максим может быть прав. Она вообще может не прийти – и так будет даже лучше. Я усмехнулся. Отлично, пройду сейчас в зал, постою там ещё минут пятнадцать, и если она не придет – поеду к Максу в некрасивый зал.
Возвращаясь, я услышал гитары и поющий женский голос. Я как можно тише, стараясь не помешать, вошел в зал.
Она танцевала.
Она танцевала так, что я даже не мог себе представить, что так можно танцевать.
На ней было красное платье – нет, даже не красное, а алое, огненное платье, - с глубоким вырезом на спине. Юбка обтягивала бедра и расходилась вниз бесчисленными оборками. В волосах Алины был цветок. Она играла кистями рук, иногда хлопала в ладоши и отстукивала ритм каблуками. Все взгляды были прикованы к ней. От её движений невозможно было оторвать глаз. Я стоял и смотрел. Все стояли – и смотрели.
Плавные изгибы её тела, её полуопущенные глаза, высоко поднятая голова… Она поднимала подол платья почти до колен и выдавала немыслимую дробь. Она отпускала платье и, прогибаясь назад, завораживала движениями рук…
Музыка то ускорялась, то замедлялась. Играли те же двое, а пела полная, но в молодости, наверное, очень красивая женщина средних лет. Она пела, глядя на Алину, и во взгляде её не было ни зависти молодости танцовщицы, ни злобы, что все смотрят на эту девушку в ярком платье, но и восхищения в этом взгляде тоже не было. Певица смотрела на Алину гордо, с пониманием, что Алина танцует, потому что она – поёт, и они дополняют друг друга, пение, и гитары, и танец, и им нечего делить, они неполны один без другого… Но гитаристов и певицу я разглядел ещё до того, как вошёл в зал, из-за дверей, сейчас же невозможно было отвести взгляд от Алины…
- Она прекрасная байалора. – Бархатный мужской голос с легким акцентом прозвучал у меня над ухом. Мне пришлось оглянуться, скорее от неожиданности. Мужчина лет сорока-пятидесяти, сложно сказать, смуглый, очень статный, стоял у меня за спиной с бокалом вина в руке.
- Простите, что?
Он не взглянул на меня. Не оторвал внимательных глаз от танца. Пригубил вино.
- Вы понимаете во фламенко?
- Нет, нисколько.
-Тогда смотрите, не отрывайтесь. – Он говорил вполголоса. – Байалора – танцовщица. Алина – прекрасная танцовщица. Она танцует так, что веришь, будто она испанка, цыганка, будто она с детства танцевала фламенко. Она чувствует душу танца. Это видно по её лицу. Она правильно выражает лицо… то есть у неё верное выражение лица. Она не старается танцевать, она танцует. Она вся в этом танце, когда стучит каблуками, когда вскидывает руки. И она очень красиво смотрит. Не в этом танце, но я очень надеюсь, что она будет сегодня танцевать тот танец, когда она красиво смотрит.
Мужчина явно был не русский, но для иностранца говорил он блестяще. Он замолчал и ещё отпил вина.
Этот танец закончился. Зрители наконец выдохнули и громко захлопали. Алина подошла к музыкантам, улыбнулась им, сказала что-то певице, поправила цветок в волосах. Она встала, расправив спину, уперев руки в бока и глядя в пол. Гитаристы подстроили гитары. И заиграли новую мелодию. Страстную, пылкую мелодию.
Второй танец Алина танцевала с кастаньетами. Вновь все взгляды были прикованы к ней.
- Фламенко может быть разным. – Снова заговорил мужчина за моей спиной. – Например, некоторые не любят кастаньеты, потому что они мешают движению кисти. Другие любят. Одни любят медленные, напевные мелодии, а другие – ритмичные и страстные. Посмотрите на неё! Asi se baila! Как она танцует! Моё сердце рвется из груди, когда я вижу её танец. Сердцу становится в груди тесно! Оно пламенеет и рыдает. Я смотрю её танец не глазами – я смотрю его сердцем. И она отбивает ритм не каблуками и не кастаньетами – так бьётся её сердце. И я верю, что она всю жизнь танцевала фламенко, хотя я знаю, когда она сделала первые шаги и отбила первый ритм, и я знаю, что это было не так давно. Но я верю ей. Потому что фламенко всегда искренне. Оно будит переживания и чувства.
Я почувствовал всё то, о чем говорил мой собеседник. Я никогда не любил и не понимал танцы, но теперь… Я не умел это выразить словами, и оттого не понимал, что со мной происходит.
- Каждый здесь, - продолжал он вполголоса, - видит в её танце сейчас, находит в своей душе самые скрытые и … - он подбирал слово. – И самые… нет, я не знаю, как это будет по-русски. Нельзя ведь сказать – самые душевные уголки души? Пение, гитары, танец задевают людей. Они чувствуют, будто они сами танцуют и поют, будто они сами способны на это, потому что видят не движения рук и ног, слышат не колебания воздуха – они видят и слышат любовь, страдание, ненависть… И пока они могут любить и ненавидеть – фламенко будет трогать их. Но как она танцует!..
Алина эффектно закончила танец и слегка наклонила голову в ответ на аплодисменты.
Она ни разу не посмотрела на меня! Она не искала меня глазами, не вглядывалась в лица зрителей. Я внезапно осознал, что именно этого я ожидал прежде всего – что она будет искать моё лицо, пока не встретятся наши взгляды. А она – просто танцевала. Сдержанно наклоняла голову. Улыбалась музыкантам в перерывах между танцами, поправляла волосы, расправляла оборки платья… Она не искала меня. Выходя из зала, она прошла почти мимо меня – и даже не повернула головы. Я хотел пойти за ней, я подумал, что она больше не вернется в зал, но потом решил, что она всё-таки не уйдет, не поговорив со мной.
Человек в яркой рубашке опять объявил «небольшой перерыв». Я повернулся к мужчине, который рассказывал мне о фламенко и протянул ему руку.
- Роман.
- Франсиско. Очень приятно.
Я внимательно посмотрел на нового знакомого. На нем был, видимо, весьма дорогой костюм. Он держал спину очень прямо. Глаза были темные-темные, почти черные, и волосы очень темные, но уже с сединой.
К нему подошла женщина, она тоже держала бокал вина в руке. Почти все передвигались по залу, держа бокал в руке. Женщина поздоровалась с Франсиско. У неё были тонкие неприятные губы и большие руки. Она не была красива, но была ухожена. Тонкими капризными губами она напомнила мне Надежду.
Они заговорили о чем-то, негромко. Мне показалось, что Франсиско не очень рад этой женщине, он отвечал ей вежливо, но холодно.
- Позвольте! – Франсиско представил нас друг другу. – Роман, Елизавета.
Елизавета улыбнулась мне. И протянула руку – то ли для рукопожатия, то ли для поцелуя, как-то неопределенно. Я растерялся и пожал ей руку, не решился поцеловать – да и не хотелось целовать такую большую руку. Она была, наверное, старше меня, но ненамного.
- Очень приятно, Роман. Что привело Вас сюда?
Я замялся, не зная, стоит ли называть истинную причину.
- Приглашение мне прислала знакомая.
- Вы интересуетесь испанской культурой?
- По правде говоря, нет. До этого вечера абсолютно не интересовался. Испанская культура была для меня связана только с корридой.
Елизавета снова улыбнулась.
- А где же Ваша спутница?
- Я один… пока один.
- Как же так – прислать приглашение…
- Это был подарок.
Мне отчего-то стало очень неприятно, что она расспрашивает меня так, казалось, что она хочет услышать об Алине. Мне не хотелось говорить с ней про Алину.
- Елизавета, почему же Вы без мужа сегодня? – Задал ей вопрос Франсиско, за что я был ему очень благодарен.
Она метнула на него злой взгляд и не ответила.
- Скажите, Франсиско, к чему эти перерывы? Они действительно нужны артистам, чтобы отдохнуть, или они для гостей, чтобы они могли пообщаться? – Спросила она.
- Они действительно нужны артистам, чтобы отдохнуть, и гостям, чтобы пообщаться.
- Елизавета, а чем Вы занимаетесь? – Я не хотел, чтобы она меня о чем-то спрашивала, и поэтому задал вопрос сам.
- Я дизайнер. Дизайнер одежды.
- Это интересно.
- Весьма.
- Здесь – ищете вдохновение?
Она посмотрела на меня с интересом и удивлением.
- Хм, что ж, может, и так…
Очередной перерыв закончился, снова попросили внимания и объявили, что сейчас в зал вернутся музыканты и вечер продолжится.
Мы стояли втроём – я, Франсиско и Елизавета. Разговор прекратился, мы ждали.
На этот раз в зал вошли два гитариста, та же женщина, полный мужчина с лысиной и ещё двое мужчин - один с перкуссией, другой с каким-то ящиком. Они начали играть, тот захлопал ладонями по ящику. Запел мужчина с лысиной. Он был одет в черный костюм с белой рубашкой, на шее у него был повязан красный платок. Он отбивал ритм, хлопая в ладоши, и женщина хлопала в ладоши. Он пел очень громко, пронзительно, постоянно морщил лоб и закрывал глаза. Мне не нравилось. Его лысина блестела, отражая свет люстры.
Под его пение, где-то в середине песни, вышла танцевать женщина, которая раньше пела. На ней была цветастая шаль. Она притоптывала на месте то одной, то другой ногой, или шла по кругу, громко стуча подошвами туфель. Её пышная фигура двигалась плавно и размеренно, в её танце не было страсти, как в танце Алины, но чем-то она очаровывала. Она танцевала недолго, и вновь подошла к музыкантам. Они приветствовали её, повернув к ней головы.
Начал петь другой мужчина. В зал вошла Алина. Она была уже не в алом платье, на ней было платье с черным верхом и темно-синей юбкой. В руках у неё был веер, в волосах – не цветок, а гребень. Она была изящна, как фарфоровая статуэтка.
- О! Это тот танец, о котором я Вам говорил, Роман! – Не поворачивая головы, сказал Франсиско. – Она так смотрит, когда танцует его!
Алина поводила плечами, как большая птица. Одна рука её упиралась в бок и придерживала подол платья, второй она играла веером – то прикрывала им лицо, то заводила его за голову… Она отпускала платье так, что оно падало почти до пола и скрывало движения её ног, и тогда юбка развевалась, струилась. Алина приподнимала юбку почти до колена, выбивала дробь, а потом вытягивала ногу вперед, а сама прогибалась… Она кружила на месте, словно вокруг веера, застывала на мгновение в какой-то позе – и снова плыла по залу.
Певец смотрел на неё и протягивал ладони в её сторону, будто он посылал ей песню. Тело её было подобно мелодии – она переливалась из одной позы в другую, как переливалась из одной ноты в другую песня…
Я смотрел, завороженный. Это был довольно медленный и очень красивый танец.
И вот она взглянула на меня. Она не искала меня, взгляд её не блуждал по залу. Она смотрела в пол, или на веер, а потом – точно мне в глаза. Веер в этот момент прикрывал её лицо, и этот взгляд обжег меня. Я почувствовал внезапно, что буду очень ревновать, если она так посмотрит ещё на кого-то… Но весь этот танец Алина смотрела либо в пол, либо на свой веер, либо поверх голов всех собравшихся - либо мне в глаза.
После этого танца она отошла к музыкантам, перемолвилась парой слов с женщиной-певицей, отложила веер. На губах её заиграла улыбка. Она, слегка наклонив голову, ещё что-то сказала женщине с шалью на плечах и улыбнулась уже широко. Зазвучали аккорды гитар, застучали каблуки женщин – Алины и другой, - артисты, руки которых не были заняты инструментами, захлопали в ладоши, начиная отбивать новый ритм.
Танцевал красивый высокий мужчина. Мне казалось, что он больше стоял, чем двигался. Он делал несколько движений – и застывал в напряженной позе. Женщины в зале смотрели на него, затаив дыхание. И Алина смотрела на него. А я смотрел на Алину.
Она вышла к нему навстречу. Они стали друг напротив друга, тела обоих были натянуты, точно струны гитары. Гитаристы перестали играть и застучали по декам. Алина и танцор-мужчина танцевали без музыки, лишь под удары каблуков певицы по полу и пальцев гитаристов по деке.
Несколько мгновений они стояли и смотрели друг на друга. Я не мог понять, чего больше в этом взгляде – страсти, ненависти… Потом они застучали ногами, они синхронно вскидывали руки и резко опускали их. Они наклонялись друг к другу всем корпусом – и отворачивались, чтобы снова повернуться к партнеру в пол-оборота. Алина то раскидывала руки в стороны, то как будто обнимала себя, вращала ладонью перед самым своим лицом с выражением бесконечного страдания, она была дерзкой и нежной. Её партнер был сильным и страстным. Они танцевали только друг для друга, это было немое объяснение мужчины и женщины, история их непростой любви…
- Каждая женщина хочет сейчас оказаться на месте Алины, а каждый мужчина – на месте Хосе. – Сказала Елизавета, прислонив бокал к губам. – Как Вы думаете, Франсиско, они любовники? Мне кажется, что невозможно так танцевать и не спать друг с другом.
- Если что-то кажется невозможным Вам, это ещё не значит, что это невозможно для них. – Франсиско злым взглядом посмотрел на Елизавету. В каких отношениях были эти люди?
Он был недолгим, этот танец. Наверное, аплодисменты звучали дольше. Они гордо улыбались, видно было, что они танцевали с наслаждением, и сейчас с гордостью принимали всеобщее восхищение. Откуда-то в зале появились букеты цветов, и гости вечера несли их Алине и Хосе. Мужчины целовали Алине руки, женщины строили глазки Хосе. Алина, смеясь, говорила что-то на ухо своему партнеру, с которым она так танцевала… Я кинулся искать официанта, которому отдал букет.
Он кивнул, и через минуту букет был у меня в руках.
Когда аплодисменты наконец смолкли, снова объявили перерыв. Алина подошла к нам. Франсиско вручил ей роскошный букет из алых, как её первое платье, длинных роз. Она улыбнулась ему. Я отдал ей свой маленький букетик. Она взглянула на цветы, поднялась на цыпочки, чтобы достать губами до моего уха, и прошептала:
- М-м, розы с укропом… Молодец, что пришел. – И поцеловала меня в щеку.
Все зале смотрели на нас. То есть все смотрели на Алину, королеву вечера – а Алина целовала меня в щеку. Брови женщин застыли в удивленном изгибе, мужчины нахмурились.
- Es suyo amigo? – Франсиско спросил её по-испански, я не понял, о чем, и поцеловал ей руку.
Алина засмеялась, закинув голову:
- No, es mi amante!
Они оба посмотрели на меня, Алина – с гордой усмешкой, Франсиско – как-то настороженно. Хосе тоже засмеялся и подмигнул Алине. Нас представили друг другу.
- Господа, что это такое, дайте танцорке бокал вина! – Она отдала все цветы, кроме моего букета и роз Франсиско, официанту, и он унес их из зала.
Елизавета отошла немного в сторону. Определенно, она с ревностью наблюдала, как я, Франсиско и Хосе кинулись исполнять просьбу Алины. Длинные Елизаветины пальцы нервно стучали по стеклу пустого бокала.
- И мне вина! – Её голос прозвучал довольно громко и резко. Я протянул руку к столику, взял бокал и протянул его Елизавете.
- На самом деле ей бы уже хватит… - Прошептала мне на ухо Алина и отпила немного вина. – А то бедный-бедный Франчо…
Она улыбнулась всем вокруг. Франсиско взял её под локоть.
- Позвольте, я украду её ненадолго… - Они вышли из зала. Мне стало душно, и я тоже вышел. Я видел, как они разговаривают в другом конце коридора, но, конечно, не слышал, о чем. Руки Алины были заняты цветами. Она слушала Франсиско, наклонив голову. Потом подняла глаза на него, широко улыбнулась и бросилась к нему на шею. Я вернулся в зал.
Елизавета говорила уже с какой-то другой компанией. Хосе стоял один. К нему подходили женщины, он с блестящей улыбкой обменивался с ними парой-тройкой фраз и, видимо, прекращал разговор. Они отходили явно расстроенные, хотя старались и не подавать вида. Увидев меня, Хосе направился в мою сторону, захватив два стакана сока. Подойдя ко мне, он вручил мне один стакан и спросил что-то по-испански. Я пожал плечами и покачал головой.
- Не умеешь говорить испанский? – Хосе говорил далеко не так, как Франсиско, я еле разобрал его слова.
- Нет. Русский, English.
- No. Espanol, italiano. – Он засмеялся. – Русский мало. – Хосе сложил большой и указательный пальцы, чтобы показать, как мало он знает по-русски. Он легонько хлопнул меня по плечу и снова засмеялся. – Прорвёмся!!!
Наверняка, этому слову научила его Алина, он даже произносил его с её интонацией. Мне тоже стало весело. Я кивнул. Мы не могли с ним разговаривать, но мы стояли рядом, и я не чувствовал себя уже самым лишним человеком на этом вечере, если я общался так запросто с артистами, вызвавшими бурю оваций.
Вернулись Алина с Франсиско, Алина сияла, Франсиско сдержанно улыбался. Хосе протянул Алине второй стакан сока, она весело посмотрела на Хосе и жадно, почти залпом выпила сок.
- Рома, послушай. Сейчас пятнадцать минут двенадцатого, минут через сорок всё интересное закончится. У тебя какие планы потом?
- Я не знаю… Домой, наверное, спать, какие ещё планы в двенадцать ночи.
- Понятно. Франсиско приглашает в ресторан, ты ведь с нами? Рома, ты не смеешь отказать, иначе я крикну, что ты отказался ужинать со мной в ресторане, и тебя здесь растерзают!
- Хорошо. Не хочется, чтобы растерзали. Пожалуй, с вами поехать – и то лучше.
- Хам ты, Рома…
Потом танцевали несколько девушек в разноцветных юбках в горошек, у половины из них в руках были веера, у другой половины на плечи была накинута шаль. Алина села на стул, рядом с ней сел Хосе. Я почувствовал – странно, что только сейчас, - что тоже устал, и сел на стул, стоящий рядом с Хосе, других не было. Алина переговаривалась с ним на испанском, но я почти ничего не слышал и ничего не понимал. Потом они стали хлопать в ладоши, топать, и иногда вскрикивали:
- Ole!
Я почти не смотрел на танцовщиц. Наверное, я всё-таки не до конца проникся испанской культурой. Впрочем, Франсиско, насколько я мог видеть, тоже наблюдал за движениями девушек рассеянным взглядом, хотя танцевали они красиво, и Алина, глядя на них, раскраснелась ещё больше, чем во время своего танца.
- Это не странно, - сказала она мне, когда мы вышли на улицу. Она переоделась, но и эта кофта была с глубоким вырезом на спине, который ей очень шел. Гребень из волос она вытащила, и скрутила волосы в небрежный пучок. – Это совсем не странно, что я вела себя эмоциональнее в то время, пока танцевали другие. Мой танец – это моё сокровенное. Это должна быть скрытая страсть, чтобы все видели, что я страдаю, но сдерживаю себя… Не знаю, как сказать это, если ты не понял – спроси Франчо, он мастер объяснять.
- Да, он объяснял уже.
- Ну, и всё. Не понял – значит, не понял, значит, не твоё.
- Понял. Наверное, понял.
Мы сели в машину – Франсиско, Хосе, Алина и я. Я не разглядел в темноте, что за машина, но какая-то очень хорошая, с большим салоном и удобными креслами. Втроем на заднем сидении было вполне просторно. Франсиско сел на переднее, рядом с водителем.
Мы мчали по улицам ночной Москвы, и остановились около ресторана. Понятия не имел, что это за место. Когда я открыл меню и взглянул на цены, мне сразу расхотелось есть, а ведь я далеко не бедно жил! Алина поймала мой взгляд, наклонилась ко мне и тихо сказала:
- Не волнуйся, он заплатит. И не выпендривайся, ему всё равно. Бери, что хочешь.
Было уже очень поздно, и заказали мы немного. Алина захотела пирожное, ей принесли какое-то очень красивое и нежное, с вишней. Мы пили потрясающе вкусное вино, я никогда такого не пил. Франсиско был спокоен и задумчив, Алина с Хосе болтали без умолку, смеялись и жестикулировали так, что Алина уронила десертную вилку. Мы провели в ресторане около полутора часов. Играла живая музыка, Франсиско пригласил Алину на танец. Мы не спеша пили вино, и когда оно закончилось, вышли из ресторана. Было уже около двух часов ночи.
- Роман, Вам куда ехать? – Спросил меня Франсиско.
- Я живу в Царицыно.
- Хорошо. Тогда мы завезем Алину и Хосе в гостиницу, а потом шофер отвезет Вас домой. Вы не против?
- Я могу вызвать такси…
Он улыбнулся:
- Это всё равно не будет быстрее.
Действительно, мы ехали очень быстро. Алина и Хосе вышли около гостиницы в центре Москвы, на прощание Франсиско снова поцеловал ей руку, а она прикоснулась губами к его щеке. Она так и ходила с двумя букетами – моим и его. Они с Хосе скрылись в дверях, и мы отъехали. Франсиско молчал, мне тоже не хотелось говорить.
Машина остановилась у моего подъезда. Я поблагодарил Франсиско, ещё раз сказал, что было приятно познакомиться. Автомобиль умчался. Я так и не понял, что за марка.
Я вошел в подъезд, поднялся на свой этаж и понял, что не хочу домой… Я спустился, вышел на улицу и сел на лавку около подъезда. Чуть ли не первый раз в жизни я пожалел, что не курю. Самое время было достать пачку сигарет, и курить одну за другой, пока не рассветет. Но я не курил, и поэтому просто сидел, опершись головой на руку. Немного кружилась голова – от усталости, от выпитого вина… Мне ужасно захотелось позвонить Алине. Я достал телефон, и вспомнил, что так и не спросил её номер. Я беспомощно вертел телефон в руках и вспоминал её танцы. Сам того не заметив, я стал отбивать ритм ногой, в голове звучала мелодия танца с веером, я закрыл глаза и вспоминал её движения – и её взгляд.
Я сидел с закрытыми глазами, и чуть не заснул. Телефон в руках завибрировал, я вздрогнул от неожиданности. Кто ещё, в три часа ночи?! Наверное, опять Максим…
Звонила Алина.
- Рома, Ромка, я не могу заснуть. Ты один? Ты не спишь ещё? Рома, я приеду, можно?
- Да, приезжай, я жду тебя.
- Я скоро приеду, Ромка…
Она повесила трубку. Я посмотрел последний определившийся номер – это был московский номер, она звонила из гостиницы… Куда она приедет, я не сказал ей адрес! Ладно, позвонит сама, в конце концов, не маленькая.
Такси подлетело минут через двадцать, Алина вылезла из машины, осмотрелась, заметила меня – и кинулась ко мне. У неё в руках был мой букет. Она подбежала ко мне и обняла меня.
- Ромка, солнце, ты прости меня, я деньги в гостинице оставила, ты не можешь заплатить таксисту, я отдам тебе завтра, я просто так сорвалась с места – все на свете забыла, а кошелек в другой сумке...
Я встал, подошел к машине и заплатил таксисту. Алина сидела на лавке. Я сел рядом.
- Ты ведь не обижаешься, что я это, - она показала на травку в букете, - укропом назвала? Мне очень понравились цветы, правда, а то натащили корзин каких-то, у меня в номере теперь спать невозможно, не номер, а цветочный магазин! Ты давно здесь сидишь?
- Как приехал.
- Что так?
- Не знаю. Не хотелось домой. – В горле встал комок, я немного кашлянул и сказал как-то скомкано – Тебя ждал.
Алина засмеялась.
- Ну, наконец-то! Рома меня ждал! Последний раз это было лет семь-восемь назад, наверное, да? Ладно, молчу.
Я посмотрел на неё.
- Нет, Ромк, правда молчу, не буду начинать сегодня, ты так боишься моих признаний всегда!..
Я обнял её и крепко прижал к себе. Несколько минут мы не говорили, просто сидели.
- Ромка, всё замечательно, но пошли домой, пожалуйста, я замерзла… - Её спина в вырезе кофточки покрылась мурашками. – Если хочешь, ты просто куртку мне дашь какую-нибудь, и опять спустимся.
- Пойдем.
Мы поднялись в квартиру, я заварил чай. Алина распустила волосы – у неё были темно-русые волосы, и они сильно отросли с тех пор, как я видел её в последний раз. Тогда у неё было каре, сейчас же волосы струились по спине почти до пояса. Я провел рукой по её мягким густым волосам.
- Я думала их покрасить, а то слишком светлая я для якобы цыганки. – Она снова засмеялась. Она была одновременно немного задумчивая и веселая. – Но потом передумала, решила, что не в цвете волос дело. Сядь, Ромка, я посмотрю на тебя, сколько мы не виделись?
- Года два.
- Да, года два…
Я сел напротив, она смотрела на меня с легкой улыбкой.
- Красивый ты. Соскучилась так по тебе…
Мы пили чай, я немного рассказал ей о своей работе, но ей это было не очень интересно, она рассказывала мне о своих делах.
- Рома, я написала учебник по литературе Испании, хороший учебник получился, правда. Но его не пускают! Обидно до слез… Главное, была бы я на сорок лет старше – я могла бы написать учебник в два раза хуже, и его пустили бы! Почему так, Рома? Пока приходится ограничиваться учебным пособием к спецкурсу. Главное, что все знают, все понимают, что учебник – хороший… У меня научный руководитель бывший тоже переживает, у нас с ней такие отношения хорошие…
Она махнула рукой.
Я вспомнил про то, что Макс просил передать ей привет.
- Алина, тебе привет от Максима.
- Ой, спасибо! Как он? Вы часто видитесь?
- Не очень, в Москве никто почти часто не видится. Нормально он, работает...
- Ясно. Может, встретиться с ним завтра?
- Я боюсь, Алина, он не в состоянии будет завтра… Он мне звонил, пока я был на концерте, он был в каком-то кафе…
Алина со смехом сказала:
- Вот это здорово! Вот это я понимаю! А то что мы посидели – бутылку вина на четверых… а помнишь, как мы раньше, а? Помнишь, у меня в квартире – и ты, и Максим, и мальчишки, и девчонки мои, помнишь? Кастрюля пельменей на всех, тарелки на полу, вино какое-то дешевое, песни, помнишь?
- Помню.
- Да-а, здорово было… Как тебе вечер?..
Теперь она смотрела на меня внимательно, я видел, что ей важен мой ответ.
- Мне понравилось.
Она молчала и смотрела.
- И это всё?.. Значит, плохо я танцевала…
- Алина, ты очень красиво танцевала. Просто я не Франсиско, я не умею так говорить.
- А что тебе понравилось больше всего?
- С веером. И с Хосе. Скажи мне, почему Хосе так откровенно не желал общаться с женщинами?
- То есть?
- К нему подходили женщины, заигрывали… он же почти не говорил с ними.
- Он очень любит свою жену. У него чудесная жена, я жила у них несколько дней, когда была в Испании. Она не смогла поехать с ним в Москву, потому что два месяца назад родила ему третьего ребенка. Он очень скучает по ней и по детям, и его раздражают эти женщины, у которых на лбу написано, - Алина провела указательным пальцем по лбу, - «Хосе, ты такой красавчик, я хочу с тобой переспать».
- А ты не…
Она гневно посмотрела на меня.
- Рома… Вот я иногда думаю – ты совсем глупый, или притворяешься?
- Извини… Просто там Елизавета сказала, что невозможно так танцевать и не быть любовниками.
- Больше она ничего не сказала? Понимала бы она что в танцах! Это она назло Франсиско.
- Что у них за отношения?
- Я не знаю. Я сама не пойму. И мне не интересно.
- Франсиско в тебя влюблен?
Она пожала плечами.
- Видимо. А может, ему просто нравится, как я танцую. Он скучает по Испании. Он сам родом из Андалусии. Фламенко для него – родное. Он сам, кстати, прекрасно танцует! Но очень редко, положение не позволяет.
- Он давно живет в России?
- Да, давно. Лет пятнадцать, наверное. Он работает в посольстве. Он чудесно говорит по-русски, да? Хотела бы я также говорить по-испански, как он по-русски! Конечно, он не три года учит русский, как я испанский. Он все время говорит, что я прекрасно знаю язык, но это не так. И у меня ужасный акцент. Франсиско обещал помочь с изданием учебника. Он заверил меня, что ему понравился учебник, и он приложит все усилия, чтобы о литературе его родной страны вышла книга. Хотя есть учебники по испанской литературе. Но немного. А сегодня он мне сказал, что договорился о выступлении в Праге. Я поеду в Прагу! Я буду танцевать там! – Алина говорила очень быстро, порой неразборчиво, у неё было очень подвижное лицо и живая мимика.
- Здорово. Когда?
- Через неделю буду там. Ты ведь поедешь тоже, да?
Я не ответил. Интересно, с чего она это взяла? Но можно и поехать… Я молчал и думал.
- Рома, мы будем жить в разных номерах, ты не переживай! Я просто хочу показать тебе Прагу, ты же не был там, да? Только вот виза… – Теперь она постоянно смеялась над моей реакцией на её неожиданные выходки!
Не в визе дело. У меня был шенген.
- У меня работа. – Больше я ничего не сказал.
Я долго думал, как нам лечь – на одном диване или постелить себе на полу. Алина вышла из ванной в моей футболке, доходившей ей почти до колена. Она смыла косметику и заплела волосы в косу.
- Ромка, ты ведь не прогонишь меня на пол? Ты ведь ляжешь со мной? Я так соскучилась по тебе, Ромка…
Она положила мне голову на плечо, когда мы легли. У неё были влажные волосы на висках после умывания. Я чувствовал её дыхание.
- Я благодаря тебе научилась так танцевать… Фламенко – это безумная, едва сдерживаемая страсть… Я всегда думаю о тебе, когда танцую. О том, как я люблю тебя. И о том, как я не должна говорить тебе об этом. Во фламенко страсти прячутся под недосказанностью. Я два года тебе не звонила, чтобы научиться так танцевать.
Она провела пальцем мне по губам. У меня не было женщины несколько месяцев. Алина была нежной и страстной, как в танце…
Я проснулся от вкусного запаха из кухни. Алина стояла босиком и жарила блины. Она снова была в моей футболке. Я подошел к ней сзади и обнял. Она повернулась и поцеловала меня в нос.
- Доброе утро. Завари чай, пожалуйста! Ты с чем блины любишь?
- С вареньем. Мне мама привезла варенье прошлогоднее, очень вкусное. Черничное любишь ты?
- Очень люблю.
Мы почти не говорили во время завтрака. Я сидел и улыбался.
- Чего ты улыбаешься, Рома?
- Блины вкусные. Очень вкусные блины.
- Я рада…
Потом она переоделась и накрасилась.
- Ты долго ещё в Москве, Алина?
- Сколько ты скажешь.
Господи, ну почему она всё время говорила вещи, которые приводили меня в растерянность!!! Зачем она так смотрела на меня!!! Что я ей мог на это ответить? «Уезжай»? Или «Оставайся у меня жить»? И опять повисла пауза.
Алина развернулась и ушла.
Я вернулся на кухню. На столе лежала бумажка с телефоном. Я ударил кулаком в стену. Сел на стул. Допил остатки чая. И снова лег спать.
Проснувшись часа через полтора, я поехал в офис. В субботнем офисе было тихо. Я приехал сюда только потому, что не знал, чем мне заняться. Я бестолково лазил в Интернете, читал какие-то новости, смотрел чьи-то сайты… В середине дня я позвонил Максу. Он оказался на удивление бодр и весел. Мы договорились встретиться с ним в кафе.
- Ты чего тухлый какой, Рома? – мы взяли по салату и сок. – Как вчера? Была она там всё-таки?
- Была. Вчера – хорошо. Сегодня плохо.
- Отчего же, позвольте поинтересоваться?
- Максим, я не понимаю, как мне с ней себя вести! Я не понимаю!!! Она говорит, что любит, она заявляет, что жить без меня не может! И при этом – давай будем хотя бы друзьями, Рома! Какими друзьями? Я не против, но она каждый раз переходит границы дружбы, «просто друзья» не смотрят так! Ты знаешь, как она сегодня утром ушла? Я спросил её, надолго ли она в Москве, она ответила, что как я скажу. Я промолчал. Она повернулась к двери, открыла её, и ни слова больше не говоря – вышла! Даже «до свидания» не сказала!!!
- Стоп, стоп, стоп! Откуда ушла? Она что, у тебя ночевала?
- Да. У меня.
- И-и?..
Я закатил глаза и вздохнул.
- Ма-аксим…
- Надо же! Рома наконец-то переспал с Алиной!!! Сколько лет она от тебя без ума, лет десять?
- Максим, перестань, и без тебя тошно…
- Что тошно? Тебе не понравилось? Она же красивая девчонка!
- Красивая… Да, очень красивая… Я не хочу об этом говорить. Или я уйду.
Максим стал говорить о своей работе. Это было то, в чем я сейчас нуждался – слушать вполуха, поддакивать время от времени, не вникая особо в смысл разговора.
- Максим, послушай, - я перебил его на полуслове. – Она хотела встретиться с тобой, может, позвоним ей?
Я набрал номер, который она оставила на бумажке в кухне. Сбросил.
- Макс, поговори с ней ты. Я не могу. Я не знаю, что ей сказать.
- Вот дурак-то!.. Давай трубку.
Я отвернулся и стал смотреть в окно, не слушая Макса. Он вернул мне телефон:
- Сейчас подъедет. Рома, не делай такую кислую мину.
Алина приехала через десять минут, будто только и ждала этого звонка. Она была в джинсах и светлой легкой футболке, с рюкзачком – не узнать было прекрасную, обворожительную, соблазнительную танцовщицу фламенко… Она улыбнулась мне, как ни в чем не бывало, чмокнула в щеку, потом долго обнималась с Максимом, он кружил её на руках.
- Ой, так рада видеть тебя!!! Давай, рассказывай, как ты тут!
Она беззаботно щебетала с Максимом, расспрашивала его о работе, рассказывала о своей, они вспоминали общих друзей, Алина делилась новостями. Оказывается, в нашем родном городе действительно прошла выставка её картин. Мне она об этом ничего не сказала.
Она вела себя, будто ничего и не произошло. Я поначалу почти не принимал участия в их беседе, А потом включился в разговор. Мы чудесно провели время. Алина предложила сходить в кино, Максим воскликнул, что он тысячу лет не был в кино, мы дошли до кинотеатра неподалеку и купили билеты на ближайший сеанс. Это была очередная американская комедия, никто из нас не любил подобных фильмов, но в тот день мы смеялись от души. Мы даже купили по большому ведру попкорна. Потом мы пошли в парк Горького и катались на аттракционах, Алина с Максимом соревновались в стрельбе из винтовки – Алина, кстати, победила, - и ели сладкую вату, а вечером пили пиво прямо на улице, на Большой Якиманке.
Уже когда стемнело, Максим попрощался с нами, сказал, что ему надо домой, поймал такси и укатил. Мы стояли с Алиной, и я пытался придумать, что же теперь делать.
- Поехали кататься на метро, Рома.
Она купила пакет шоколадных конфет и бутылку лимонада. Мы спустились в метро, сели на первый подъехавший поезд. Мы ехали, Алина ела конфеты и совала фантики в рюкзак, мы переходили со станции на станцию и садились на другой поезд. Мы не сказали друг другу ни слова. Часа через полтора, когда мы тряслись в очередном вагоне, Алина положила мне голову на плечо. На конечной – мы приехали на станцию Новогиреево – я заметил, что она заснула. Я тихонько разбудил её, она зевнула и спросила заспанным голосом:
- А хочешь в Кремль?
Я не хотел в Кремль и сказал ей об этом. Она погрустнела.
- Что такое, Алина?
- Не хочу тебя отпускать. – Она уткнулась лбом мне в грудь, наклонив голову. – Ты сейчас сядешь и уедешь… И я опять не увижу тебя два года…
Я обнял её и прошептал ей на ухо:
- Поехали ко мне…
Она подняла на меня лицо. У неё в глазах стояли слёзы, но на лице сияла улыбка.
И снова мы ехали на метро, пересаживались, Алина засыпала у меня на плече, просыпалась, зевала на ходу. Когда мы вышли в Царицыно, она подошла к урне и высыпала в неё ворох фантиков.
Я не убирал постель с утра, Алина прошла в душ, и как только вышла – легла в кровать и заснула, держа меня за руку. Когда я проснулся, её уже не было. Я даже не слышал, как она вставала, как собиралась, как ушла. Войдя в кухню, я обнаружил, что она приготовила мне королевскую ватрушку. И оставила записку с адресом гостиницы в Праге.
Я позвонил ей. Она не взяла трубку. Я позавтракал, посмотрел телевизор. Часа через полтора она перезвонила.
- Ромк, извини, была в кино.
- Опять?
- Ага. Опять. Только фильм получше попался. Вкусная ватрушка?
- Да. Спасибо. Ты где сейчас?
- Мы с Хосе гуляем по центру Москвы, он сегодня улетает домой, хочет купить жене и детям сувениры. Рома, не обижайся только, что я так ушла утром, я не хотела повторения вчерашнего… Мне звонил Франсиско утром, продиктовал адрес гостиницы – я не у тебя его забыла? Не могу найти.
Я не поверил, что это так. Я был уверен, что она оставила адрес специально.
- У меня. На кухне.
- Надо же! Продиктуешь мне его?
Я продиктовал.
- Спасибо, Рома.
Я не стал говорить ей, что хотел погулять с ней сегодня по усадьбе Царицыно, что хотел пообедать с ней в ресторанчике в этой усадьбе… Я сказал:
- Ну, пока?
Она немного помедлила с ответом.
- Ну, пока…
Весь день я катался на велосипеде, вернулся домой поздно, голодный и усталый, вымылся, доел остатки ватрушки и лёг спать.
В понедельник я сказал Марине, что с пятницы ухожу в отпуск и попросил её заказать мне билет на самолёт до Праги. Я связался с той гостиницей, в которой должна была остановиться Алина, но там не оказалось мест. Я стал искать отели поблизости.
Во вторник мне позвонили из гостиницы, и сообщили на английском, что у них отменена бронь на один номер. Я забронировал его.
Вечером я приезжал домой, брал велосипед и гонял по окрестностям до полуночи.
В четверг я пошел в магазин, купил джинсов, рубашек и футболок – не в костюме же ехать в отпуск, а другой нормальной одежды у меня почти не осталось. Я обнаружил это с большим удивлением, раньше у меня только и было, что пара джинсов, три-четыре футболки, да один - два свитера…
В пятницу я ушел с работы в два часа, заехал домой за чемоданом, и в 18.50 улетел рейсом Аэрофлота Москва-Прага. Мне рекомендовали лететь Чешскими авиалиниями, но, сам не знаю почему, я предпочел Аэрофлот.
Я не боялся самолетов. Меня не укачивало. Я спокойно летал, спал, если перелет был долгим, или читал книгу. Единственное, чего я не любил при перелетах – это очереди за багажом.
Перелет Москва – Прага занимает чуть меньше двух часов. К счастью, первый, к кому я обратился за помощью в аэропорту, оказался русским, давно живущим в Праге. Он охотно вызвался мне помочь, я долго не понимал схему оплаты проезда, и он доехал до гостиницы в центре Праги вместе со мной, непрерывно рассказывая, где он родился, где вырос, как оказался в Праге, как он съездил в Россию в этот раз, что в Чехии нет хорошей водки и вкусного шоколада, и сигареты дороже, чем в России, раза в два, и ещё что-то – я уже не слушал. На пороге гостиницы мы распрощались, он оставил мне свой телефон и выпросил у меня мой, дал ещё несколько советов – куда сходить, что посмотреть, и что непременно нужно съездить в Брно, и что если я заскучаю вечером, то могу позвонить ему, и он познакомит меня с семьей и сводит в пивнушку…
Я устал от него больше, чем от перелета. Хотя без его помощи я бы, наверное, не добрался так быстро до нужного мне места.
Номер был хорош. Это была одна из самых дорогих гостиниц в Праге – а, значит, и в Европе. Интересно, кто оплатил Алине эту поездку? Франсиско? Ах, да, как я мог забыть, она же танцует здесь! Неплохо селят артистов, что-то мне подсказывает, что без участия Франсиско здесь всё же не обошлось…
Я разобрал чемодан, принял душ, побрился. Ничего не хотелось делать. Я достал бумажку, которую Алина якобы забыла у меня в кухне. Спустился на ресепшн. Оказалось, что её номер находится в другом конце гостиницы, совсем не рядом с моим. Я не мог решиться пойти к ней. Я не сказал ей, что приеду. Всю эту неделю мы не созванивались. Хотя если она нашла номер моего мобильника, то, может, она уже знает, что я здесь. Я вернулся в свой номер, включил радио, лег на кровать, не раздеваясь, долго смотрел в потолок, а потом заснул.
Я проснулся в двенадцать ночи. На щеке отпечаталась складка покрывала. Я умылся и решил пойти к ней. Всё равно делать было нечего.
Пока я шел по коридорам до её номера, я пытался определить для себя, зачем я приехал в Прагу. Ради неё? Нет, не может быть. Ради Праги? С куда большим удовольствием я уехал бы куда-нибудь в горы.
«Просто у тебя давно нет девушки – ни постоянной, ни приходящей и уходящей. – Сказал я сам себе. – А тут – приезжает Алина, вся из себя прекрасная, и оказывается, что она по-прежнему тебя любит, и она ласкает тебя полночи, как никто до этого не ласкал, а утром жарит тебе блины. Перестань думать. Приехал и приехал, значит, хотелось. По-моему, ты по привычке сопротивляешься желанию её увидеть».
Алина открыла дверь, держа бутылку вина в руке.
- Привет.
Она не ответила, только поцеловала меня в щеку и указала свободной рукой, чтобы я проходил. Её номер был больше моего. Очень пахло цветами. Я задержался у входа, и услышал, что Алина разговаривает с каким-то мужчиной. Я прошел.
- Якуб – Рома. – Представила она нас друг другу.
Якуб сидел, развалившись на диване. Мы пожали друг другу руки. Мне не понравился этот Якуб. Какой-то самодовольный, с неприятным лицом. В комнате стояло, наверное, пара десятков ваз с цветами.
- Roma je muj kamarad z Ruska. – Алина учила чешский язык в университете. Она мне говорила, что сама не знает, зачем она учит этот язык. Потом жаловалась, что забывает его. Но с этим Якубом она говорила по-чешски. – Jakube, prosim, uzavri okno.
Якуб поднялся с дивана и закрыл окно. Она подошла к нему у окна и что-то быстро сказала, я не разобрал. Он кивнул.
На столе стояло два бокала, Алина достала третий, Якуб разлил вино. Я сказал:
- За знакомство!
Якуб посмотрел на Алину:
- Oci do oci! – Они чокнулись, глядя друг другу в глаза.
После этого Якуб поставил бокал на стол, поднялся, хлопнул себя по коленям и сказал:
- Dobre, na shledanou!
- Ромк, он прощается.
Я пожал ему руку и сам сел на диван.
Алина проводила его до двери и вернулась.
- Мы с ним познакомились, когда я первый раз в Чехию приехала, в университете ещё училась. Он тогда в Остраве жил. А я первый раз на языковой практике в Остравском университете была. Второй – в Брно, В Масариковом университете. Потом в Праге была три раза… Ужас, язык забываю, пытаюсь как-то подтянуть, но вон Якуб то и дело поправляет меня, объясниться могу, конечно, но с ошибками говорю… - Она подошла ко мне, запустила пальцы мне в волосы, села ко мне на колени.
- Откуда цветы?
- С концерта, - ответила она равнодушно.
- Ты ещё будешь танцевать? Я хочу ещё раз посмотреть, как ты танцуешь.
- Буду. Через два дня ещё. Нет, я не хочу, чтобы ты ходил.
- Почему? – удивился я.
- Я не смогу уже танцевать так, как в Москве… Тогда я всю душу выложила. Франсиско сказал мне, что он чуть не рыдал, когда я танцевала, что он был поражен. Я не смогу так танцевать здесь… Как хорошо, что ты приехал! – Она прижалась ко мне. – Я думала, что ты не приедешь…
- А когда увидела меня, будто и не удивилась.
- Это я… забыла удивиться. – Она рассмеялась, я обнял её крепче. – От неожиданности!
Она поцеловала меня, я сначала едва отстранился, как отстранялся от её ласк долгие годы, потом ответил ей и растворился в её поцелуях, в её объятьях, в запахе цветов в комнате. Её волосы щекотали мне плечи, она целовала меня в глаза, крепко держа в своих ладонях моё лицо.
- Милый мой, мой любимый, счастье моё…
- Алина, не своди меня с ума…
- Ах, если б я могла!..
Сползло на пол легкое платье, небрежно брошенное на спинку дивана. Она лежала, свернувшись калачиком, и упиралась коленками мне в бок.
- Тебе хорошо было?.. Знаю, знаю – быстро зашептала она, - это самый глупый вопрос, который только можно задать, просто я так хочу услышать…
Я поцеловал её в волосы.
- Хорошо. Ты занимаешься любовью так же, как танцуешь.
- Да,- усмехнулась она, - мне и Франсиско так же говорил…
Я немного отодвинулся и посмотрел ей в глаза.
- Да шутка, шутка! – Засмеялась она. – Хотела, чтобы ты ревновал, извини, глупая, не спала я с Франсиско!
- Да всё равно мне, с кем ты спала…
Она перестала смеяться. Резко села. Молчала несколько секунд. Потом прошептала:
- Да, больнее, пожалуй, и не мог сделать…
Она встала и, обнаженная, ушла в другую комнату.
Конечно, я был неправ. В ответ на одну глупость сказал другую. Я шумно выдохнул.
Она не возвращалась.
Я придумал, как сделать, чтобы она меня простила. Я встал и пошел к ней в комнату.
Она стояла, накинув халат, и пила воду.
- Алина, извини.
- Уйди, Рома. – Она говорила глухим голосом.
- Не уйду. Я к тебе приехал.
Я заметил, что лицо её дрогнуло.
- Играешь мной, как куклой…
Слезинка скатилась по её щеке, я подошёл ближе и вытер её губами, прошептал ей, касаясь губами её уха:
-Ну, что ты…
Через три минуты она уже не помнила обиду – она молниеносно обижалась и мгновенно прощала.
- Я голодная. Посиди немного, я сейчас приведу себя в порядок, и мы спустимся в ресторан, хорошо? Попробуешь чешскую кухню. Я её терпеть не могу. Но здесь в ресторане очень вкусный яблочный штрудель. И мясо ничего. Ты когда-нибудь ел кнедлики? – Она расчесывала спутавшиеся волосы.
- Нет.
- И не ешь. Ну, то есть попробуй, конечно, если хочешь… Но мне не нравится.
Алина подняла с пола платье и отдала мне держать, пока надевала бельё.
- Давай сюда.
- Красивое платье. Тебе идет.
- Я знаю. Побежали?
Мне тоже не понравились кнедлики. Хлеб непропеченный с подливкой. А мясо и в самом деле было вкусное, только слишком жирное.
В четыре утра Алина заявила, что она хочет гулять. Спать мне всё равно не хотелось – перебил сон.
- Рома, я тебе покажу Карлов мост. Там днем не протолкнуться. А сейчас должно быть пусто. Только я оденусь пойду, замерзну в платье.
Я не стал подниматься с ней, ждал её в холле. Она спустилась через несколько минут, на плечи она накинула кофту.
- Я взяла фотоаппарат.
Мы вышли. Я не запоминал, как мы шли, какими-то узкими улочками. Алина держала меня под руку и говорила:
- Вот я заметила, что почему-то в чужом городе всегда не так страшно, как в своем, хотя странно, казалось бы, должно быть наоборот. Отчего так? Когда мы жили в Остраве, мы возвращались в общежитие в час, в два ночи – пешком, по каким-то незнакомым улицам, только направление знали. И не страшно было! А вот пройдись-ка по нашему городу, да и по Москве в час ночи… Весь перетрясешься. А вот во Владимире, в котором я нечасто бываю – уже не так страшно, или в Питере…
- Не знаю. Есть такое, пожалуй.
Мы помолчали. У Алины было хорошее настроение, а когда она в настроении, она долго молчать не может.
- Тебе необычно, что ты – в Праге?
- Что? – я не понял вопроса.
- Ну, изменилось что-то? Как это объяснить… Я думала, когда первый раз ехала в Прагу, что я что-то почувствую, ах, Прага… И так удивилась, когда поняла, что ничего внутри меня не изменилось! Мы приехали сюда с девчонками с факультета под конец практики в Остраве, на последние два дня, усталые, невыспавшиеся, погода была мерзкая – холодно, дождь моросил, бррр… Ночевали мы у одной девушки знакомой, точнее даже не у неё, а у её сестры, пять девчонок легли на диван, пять – на пол. Это была квартира – студия, хозяйка была художница. Одна комната… Мы легли спать, а Луцка, её сестра и муж сестры сидели за столом, слушали Гребенщикова и курили травку… Но это всё равно было лучше, чем платить за гостиницу в Праге – в то время таких денег вовсе не было у нас.
- Луцка – это имя?
- Да, от Луции. Мне больше всего понравилось тогда в Праге две вещи - Карлов мост и яблоки в шоколаде на палочке. Мы попали как раз на пасху, и на площади – я тебе покажу, где – была пасхальная ярмарка. Мы купили с девчонками одно яблоко в шоколаде на троих, потому что денег уже ни у кого не было под самый конец поездки, и кусали его по очереди. Вкусно. А мост – сейчас увидишь. Мы почти пришли.
Светало, но солнце ещё не поднялось. Два человека стояли около памятника Карлу IV. Алина взяла меня за руку и провела на мост. Мы ходили туда-сюда несколько раз, целовались, разговаривали, она фотографировала меня, а я её. Она прошлась танцевальным шагом, и я запечатлел её в красивых позах танцев фламенко.
- Иди сюда, Ромка! – Она подозвала меня к какой-то из статуй. – Вот здесь загадывают желание. Одну руку сюда, и ногу сюда… Вот так. Смешная поза получается, да? А днем здесь очереди, к этому месту. Загадал?
Я отошел немного.
- Да. Загадал. Теперь ты.
- Нет, я не буду. Я вчера загадывала.
Мы стояли и смотрели на Влтаву.
- Тебе не холодно? – Я обнял её за плечи.
- Нет. Рома, а что дальше? Что ты думаешь делать дальше?
- В каком смысле?
- Ну, в жизни. Чего ты хочешь?
- Да я не задумываюсь особо, живу как живу… Хочу съездить в горы покататься на сноуборде, но этот отпуск ты у меня… - Я хотел сказать «отняла», но передумал, и фраза получилась недосказанной и нежной. – А ты чего хочешь?
- Ой, Ромка… Мне двадцать восемь. В пятнадцать я думала, что в этом возрасте я уже первого ребенка в школу отдам и третьего рожать буду… А как-то не сложилось вот…
- Почему развелась ты?
Она хмыкнула.
- Да не была я замужем. Так, тебе сказала зачем-то… Хотелось, чтобы ты думал, что у меня всё чудесно, что я и без тебя отлично справляюсь…
Я не знал, чему верить. По большому счету, мне было всё равно, была она замужем или нет. Зачем она только сказала тогда, что развелась?.. А, пытаться её понять – самому с ума сойти.
Алина продолжала тихо:
- А я не могу, и не справляюсь… со своей… любовью… И ни черта не сбывается, что загадываешь на этом мосту, я ещё на третьем курсе училась, когда загадала быть вместе с тобой… - Она закрыла глаза. Я молчал. Она свела брови, открыла глаза и быстро сказала – Всё. Пойдем.
Спали мы у меня в номере. Алина сказала, что у неё голова кружится от запаха цветов.
Днем мы гуляли, Алина показывала мне город. Погода была прекрасная, теплая, ярко светило солнце. Действительно, с утра до вечера на Карловом мосту было не протолкнуться.
- Здесь постоянно слышишь русскую и итальянскую речь, правда, Рома? Мне кажется, что в центре Праге по-чешски говорят меньше, чем по-русски и по-итальянски.
Алина купила мне акварель с изображением пражских домиков с черепичными крышами, которые видно с Карлова моста, и очень мрачную фотографию собора Святого Витта.
- Очень красиво, правда?
Я убрал подарки в сумку.
- Да. Очень.
В тот вечер, когда она танцевала, я никуда не пошел, Остался в номере. Она вернулась грустная, взяла меня за руку и повела гулять. Только мы вышли, она воткнула в уши плеер. Мы дошли до знаменитого Старомнестского Орлоя. Она целовала меня, не вынимая наушников и не обращая внимания на туристов. Было ещё не поздно, и людей около этих часов стояло немало. Потом она выключила плеер и грустно сказала:
- Ромка, мне так паршиво…
- Что такое?
- Сегодня… Там был один… Он не понял ничего в танце… «Давайте сходим в ресторан, у меня дом за городом…» Я сделала вид, что не поняла, но я ведь всё поняла, Ромк. Я говорю на чешском плохо, но понимаю хорошо. Неужели я так плохо танцую, что можно думать лишь о том, как…? – Она чуть не плакала.
- Алина, ты что, успокойся, ну, подумаешь, один какой-то идиот не понял... Ну, сама подумай... Один! А сколько людей поняли, сколько людей восхищались!
Алина перестала шмыгать, но вид всё равно был печальный.
- Пойдем. – Она взяла меня за руку и быстро зашагала по извилистым улочкам.
Мы пришли в какой-то ювелирный магазинчик, маленький, тесный, с плохим освещением.
- Рома, - Алина посмотрела мне в глаза, - купи мне браслет, пожалуйста.
Я засмеялся.
- Может, машину?
- Нет. – Она продолжала серьезным тоном. – Я не хочу машину. Я хочу браслет. Пожалуйста, Рома… Тебе жалко?
Мне было не жалко. Я купил ей серебряный браслет с гранатом. Ей понравился. Она сразу надела его. Точнее, попросила меня надеть ей этот браслет на руку.
Когда мы вернулись в гостиницу, Алина уже развеселилась.
- Представляешь, мне ещё столько же цветов притащили! Они уже в номере не убираются, я все вазы в гостинице, наверное, собрала!!! Может, продать, а, Ром? Сядем с тобой завтра перед гостиницей, вытащим все цветы, будем продавать! Ещё на неделю денег хватит!
Мы были в Чехии ещё пять дней. Съездили в Брно, в Остраву, сходили в театр – Алина шептала мне на ухо перевод, - в зоопарк, шатались по каким-то соборам и музеям, названия которых я не запомнил. Алина затащила меня в дом, где родился Франц Кафка, и мы полчаса смотрели фильм о его жизни на чешском, и я ни слова не понял, Алина рассказала мне потом, о чем там было. Мы сидели в небольших кофейнях в книжных магазинах, Алина пачками закупала открытки с самыми разными сюжетами. Она была такая милая, почему я не мог влюбиться в эту женщину?..
Мы сходили на концерт Якуба – оказывается, он был пианистом.
В каждом городе мы встречались в пивнушках с её друзьями и знакомыми. Многие из них учили русский, и поэтому я мог даже поговорить с ними, а не просто сидеть и улыбаться. Сама Алина, может, и с ошибками говорила по-чешски, но весьма бойко, и проблем с тем, чтобы объясниться у нас не возникало.
Обратно мы летели одним рейсом. У Алины были какие-то дела в Москве. Она переночевала у меня в тот день, когда мы вернулись, в субботу, в воскресенье мы гуляли с ней по Царицыно. Вечером она поцеловала меня и уехала на метро.
В понедельник я вышел на работу.
Мы начали новый проект, работы снова было невпроворот, я снова уходил из офиса не раньше восьми. В середине лета стояла жара и духота, даже вечером. В выходные я ездил на велосипеде или играл в волейбол.
Наступила осень. Начались дожди – мелкие капли моросили и днем и ночью. На улицах Москвы стало слякотно и серо. Темнело рано, я перестал кататься по парку на велосипеде, и всё дольше оставался в офисе.
В один из таких серых вечеров, вернувшись домой, я обнаружил в почтовом ящике среди газет с ненужной рекламой письмо. Я поднялся на свой этаж, положил газеты в стопку, а письмо на тумбочку в коридоре. Я переоделся в сухую одежду – успел промокнуть, пока шел от стоянки до дома, зонт забыл в офисе, - налил себе горячего чаю, сел в комнате. Вскрыл конверт.
«Ромка!
Я в Испании. Я теперь здесь живу. У Хосе есть знакомый художник, он преподает в школе, которую сам организовал. Хосе показал ему фотографии моих картин, и он взял меня к себе. Он очень интересный человек, уже в годах. Он был знаком с Дали. Он любит поворчать, но когда видит, что у кого-то из его учеников получается хорошая вещь, он весь сияет! Так что теперь я снова занимаюсь живописью.
Франсиско говорит, что учебник готовят к изданию. Пока я живу здесь, я ещё немного дополнила его.
Не зарывайся на работе, Рома, ты от неё скучнеешь. Твоя работа тебе не идет, только не обижайся, ты становишься «как все», и никогда не говори о своей работе женщинам, которые тебе нравятся – лучше расскажи им про горы и сноуборд, когда ты говоришь об этом – ты очень красивый, а когда о работе – потухаешь. Ну, это я так, своё мнение…
Я учу язык. С осени буду преподавать в университете мировую литературу и русский язык для всех желающих. Может быть, я возьму ребенка из детдома. А может быть – выйду замуж за испанского инфанта какого-нибудь.
Здесь очень тепло. Мы ездим купаться на море.
Я не хотела писать тебе по электронной почте. Но мой e-mail не изменился, так что ты, если захочешь, можешь писать мне. Хотя я думаю, что ты не напишешь, ты слишком привык не обращать на меня внимания. Ты столько раз влюблялся в меня понемножку, что у тебя уже как иммунитет, ты никогда не полюбишь меня всерьёз… Может быть, в этом наша трагедия. (О, как пафосно получилось!) Как было бы хорошо, если бы ты полюбил меня сильнее, а я могла бы тебя любить чуть меньше, чтобы не сходить с ума…
Всё, я больше не могу об этом, я плачу. Видишь (отсюда ручкой была проведена стрелочка к месту, где бумага была немного покороблена), сюда упала моя слезинка…
Я танцую фламенко.
В танце фламенко мужчина и женщина приближаются и отдаляются друг от друга, но никогда они не будут вместе. Они могут насладиться мгновением любви, но оно сменится ненавистью, отчаянием, а потом снова – взрыв страсти… Вспомни, например, румбу или сальсу… Там тоже страсть, но там танцоры сливаются в любви и нежности, а фламенко – это всегда история страдания… Рома… Ты понимаешь? (Я могу быть не права, я тебе пишу, как я понимаю - и о чем я танцую.) Ты же понимаешь, что я хочу сказать тебе?..
Я ношу твой браслет.
Я скучаю по тебе.
Я люблю тебя.
Алина.»
На конверте стоял обратный адрес.
Я знал, где я проведу следующий отпуск.
Фламенко
© Copyright: Анна Перевезенцева, 2008
Свидетельство о публикации №208062400446
Свидетельство о публикации №208062400446
Рецензии