Выпускной

Июнь. Прошла весна со своей наивностью вишневого и яблоневого цвета, резкой сменой настроения – только-только солнце ещё озорно протягивало лучики, искрясь в глазах и улыбках прохожих, и вот уже небо серо хмурится тяжёлыми тучами, и кто-то там наверху грозит не на шутку обрушить на землю всё своё негодование.
Лето только занимается, каким оно будет? Даст ли вволю надышаться ароматами цветов, насладиться тишиной вечеров, нарушаемой стрёкотом сверчков и пением цикад, наплескаться в водоёмах, пока не затянуло воду липкой зеленью ряски…
Или утомит жарой, иссушит зноем всё живое, отнимая желание шевелиться и думать…
А может, зарядит нудными дождями, заставляя сидеть дома, набросив на плечи мягкую шаль, смотреть в окно на пенящиеся потоки, смывающие с проезжей части и тротуаров пыль, мусор, и уносящие это всё куда-то вниз…

Выпускной бал. Море цветов, брызги смеха рассыпаются поверх лёгкого шума взволнованных разговоров, стук каблучков, шелест платьев. Девчонки, словно принцессы. Но сегодня все принцессы – Смеяны. Многослойные юбки, тонкие талии, притягивающие соблазном обнажённые плечи, тончайшие газовые накидки, тугие лакированные завитки замысловатых причёсок, румянец возбуждения, с трудом сдерживаемая под длинными ресницами радоcть. Им хочется выглядеть взрослыми, но не очень получается соответствовать пышности нарядов.
Мальчишки тоже изменились. Костюмы и новоявленные дамы об руку делают их серьёзней и солидней.

Бал в честь окончания весны, в преддверии лета надежд и исполнения мечты. Вход в широко распахнутую дверь. Что то там за ней?

- В наше время…, - ворчу я. Так ворчала когда-то моя бабушка, наблюдая, как я втискиваю себя в узкие джинсы, - говорили «Выпускной вечер». У нас всё было скромнее: и бал не бал, и платья…, и причёски, и мечты.

Платье на выпускной мы шили с мамой сами. Незадолго до этого, мама привезла из Москвы (у нас в городе тогда не было ни продуктов нормальных, ни промтоваров; всё «приличное» ввозилось из Москвы или Украины) отрез чУдной, как мне тогда казалось, ткани – нежно-сиреневой немнущейся с белой вязью мелких листочков. Для отделки купили кусочек гладкокрашенного шёлка на тон темнее. Фасон выбрали в обоюдном согласии – талию подчёркивала кокетка в виде широкого закруглённого под грудью пояса, вырез мыском на три пуговички и мягкие склады красиво оформляли лиф, воротничок-полустойка придавал некую стать, юбка-четырёхклинка доходила до щиколоток. Я немного смущалась, так как ни у одной девчонки из нашего класса не было длинного платья. Белые туфли достать не удалось. Зато кремовые югославские лодочки на невысокой шпильке были мягчайшими, и я абсолютно не чувствовала каблука.

Родители хотели, чтобы день этот запомнился нами навсегда – в школьном спортзале были накрыты столы с бутербродами, пирожными, минеральной водой и несколькими бутылками шампанского. Под высоким потолком эхом отзывались магнитофонные записи. Изредка, к микрофонам, установленным в футбольных воротах, подходил кто-то из учителей, говорил напутственные слова. Галдёж, танцы на скользком полу… А ближе к рассвету нас посадили в «Икарус» и повезли на набережную – там дожидался, дымя двигателями «Метеор» для прогулки по Дону. Мы удобно разместились в салонах речной птицы, и разговорам, шуткам, смеху - не было конца. Но над рекой висел плотный туман, и мы так никуда и не отплыли.