Горячка

Белое небо зимы рухнуло на наш город. Под снежным одеялом сокрылось всё: и тропинки, и дороги, кусты и заночевавшие подле домов машины, а снег всё валит и валит. Возвращаясь со службы, сваливаешь у порога вороха снега с плеч, шапки и спешишь вынуть, пока не растаял, снег, набившийся в голенища зимних сапогов. Дома тепло и уютно. Стёкла окон на треть прикрыты снегом, наваленным на карнизе, по остальной части стёкол распластались хрустальные ветви заполярных кипарисов и арктических пальм. Напившись чаю, можно предаться изысканному наслаждению - уподобившись Марату, погрузиться в горячую ванну, упокоить свежую газету в пла-вающем тазике и, закурив сигарету, отдаться чтению. В газете программный доклад "руководите-ля Советского Государства Л.И.Брежнева. Надо попытаться найти в словесной вязи слабоумного патриарха, хоть какой-то смысл, т. с. перлы в навозе слов. Ну вот, например: "Партия и правитель-ство проявляют постоянную заботу о нуждах советского здравоохранения", - и ты уже не чувствуешь себя одиноким, и сердце твоё согрето этой заботой. "Требуется дальнейшее улучшение материальной базы лечебных учреждений, более полно отвечающее запросам эпохи развитого социализма..." Как хорошо, жди заказанного оборудования. Однако, блаженное состояние моё неожиданно и резко переменилось - меня посетил "потрясающий озноб". И это в горячей-то ванне? Ледяное копьё вонзилось в позвоночник, лютым морозом охватило тело, и оно сотрясалось, выплёскивая воду из ванны. Выбравшись из ледяной купели, как морж из проруби, укрывшись одеяла-ми, я чувствовал себя индейцем, замерзающим в снегах Анд под тонким пончо. Зубы мои отбива-ли чечётку, а с волос летели студеные капли. Я скоро сообразил, что со мной происходят. Так, "с места в карьер", начинается только крупозное воспаление лёгких. Вот ведь угораздило! Воспалению лёгких, как правило, предшествует воспаление бронхов. Третьего дня мне пришлось помёрзнуть на кладбище, хоронили одинокого старика - заштатного профессора. Как всегда, всё было бестолково - долго ждали кого-то, или чего-то у рыжей разъятой ямы, среди припорошенных сне-гом унылых домино одинаковых вертикальных надгробий. Холодный автобус-катафалк возвратил нас в город уже в сумерках, и я не пошёл на поминки. Не хотелось пить с малознакомыми людьми, а вот и напрасно, надо было согреться поминальной водочкой. Вот и "загрипповал" немножко. Обыкновенно вдыхаемый воздух, содержащий пыль и бактерии, мало вредит нам. Бактерии и пылинки, даже достигшие дыхательных пузырьков - альвеол - не оседают там, поскольку внутренняя их поверхность сухая, и выносятся на выдохе вон. В худшем случае этот вдыхаемый мусор прилипает к влажной внутренней поверхности бронхов и отхаркивается. Грипп и подобные ему вирус-ные заболевания, коим несть числа, изменяют ситуацию. Эти вирусы разрыхляют и слущивают внутреннюю оболочку бронхов, способствуя тем самым внедрению бактерий в стенку бронхов, приводя к бронхитам. Кроме того, вирусы, усиливая прилив крови к альвеолам, делают их внутреннюю поверхность влажной, и к ней, как к липучке для мух, прилипают бактерии, способные вызвать воспаление лёгких. Между тем, температура моя пошла свечёй, добравшись до 40. Мне надо срочно в больницу. День угасал, а дороги были непролазны. Добираться самому было нельзя. Крупозная пневмония замечательна тем, что сразу бьёт наотмашь. При ней выброс в кровь бактериальных токсинов бывает так значителен, что приводит к паралитическому расширению сосу-дов, что, вкупе со слабой работой отравленного сердца, ведёт к обвальному падению давления крови. Ну куда ты поползешь на ватных ногах, поминутно заваливаясь в обмороки? Свалишься, не дай Бог, в сугроб, уволокут в вытрезвитель, там и кончишься. Одна надежда на скорое прибытие "кареты скорой помощи". Для этого я чётко и ясно изложил диспетчеру "скорой" ситуацию и стал ждать. Ждать пришлось долго, очень долго. Жена всё вскакивала на подоконник, отворяла фор-точку и всматривалась в уже чёрную ночь, надеясь увидеть свет фар пробирающейся в наш тупик машины. Тщетно, мне оставалось только наблюдать на себе классическое развитие болезни. Место поражения легко определилось с помощью слуховой трубки, там на вдохе слышалось нежное похрустывание - это разлипались намокшие альвеолы. Скоро хруст прекратился, появилась тупость при простукивании, а вскоре явилась пресловутая "ржавая мокрота". Мой порыжевший плевок был бы замечательной иллюстрацией в учебник лёгочных болезней. Это эритроциты стали прони-кать в альвеолы, скоро всё пропитается фибрином и свернётся как варёное яйцо и вся доля (дай бы Бог, только одна доля) лёгкого приобретёт плотность печени и выключится из дыхания. А вот, добавился и ещё один штрих - стало искривляться время и пространство, в киноленте ощущений стали появляться пробелы чёрных кадров. Отличненько, всё идёт по программе - это делирий. Мозг отравляется токсинами и дурно прокачивается при низком давлении кровью, слабо обогащённой кислородом. "Белая горячка", только без водки. Всё, я готов: лежу пластом, дышу как рыба на берегу, "щёки рдеют алым жаром", пульс как сердце задавленной мышки, и ртуть кипит в градуснике под мышкой. А эти сволочи всё не едут. К исходу ночи появились: врач в дурацких тёмных очках, при нём совсем молодой бестолковый фельдшер. "Где вы шарахались столько вре-мени?" - набросился я на них. Сукин сын в очках определённо был виноват, он саданул локтем что-то промямлившего фельдшера и собрался приняться за дело. Но я был на взводе и резко объ-яснил ему, что и без их обследования знаю, что болен, и чем болен, и что не они мне нужны, а ко-лёса их машины. Дело кончилось скандалом, не помню кто кого "послал", но они исчезли. Конечно, я не был целиком прав, но горячка была у меня, а не у них. В родную богадельню я добрался уже утром на машине соседа и прямёхонько проследовал в "ранимацию". В меня влили ведро медикаментов, и, подобно фениксу, я воспрял из пепла. Окончательно оклемавшись, я совершил экскурсию на подстанцию скорой помощи и нашёл в журнале вымаранным свой вызов. Жаловаться я не стал, судорога омерзения пробегала по мне при воспоминании о типе в очках, но фамилию эскулапа, дежурившего в тот день, я запомнил.
Минуло года два. Случилось так: морозно-ветреным вечером бесснежного ноября двое мужиков пили водку в унылой стекляшке-забегаловке подле вокзала. Ледяной ветер носил пыль и мусор поверх грязного льда привокзальной площади, редко визжа и искря дугой проносился трам-вай, пешеходы были редки и торопливы. Внимание мужиков привлёк мелкий пижон с "дипломатом", влёкший к разрушаемому или вечно возводимому дому мальчонку. Мужики, к счастью, бы-ли наслышаны о насильнике, промышлявшем в городе. Неуловимый, как обычно, он насиловал и убивал мальчиков. Осоловелыми глазами мужики видели как мужчина с мальчиком, перебрав-шись через кучи строительного мусора, сокрылись в подвале дома. Допив водку, мужики "врубились" и погнались за пижоном, и взяли его в деле. Мальчик, слава Богу, остался жив. Унять своих чувств мужики не смогли, и мордовали мерзавца пока, не выбились из сил. Милиция заполучила от них изувера чуть тёпленького. Многое открылось: мерзавец работал врачом скорой помощи, его извращённая страсть была разнообразной, он пользовал усыплённых инъекцией пациенток на вызовах, не упуская и старух, но главным его лакомством были мальчики. Он долго-долго сидел в КПЗ, тянул время, по капле выдавливая из себя всё новые мерзкие подробности своих промыслов. Поначалу только о нём и говорили в городе, потом он наскучил всем и о нём забыли.
Но не я. Это был он, мой знакомец из снежной ночи моей болезни. Хотя у меня была горячка.