До рассвета... Из цикла Ужасные сердца

Два хирурга стояли перед операционным столом. На лицах у них были марлевые маски. Один держал руки в карманах. Другой поправлял шапочку на голове.

Операционный стол ярко освещала бестеневая лампа. На столе под лампой лежала не молодая‚ но еще и не старая женщина. Она была голой. Но она совсем не стеснялась наготы. Она мучительно страдала от невыносимой боли. Одна нога у нее была неестественно вывернута — из-за множества переломов. Другая ниже колена заканчивалась обломанной костью в запекшейся крови. Вокруг кости висели почти черные лохмотья мяса с бледными лоскутами кожи. Обе руки женщины были исполосованы неглубокими резаными ранами. Мягкие груди ее в пятнах засохшей крови разъехались в стороны. Женщина надсадно стонала.

— Крови почти нет‚ — тихо заметил один хирург другому‚ имея в виду кровотечение из ран.

— Потому что ее уже почти нет‚ — ответил другой так же тихо.

Они совершенно не обращали внимания на женскую наготу.

— А давление? — спросил первый по-прежнему тихо. Он был моложе второго.

Второй тяжело вздохнул и едва слышно сказал:

— Какое там давление…

— Ох‚ Боже мой… — громко и тяжко стонала женщина. — О‚ Боже… За что такая мука… Как болит… Везде… Все… — Она перевела мутный взгляд с белого потолка операционной на двух врачей в марлевый масках. — Сделайте же мне укол… — попросила она.

— Мы уже сделали обезболивающее‚ — сказал первый хирург успокаивающим тоном. На самом деле ей ввели большую дозу наркотика. Но тот не подействовал — как будто женщине вовсе ничего не кололи.

— Нет‚ — со стоном вымолвила женщина. — Сделайте мне укол… — умоляюще проговорила она. — Чтобы я так не мучилась… Я умереть хочу… — Женщине очень хотелось плакать‚ но слезы почему-то не появлялись.

— Шок‚ — шепнул второй хирург первому.

Хирурги смотрели на женщину. Они не собирались ее оперировать. Они ждали‚ когда она умрет.

— М-да… Такая травма… — пробормотал первый и мысленно добавил: «Травма несовместимая с жизнью». Он знал‚ что так и будет записано в ее диагнозе после ее смерти. И произойдет это очень скоро.

Ее нельзя было спасти. Единственное‚ что возможно было сделать‚ — это облегчить ее предсмертные страдания. В маленькой районной больничке страдания женщины можно было облегчить наркотиками. Но они на нее не действовали. Из-за болевого шока.

Хирурги вышли из операционной. Дверь за ними закрылась. Стоны женщины остались за дверьми — в операционной. Вместе с медсестрой, которая следила за ее состоянием. В пустом больничном коридоре было тихо‚ словно женщина уже умерла.

— Ни одной целой кости‚ — сказал второй хирург. — Вся — как холодец. И внутреннее кровотечение… И все еще жива…

— И хуже всего — в сознании‚ — добавил первый‚ стягивая маску с лица.

— Да‚ кома была бы для нее лучшим выходом‚ — сказал второй, освобождая от маски коротко подстриженную бородку.

— А если капельницу?.. — начал было первый.

— Продлить эту муку? — перебил второй.

— А… гм… клятва?..

— А ты на ее месте хотел бы подольше помучиться перед смертью? Честно.

Первый хирург подумал.

— Нет‚ не хотел бы‚ — признался он искренне.

— Пытались мы поставить ей капельницу‚ пока ты в перевязочной лоб штопал тетке‚ — проговорил второй устало. — Не вышло ни хрена. Вены спались — давления-то почти нет. И боль. От каждого прикосновения — крик. Перелом на переломе. Даже в яремную не смогли…
— И как ее угораздило?

— Ехали утром на институтском микроавтобусе в село на рынок — скупиться подешевле. Она сидела рядом с водителем — как старший научный сотрудник. Удар пришелся на нее. Остальные‚ попроще‚ сидели в салоне — им досталось меньше.

— И кто же их так?

— Молоковоз. С полной цистерной. Гнал за сотню… Выскочил на встречную.

— Водитель заснул, что-ли?

— Да. Спозаранку спешил молоко привезти по назначению.

— Откуда же он гнал‚ что аж за рулем заснул?

— Из соседнего поселка… Он там всю ночь с девками кувыркался и водку пил. Дон Жуан хренов. А молоко он еще вчера вечером должен был слить в пункте приема.

Хирурги шли по тускло освещенному скучному коридору мимо пронумерованных палат. В палатах спали больные. Этой ночью хирурги спасли троих от смерти. Они спасали людей каждое дежурство. Спасали эти двое — и другие хирурги‚ анестезиологи‚ реаниматологи, медсестры‚ врачи и фельдшера скорой помощи. Спасали в маленькой местной больничке. Спасали ежедневно.

Но спасти удавалось не всех.

— Семье сообщили? — спросил первый хирург.

— Конечно. Но, боюсь‚ они не успеют… — Он не договорил. И так было ясно‚ что он имел в виду.

— А как этот‚ с молоковоза? — спросил первый хирург.

— Жив-здоров‚ — отозвался второй. — Пара ушибов.

— Ну‚ теперь ему впаяют‚ — сказал первый хирург и зевнул.

— Да уж впаяют… — согласился второй и потер глаза.

Всю ночь они оба оперировали. И сейчас им очень хотели спать.

— Начал маршрут гулякой‚ а кончил убийцей‚ — сказал первый.

— Непреднамеренное убийство‚ — сказал второй и достал из кармана халата пачку сигарет. — Курить хочется.

— Убийца… — хмыкнул первый. — Вот ведь судьба.

— А вообще-то и не убийца‚ — рассуждал второй‚ разминая сигарету. — Она же еще жива… «Тяжкие телесные»‚ как говорят судмедэксперты.

Хирурги вошли в приемное отделение. В большой комнате стоял тихий говор‚ было многолюдно и пестро. Белые халаты медиков‚ окровавленные лица‚ повязки и одежды пострадавших‚ форма гаишников с нашивками и бляхами‚ — все вперемежку.

За широким окном светало. Мир уже не был черным‚ но не был еще и цветным — до зари. Мир за окном был серым.

— Где он? — спросил первый хирург у второго.

— Вон‚ на топчане.

На покрытом белой простыней топчане сидел невольный убийца — крепкий красивый парень лет двадцати семи. У него были прекрасные пустые голубые глаза. Он сидел с отрешенным видом. На лице его застыло легкое недоумение. Как будто он никак не мог понять‚ почему он здесь и что делают все эти люди вокруг.

— Хорошо бы сдать ее по смене живой‚ — сказал второй хирург первому о женщине‚ умирающей в операционной. — Чтобы не на нашем дежурстве…

— Хорошо бы‚ — сказал первый‚ вертя в руке зажигалку. — Но — как получится. Не от нас это зависит… Ну что? Пошли — покурим?

Второй посмотрел на часы.

— Еще около часа — и конец дежурству. И хорошо бы — без происшествий…


Рецензии
От такого "рассвета" вдруг сжалось в комок сердце и по позвонку пробежал холод. Да, это и есть правда о нашей жизни, когда человеческое милосердие заменяется сумеречным состоянием констатации безразличной усталости. Серость рассвета как признак засыпающей совести.

Анатолий Болтенко   11.02.2010 08:50     Заявить о нарушении