Как я провел лето. часть1

       Это было давно. Еще когда в деревню ездили не на электричке, а на настоящем паровозе. В те времена, когда на болотах еще не построили сто миллионов дач, и было много грибов и клюквы. Тогда я уже был большой и даже ходил в школу, а летом убегал из дома в деревню, к бабушке. Не сразу конечно, а когда обижался на маму. Помнится такой случай:
       Однажды мама дала мне четыре копейки и попросила купить четвертинку хлеба. Лето, каникулы, солнце. Иду мимо дровяных сараев. Одна копейка в руке, а трехкопеечную подбрасываю и ловлю, подбрасываю и ловлю, подбрасываю и… не поймал! Где монета? Нет! Перебираю песок под ногами. Нет монетки! Начинаю более тщательные поиски – безрезультатно! Ищу еще минут двадцать, а затем виновато плетусь домой.
       На вопрос о покупке протягиваю маме копейку. Она обо всем догадывается:
- Потерял?
       Я киваю головой. Мама в отчаянии поджимает губы, потом ругается, шлепает меня по спине полотенцем, плачет, идет к соседям занимает деньги, посылает меня в магазин. Иду.
       
       И о! Чудо! Я нашел три рубля. Целых три рубля - бумажку с портретом Ленина. Сердце бешено заколотилось. Таких денег у меня никогда не было. Сделав заказанные мамой покупки, как-то лихорадочно размениваю трешку в кассе магазина на железные - юбилейные рубли и бегом несусь домой. Целый мир возможностей открывается впереди! Сколько, сколько всего у меня теперь будет, пока еще не знаю чего, но это будет здорово!

       Мама проверяет сдачу. Я не удерживаюсь и показываю ей три блестящие монеты.
- Откуда?- спрашивает мама.
- Нашел!- отвечаю я, и рассказываю подробности.
Мама задумывается.
- Давай,- говорит она,- завернем эти деньги в бумажку и спрячем в печке, а то Юра узнает и отберет.
       Такая перспектива реальна. Старший брат со мной не церемонится и вполне может ограбить. Соглашаюсь, прячу деньги и бегу гулять. Солнце, лето, каникулы!

       С прогулки возвращаюсь усталый, голодный и счастливый. В комнате чисто, намытые полы еще сырые, открыто окно, топится отделанная кафелем печь. Хорошо. Я люблю, когда так. Лето в окно, свежий и сырой от намытых полов воздух и огонь в печи…

       Огонь в печи! Мои три рубля! Я смотрю маме в глаза. Она всплескивает руками:
- Ой! Я забыла! Все, деньги пропали! Не расстраивайся,- мама гладит меня по голове,- я потом тебе отдам!
       Я отодвигаю ласкающую меня руку и, глядя ей в глаза, спрашиваю:
- Мама, я дурак?
       Затем поворачиваюсь и тяжело ухожу, не отвечая на ее призывы и извинения.

 Я знаю, мама искать меня не будет. Нас у нее много, и мы запросто уезжаем в Новый Петергоф или в деревню, на Мшинскую к родственникам даже не предупредив ее. Родственники привыкли и не удивляются.

       Бабушка в деревне сильно ворчала, что мальца прислали в одних шортиках и рубашке, но всегда находились какие-нибудь кирзовые сапоги и ватник, а что еще в деревне надо? На самом деле мне надо было многое, и на это многое надо было заработать. Конечно, лучше бы было найти миллион рублей в чемодане, но миллионы никто не терял, а мне они не попадались. Однако на болоте росла и зрела клюква и за нее на заготпункте давали деньги, и деньги по тем временам не малые. Некоторым мальчишкам удавалось за лето заработать по пятьдесят, а то и по семьдесят пять рублей! Это были очень большие деньги. На них можно было купить и костюм, и ботинки, и портфель, и тетради и много разных вещей нужных для школы, а я очень любил готовиться к школе. Новые тетрадки и карандаши, новый пенал и чернильная, поршневая авторучка, стирательная резинка и альбом для рисования, вызывали какое то чувство обновления и ожидания праздника. Все это чистенькое, новое, казалось, несло в себе тепло лета и солнечного света с надеждой, что теперь то у меня не будет ни одной двойки и все будет очень-очень хорошо.
       Но сначала надо было заработать. И с утра, сложив приготовленные бабушкой бутерброды, чай в бутылке и бидончик в рюкзак, я ухожу на болото. Я ухожу в прохладное утро навстречу знойному дню к мшистым кочкам, запаху голубики, россыпям клюквы приминая кирзачами росистую траву по мужицки тяжело и серьезно. Старый ватник, длинной до колен, хранит тепло и запах бабушкиного дома, а в душе теплится надежда, что сегодня наберу много клюквы, и бабушка сдержанно похвалит, гордясь мной перед соседями.

       Прежде чем выйти на болота, надо пересечь лес. Сворачиваю с тропинки – надо собрать немного грибов, лучше конечно побольше, но грибы сегодня не главное. Так, на жаренку с картошкой. Больше попадаются подберезовики и сыроежки, но и подосиновики встречаются. Вот лес заканчивается, редеет, мельчает, и открываются просторы болот с синеющими островами вдалеке. Надо пройти подальше, здесь, рядом с деревней клюквы немного, хотя и есть кочки усыпанные ягодами с подкрашенными красным боками. Идти надо аккуратно. Не дай бог напугать или обидеть какую-нибудь змейку. Хоть и встречаются они редко, но береженного Бог бережет. Сапоги утопают во мху. Скоро, очень скоро палящее солнце высушит его и я, добравшись до места, привязав бидон к поясу и повесив рюкзак повыше на сухое дерево, чтобы не потерять, начинаю обирать кочки усыпанные клюквой.
       Пясточка за пясточкой клюква ссыпается в бидончик. Сбор дело долгое, кропотливое, но вот бидон полон. Возвращаюсь к рюкзаку, высыпаю в него свою добычу. Мало. Надо работать.
       
       Солнце припекает, старый ватник лежит рядом с рюкзаком. Донимают слепни. Уже второй бидон клюквы опрастываю в рюкзак. Решаю поесть. Пол батона булки нарезан кусочками и промазан маслом. Масло растаяло и впиталось. Разъединяю слипшиеся кусочки и раскладываю на расстеленную, на кочке газету. Затем достаю соль, сваренные вкрутую яйца. Яйца очищаю от скорлупы и разрезаю ножом пополам. Раскладываю на кусочки булки. Сверху присыпаю солью. Достаю бутылку со сладким чаем и приступаю к трапезе, лениво отмахиваясь от назойливых слепней. Как тень, словно ниоткуда, метрах в десяти, появляется крупная собака, нет – волк. А может собака, но что собаке делать так далеко от деревни? Волк все-таки. Я медленно поднимаюсь. Он, замерев, принюхивается. Я жду, что будет дальше, не двигаюсь. Время идет медленно но, наконец, он поворачивается и уходит. Так собака или волк? Возвращаюсь к обеду и невольно вспоминаю о дяде Васе и его собаке Дунай.