Резерфорд

РЕЗЕРФОРД

       … Раздавил, точно раздавил, кожица треснула, как у жука. Она и была жуком, несмотря на нежность и шорохи всех своих платьев. Пошел, досадуя на себя, что вообще там оказался. Пошел нарочито нетвердой походкой, представляя себе, как это выглядело бы, если бы он и вправду
был вдребезги пьян. А она покачает головой, легкой, словно цветок спелого одуванчика и такой же безмозглой, и все ему припомнит: и походку фермера, и дурной характер, за который некоторые прозвали его Крокодилом. После этого его никто не хватится в этом почтенном доме, и можно будет безнаказанно бежать в лабораторию. Правда, разнесут, что он снова в приличном обществе перебрал спиртного, но это уже неважно. Скоро утро. Темза покроется туманом и начнет вонять. Величественная неспешность не спасет ее от этого. Поэтому - скорее в Кавендиш! Хватит глупостей. Сегодня наконец получит он долгожданное отклонение в своем приборе.
       «Бздынь!» - и проснулся, и , слава богу, в постели. Это кошка, брезгливо перепрыгивая через стакан, что-то задела на столе. Он усмехнулся вслед уходящему сну. В голове гудел Биг Бен. Кошка, взглянув на него с укоризной, пошла завтракать. Ей, к счастью, было чем. Он осторожно сел и переждал гудение во всем теле. Голова вдруг бодро подумала: «Надо укреплять свой организм!» То есть не подумала, а повторила, как попугай, фразу из рекламы. Но сначала к зеркалу – себя узнать. Лицо, проступившее на туманной поверхности, довольно терпимо относилось ко вчерашнему безобразию, хотя, конечно, за все надо платить, и с этим лицом даже на фоне благородных фолиантов в книжном шкафу все было ясно - пьяница, колдырь и алкаш. За свинство на столе извинялись осколки, стыдливо сложенные в чашечку. Выплыло из вчерашнего – Светка ушла. Вчера это не тронуло юбиляра, а сегодня вспомнил – и свербит. Набил себе рот сочным ошметком апельсина – сразу полегчало. Исполнилось ему вчера двадцать девять. Дата не круглая, но если вдуматься, каждый наш день – юбилей. Дурнота сонным зверем ворочалась где-то глубоко внутри. Чтобы не тревожить ее, нужно двигаться плавно, без рывков. Наверное это похоже на дайвинг, только и дайвер, и дельфины, и водоросли - все это у тебя внутри. И еще этот сонный зверь. Тяжело. Требует умения и опыта. Опыт был. А дискуссия по поводу умения была вчера:
       - А может все-таки хватит? Вон уже и глазки разъехались…, - ласково так, как с больным ребенком. Это только Светка умеет. Ничего не говорит особенного, а давит на свою любимую, одной только ей известную кнопку. Да что она понимает? Да с чего она взяла, что он болен сейчас? Может быть, только сейчас он как раз и здоров!
       -Ну, знаешь что! Однажды на светском приеме Резерфорд перебрал спиртного. Дама, оказавшаяся с ним рядом, сделала ему замечание, намекнув ему, что он пьяница. Он ответил: « Да, пожалуй, так. Но только завтра поутру я снова стану Резерфордом, а вы останетесь такой же пустоголовой ханжой».
После этого Светка ушла. Не прощаясь. По-английски.
       Продолжая заниматься внутренним дайвингом, он ликвидировал свинский натюрморт на столе. Осколки и объедки полетели в ведро. На цветастой тарелке с краями « в оборочку», как говорила Светка, лежали останки апельсина и дольки лимона. Рядом стояла бутылка минералки.
       Пожалуй, сегодня больше ничего и не пригодится. Кошка отошла от миски и, довольная, принялась точить когти об табуретку. Она понимала толк в вещах и выбирала только натуральное. На табуретке стоял столь же натуральный «КВН-49» - дедушка современных телевизоров. Он был похож на крупного спящего кота, и она любила спать поблизости, видимо, чувствуя себя под защитой.
Когда у этого аппарата отряда кошачьих последний раз светился зеленый глаз, никто уже не помнил. Просто однажды в гости пришел сосед с этим чудом и бутылкой «Русского стандарта». Добравшись совместно с хозяином до деления «На посошок», он глубокомысленно спросил: «А слабо починить?». Сосед уж давно переехал, а чудо стоит и не светится. Все руки не доходят – значит слабо.
       Тут пришлось на секунду застыть, а потом глотнуть минералки – от недовольства собой опять внутри что-то взбаламутилось. Меж когда-то презентабельных бежевых штор - полоска ослепительно яркого голубого света. Он раздвинул шторы и невольно зажмурился. Потом открыл форточку и вдохнул. Звуки за окном раздавались с особенным звоном, как всегда в мороз. Все, словно кем-то до блеска начищенное, сверкало, добавляя сияния. «Пусть сегодня!» - легко подумалось ему.
       Заднюю панель снял бережно, не дыша удалил пыль и паутину.

       Мы не умнеем вырастая…

       Оказалось, все не так страшно. То есть похоже на длинную извилистую тропинку в лесу, но когда карта в кармане. Он съел еще кусок апельсина и достал свой заветный обшарпанный чемоданчик.

       Мы не умнеем, вырастая…
       Не мы такие, жизнь такая…

Похоже, он выздоравливал. В дверь постучали – звонок давно не работал.
       Мы не умнеем, вырастая…

       В дверях стоял потерянный Реныч. Вчера они вместе отмечали юбилей. Судя по всему, его дела обстояли хуже. Но еще хуже был запах, от него исходивший.
       - Здорово, Реныч, - он протянул руку и куснул кончик языка, чтобы тошнота, подкатившая к самому горлу, подождала еще немного. Господи, да неужели не ясно, что как раз сегодня нужно сделать перерыв! Но, видно, Реныч был недогадлив или по-другому устроен.
       - О-оп! – Он с видом фокусника достал «мерзавчик» и расцвел, продолжая немилосердно дышать перегаром: – А?
       - Реныч, извини. Не могу сегодня… Мутит…

       - Мутит его! А ты не мутируй! Тоже мне вирус гриппа!
       - Правда, не могу. Апельсин хочешь?
       - Из-за Светки, да? – спросил он тоном психоаналитика и подмигнул: Лечиться надо!
       - Реныч, ну, уйди, будь человеком! Дело у меня стоит! – взмолился юбиляр. Реныч неожиданно просиял:
       - Не один что ли? Так бы сразу и сказал. Ну, ты даешь!
       - Не один, не один! Вот это друг! Ушел вовремя. Спас. А, главное, врать не пришлось.
       - Мяу? – спросила кошка из-под табуретки.
Ничего не ответил. Схватил дольку лимона. Засунул за щеку. Долго ходил по комнате, морщась, как от больного зуба. Кажется, улеглось.
Ну, все. Вот задняя панель «КВНа». За ней целый мир, лес неизведанный. Но у него, опытного путешественника, карта в голове. Тропинка известна.

       Мы не умнеем, вырастая,
       Мы обрастаем скорлупой…

Правильно он вторую строчку заменил – она из «Бумера» сюда затесалась. Тропинка не прерывалась, но иногда приходилось продираться сквозь заросли, идти через бурелом.


       Мы не умнеем, вырастая,
       Мы обрастаем скорлупой,
       Тот счастлив, чья душа босая…

Он не заметил, как прошел день, зато он почти закончил, и оставались только мелочи. Последние шаги по этой тропинке.

       Мы не умнеем, вырастая.
       Мы обрастаем скорлупой .
       Тот счастлив, чья душа босая
       Путь ощущает всей стопой.
       Стихи, конечно, так себе. А вот глазик зелененький засветился. Настроить как следует – и смотреть можно будет.
       В дверь постучали. На этот раз он бы не открыл, если бы не знакомый голос:
- Ризирфурт! Ризирфурт! – старенькая Бибинур апай давно жила в городе и хорошо говорила по-русски, только это имя диковинное ей никак не давалось. Она пришла по делу, привезя с собой на санках старый граммофон и пару дырявых валенок. Резерфорд – мастер на все руки. Родители его уважали знаменитого физика и ,не задумываясь, назвали своего сына его фамилией. Многие считали, что это прозвище за любовь к анекдотам о Резерфорде.
       Поздно вечером в маленькой комнате бубнил «КВН-49». Пушистая кошка, пестрая, как лоскутное одеяло, терлась о колени хозяина. Хозяин сидел за столом и под яркой лампой рассматривал нутро старого граммофона. Он шевелил губами. Наверное, что-то бормотал.