Дуальность 4 Катарсис

       На въезде в Сочи пространство странным образом искривилось, сжалось в сотню метров, забитую дюжинами машин. Они застряли друг в друге, образуя непрерывную цепь раздражения и ожидания. Особо нетерпеливые подавали оглушительные гудки, тем самым, зля других, а те в свою очередь отвечали еще более яростными сигналами. Невообразимая какофония стала катализатором пробковой сонаты.
       Кто-то не выдержал и, надавив на газ, разгромил синюю «десятку». Ее хозяин зверем выскочил на дорогу и бросился выяснять отношения. Обидчик же трусливо заперся у себя в салоне. Куда делся весь его пыл? Поддавшись массовому безумию, кирпич разгромил стекло ненавистного автомобиля. Из соседних укрытий выглянули менее ярые автолюбители. Хозяин разбитой машины просунул руку и схватил за ворот дрожащего обидчика. Он превосходил его по комплекции раза в два, и тут же послышались робкие оправдания вроде: «Я не хотел; я нечайно; не бейте меня; я не я, и жопа не моя». В ответ минимальное приложение сил, и голова молящегося оставила видную вмятину в крыше автомобиля. Не велика цена за дальнейшее спокойствие, так как злой великан вернулся в свою побитую «десятку», удовлетворенный выбросом отрицательной энергии.
       Пробка рассасывается так медленно, что даже не заметно. Те, кто впереди кое-как выезжают из зоны бедствия и едут дальше по свободной дороге, уступая место новым счастливчикам, и уже из их уст готовится вырваться вздох облегчения. Но он вряд ли успокоит километровое минное поле, каждая клеточка которого вот-вот взорвется. Пробка - один из мощнейших элементов глобализма: и в Кении, и в Камбодже эмоции весьма схожи.
       Может влияние успокоительных средств, а может и моральное истощение, не позволило пробковому безумию захватить Чайку. Ее машина выделялась на фоне бедненьких агрегатов, и вряд ли нашелся бы безумец, который осмелился бы протаранить ее. Чтобы как-то убить время, Чайка включила радио и настроилась на любимую волну. За год рычажок, фиксирующий станции сместился совсем в другую сторону, ту которую предпочитала ее мать. Ангелина в силу откровенной глупости принципиально слушала туповатые, до одури однообразные песни о любви, чем бесила дочь. Иногда семь нот расскажут гораздо больше, чем многотомный труд по философии, но компоновка их либо вознесет музыку до небес, либо опустит до всеобщего раздражителя.
       Самая актуальная тема во все эпохи была одна – погода. Прогноз ее дело трудоемкое и не всегда стоящее, но правдив он или нет, уши все равно жадно ловят его, только он покидает динамики. Снова температура в регионе поднимется до 35 градусов. Изматывающее жарой лето ждут весь год, а когда оно подкрадывается, прячутся под опекой кондиционеров. На юге не продохнуть, палящее солнце нагревает металл автомобилей, и горе тем водителям, у кого нет охлаждающей системы. У Чайки она есть, и завистливые взгляды из соседних салонов пожирают ее. Дай им волю, и они как сельдь в бочке набьются к ней.
Еще пять метров. Гусеница и то быстрее ползет, нежели эта пробка, но Чайке спешить некуда. В тесной коморке, в гордом одиночестве девушка далека от повседневного ужаса собственной жизни. И как оценить чувство покоя после подросткового сотрясения бытия максимальной силы. Ее ничто не выведет из себя, а пробку следует воспринимать, как возможность медитации. Закройте глаза, сконцентрируйтесь на дыхании, можете даже его подсчитывать, и слушайте ругань тех, кто торопиться. Хотя, собственно, куда спешить. Сочи – город отпускников, но времени для отдыха не хватает никогда.
       По прошествии некоторого количества часов и Чайке повезло: пробка рассосалась, город заполнился еще одной сотней бездельников. Первым делом они поедут снимать частные домики, а после похватают купальные принадлежности и пулей на пляж. Лежаки, они за границей или на частных пляжах, принадлежащих крупным отелям. В России, особенно за пределами субтропической зоны, громадное махровое полотенце кладется на землю и сверху на голову покрывается полотенце поменьше и тоньше. Что такое пляжный зонтик знают пока не все. Те, кто, наконец, устроился, вскоре встретят молодых людей с переносными холодильниками с прохладительными напитками, мороженным или восточными яствами. Они то знают, где можно поживиться. Потом с питоном на шее пройдется фотограф, ну или с обезьяной. Конечно, найдется любитель экзотики, который заплатит за подобное удовольствие, и хорошо, если обезьяна будет чем-то отличаться от человека в кадре, все-таки дальний родственник. Параплан, банан, гидроцикл для тех, кто любит погорячее. В отпуске мы способны на все, даже потратить несколько тысяч на сиюминутное удовольствие, а позже, хватаясь за сердце, жестикулируя и задыхаясь, хвастаться беспрецедентным актом храбрости.
       Чайка не поступила иначе. Первым делом она заехала в частную зону, чтобы снять домик. Десятки надписей на белоснежных кирпичных стенах предлагали поселиться именно в этом месте, не объясняя причин. В конце концов, девушка выбрала очаровательное местечко: двухэтажный коттедж, окруженный розовыми кустами, через которые пролегала каменная тропа. Хозяйка его, пожилая дама, на досуге занимающаяся виноделием, подешевле уступила Чайке комнату сверху. Она лично проводила девушку, рассказывая по пути о трудностях содержания летних коттеджей. Оказывается, есть такие постояльцы, которые сбегают, не расплатившись, другие так изгадят комнату, что ей потом требуется ремонт, и почти вся молодежь до утра не дает покоя. За сезон старушка получала что-то около четырехсот тысяч, но эти деньги шли на уплату налогов и содержание помещений. К тому же в зимний сезон комнаты пустовали. В отличие от других владельцев коттеджей, старушка жила за счет продажи домашнего вина и самогона. На заднем дворе она выращивала отличные сорта винограда, там же хранила средства для его перегонки и брожения. Жила она в отдельном маленьком доме с верандой и сараем у подножия горы, внуков и детей у нее не было, а все заработанное она тратила на деликатесы и редкие в наше время виниловые пластинки. У нее чудом сохранился граммофон 50-х годов, достигший уровня антиквариата, но старушка вовсе не хотела его поменять на современную технику, храня граммофон как память. Когда ностальгия брала верх над ней, старушка наливала себе бокал вина, а оно было чертовски хорошо, и глотками отмеряла прожитые годы, поминая тех, кто покинул ее в пути; ностальгия охватывала ее все чаще.
       Комната действительно была маленькая, и потому единственное окно успешно освещало все пространство. В углу стояла деревянная кровать, рядом тумба с резными ручками для личных вещей, прямо как в госпитале. Холодильник, которому недавно исполнилось семнадцать лет, отличал комнату от больничной палаты. Старушка вежливо объяснила, куда положить вещи, словно Чайка не догадалась бы, и ушла. За многолетней практикой она выучила золотое правило, гласившее, что постояльцам требуется покой.
Зато вид из окна был потрясный: Черное море в перспективе, а чуть ближе оживленная тенистая улочка. По ней туда-сюда прогуливались оголтелые отдыхающие. Так как пляж располагался в трехстах метрах, прикрыть свою плоть они не удосуживались. Максимумом были закрытые купальники на женщинах, стеснявшихся своей талии и пытавшиеся использовать костюмы вместо корсетов. Где еще увидишь сразу столько эксгибиционистов. Чайка видела на одной вечеринке, но это был их образ жизни, и им было, что показать. Целлюлит и пивной живот отсутствовали как понятие.
       Чайка решила не отставать от народа и надела откровенный черный купальник, не чета рыночным аналогам большинства местных бабенок. Девушка встала перед зеркалом в полный рост, что висело на стене, и постаралась беспристрастно оценить себя. Она была безупречно пропорциональна. В клинике кормили из рук вон плохо, и утешением был недостаток калорий, не позволяющий набрать лишний вес. Подумав, что это уж слишком, Чайка надела парео и так вот вышла в город.
       Она дивно хороша, перебирает своими стройными ножками – маячками для всеобщего внимания. Сквозь тонкую подошву ощущается покалывание разбросанных мелких камушков. Когда приклеился первый ухажер, Чайка притворилась немой русалочкой. Молодой человек упорно настаивал на встрече, но девушка лишь загадочно улыбалась, не ускоряя шаг, покачивая бедрами. У спутника слюнки текут, а для нее это жестокая игра. Почему жестокая? Когда Чайке надоели приставания, она обратилась за помощью к прохожему атлету, поцеловала и напустила, как цепного бойцового пса. Пока лилась кровь, нимфа удалялась на расстояние недосягаемости, уводя за собой вслед еще больше любителей курортных интрижек.
Свершилась капиталистическая справедливость! И по текиловым волнам все флаги в гости будут к нам. Сочи – одно из немногих мест, привлекающих иностранцев, и претендующих на место Лазурного берега. Все в лучших мировых традициях: огороженные пляжи, лежаки, аквапарки и масса других развлечений. Зарубежных гостей пока не так много, но со временем улицы города наполнятся непрерывной разноголосицей, и некогда всесоюзная здравница закроет свои гостеприимные двери для простых россиян.
       Чтобы расслабиться еще больше, Чайка позволила себе выпить бутылочку пива. Любые алкогольные напитки были ей противопоказаны, но разве пиво алкогольный напиток? Его даже десятилетние оболтусы хлещут вместо пепси. В компании жестяной банки Чайка завернула в выставочный зал, где были представлены работы молодых фотографов на морскую тему. На входе поперек посадили каменного охранника. Прежде чем впустить в зал он посоветовал девушке допить свой напиток, и в подтверждение этому установил табличку, запрещающую вход с едой и напитками. Чайка, выбросив банку, вступила на территорию изящных искусств, если таковыми можно было назвать любительские снимки приторного заката. Иногда встречались по-настоящему хорошие работы: вот одинокая скала на фоне которой парит в вышине чайка, внизу, словно лужа, расплескалось море. Дальше отец с сыном на рыбалке кое-как устроились на камнях, сзади стоит зеленое потрескавшееся ведро, и к нему по-партизански ползет краб, но его тяжело заметить, ибо мимикрия сильная вещь.
У каждой фотографии была своя цена, надо заметить невысокая. Супротив этому, находились те, кто открыто восхищались бездарными панорамами и с видом истинных ценителей делали нелепые замечания болванам, которые даже «мыльницей» плохо орудовали. В какой-то момент к Чайке подошел курчавый молодой человек в гавайской рубашке и цифровым фотоаппаратом у сердца. Он поинтересовался:
- Как вам эта фотография? Не находите, что она замечательная?
       Чайка окинула взором, то, что предлагалось, и решительно не нашла ничего выдающегося. Конечно, не надо фотографировать на уровне «National geographic» , но все же порой лучше сохранить снимки в памяти своего компьютера. Чайка, предположив, что этот парень владелец фотографии постаралась ответить как можно мягче:
- Кажется, где-то видела этом место. В Сочи, да?
- Нет, Красное море, Египет. Два дня караулил эту негритянку на пляже, куда мужчин вообще не пускали.
- Как же вы туда пробрались?
- Оделся в чадру и претворился правоверной мусульманкой. На входе сторожам было не до меня, - они обыскивали американку, обокравшую чуть ли не всех отдыхающих.
«О…» - попыталась восхититься Чайка, но вместо этого ощутила легкое головокружение. Чтобы удержаться на ногах, она уперлась о дорическую колонну.
- С вами все в порядке? – взволновался фотограф.
- Более-менее.
       Чайка побледнела от уже знакомого чувства, чувства ломки. Весь курс лечения ее держали на наркозаменителях и старательно снижали дозу, и выпустили девушку в жизнь со спокойным сердцем. Что ж: art is long, life is short.
- У вас есть закурить? – спросила Чайка в надежде заглушить нарастающий дискомфорт.
- В галерее запрещено курить, да и в вашем состоянии… Что с вами?
       Вот чего он на нее уставился, неужели хочет услышать романтичную историю о медленном увядании прекрасной девушки? Художники вечно ищут прекрасное и, найдя его, запечатлевают его на холсте, в мраморе, либо на пленке. Но прекрасна ли наркоманка? Еще никогда Чайка не ощущала так тошно глубину своего морального уродства, ведь что скрывать, наркотики превращают человека в эгоцентричное чудовище. И когда Чайка, наконец, поверила, что меняется в лучшую сторону, это невзрачное подобие ломки напомнило, кем она была еще пару дней назад. Но никто, слышите, никто не имеет право ее осуждать, особенно бездарный фотограф с претензией на уникальность.
- У меня ломка! – громко сказала Чайка. - Я год провела в наркологической клинике, и я понятия не имею о прекрасном, впрочем, как и вы!
С этими словами она, слегка пошатываясь, покинула выставочный зал.
Охватываемая мелкой дрожью, Чайка пристроилась на траве и сомкнула веки, потеряв при этом ресницу, которая плавно опустилась на щеку.
- У вас ресница упала, - прорывая молекулы воздуха, раздался голос и долетел Чайке до ушей.
       Она открыла глаза и увидела перед собой фотографа, который нашел ее, чтобы извиниться.
- Здесь? – спросила Чайка и показала пальцем на правую щеку.
Фотограф утвердительно кивнул. Чайка осторожно сняла ресницу и поднесла ее к собеседнику.
- Сдуйте, пожалуйста, так надо, чтобы желание исполнилось.
Фотограф выпустил струю воздуха, поднявшую ресницу, в небо, где было полно других ресниц, несущих на себе к Богу чужие желания.
- Можно спросить, что вы загадали? – вежливо поинтересовался фотограф.
Чайка покачала головой и объяснила, что если откроет тайну загаданного, то желание не исполнится. Фотограф робко улыбнулся и вынул из-за спины маленький букетик сирени.
- Это для вас, вы должны простить меня, если я сделал вам больно.
Чайка устало повертела букет в руках и хотела тоже извиниться, но вспомнила, что обещала себе до конца оставаться честной перед собой, и, сказать по совести, работы этого фотографа исключительностью не блистали. У девушки начала гудеть голова, а фотограф все смотрел на нее, не отрывая взгляд; Чайка впервые за долгое время смутилась и отвернулась к стволу дерева, словно что-то ища.
- Можете ничего не говорить, - наконец послышался голос фотографа, - вы, наверно пережили нечто такое, что я могу увидеть только в фильмах Art-house.
Чайка изумленно посмотрела на него, попеременно примеряя на себе образы наркоманок, проституток, девственниц-самоубийц и еще многих выкидышей социума, чьи истории охотно использует Art-house.
- Вы, верно, не правильно поняли меня, - стал оправдываться фотограф, и чтобы замять возникшую неловкость, предложил сделать пару снимков.
- Хотите, подкину идею, - сказала Чайка, - вы можете создать нечто вроде фотозарисовок о жизни на границе морали, где эстетика полностью вымещает этику.
- Вы предлагаете начать с себя?
- Почему бы и нет, как мне расположиться?
Фотограф оставил ее под деревом, велел раздвинуть ноги и поднять руки к верху, обхватив ствол. Подул ветер, и несколько оторвавшихся листов попали в кадр, и в итоге получилась симпатичная фотооткрытка, которую фотограф обработал сепией. И тут же распечатал в соседнем автомате.
- Вот, смотрите, - протянул он Чайке фотографию.
- Это – хорошая работа, мне нравиться, честно. Снимок будто старинный, оригинальное сочетание благих нравов тридцатых, где в черно-белых фильмах целовались осторожно, и распущенности сегодняшнего дня. Вы уловили мою идею. Я могу оставить его себе?
- Да, конечно, в памяти фотокамеры и в моей памяти он еще остался и забудется, я думаю, не скоро. Вы очень красивая, у вас фотогеничная внешность и при желании вы могли вполне бы сделать модельную карьеру, но не для модных журналов, а профессиональных фотографов, что работают для выставок.
- Мое лицо в знаменитых галереях искусств, я – муза, вдохновляющая творческих гигантов – какая дикая фантазия!
- Это вам поначалу так кажется, вы –прелесть…
- Пропитанная кокаиновыми парами, - закончила мысль Чайка.
       Фотограф нежно взял ее за руку, так словно поддерживал неизлечимо больного человека, и выражением лица, не требующего лишних слов, показал, как он ей сочувствует. Чайка, возмущенная этим, вырвала руку и презрительно фыркнула, смерив фотографа ненавидящим взглядом.
- Оставьте свою жалость вашим работам, она им пригодится.
       Чайка вскочила и быстрым шагом слилась с толпой; фотограф последовал за ней, прорываясь сквозь живую стену, но вскоре потерял ее из виду, и растеряно остановился посреди аллеи, вдоль которой росли широколиственные пальмы.
Злость постепенно смягчилась, сгладилась, и Чайка притормозила у развлекательного центра, занимающего больше половины стеклобетонного квартала. Девушка посмотрела на свое отражение и почувствовала себя очень несчастной; она ехала на курорт, чтобы развеяться, забыть о кошмарных месяцах, проведенных в наркологической клинике, наполненных туманом и самобичеванием. Хватило лишь одного взгляда, для того чтобы разрушить воздушный замок, который Чайка кропотливо возводила все последние дни, и, казалось, пятна на ее совести въелись в нее так глубоко и прочно, что они никогда не вымоются, ибо ничто не забывается, а ждет своего часа, чтобы ядовитой разлагающей болью напомнить о себе. Смейтесь теперь, когда Чайка прилипла к стеклянной стене, и при малейшем усилии проломила бы ее; смейтесь, когда она соскальзывает на раскаленный, но уже остывающий асфальт; смейтесь, когда она становится невидимой для прохожих, бодро шагающих со своей долей загара и эндорфина. Больше всего ей хотелось закричать, да так, чтобы децибелы звука взорвали зеркальные стены, и осколки от них разлетелись во всех направлениях, врезаясь в прохожих, но Чайка лишь тихо простонала.
       От отчаяния заработали нейроны головного мозга, и Чайка вспомнила старую песенку, которую разучивала в детстве, но, став старше, забыла. В самые трудные моменты она силилась вспомнить ее, но не могла, а сейчас мелодия свободно выплыла из потока подсознания, и Чайка затянула ее тихим голосом, так, что проходящие люди видели лишь ее еле шевелящиеся губы.
       Когда зажглись первые фонари, и улица наполнилась совершенно другой публикой, Чайка встала на затекшие от долгого сидения ноги и медленно побрела по тротуару в сторону моря.
       Пройдя несколько кварталов, Чайка свернула на широкую улицу, спускающуюся к морю, и на горизонте стали видны белоснежные паруса, которые с каждой минутой все больше контрастировали с небом. Кто-то пролил гуашь на небесную синеву, и она приобрела розоватый оттенок. Чайка остановилась посреди дороги и подарила свое внимание закату; подходить ближе ей не хотелось, чтобы не смазать умиротворяющее ощущение, покидающими пляж людьми.
       Торговцы, обосновавшиеся здесь, уже давно разошлись, оставив пустые прилавки, которые тут же были заполнены стайкой молодых людей, распивающих пиво. Чайка случайно опустила глаза и заметила под одним из прилавков девушку, забившуюся в дальний угол. Она затравленно посмотрела на Чайку и помотала головой. Озадаченная увиденным, Чайка не заметила, как к ней подошел неизвестный мужчина и спросил, не видела ли она красивую, с волнистыми черными волосами, с правильными чертами лица девушку в белой блузке и длинной облегающей юбке. Чайка моментально смекнула что к чему и жестом показала, что девушка побежала в сторону пляжа. Глаза незнакомца налились кровью, и, размахнувшись, он ударил по столбу, изрыгая вихри проклятий. Не поблагодарив Чайку, он помчался к шуму прибоя; когда незнакомец скрылся за поворотом, девушка, пугливо озираясь, выползла наружу. Он отряхнула с юбки пыль и расправила на себе одежду. Девушка выглядела такой молодой и беспомощной, что у Чайка невольно сжалось сердце. Сравнив себя с ней, Чайка сделала простой, но удручающий вывод: внешность способна многое рассказать о человеке. Легко отличить наркоманку от пуританки, и ее новая знакомая, возможно, персонификация добродетели, попавшая под пресс насилия.
- Вы мне очень помогли, - сказала девушка. – Я не знаю, как вас отблагодарить.
- Что тебе сделал этот человек?
       Девушка потупила взор и поморщилась, отчего у глаз появились тонкие морщинки.
- Он – безумец, преследует меня повсюду, письма пишет, руками машет, сегодня получил от одного парня, так его в больницу увезли. Я думала, что избавилась от него, но он вернулся, наверно чем-то накачанный, повалил на кровать и собирался изнасиловать. А такой парень положительный всегда был.
- И ты от него сбежала?
- Да, вырвалась и помчалась на пляж, ну, а тут ты. Это так ужасно, никогда не знаешь, что скрывает человек под маской.
- Тебе лучше исчезнуть, а то вдруг он вернется, - сказала Чайка.
- Ты права, еще раз благодарю, если что, обращайся, меня зовут Лили, - и девушка оставила визитку.
       Чайка в одиночестве вступила на территорию пляжа; помимо нее несколько семей стояли поодаль друг от друга и швыряли камешки в воду. При виде моря на Чайку нахлынула волна воспоминаний, большей частью убийственных и тягостных. По странному совпадению последние чайки, кружа в небе, улетали вдаль, и, глядя на них, девушка почувствовала, что именно здесь, в этот момент, в ее судьбе наступает перелом. Чайка ясно представила себе, как по ее щекам текут слезы очищения, и она сама становится лучше и свободней. Но лицо ее было сухо и юго-западный ветер, всколыхнувший мириады песчинок, еще больше осушил Чайку. «Так тепло», - пронеслось у нее в голове. Девушка закрыла глаза и медленно пошла к морю. Сквозь тьму до нее доносился шум прибоя и голос ребенка, но голос приятный и вселяющий надежду, который в мизансцене обозначает непрерывную смену поколений и вечность духа, парящего во времени. Чайка вспомнила о том, что она упустила возможность иметь своих детей и нестерпимой горечью пролились долгожданный слезы. В этот раз вопреки обыкновению, Чайка не упрекала себя в слабости, наоборот обрадовалась тому, что ей, наконец, удалось сбросить груз цинизма, унаследованный от матери.
       Послышался звук приближающихся шагов, и кто-то осторожно коснулся Чайки. Девушка открыла глаза и увидела мальчика, стоящего на коленях и умоляющего ее не плакать. От неожиданности ее бросило в жар, и она зашептала: «Нет, нет, нет», безостановочно и с каким-то религиозным рвением. Во всей этой сцене для Чайки было нечто мистическое. «Что если это мой ребенок, реинкарнация, перевоплощение. Пройдя чистилище, нимб, дух его спустился на Землю, чтобы воплотиться в этом мальчике и передать мне что-то очень важное. Это знак, символ. Ах, какая у него гладкая кожа, как у младенца. Он смотрит на меня такими глазами, что сердце замирает. Неужели я способна полюбить детей, этих вечно снующих под ногами паразитов?»
       Мальчик протянул сжатый кулачок и легким кивком головы попросил протянуть ее руку. Чайка подчинилась, и мальчик вложил ей в ладонь раковину, мерцающую в лучах засыпающего Солнца.
       Сделав подарок, он побежал к морю. Чайка разглядывала раковину, но когда она еще раз подняла голову, то никакого мальчика не увидела, зато посреди пылающего шара, окрашивающего небо в нежно-розовый оттенок, возникла неясная тень, напоминающая ребенка, и тень эта становилась меньше и меньше. Единственным доказательством его существования была изящная раковина, и Чайка поверила в чудо.
Чем темнее было небо, тем меньше людей оставалось на пляже, и когда взошла первая звезда, Чайка осталась совсем одна. Вечер принес с собой порывы холодного ветра, томно завывавшего в вышине, и девушка невольно поежилась. За весь день у нее не возникло желания искупаться, а теперь температура беспощадно опустилась, и Чайка, раздевшись донага, вошла в холодную воду. Бледная луна утянула море далеко от берега, и Чайку время от времени сбивало с ног отливом. Она падала и увязала в мелкой гальке и жидких водорослях, оплетающих ноги, кожа покрылась мурашками, и когда Чайка возносилась над водой, холод сковывал ее движения. Набравшись смелости, она поплыла к дальним буйкам, рискуя заполучить судороги и утонуть. Вопреки ее ожиданиям, она быстро добралась до прибрежной границы, и ритуально прикоснувшись к красному буйку, поплыла назад. Иногда Чайка чувствовала медуз, и ее в те моменты сотрясало, то ли от отвращения, то ли от неожиданности.
       Выйдя на берег, она обнаружила, что за ней следили: посреди пляжа лежал, раскинув руки, молодой человек. Издали не было видно, спал ли он, и Чайка, крадучись, направилась к кучке одежды. Ее шаги привлекли внимание чужака, он приподнялся и уставился на обнаженную девушку. Чайка помчалась к кипе одежды и стыдливо прикрылась. Молодой человек сел на гальку, продолжая неотрывно смотреть на девушку, чем очень ее смущал.
- Ты мог бы отвернуться ненадолго? – вынуждена была попросить Чайка.
       Парень подчинился, и она наспех оделась.
- Готово, можешь поворачиваться, - объявила Чайка, оборачиваясь в парео.
       Незнакомец подошел к ней и протянул руку, сказав, что его зовут Антон. Чайка обменялась с ним рукопожатием, заметив, что его ладони были очень мягкими, а пальцы чуть длиннее, чем у обычного человека.
- Ты пианист? – спросила Чайка, разглядывая его руки.
- Я когда-то учился, но до конца не выдержал: мне попалась суровая преподавательница. Она нещадно гоняла меня по клавишам, а если я ошибался, то била по пальцам дирижерской палочкой, которая досталась ей в наследство от мужа. Однажды я не выдержал, порвал партитуры, и заявил родителям, что никогда не сяду за рояль.
- Так ты умеешь играть?
- Собачий вальс смогу, а вообще я только теперь понял, какую тогда совершил ошибку.
       По лицу Чайка скользнула легкая улыбка. Она все еще держала его за руку и не хотела отпускать, как если бы под ней разверзлась пропасть.
- Ты всегда можешь вернуться к занятиям. Если веришь, что время безвозвратно утеряно, то зачем тогда живешь. Я не думаю, что мы движемся к смерти, мы движемся к чему-то иному.
- К чему же? – спросил Антон.
- Мне холодно, - сказала Чайка, - впервые искупалась в ночном море.
- И как ощущения?
- Будто в каждую клеточку тела вонзили тонкие иглы.
       Антон прижал ее к себе, девушка не стала сопротивляться. Так они стояли, некоторое время пока Антон не спросил, как ее зовут.
- Чайка, меня зовут Чайка, - медленно произнесла она.
- Я имею в виду настоящее имя.
       Антон отпустил ее и посмотрел прямо в глаза.
- У меня нет другого имени, кроме того, что я себе выбрала.
- И что же оно означает, свободу?
- Печаль. Я не помню, откуда узнала, но северные народы считали чайку символом женской печали.
- Это ведь не про тебя, ты не похожа на грустную чайку.
- А на кого я тогда похожа?
- На ласточку, она символизирует приход весны, новую жизнь, обновление…
- Воскрешение, - закончила за него Чайка. – С рассветом я буду Ласточкой, а пока я Чайка.
- Пошли прогуляемся, Чайка?
       Они побрели по кромке воды, не утруждая себя разговором. Где-то на востоке упала звезда.
- А если это Солнце, - сказала Чайка, - если Солнце упало, и утро никогда не наступит, я так и останусь Чайкой…
       Антон прикоснулся пальцами к ее лицу и провел тыльной стороной ладони по щеке.
- У меня такое ощущение, что тебе есть, что рассказать.
       Чайка отвернулась и прикусила губу. Ей совсем не хотелось посвящать нового знакомого в историю своей жизни, поэтому в воздухе вновь повисла тишина, разбивающаяся ритмичным рокотом моря. Они дошли до того места, где пляж оканчивался выступом скалы, но вместо того, чтобы вернуться назад, они решили его обогнуть. Острые камни резали ноги, уровень воды местами доходил до шеи, время не торопилось, но они вскоре выбрались на дикий пляж, куда изредка заплывали рыбаки, чтобы бросить снасти или отдохнуть.
Чайку охватила какая-то беспричинная радость, и она с хохотом побежала вперед. Антон вступил в игру и бросился ее догонять. Скорость его была больше, но Чайка всегда ускользала из его рук, пока запыхавшись не поскользнулась и повалилась на землю. Антон склонился над ней и начал покрывать поцелуями. Чайка расслабилась и отдалась его воле, но быстро поняла, что у Антона это было в первый раз. Девушке показалось это забавным, и она, как раньше, когда бесстыдно развращала малолеток, сыграла роль учительницы. Никакого лунного света не было, неожиданно на землю спустилась кромешная тьма. Это придало Антону смелости, и Чайка позволила себе быть просто девушкой.
       Они заснули глубокой ночью, прижавшись, друг к другу, чтобы не замерзнуть. Через четыре часа первые лучи Солнца коснулись морской глади, и Антон проснулся. Солнце еще не грело, поэтому Антон оделся. Девушку он не спешил одевать; Антон любовался ее прекрасным телом, и в его душе разлилась благодать оттого, что он стал мужчиной. Видя, как сжалась Ласточка, он сжалился и обнял ее, чтобы согреть. Незаметно для себя, Антон вновь уснул.
Когда он встал, Ласточка уже сидела у моря и кидала камушки. У нее это получалось весьма хорошо: плоские галечники шлепком отлетали на несколько метров. Антон тихо наблюдал за ней и гадал, почему она не ушла, и поверил в то, что между ними было нечто большее, чем просто связь. Антон подошел к ней и подул в плечо. Ласточка обернулась, в ее лице читалась смутная тревога. Проснувшись, ее первой мыслью было, что этот паренек, лежащий рядом вызвал в ней до сих пор невиданные чувства, и Ласточка окончательно уверилась, что она еще не умерла внутри, и что-то в ней всколыхнулось. Вместе с тем ей было очень страшно от тех мыслей, которые хороводом проносились у нее голове, но самой главной мыслью была та, что она чиста.
- К чему же мы движемся? – повторил Антон вчерашний вопрос, проводя рукой по ее волосам.
- Друг к другу.
- А дальше?
- А дальше посмотрим.
       И Ласточка, опираясь на Антона, встала в полный рост. Взявшись за руки, они вместе покинули пляж.