Красота

В её красивом лице смешались наслаждение и мучение. Он не понимал, больно ей или хорошо. Боль усугубляла её наслаждение, а наслаждение усиливало боль. Он глядел на её томное, погруженное в наслаждение, искаженное болью лицо и продолжал трахать её, и он испытывал те же смешанные чувства – жалость и возбуждение, - удовольствие и страдание, - угрызения совести, стыд и искрящийся, пронзительный восторг, смешанный с восхищением её возбужденной красотой. Он чувствовал, что не может понять нахлынувших на него чувств, что всё это сильнее и могущественнее его, что это невозможно, невероятно, но что это прекрасно до безумия и отвратительно до чудовищности. Вот она изогнулась как кошка, красивое её лицо стало ещё более желанным от исказившей его маски боли, она закусила нижнюю губу, зажмурила глаза, задышала часто, со стонами и всхлипываниями, и он почувствовал себя насильником, хотя и не был им, и возненавидел себя, испытал стыд, и в то же время захотел её ещё сильнее, ещё яростнее, и с изумлением и ужасом видел, что и она хочет этого, - и чем сильнее вонзались в него стыд, страх и жалость, тем невыразимее было его наслаждение, тем более ослепительным, ломким и сладким нектаром растекалось удовлетворение по его горячему телу. И вдруг он отчетливо осознал, что вся непостижимая сладость и всё подавляющее мучение заключены именно в том, что перед ним девушка невозможной, божественной, непостижимой красоты и он чертовски ясно понимает, что он должен только восхищаться ею, трепетно, платонически, - а он трахает её, удовлетворяя себя, удовлетворяя её, унижая её и её красоту - унижая именно сексом, а она унижается – и унижается по собственной воле, с радостью и подобострастием, словно её красота и не значит ничего, словно она такая же как тысячи и миллионы других. Жалкое, потрясающее и невыносимое зрелище красоты, унижающейся по собственной воле и не сознающей своего унижения, самозабвенно наслаждающейся этим унижением. Это не укладывалось в его голове, не хотело уложиться, хотя всё так и должно было быть... хотя это было в порядке вещей... но вдруг всё стало ясно. Внезапно он понял, что если её красота для неё - ничто и если вообще красота – ничто, то, значит, так оно и есть. И так оно и должно быть. И не может быть иначе. Красота - ничто. Когда яркой вспышкой в его голове вспыхнуло это осознание, мучительное, как физическая боль, и сладостное, как божественное просветление, - он кончил. На одно сверкающее, всё поглотившее мгновение всё стало понятно, не существовало более никаких неразрешимых вопросов, не существовало ни смерти, ни уязвленной гордости, ни любви, ни унижения, ни страха. Однако уже в следующий миг всё провалилось в никуда. И ничего не осталось, кроме смутного бреда, морального отупения и пустоты.