Марш Мендельсонов

Джозеф Мендельсон, жилец с восемнадцатого этажа, был маленьким смешным человечком, и, по совместительству, перспективным финансистом. (Таких на постсовковом наречии называют, кажется, "молодой красивый серьезный"). В квартире такового царил тошнотворный порядок, возглавляемый двумя выдраенными туалетными комнатами.

Долгое время Джозеф обходился без домашних животных и без женщин. Требуемый уют обеспечивала приходящая раз в неделю уборщица, он же его просто поддерживал до следующего ее прихода.

Да, "убиралась" у него кубинка Гизэлла, работница кондоминиума, хотя знающие люди в курсе, что уборщицы вовсе не в штате кондо, а "работают от агентства"; агентство платит сущие гроши, практически не оплачивает страховку здоровья, и т.д. Гизэлла - миловидная гибкая блондинка, смесь застенчивости и гордости, настоящая газель. "Уберется", - и - до следующей недели. Мендель(с) оплачивал ей четыре часа работы в неделю по весьма средним расценкам. 

Культурный и профессиональный рост Джозефа сопровождался бытовыми завоеваниями. Немудрено, что однажды он пересмотрел прежние подходы к уборщице и обрезал четыре часа работы до двух. Горя смуглым румянцем, Гизэлла попросила увеличить почасовые расценки. Мендельсон ответил вежливой улыбкой. Они были приблизительно одного роста, их взгляды скрестились и тут же открестились друг от друга, если можно так выразиться при данных обстоятельствах. На груди у газели вздрагивал худосочный Христос. Мелкий финансист, наблюдая, полуприкрыл глаза и тихо оглаживал брюшко.

Но будет об этом. Жизнь идет дальше, картинки меняются, мелькают, мельтешат, кадр сменяется кадром.

Я шел однажды на выход, когда в вестибюле меня остановил Жорик. "Новости дня, года, столетия! У Мендельсона подруга появилась. Даже не подруга: невеста", - заявил он, радостно посмеиваясь. - Такая же страшненькая, как он сам, и такая же занудная".

- Жора, в жизни каждого нормального мужчины (тут мы переглянулись) рано или поздно появляется такая вот мендельсониха, но это, дружище, нормально.
- Да она на всех мужиков смотрит как мартовская кошка, - гнул свою линию Жорик. При этом, понимаешь, обстоятельная такая дЭушка - стучит на всё и всех, как, знаешь, тут уже сто лет живет - на полных парах. Но это еще хрен с ним; дело даже не в этом.
- А в чем?
- Да там такое. Такое. Короче, увидишь.

Мы затихли в ожидании чудесной пары. Солнце, как мальчишка, билось в стекла вестибюля и подмигивало изо всех зеркал (у нас их там до хренища). Ну вот, наконец. Мендельсон, и с ним - ОНА. И в чем прикол-то? Ну страшненькая. Пострашнее видали. Кстати, очень обаятельная каракатица.

Зайдя в вестибюль, Мендельсоны не направились, как ожидалось, к лифтам. Они, нежно держась за руки, зашагали по коридору дальше, - туда, где находятся "общественные" уборные (ответственная за уборку сеньорита Гизэлла); с трудом расцепившись, исчезли каждый в "своей" уборной. Теперь я осознал, охватил, так сказать, озадаченным и восторженным взглядом весь величественный фикус момента. Спросил:
- Что, каждый вечер так?
- Ага. Приходят с работы, разойдутся по клозетам, потом опять соединятся, и наверх.
- Наверх к светлому будущему, - пробормотал я восхищенно.

Любовь - штука чрезвычайная, романтичная - сошлись мы во мнениях, и так, потихоньку, себе под нос чисто, замурлыкали будущим супругам их будущий марш:
...пам-пам, па-рам-пам-пам-пам...

Тихо и торжественно-чинно.