Дитя порока

Она сидела на диване, склонив голову на высокую удобную спинку, а руки сложив на груди. Еще совсем молодая, восхитительная в своем тихом великолепии. Но ее прелестные карие глаза, казались состарившимися – столько в них было грусти, боли, накопившихся за долгие годы. Жанна перевела мертвый взгляд на мальчика, игравшего тут же, у ее ног на персидском ковре, и ее бледное лицо озарила нежная мученическая улыбка. Она смотрела на него и, как всегда, в ней поднималась буря чувств. На сегодня ей было больно как никогда, потому что в этот момент она вспомнила все. Все до последнего часа, минуты ее загубленной жизни.

Жанна смотрела на мальчика, и боль все сильнее схватывала грудь. В свои четыре года он был вылитый отец. Те же волосы, глаза, нос, та же добродушная приветливая и широкая улыбка. Только характер был у сына материнский. Что и не удивительно, ведь Владик никогда не знал отца. До недавнего времени он вообще не подозревал, что существуют еще и папы. Она уже смирилась с тем, как изменил Кирилл ее жизнь, но недавно по дороге из садика ее сын вдруг спросил: «Мама, а у меня тоже есть папа?». Тогда она вдруг поняла, что пришло то время, которого она ждала и боялась. Каждый день она вставала и молилась, чтобы это случилось не сегодня, чтобы это не был тот день, когда разрушится остаток ее жизни. Малыш уже вошел в тот возраст, в котором дети начинают задумываться о жизни окружающих и сравнивать ее со своей. Она знала, что не вынесет этого - слишком уж болела ее рана. Тогда она ответила ему, отвлекая сына на воробьев, и он забыл об этом, но ведь завтра он опять пойдет в садик, и снова начнутся расспросы.

Нет, она уже обо всем договорилась. На другом конце города живет одна пожилая женщина, она как-то выхаживала Владика год назад. Он тогда тяжело заболел, а Жанна была вынуждена работать на двух работах и учиться. О, как ей было тогда сложно сидеть с другим, чужим ребенком и знать, что твой больной дома. Но нужно же было на что-то жить. А сердобольная соседка почти бесплатно ухаживала за зеленоглазым красавцем. Но сейчас не поможет никто: девушка безумно любит своего сынишку, но она еще безумнее любила того, другого, который и стал ее счастьем и бедою. Как все-таки жестока жизнь, как она выборочна. Вроде бы есть все: она смогла очень даже достойно обеспечить и себя и ребенка, но нет… не в деньгах счастье…

Она встала и подошла к окну. Ну, где же этот такси! Как жаль, что ее машина именно сейчас сломалась …ее удобный джип, ее не маленькая, но очень уютная квартирка, ее отличная работа, ее маленький, любимейший на всей земле человечек – Владик. Но почему? ПОЧЕМУ? Она должна с ним расстаться, она бы все отдала, все…
Ее мысли прервал гудок. Она выглянула в окно – да, теперь все!
- Собирайся, сына, пойдем. – Она ласково посмотрела в его внимательные зеленые отцовские глаза и отвернулась, чтобы скрыть слезы.
Она собрала его вещи, взяла его за руку. Позвонил водитель, взял сумки и понес вниз. Они с сыном медленно спускались по лестнице:
- Мам, а почему мы так медленно идем? Можно я побегу вперед? А ты спустишься – я буду внизу, ладно? – он заглянул ей в глаза, увидел слезы и приутих.
Часто Владик замечал у матери слезы на глазах, и, не зная, в чем причина, он думал, что это по его вине.
Они вышли, сели в машину. Она обняла сына – последний раз сын ее стоял на этом крыльце…
Господи, помоги мне! Я этого не выдержу. Мысль о самоубийстве была ей противна, но в то же время казалась единственным решением.

Они уже проехали большую часть пути, когда мальчик встрепенулся и начал задавать свои любимые вопросы:
- Мам, а куда мы едем?.. Мам, а когда мы приедем?… Долго еще?.. А сколько, примерно?..
- Мы едем к бабушке Алевтине, - ответила она и, погладив сына по голове, спросила, - помнишь ее?
- Да. Мы будем у нее гостить?
- Да, милый. Но только ты погостишь у нее один, пока мама будет ехать очень-очень далеко.
- Но я не хочу, чтобы ты уезжала, - его мордашка скуксилась, - я хочу с тобой! – Он почувствовал, что-то не то.
- Со мной нельзя, сына, - она смахнула слезу. – Запомни, твоя мама очень тебя любит и всегда - всегда будет с тобой, что бы ни случилось.
- Я это знаю, мамочка!

Они подъехали к дому, всю дорогу Жанна прижимала его к себе. А он, недоумевая, поглядывал на нее и волновался сам.
Когда она нажала звонок, за дверью сразу же послышалось скрежетание старого замка, и дверь, негромко скрипнув, явила женщину. Явно было видно, что по годам она потянет и на «бабулю», но хорошая физическая форма позволяла свободно назвать ее женщиной. Своих детей у Алевтины Валентовны не было: ее единственный сын погиб на войне, а муж умер, отравившись грибами.

- Баба Тина! – бросился обнимать ее Владик. Так как Жаннины родители умерли, когда она только носила сына, баба Тина – как называл ее Владик – с успехом вошла в роль родной бабушки.
- Тихо, внучек, бабуля уже старая! – Пробормотала Алевтина Валентовна, обнимая мальчишку.

Жанна тем временем прошла в квартиру и поставила чемоданы. Владик побежал поздороваться с Пиратом - здоровым лохматым, но добрым псом бабы Тины. Жанна подошла к женщине и, достав пакет, вложила его в руки Алевтины Валентовны.
- Тут тысяча долларов, остальные деньги будете снимать каждый месяц со счета в банке, - она указала глазами на пакет, - там все записано. – И тепло добавила, - Спасибо вам огромное, не знаю, что бы с нами было без вас. Присматривайте за ним хорошенько.
- Да, что ты, доченька? Если вдруг передумаешь, то всегда рады…- она запнулась, увидев, что сейчас девушка разрыдается, и крепко обняла эту заблудшую, но чистую девочку.
- Погоди, милая.
Женщина вошла в комнату и, шепнув что-то на ушко Владику, вытолкнула его в прихожую.

- Владик, сыночка, иди ко мне! – мать уже не скрывала слез.
- Мама, не плачь, только не плачь! Мы ведь еще увидимся, - он крепко обнял ее и поцеловал, а потом очень серьезно добавил, - мам, если ты будешь плакать, то я тоже буду, а мне ведь нельзя, потому что я мужчина!
- Конечно, сына! Такого мужчину еще поискать надо, ты у меня лучший мужчина в мире!
- А папа тоже был мужчиной? – спросил он и, заглянув ей в глаза, не понял, почему вдруг взгляд его мамы так изменился, помутнел, а лицо стало таким, как если бы ей не хватало воздуха.
Жанна издала не то всхлип, не то крик, покачнулась, крепко поцеловала его и, развернувшись, выбежала; он побежал за ней и, выбежав на крыльцо, увидел, как отъезжает знакомое такси. Он заплакал и крикнул: «Мамочка, возвращайся быстрей!»

А она… Она не помнит, как приехала домой, как оказалась в комнате. Когда Жанна пришла в себя, то, выругавшись, что она еще жива, закурила. Два часа она ходила по комнате, ругалась, курила, думала и плакала. Зазвонил телефон, но она даже не слышала его. В это время вся ее жизнь предстала перед ней. Как маленькая шестнадцатилетняя девочка поехала в пионерский лагерь и познакомилась с ним, таким красивым уверенным в себе высоким молодым человеком на два года старше ее. Его зеленые глаза, казалось, излучали гипноз. Он даже не скрывал, что в городе у него есть девушка, и что он к ней относится не серьезно. Они не целовались никогда, а только гуляли по ночам и танцевали медленные танцы на местной дискотеке. Никогда до того вечера.

Смена подходила к концу, как и их сезонный роман. В ту ночь было очень много народу. Кучи пьяных глаз, целующиеся пары кругом. Некоторые были уже в нокауте. А она сидела у него на коленках за небольшим столом в саду. Рядом сидело еще несколько человек, тех, кто в отношении спиртного был более вынослив. Она тогда только начинала пить и хоть пила много, но с ног не падала. А он был уже очень пьян. И она позвала его прогуляться к озеру, как они это делали всегда, но теперь у нее была важная причина: когда разливали последнюю рюмку, она чувствовала, что «душа ее борется с организмом»: душа просила, а организм, по-видимому, отторгал. Душа победила, а вот организм… отторг.

Они пришли к озеру, он сел на берегу, а девочка сходила и исправила ошибку. После Жанна подошла, села напротив него на корточки. Он посмотрел на нее и, погладив по щеке, поцеловал. О, как он был нежен, и как давно она мечтала об этом поцелуе. Он начал медленно раздевать ее, казалось, его руки и губы были повсюду…

Она проснулась, от прикосновения первых солнечных лучей. Был какой-то кровавый рассвет. Рядом, обняв ее, спал он. Они оба были обнаженные на песчаном берегу одни. Она приподнялась и поцеловала его, с ужасом осознав, что сегодня стала другая. Он проснулся и застонал от жуткой головной боли. Когда они, одевшись, уходили с берега, на котором провели ночь, она оглянулась, увидела капли алого солнца на песке и поняла, что это ее кровь.

Но вопреки ее ожиданиям, их отношения ничуть не изменились. Конечно, они теперь целовались, но он сказал, что серьезнее их отношения для него не стали. Потом они разъехались по домам. Началась учеба. И на медосмотре в школе она узнала, что беременна. Вскоре после этого погибли ее родители. А он, узнав новость, рассмеялся и сказал, что это «бред сивой кобылы». И все.

Тогда-то ее жизнь и изменилась. Она работала на двух работах, училась на заочном отделении в институте и растила сына. Про отца Влада она слышала потом, что он скололся и спился. А она с каждым днем видела, как растет копия этого ублюдка. И в душе ее боролись та безумная любовь, которую она опрометчиво отдала недостойному человеку, и ненависть, которую он оставил взамен. А сердце, которое все же осталось у него, забирало силы, и девушка угасала с каждым днем.

И сегодня, в этот «судный день», она видела только две одинаковые зеленые пары глаз. Одни - раскрепощенные, познавшие много, очень обаятельные, которые звали только «вниз». И другие - наивные, большие и чистые, какие когда-то имела и она сама. И еще она слышала две фразы: «Мамочка, возвращайся побыстрее!» – кричал ей нежный и чистый голосок; «Я тебя хочу!» – это был развязный, запинающийся, с хрипотцой желания такой любимый и ненавидимый ею голос.

Девушка повернулась к зияющей пропасти окна с мириадами огней и вдруг четко и ясно поняла… Резко развернувшись, она побежала к двери. Выбежав на дорогу, она поймала машину. Было уже около двенадцати ночи, когда она нашла, наконец, нужный двор, который никогда не видела, но столько раз представляла. Убогий подъезд, пропахший испражнениями, канализацией и еще бог знает чем, показался ей городской свалкой: всюду валялись шприцы, «чеки» и подобные атрибуты алкоголиков и наркоманов. Без затруднений она нашла нужную квартиру на первом этаже. Деревянная дверь, избитая топорами и просто ногами, не удерживала отвратительный запах годами не мытого помещения. Звонка там, конечно, не было, и Жанна постучала.

Дверь открыла женщина лет пятидесяти. Выглядела она на все сто! В рванных и грязных штанах и майке, со слипшимися и, казалось, много лет нечесаными волосами. Лицо ее, украшенное синяками и царапинами, еще хранило легкий отголосок былой красоты. Она с удивлением посмотрела на молодую богатую красавицу:
- И что этакой принцессе понадобилось от бедных людей? – зло вопросила она девушку, которая уже задыхалась от невообразимого запаха.
- Я хотела бы увидеть Санникова Кирилла, если это возможно.
- Не знаю, возможно ли, - она отодвинулась от дверей, как бы приглашая войти в темный коридор.
Жанна сделала шаг и, переступив отсутствующий порог, вошла в квартиру. Ей подумалось, что подвал, в котором она когда-то проводила часы «досуга», в то время когда кто-нибудь избивал и трахал в соседней «комнате» очередную шлюху, был дворцом по сравнению с этим местом.

Женщина ушла куда-то в глубь, очевидно, посмотреть «возможно ли» исполнить желание столь удивительной гостьи. Было так темно, что девушка даже не рассмотрела, куда именно удалилась хозяйка. Вскоре послышались хлопки и громкие крики, перемежавшиеся с бранью. Потом послышался мужской, явно не трезвый, голос.
Неопределенного возраста мужчина, пошатываясь, появился откуда-то в коридоре. В руке он держал шприц.
- В…вы к…к…то? – заикаясь, произнес он, тупо глядя на Жанну.
- Все наркоманишь? – услышал он тихий голос.
- Т…Т…ты!!! – он вдруг развернулся и исчез куда-то, но через несколько секунд появился со свечой, которая тускло осветила убогое помещение.

Жанна с омерзением разглядела ужасающий коридор. Куски обоев, грязные как и все в этом доме, местами болтались на стенах, запах гнили шел от земляного пола, дополняли всю эту «картину Репина» всевозможных размеров тараканы, которые как рисунок на обоях украшали стены. Сам же хозяин этого питомника выглядел потрясающе воображение. Единственное, по чему она смогла узнать его, была улыбка, в которой расплылось его лицо, когда он пережил первый шок. Уже искаженная отравленной жизнью, наркотиками и алкоголем, она была далека от той прекрасной, широкой и открытой улыбки молодого человека, покорившего тогда ее сердце и тело. И что – то неуловимо знакомое осталось в его глазах.
Она смотрела в эти мутные, но по-прежнему зеленые глаза, видела эту внешность и чувствовала лишь отвращение. Он же разглядывал ее удивленно, но без особых чувств.

- Так вот как ты живешь? – ее голос прозвучал спокойно и уверенно.
- А ты… ты, - мужчина сильно заикался, что не был в состоянии сказать длинную фразу.
- Да. Это я, Жанна. Та, которая так сильно любила тебя до этого момента, что сейчас ей даже смешно! Та, от которой ты тогда отвернулся в самый тяжелый момент ее жизни! Та которая вырастила твоего сына!
- Что? Какого сына?
- Ты даже ничего не помнишь, ублюдок! Хотя, сейчас мне тебя жаль. Увидев тебя настоящего, а не многолетней давности призрак, я тебя презираю, как только может презирать человек! И мать!
Она развернулась и с отвращением взялась за дверь. В голове промелькнула мысль, что нужно будет постирать все вещи, которые сейчас на ней. Он же бросился к ней, но, запнувшись о какой-то ящик, упал и схватил ее за туфлю:
- Не бросай! Подожди!
- Убери от меня руки, мразь, эта туфля стоит сотни таких как ты!
Откинув его руки пинком, она вышла из этого склепа живых…

Наконец-то она все поняла, все в ее жизни в этот момент легло по полочкам. Она не разлюбила отца своего ребенка, но Жанна поняла, что ее любимый, которому было суждено стать ее судьбой, умер. Он умер в утро кровавого рассвета! И частичку, оставленную ей им, она будет беречь от всех бед.

Поднимаясь по лестнице, она волновалась, но уже не так. Она просто очень любила своего сына, эту частицу их любви, и больше ничего и никого!

После звонка раздалось знакомое поскрипывание старого замка, и двери распахнулись. Казалось, женщина даже не удивилась. Как будто так и должно было быть… хозяйка приложила палец к губам, показывая, что мальчик спит.
- Заходи, девочка, я знала, что ты сможешь решить эту проблему.
- Да, я решила эту проблему, – сказала Жанна, и от этой мысли она почему-то почувствовала себя такой счастливой, что расплакалась, и женщина обняла ее.
- Спасибо вам, Алевтина! Как я могу отблагодарить вас? – Спросила она, думая, что никакой благодарности будет недостаточно.
- Называй меня мамой, девочка! – заглянула ей в глаза женщина, и Жанна увидела, что она плачет…

…Мальчик тихонько посапывал. Его лицо в свете звезд и луны казалось нереально-призрачным. Жанна поцеловала его и почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Она обернулась… Это был Он! Улыбаясь, он смотрел на них.

Это был Кирилл. Тот, кому она подарила свою жизнь! Она увидела те восхитительные зеленые глаза, которые забрали ее душу. И она готова поклясться, что видела на этих глазах слезы.

- Прости меня… - услышала она шепот, - я люблю вас, - добавил он, тая. Подарив ей напоследок ту самую улыбку, он исчез, а она сидела рядом с сыном, и по щекам ее струились слезы счастья…