Маменькин сынок

Антон Бакунцев

МАМЕНЬКИН СЫНОК

Даня. Данечка, Данюша – так его называет мама. А отец – просто «Даня».
Середина марта. Даня сидит в маминой комнате перед высоким трельяжем, который достался маме по наследству от одной из ее именитых бабушек. Это семейная реликвия. Мама принадлежит к какому-то старинному дворянскому роду, правда, он обеднел и измельчал еще в конце позапрошлого века. Удивительно, как это маминым родственникам удалось уцелеть при советской власти? Мама рассказывала, что в их семье с величайшей бережностью хранились родовые реликвии – разрозненные обломки прежнего благополучия. Всем детям, даже мальчикам, что-то давалось в «приданое». У мамы кроме трельяжа оказалось еще несколько замечательных вещиц, за которые в антикварной лавке отвалили бы приличную сумму. Но мама… мама предпочитает держать дома маленький музей. Впрочем, каждому его экспонату найдено какое-нибудь полезное применение, как вот этому трельяжу.
В квартире много зеркал, от этого она кажется просторнее. Даня любит ежедневно встречать в каждом из них свое отражение. Но мамин трельяж он любит больше всего – не только потому, что он старинный и его дубовый, потемневший от времени оклад украшен изумительной резьбой. В трельяже видишь себя сразу с трех сторон: в фас и дважды в полупрофиль – слева и справа. Данечке это дает почти исчерпывающее представление о его внешности, а для него это очень важно. Мамины подруги, бывшие и еще танцующие балерины, называют Даню «херувимчиком». В самом деле, в его лице есть что-то ангелоподобное. Дане это очень льстит. Вот сейчас, глядя на трех своих двойников, он как бы видит рублевскую Троицу – словно современный богомаз перемалевал ее нарочно на продажу. Данечку смущает только одно: его прическа. Он сделал ее сегодня утром. Сначала прическа ему понравилась – она так оригинальна. Но теперь Даня все больше и больше убеждается в том, что она ему совсем не идет. Или, вернее, слишком уж она кричащая. Какие-то разноцветные лохмы.
Хотя в Данечке 180 сантиметров росту и он одевается как заправский денди, у него совершенно детское лицо. Это Данин бич: девчонки не принимают его всерьез и считают, что он гораздо моложе своих лет.
Даня в ярости хватает с туалетного столика первый попавшийся под руку флакон и прыскает какой-то душистой жидкостью в свое противное тройное отражение.
Черты Данечкиного лица искажены. Жидкость (кстати, это оказался «Poison») медленно стекает по поверхности зеркал. Теперь комната вся пропахнет крепким ароматом, от которого кот Степан, рыжий и матерый, принимается уморительно чихать. А вот Даня обожает запах духов и дезодорантов, особенно дорогих. Особенно таких, как у мамы. Данечка балдеет от женщин, знающих толк в косметике и парфюмерии. Но таких, как ни странно, не много. Данина мама в этом смысле – настоящее чудо. У нее исключительный вкус, и за это он любит ее еще больше.
Вот в замке скрежещет ключ, хлопает входная дверь. Степан нехотя спрыгивает на пол, тянется, сладко, во весь рот зевает и плетется в прихожую встречать хозяина. Даня остается сидеть у трельяжа. Ему хорошо видно, как в прихожей, раздеваясь, возится отец. Даня знает наизусть, что будет дальше. Сейчас отец заглянет в комнату, скажет: «Здорово, сынище!» и проследует на кухню. Потом заверещит телефон, и отец, по меньшей мере минут на пять-десять, снова превратится в «босса». Даня почему-то очень не любит его в такие минуты. И кроме того, он не понимает и никогда не понимал, почему отец не может закончить все свои дела в конторе или хотя бы в машине, по дороге домой. Его деловые разговоры давным-давно набили Дане оскомину.
Вот в зеркале мелькнула мешковатая фигура и усталая физиономия отца. «Здорово, сынище!» В последнее время он очень сдал, обрюзг, поседел. Мама рядом с ним – как девушка: свежа, стройна, подтянута. Она совсем недавно ушла из большого балета и теперь преподает хореографию в консерватории. Не хочет «раскиснуть».
А вот и телефонный звонок. Это невыносимо!
Даня срывается с места. Он бежит в свою комнату, наспех натягивает свитер и джинсы, сует в карман какую-то мелочь, оказавшуюся на виду, в прихожей сдергивает с вешалки куртку и выскакивает прочь из квартиры. «Ты куда?!» – кричит вдогонку отец. Но уже поздно. Дверь хлопает. Даня как полоумный летит по лестнице вниз.
Во дворе он на минуту останавливается: отцовский лимузин. В лобовом стекле мигает красный глазок сигнализации. Что бы такого сделать, как бы насолить отцу? Разве – кирпичом по лобовухе? Жалко. Лимузин совсем новенький, да и себе дороже.
Данечка не придумывает ничего лучше, как в сердцах пнуть ногой твердую резину колеса и густо харкнуть в окно со стороны водителя. «Теперь мы квиты!»
Даня запихивает руки в карманы куртки и идет прочь от дома. Он будет шляться до тех пор, пока непокрытая голова не заноет от холода, не устанут ноги и не кончится мелочишка, которую он прихватил. А идти – куда идти? Да куда глаза глядят. А мама?.. Мама…
«Позвоню ей на сотовый, все объясню. Ничего».
1992–2004