Дорога на перевал

рассказ

В неведомый бой я иду сражаться,
В неведомый путь собираюсь ехать.
Эпос о Гильгамеше


Двое не погибнут

Нет на свете оружия сильнее колесницы! Ни благородная пехота в доспехах из жёлтой бронзы, ни лёгкие метатели копий, ни пращники, что разят врага дождём камней, не могут устоять против ее бешеного напора, сокрушительного, как ураган, и неотвратимого, словно удар молнии! Даже гордые амазонки, о чьих страшных дальнобойных луках слагают легенды, отступают в панике, заслышав вдали скрип колес и гул конских копыт! Ибо самими бессмертными богами создано это чудесное оружие, дабы славные племена вир;хов не знали поражений в битвах, отстаивая от врагов своё добро, и посягая на чужое.
Тем, кому посчастливилось лицезреть, как идет в атаку линия колесниц – под грохот копыт, гиканье возниц и боевые кличи благородных воинов, огрызаясь ливнем стрел – до конца жизни не забыть этого зрелища! А тот, кто сам хоть раз стоял на платформе боевой биги, кто сжимал в руках поводья и стрекало и мчался по степи ранним утром, принимая лицом прохладный ветер – тот познает мощь колесницы! Тот поймёт, что такое – свобода!


…Глухо клокотали по земле копыта коней, шелестела высокая трава, и в этом травяном море, подобно ладье, рассекающей носом своим зелёные волны океана, плыла боевая двуколка! Будто шипящая белая пена, разбивающаяся на миллионы капелек солёной влаги, хлестали о потные бока коней и о кузов колесницы белые метёлки ковыля. И как боевой корабль, – что скользит по безмятежной морской глади, гонимый мощными ударами вёсел в руках гребцов, – кажется быстрым, словно дельфин и необоримым, как морской дракон,– необоримой и быстрой казалась бига, влекомая парой коренастых гнедых жеребцов. А два благородных воина с подвешенными на поясе страшными рогатыми шлемами, в панцирях из кожи и металлических пластин, с тяжёлыми бронзовыми мечами на перевязях, с луками в чехлах и полными колчанами стрел, притороченными по обеим сторонам колесничного кузова, – казалось, способны были одним видом своим обратить в бегство не одних лишь людей, но и самих бессмертных богов!
Только обманчиво было могущество колесницы! Обманчива мощь правивших ею воинов! Суетится в травах мышь, мнит, неразумная, что в безопасности она, да вон – высоко в небе кружит ястреб. Заприметил добычу, сложил крылья, пал наземь… И взмыл, унося в когтях своих жертву!
Вот так и путники посреди бескрайних степей – не хищниками были, а лишь добычей, которую давно заприметил безжалостный ястреб! Где он чертит круги? Откуда ударит? Может, уж за спиной враг?
Суйон;х оглянулась.
Никого. Степь без конца и без края. Да полоса примятых трав, оставленная их с Равит;ром колесницей. Не скоро поднимутся травы. А значит, найдут беглецов охотники. Учуют их след свирепые боевые псы!
И почему такие мысли приходят в голову? Может, от усталости?
– Давай остановимся! – попросила Суйоних своего юного спутника. – Отдохнём хоть немного! – И добавила, словно извиняясь: – Плохой из меня колесничий, наверное.
Тот сказал:
– Да ничего. Как для новичка ты неплохо держалась. А остановиться можно – коням тоже отдых не помешает.
…Несколько дубов – не высоких, но очень толстых – росли посреди степи. Путники стреножили коней и пустили их пастись, не выпрягая из колесницы. А сами, со вздохом облегчения, бросили под ноги шлемы и тяжёлые пояса, набранные из металлических пластин, и панцири, и даже льняные рубахи… И легли нагими у корней старых деревьев на плащи, сшитые из козьих шкур.
Путешественников сразу же облепили мухи – настолько наглые, что отогнать их не представлялось никакой возможности! Они взлетали при каждом взмахе руки, но тут же возвращались.
– И почему у людей нет хвоста? – вздохнул Равитар, глядя, как отгоняют надоедливых насекомых кони.
А Суйоних тем временем заприметила пару степных орлов, величаво парящих в голубой бездне неба.
– Может, это знак? – сказала она вдруг. – Может, Дьяух посылает нам орлов, как добрых вестников?
Равитар проследил за её взглядом и заметил скептически:
– Да их везде полно. Даже над Пуштим;ном кружат! Если бы все орлы несли добрые вести, несчастных людей на Земле не осталось бы!
– Вот, не мог соврать, что я права! – возмутилась девушка. – Я же волнуюсь, как-никак!
И оба засмеялись.
Они были молоды, почти ровесники. Суйоних – восемнадцать, а её спутнику – всего на год меньше. И, сказать по правде, вблизи совсем не походили путешественники на благородных колесничих: чересчур коротко подстрижены – словно рабы!
Девушка была смуглой и черноволосой. Не красавицей – скорее симпатичной. Нос с едва заметной горбинкой. Большие тёмные глаза с длинными ресницами. Гармонично сложенное тело, узкая талия, крепкие бёдра, грудки бутонами… Её горделивая осанка и мягкая, пружинящая поступь присущи были скорее воину степей – эренм;, чем изнеженной знатной горожанке или измождённой непосильным трудом дочери простолюдина.
Кожа Равитара казалась не менее тёмной, загорев под жарким южным солнцем. Но это был именно загар, а не её природный цвет. Серые глаза, а также черты лица и русые волосы выдавали в нём вир;ха, чьи предки заселили эти края около тысячи лет назад, потеснив обитавших здесь прежде смуглых каламитов.
Юноша был строен и ловок. Под кожей его отчётливо проступали мускулы. Не устрашающе огромные, как у некоторых благородных воинов, с детства приучавших себя к ношению тяжёлых доспехов и владению оружием, – но и не дряблые, как у некоторых сыновей богатых горожан, руки которых способны были удержать лишь кошелёк, набитый короткими бронзовыми прутьями, да кусочками серебра!
Здоровьем и силой парня наделила пастушеская жизнь. Он родился и прожил первые тринадцать лет в деревне, а все деревенские дети рано начинают работать на полях и огородах, и пасти скот. А ведь пастух не только выгоняет на пастбища коров и овец – он обязан уметь обращаться с луком, дротиком и пращёй, дабы отстоять стадо от нападений хищных зверей, коих немало в степях. Да и с хищниками двуногими нередко приходится вступать в бой – удалью почиталось среди благородного юношества угнать у соседей стадо. Впрочем, и неблагородные порой таким забавам предавались. Опасные то были забавы, кровавые. Из-за них не то, что мелкие стычки – целые войны случались!
Многого требуют от пастухов общинники. Случись чего со скотиной, главным богатством племени – пастухам отвечать! Не только имущества семьи своей можешь лишиться – но и собственной свободы! Вот так с Равитаром и сталось: упустили сторожа нескольких коров. А когда кинулись на поиски – лишь кости нашли, обглоданные львами. Решили всё на младшего товарища свалить, у которого семья поменьше, да победнее. Вот и пришлось родителям отдать мальчишку в качестве уплаты чужого долга хозяевам пропавших коров. А те продали его в Пуштим;н, столицу княжества.
Так очутился Равитар во дворце князя Раддх;ра, построенном на вершине холма, что возвышался над городом. Смышлёного паренька отправили в обучение конюхам, и к семнадцати годам он многое постиг в уходе за лошадьми и в обращении с колесницей – устрашающим оружием благородных. Пользуясь некоторой свободой, Равитар даже посещал, с разрешения старшего конюха, родителей. Благо, посёлок находился совсем недалеко от Пуштимана, да и само княжество, как и большинство других государств Дакшинад;ка, было маленьким.


Дакшинадик – это общее название для обширных земель, омываемых с юга тёплым океаном. Северная их часть – равнина, занятая степями, – кое-где плоская, кое-где всхолмленная, именуемая Эдэном. Полны густых трав степи, и нет числа стадам туров и зубров, сайгаков и газелей, пасущихся там!
Мало воды в Эдэне, и лишь южная часть степей покрыта сеткой рек и речушек, стекающих с гор, отчего и зовётся эта часть равнин Бах;сарит – Многоречье.
Словно плавный изгиб лука вдаётся в океан Адрид;к – большая горная страна с заснеженными вершинами, глубокими ущельями, густыми девственными лесами и бурными реками, часть которых течёт к океану, а часть прорезала себе русла на север, чтобы, отклонившись потом к востоку и западу, напитать своими водами две самые большие реки Дакшинадика – Идаг;л и Уруд;н, неспешно струящиеся с далёких полуночных земель.
В плодородной долине Идагал лежит страна, именуемая Кал;м, и смуглокожие обитатели её говорят на своём особом языке, совершенно не похожем на язык вирахов.
…С незапамятных времён обитают в Дакшинадике люди. В горах и на равнинах возвели они свои города, но многие по-прежнему живут в посёлках, разбросанных здесь и там – возделывают землю и выпасают стада, выращивают виноград и приготовляют замечательное вино, чему благоприятствует тёплый климат страны. Купцы ведут торговлю, а горожане – кто сельским трудом не брезгует (поля и огороды прямо за городскими стенами расположены), кто пивоваренным, гончарным или плотницким ремеслом занят, кто украшения делает из драгоценных металлов, кто отливает и куёт из бронзы орудия для работы и оружие для битв…
Над каждым городом свой князь властвует. Иной раз в мире живут князья, а чаще враждуют – угоняют друг у друга стада с тучных пастбищ, вытаптывают посевы, жгут поселения… Ибо войну почитают делом весьма почётным для знатного человека.
Лишь немногие племена своих городов не имеют. Одно из них, эренми, кочует бескрайними степями, гоня с собой отары овец и стада грузных коров, не ведая оседлой жизни в крепких домах. Не знает племя над собой власти монархов. Даже власть мужчин ему не ведома, ибо нет мужчин среди амазонок. Сами себе они и воины, и пастухи. Сами отбивают атаки вражеских дружин; сами, грабежа ради, в чужие владения вторгаются.
Вот только не всегда удача сопутствует воительницам. Иной раз терпят они поражения от удалых воинов, гибнут под колёсами боевых колесниц! А уцелевшие бредут тогда вслед за победителями в дома их, за крепкие стены городов, где уготована им судьба наложниц (если молоды и красивы пленницы) или прислуги.
В одном из победоносных сражений и захватил Раддхар, правитель города Пуштиман, девочку-амазонку десяти лет по имени Лир;м. Князь давно уж имел при себе гвардию, состоящую из молодых женщин-рабынь, в том числе – амазонок, вооружённую копьями и большими луками. Князь справедливо полагал, что отряд сей будет, в случае смуты, куда надёжнее заносчивых и высокомерных дворян: ведь нет у лучниц в городе именитых родственников, интересы которых они могли бы отстаивать, нет любви или сочувствия к иноплеменникам. А потому будут драться за Раддхара, даже если самые близкие люди ему изменят.
Обучались воины отряда и стрельбе, и метанию дротиков, и даже владению копьём, щитом и боевым молотом, который, по давней традиции и из-за дешевизны материала, делали из крепчайших пород камня – диорита, диабаза и гранита.
Да только почётная, казалось бы, должность гвардейцев не отменяла рабского клейма, и женщины оставались, по сути, обычными невольницами, овладеть которыми мог любой благородный и в любом месте – будь то спальня во дворце или пиршественный зал, где проводили время воины, если не участвовали в очередном набеге или в охоте!
И потому, когда определили в эту гвардию юную Лирум, то и имя ей дали новое – Суйоних – Хорошее Лоно.
Вполне приличное это было имя и совсем не обидное в языческой Дакшинадик, где люди жили, не стыдясь наготы и естественных человеческих потребностей, и где детей порой называли куда более чудно. Имя ничуть не смущало юную амазонку. Положение рабыни, вынужденной исполнять волю похотливых вельмож и воинов – вот с чем не удалось примириться! Кровь ли свободолюбивых лучниц тут виновата, или строптивый характер самой девушки, но семь лет, прожитых в замке Раддхара, хотя и научили её безропотно подчиняться тем, кто обладал силой и властью, не вытравили из сердца память о свободной жизни. Семь лет мечтала Суйоних о бегстве! Ещё совсем юной она сделала попытку, но была поймана князем и жестоко избита. А так как уж носила в себе ребёнка, и выкинула его из-за побоев, то, оказалось, более и не могла забеременеть.
Впрочем, Раддхара и его приближённых это вполне устраивало. Князь иногда вспоминал тот случай и зло шутил, что неплохо бы применить столь простой и надёжный метод и к другим молодым рабыням, чтобы сберечь их красоту от беременности и раннего увядания!
Суйоних научилась терпеть, скрывая свои мысли и чувства. Но ждала лишь удобного случая, который позволил бы ей не только покинуть Пуштиман, но и уйти от погони!
После неудачного побега девушка поняла, что если она не хочет быть пойманной на обширных равнинах страны, то единственный способ избежать пленения – это похитить колесницу. А осуществить подобный замысел представлялось возможным, только если удалось бы взять в союзники кого-нибудь из конюхов или их помощников, допущенных к обращению с этим дорогим, быстроходным и грозным видом транспорта. Из числа тех, конечно, кто является рабом. Но кого? Кто согласится рискнуть жизнью ради сомнительной свободы?... А, кроме того, на конюшне рабам жилось совсем неплохо!
И вдруг – эта история с Равитаром…


Можно сказать, что парень устроился очень хорошо – разве только за работу жалованья не платили! И хотя порой ему доставались подзатыльники – на такие мелочи никто из слуг внимания не обращал. Только один раз ему серьёзно влетело – за то, что пытался соблазнить дочку кого-то из благородных. Молодой ещё был. А потому глупый – это же тебе не крестьянская девчонка, которая может позволить себе роскошь сначала забеременеть и родить, а только потом выйти замуж! Знатные люди берегли девственность своих дочерей. Но этот случай опять же – мелочь, не переросшая в трагедию. Даже хороший урок на будущее.
Но вдруг судьба юноши в очередной раз круто изменилась…
Тем памятным днём у Раддхара гостили знатные воины из города Джаpaкот;х, с правителем которого владыка Пуштимана находился в давней дружбе. Они приехали поутру, и после обычного обмена любезностями, Раддхар повёл их на конюшню хвастать лошадьми, которыми так славился Эдэн и Бахусарит, и без которых не мыслили своей жизни благородные! Затем отправились в кузню, где лучшие княжеские мастера плавили металл, отливая мечи и жала копий, котлы и заклепки, пpoковывали пластины для доспехов и ободья для колес.
А потом проследовали в тpoнный зал дворца, где всё уже было готово для пиршества. Немалое впечатление пpoизвели на гостей обнаженные амазонки, стоящие на страже вдоль стен зала с большим луком на плече, копьем в pуках и колчаном, полным стрел, за спиной. Такое воинство было для них в диковинку!
Суйоних как paз была сpeди часовых и, дождавшись смены каpaула, напpaвилась в свою казарму. Это был двухэтажный дом с нижним каменным, а верхним – глинобитным ярусом. Там, в нескольких больших комнатах, и жили гвардейцы Раддхара. Дом стоял справа – как выйдешь из дворца. А слева располагались конюшни – плетеные, обмазанные глиной стены на каменном основании, с двускатной крышей, покрытой черепицей. С той стороны ветер нёс запах навоза.
Этот навоз несколько рабов складывали деревянными лопатами в двухколёсную повозку, запряжённую парой волов, чтобы отвезти потом на поля. Ещё десяток человек, при тускнеющем свете заходящего солнца, чистили щётками и скребками лошадей, выпряженных из колесниц гостей. Главный конюх расхаживал подле и давал указания. Он словно не замечал Равитара, который самым бессовестным образом отлынивал от работы! Юноша сидел у стены конюшни, уткнувшись лицом в лежащие на коленях руки.
…До того дня парень, конечно, был знаком со всеми слугами во дворце. Порой он с интересом наблюдал за тренировками женщин-гвардейцев, а с двумя-тремя из них даже переспал, однако с Суйоних общался мало. Иногда амазонка и юный конюх приветствовали друг друга, иногда беседовали – но не более.
Девушка почувствовала неладное. Она приблизилась к юноше и присела рядом на корточки.
– Что-то случилось?
Pавитаp всхлипнул.
– Оставь его покое, – сказал главный конюх сочувственно. – Его Pаддхаp сегодня Капотаху подарил!
– Какому... – начала было Суйоних, и вспомнила вдруг. – Тот самый?..
Капотах, прибывший в гоpoд в числе пpoчих гостей, был известен всем, кто так или иначе соприкасался с жизнью дворца. Сочиняя песни о подвигах Pаддхаpа, княжеские сказители не забывали и славных союзников пpaвителя Пуштимана, воздавая хвалу доблестному Капотаху, благородному колесничему из Джаpaкотаха, свирепому на войне, щедрому и гостеприимному во дни мира!
И ни для кого, конечно, не являлось тайной, что не женщин, а юношей более всего любил Капотах, и если выпросил Paвитаpa у князя, то вовсе не для того, чтобы парень заботился о его лошадях и колеснице!


Нет, племена Дакшинадика были очень далеки от пуританской морали. Как все народы, живущие в эпоху бронзовых мечей, боевых двухколёсных повозок и городов-государств, в окружении сонма богов (таких загадочных, страшных и, в то же время, таких необычайно понятных и близких, принимающих человеческий облик, упивающихся крепким вином до поросячьего визга, соблазняющих смертных женщин, а потом, повинуясь отцовскому чувству хоть исподволь, но помогающих своим отпрыскам-полукровкам), они были далеки от мысли отнести плотские влечения к смертным грехам.
Более того, эротическая сфера человеческих отношений, ввиду своей чрезвычайной важности для отдельных людей и общества в целом, представлялась священной. Огромное количество сексуальных обрядов, открытых и тайных, призванных увеличить урожаи на полях, поголовье скота, количество детей в племени, а также просто ради того, чтобы задобрить богов, проводилось в различных посёлках, городах и странах Дакшинадика едва ли не ежедневно!
И хотя воспроизводство потомства и ставилось во главу угла, сожительство между лицами одного пола не считалось чем-то из ряда вон выходящим, и кое-где даже культивировалось. Во всяком случае, на родине Равитара князья и знатные воины порой заводили себе юных любовников, ничуть не считая подобную связь извращённой.
Но вот только далеко не все юноши Бахусарит имели похожие наклонности, и малое их число радо было бы разделить ложе с мускулистым, бородатым мужиком!


…Равитар поднял мокрое от слез лицо и проговорил с отчаянием в голосе:
– Ты бы видела, как он на меня смотрел!.. Ещё только во двор въехали, а он уж с меня глаз не сводил! «Раддхар, – говорит, – а что это за паренёк тут у тебя, симпатичный такой?..» А тот: «Что, Капотах, нравится? Ну, бери себе! Дарю!» А этот мне: «Ну, я, может, пришлю за тобой сегодня вечером. Познакомимся поближе». Что же теперь будет, а? – Равитар повёл плечами, словно от налетевшего холодного ветра вздрогнул. – Ведь мало, что увезёт в чужую сторону – ещё и заставит… – Он не сумел этого выговорить и добавил с отчаянием и злостью: – Словно я ему женщина! Никогда ею не был и не буду!
Сердце у Суйоних остановилось на мгновение. А потом вновь забилось – в два раза быстрее!
Случается порою в жизни, когда размеренный и привычный ход её вдруг резко меняется, и надо принимать решения не раздумывая, в считанные мгновения, иначе навсегда упустишь удачу. Так бывает на войне. Но бывает в дни мира, и тогда вдвойне тяжелее привести в порядок мысли, одновременно оценивая шансы на успех и готовя себя к немедленным действиям.
Теперь этот момент настал для Суйоних, и она принялась соображать лихорадочно: «Так, месячные… когда они там?.. Ой, совсем нескоро! Здорово!.. Оружие… пара пустяков!.. Припасы – тоже… Равитар… Кто он?.. Не герой. Может и струсить… Ну да ничего! В целом, парень он хороший. Сойдёт за спутника!»
Мысли мчались, опережая одна другую, и в то же время были непривычно ясными. Девушка уже наверняка знала, что ей делать, куда бежать, что собирать для долгого путешествия и как вести себя с юношей, который успел привыкнуть к однообразному, беззаботному существованию и вряд ли без хорошей встряски отважится на решительный шаг.
…Амазонка перевела дыхание и сказала очень непринужденно:
– Ну, это не так страшно, как ты думаешь! Мне, вот, тоже сначала не нравилось, а потом привыкла. Это только первый раз больно. Ну, может, ещё второй или третий… А после – так и приятно делается.
Равитара перекосило.
– Ты что, издеваешься?! – он резко поднялся и зашагал к крепостной стене, окружающей цитадель. Суйоних подумала, что парень, чего доброго, вниз прыгнет... А потом вспомнила, что стена не высокая, и склон холма под ней достаточно пологий. Да и не похож был парень на того, кто с лёгкостью и по собственной воле готов распрощаться с земным миром – слишком любил он эту жизнь со всеми её мелкими радостями и нехитрыми, доступными простолюдину удовольствиями.
Равитар подошел к краю стены и застыл, глядя куда-то на домики города, сгрудившиеся у подножия холма и на реку. По реке, по направлению к Пуштиману, плыли две большие барки. Их тянули против течения, неспешно шагая по берегу, по дюжине ленивых волов.
Суйоних встала рядом и сказала:
– Если прыгать, то лучше вниз головой, чтобы расколоть череп или сломать шею. А так только покалечишься!
Но Равитар умирать не хотел. Он обратил к ней взгляд, полный боли и отчаяния, и сказал:
– Я убегу!
Вот это уже был серьёзный разговор!
Суйоних перевела дыхание и облизнула губы. Потом огляделась – не слышит ли кто.
– Хорошо. Но ведь не на своих же ногах ты убежишь, сам подумай! Тут без колесницы не обойтись! А на колесницах всегда по два бойца, верно?
Парень внимательно и удивлённо посмотрел в глаза девушки.
Та не спешила. Дала ему время догадаться самому.
– Как же... – начал, было, Равитар – и запнулся. А затем промолвил, понизив голос: – Ты что, тоже?..
Суйоних сказала:
– У нашего народа есть пословица: «лу мин ну угэ» – двое не погибнут! Ты умеешь обращаться с лошадьми и колесницей, а я неплохо стреляю из лука. Вместе мы будем хорошей командой, а в одиночку не сумеем уйти от погони! Верно?
И она без промедления посвятила парня в свой план.
Значит, сейчас вечер. Все едят и пьют. Спать будут долго, и утром, когда беглецов хватятся, погоню организуют не раньше полудня. А за это время, лучшая бига, запряжённая парой лучших коней, преодолеет немалое расстояние!
Юноша задумался. С интересом и надеждой наблюдала в этот момент Суйоних за душевной борьбой, отражавшейся на лице Равитара.
...Что такое побег? Какие чувства испытывает раб при мысли о нём? Тут важно понять – что за человек он. Для амазонки, с детства кочевавшей по степным просторам, а затем вырванной из племени и привезённой в чужой город, бегство – лишь смена места проживания, что избавит от унижений и домогательств. Ни одной родной души не было у Суйоних в Пуштимане, ничего дорогого сердцу не оставляла она за его каменными стенами.
Другое дело – Равитар! Крестьянин, знакомый только с посёлком своим, да с городом, да с ближайшей округой – что знал он об окружающем мире? Даже Джаракотах казался ему краем света! Парень слышал, конечно, о горах, которые представлял высокими холмами. И об океане, похожем на степь, если её сплошь залить водой (но в последнее верил с трудом)... Однако весьма обрывочные сведения эти, не подкреплённые опытом, напоминали сказку, и Равитар не представлял своего существования без родных мест, семьи и соплеменников-горожан. Он предпочёл бы остаться рабом в родной земле, чем обрести свободу на чужбине!
И он сказал:
– А родители мои, братья, сёстры… Я их, наверное, никогда не увижу больше!
– Возможно, – согласилась девушка. – Но ты никогда не увидишь и Капотаха, и не почувствуешь, как он жарко дышит тебе в спину!
Равитар передёрнул плечами от омерзения. И заявил решительно:
– Хорошо. Только куда же мы поедем? Кто нас примет?..
Об этом Суйоних давно успела подумать.
– Поедем в Адридик. Раддхар будет искать нас либо в твоём посёлке, либо где-нибудь в степях, а мы отправимся в горы!
– Куда?!.. Да нас там просто убьют без лишних разговоров!
Племена Адридика говорили на том же языке, что и степняки, разве только выговор у них был другой. Нередко совершали набеги в горы воины степей, сжигая деревни, вырубая виноградники, вытаптывая поля и уводя жителей в рабство. Нередко и горцы отвечали им тем же. Потому и удивился Равитар, узнав о намерении девушки отправиться во враждебные земли.
– Да ладно тебе! – отмахнулась амазонка. – Сколько купцов туда ездит – убивают их не чаще, чем в наших краях. Они говорят, в горах живут такие же люди, как и здесь, и гостеприимны они не меньше местных, а то и более; и чтят тех же богов. Всё зависит от того, придём ли мы к ним как враги или как друзья.
Парень задумался.
Потом кивнул. Огляделся и промолвил, сделав, наконец, выбор:
– Ладно. Будь по-твоему. – Голос его чуть заметно дрожал. – Я постараюсь. Только не сейчас, позже. Когда все разойдутся… Я уже заприметил тут двух коней! Могучие звери! Не предадут!.. И колесницу найду!
– Ага! – подмигнула девушка. – А я пока соберу кое-что из еды и добуду оружие.


Выбор пути

Пылающая золотом колесница Солнца опускалась за далёкий горизонт – туда, где несёт воды неторопливая Урудан, где стоят по берегам древние города и белокрылые ладьи, ловя льняными полотнищами ветер, скользят по озарённой багровеющим светом речной глади. Скоро и уверенно, будто океанская волна, набегает на степи южный вечер. Тени, что весь день прятались по оврагам и прибрежным ивовым зарослям, по узким переулкам и углам тесных городских дворов, подняли бесформенные головы и выползли из укрытий, растекаясь по земле и по воздуху, с каждой минутой всё более набирая силы и власти.
В этот самый час, когда степные просторы ещё купались в ласковых лучах уходящего на покой светила, и улицы, проснувшись после полуденной жары, наполнились народом, в нескольких колесничных переходах к югу от Пуштимана, на перекрестье дорог, что пролегли на дне обширной межгорной котловины, разделяющей Гравный и Северный хребты, остановился знатный странник.
Он был молод, немногим старше двадцати. Непривычно смугл для этих краёв. На некогда выбритом лице его уже порядком отросла щетина. Как и многие путешественники из числа благородных, он был защищён доспехом на случай нападения лихих людей – кованой кирасой поверх стёганой кожаной безрукавки, да ещё островерхим шлемом. Но шлем чужеземец, чтобы не прела голова, снял и подвесил на пояс. Правил странник боевой колесницей с угловатым кузовом, плетёном из лозы и обтянутом кожей. Впряжённые в неё горячие гнедые жеребцы, купленные вероятно наспех, недолюбливали друг друга, норовили укусить или ударить копытом, отчего хозяин время от времени пускал в дело бранные слова на разных языках, подкрепляя их ударами острого стрекала, или бодца, которым, наряду с кнутом, в Дакшинадике погоняли норовистых, не оскоплённых скакунов.
Человек этот, как видно, принадлежал к той породе искателей приключений, которые странствовали по горным долинам и степным просторам не с какой-то определённой целью, а ради того, чтобы увидеть мир, прославить себя самих и, если богам будет угодно, нажить состояние на войне, присоединившись к войску одного из князей или царей, коих не счесть было в Дакшинадике и которые воевали между собой почти беспрерывно.
Остановившись на перекрекрёстке, молодой воин огляделся, пытаясь решить, куда же ему теперь направиться – к городу, чья цитадель на скале и очажные дымы виднелись далеко впереди, или поискать ночлега под открытым небом, направив упряжку на темнеющий восток или на пламенеющий закатным золотом запад.
Так и не сумев принять нужного решения, путник обратил лицо к небесам с намерением спросить совета у высших сил.
– Врках;н-громовержец! – обратился он к покровителю воинов. – Я, Дурх;рд из Суджал;ма, сын Тумуш;г, прошу тебя – дай знак, куда мне ехать!
Подождал немного, оглядывая небесную синь, по которой плыли тяжёлые бело-серые облака, оторвавшиеся от застрявших на горных вершинах туч. Но высшие силы молчали. Ни одна птица, что могла бы служить вестником богов, не появилась в воздухе. Даже вездесущие воробьи, вороны и сойки словно попрятались куда-то. Ни один зверь не возник из высокой травы, указав направление молящему – ни кабан, ни волк, ни, на худой конец, заяц…
Разве упряжка волов, которую давно заприметил впереди на дороге путешественник, теперь очутилась уж совсем близко. Двухколёсная телега поскрипывала, влекомая парой могучих круторогих животных. Их раздвоенные копыта грузно ступали, погружаясь в жёлтую пыль, а с равнодушных мокрых морд свисали до земли нити тягучей слюны.
Телега была свободна от той поклажи, какую обычно возят на продажу в город земледельцы. Лишь ворох сена был положен в неё для мягкости. На сене сидел мальчик лет пяти. Обхватив руками перила, вытаращив глазёнки и открыв рот, он с изумлением и восторгом рассматривал незнакомца, его оружие и боевых жеребцов. Правившая волами девочка лет тринадцати по-взрослому одёрнула на бёдрах задравшиеся полы юбки и покрепче сжала в руке стрекало. Наверное, боевая горская девчонка намеревалась выколоть молодому воину глаза, если тому вздумается вдруг покуситься на её с братом свободу, увезя в рабство беззащитных с виду детей. А то ещё, чего доброго – после долгого-то терпежу да женщины захочется!..
Видя решительный блеск в глазах девочки, колесничий улыбнулся её наивности и в то же время отдавая дань уважения её храбрости. И поприветствовал:
– Благо вам!
– Благо и тебе, – буркнула девчушка, глядя исподлобья. – Чего встал, проехать не даёшь?
– Да вот говорят, будто детскими устами боги вещают, – охотно пояснил чужестранец. – Ну-ка, малыш, скажи, где я сейчас нахожусь и куда мне лучше ехать?
Мальчик закрыл разинутый рот и заявил:
– Я не малыш! Я большой уже! – Потом встал на ноги, выпрямился и молвил важно: – Вон там город наш, Саудх;м. Нами князь Урджах правит. А мы вон там живём, в посёлке.
– Ну, а ехать-то мне куда? Направо, налево… – Молодой воин дополнил слова выразительными движениями рук. И вследствие своей южной склонности к жестикуляции, и дабы юный селянин правильно его понял.
– А туда езжай, – указал мальчик в сторону Северного хребта. – За горы.
– Что ж так далеко?
Но собеседник лишь пожал плечами. И довил:
– Там интереснее.
– Ах, вот как! – колесничий рассмеялся. – Ну что ж, так и сделаю. Прощайте. Пусть хранят вас Премудрые!
Он вновь обругал заартачившихся коней, уколол их остриём стрекала и, обогнув крестьянскую телегу, направил упряжку к городу с твёрдым намерением рано поутру последовать данному маленьким вестником совету.
В тот момент Дурхард, сын Тумушаг, родом из далёкого города Суджалама и не догадывался о существовании Равитара и Суйоних. Но в судьбе этих двух молодых людей предрешено ему было сыграть далеко не последнюю роль.


Побег

Немало в залах и комнатах дворца расставлено было шестов с доспехами, роду княжескому принадлежащими, городскими мастерами изготовленными, а также в боях добытыми – чтобы виден была гостям блеск воинской славы владык Пуштимана! Чтобы дивились они обилию бронзы у правителей города, из коей бесчисленные чешуйчатые панцири каламитские, пластинчатые брони бахусаритские, кованые кирасы горские сработаны были!
Решила Суйоних, что не лишними будут в предстоящем путешествии крепкие доспехи, которые и от врагов защитят, и женские формы её скроют, дабы не обращали встречные внимания на девушку, стоящую в кузове боевой колесницы.
Незамеченной удалось амазонке вынести из дворца для себя и Равитара пару панцирей, из длинной чешуи составленных, соединённой тонкими ремешками из кожи. Шлемы Суйоних выбрала те, что своими нащёчниками и наносниками почти совсем лицо скрывали. Невысокими двойными гребнями из бронзы украшены были шлемы, меж половинками которых топорщились султаны из конского волоса; кривые рога по бокам шлемов вздымались. Да не позабыла и боевые пояса, на которые секиры и точильные камни вешаются, да два коротких меча.
Равитар же тем временем выбрал одну из двуколок гостей, которую счёл лучшей. Колёса о шести спицах, с ободьями из ясеня и бронзовыми шинами, вращались на ступицах, из тяжёлого и прочного железного дуба выточенных, вокруг дубовой оси, закреплённой в задней части платформы, что плетёным из прутьев кузовом окружена была, дублёной кожей покрытым. Из туго натянутых на раму ремней, переплетённых между собой, состоял пол колесницы – чтобы смягчать толчки, когда наезжает бига на камни и кочки. Из-под платформы дышло тянулось – изогнутым, словно бычьи рога, ярмом повенчанное.
В это ярмо запряг Равитар двух длинногривых жеребцов обычной в Дакшинадике породы – хоть низкорослых и большеголовых, но выносливых и сильных. Тёмно-гнедыми были жеребцы, ибо знает любой конюх, что лошади этой масти и крепче, и надёжнее других.
Мягкую тканевую подушечку-седёлку под рогатки ярма подложил юноша и закрепил его на загривках скакунов ремнями подпруги и подперсья. А вожжи через два бронзовых кольца, на ярме установленных, протянул, чтоб не спутывались левые с правыми во время езды. По колчану, полному длинных стрел, висело снаружи, по обеим сторонам кузова, да по футляру с луком, (покороче амазонского, но для стрельбы с колесницы более удобных). Ясеневое копьё для рукопашного боя крепилось изнутри – ближе к краю платформы…
Прут-стрекало с бронзовым остриём взял в руку Равитар – погонять им коней… И залюбовался невольно совершенными линиями биги, и суровой красотой её!
А потом принялся ласкать жеребцов, и разговаривать с ними, объясняя, почему так нужна ему помощь их, и обещая коням свою дружбу и заботу в обмен на резвость и послушание.


Суйоних давно заметила, что когда решаешься на серьёзное дело, никогда не выходит всё гладко, как задумано было. Вот, вроде и оружие украсть получилось, завернув его в плащ и упрятав под кучей сваленного возле помещения для слуг хлама. И пока шла со свёртком – несколько человек попалось по пути, но они даже не обратили внимания на ношу – мало ли какая работа поручена рабыне-амазонке?
Уже стемнело к тому времени, и у входа во дворец зажгли бронзовые треногие светильники, а в окнах затеплились огоньки глиняных ламп. Суйоних решила отдохнуть немного перед сигналом, о котором условились с товарищем, но тут-то как раз и повстречала одного из слуг, вышедшего из дворца во двор. Он, молодой прыщавый увалень, спросил, оглядываясь по сторонам:
– Равитара не видела?
– А на что тебе?
Слуга, человек свободный и, по природе своей, малый с тяжёлым характером, мог бы скривиться и бросить что-нибудь вроде: «Не твоё дело! На вопрос отвечай!» Но поручение его оказалось столь деликатным, что он не упустил возможности поделиться им с посторонними:
– Этот его к себе требует… Капотах. – Заулыбался злорадно, питая чувство собственного превосходства мыслью о чужом страдании. Ведь так приятно осознавать, что кому-то рядом очень плохо станется! Через срам, через позор пройти придётся!.. Кому-то, но не тебе. – В спальню к себе требует, – прибавил детина, смакуя недобрую весть.
И вот оно – ещё одно испытание, ниспосланное богами. Думай, решай, выкручивайся за те мгновения, что отмерены тебе. Пока утекают они, капают дождевой водой с крыши одно за одним… Растяни каждый миг на час, попробуй! Успей схитрить, извернуться, будто схваченный рукою уж, сумей придумать, как спасти положение!.. За то немногое, время, пока облизываешь, словно бы нехотя, губы и оглядываешь двор, в поисках того, кого искать не желаешь.
Что ты умеешь делать? Из лука стрелять – так не поможет лук. Чем одолеешь тогда именитого воина? Как заставишь его позабыть о Равитаре?
…Очень непринуждённо, даже лениво, Суйоних сказала:
– Да ладно, чего ты бегать будешь? Я его сама позову. У меня к нему и своё дело есть.
– Да ты замешкаешься, – нехотя заартачился было слуга. Но тотчас подумал, что Равитар, поди, в слёзы ударится, в крик – с перепугу-то! Забьётся куда в угол или убежит прятаться! Гоняйся тогда за ним по всему двору, лови, волоки за руки!.. Морока только лишняя! А как не поволочь? Уважаемому гостю не скажешь, что, мол, пытался исполнить приказ, да не вышло, силёнок не хватило! Чего доброго – как хватит кулачищем!.. А после ещё и свой князь добавит, всю шкуру кнутом велит со спины спустить! Нет уж, пусть другие отдуваются.
Прыщавый увалень призадумался ненадолго и махнул рукой.
– А и верно. Сама разыщи. Только смотри мне, – повысил он голос, – если помедлишь – сам тебе таких плетей всыплю!..
– Ладно, ладно, – оборвала его девушка. – Не глупая, поди. Где он поселился-то – Капотах этот?
– А в комнате с охотой на туров.
– Добро. Сейчас приведу.
Суйоних, однако, не спешила уходить. Подождала, пока собеседник скрылся из глаз – и опрометью кинулась в казарму, вспоминая, что из припрятанных там собственных благовоний может ей понадобиться и что можно одолжить у подруг.


Капотах из клана Волка, дружинник князя Д;шмана, тридцати двух лет от роду, владелец двухсот быков, тысячи овец, трёх боевых коней, собственной упряжки, жены и четырёх детей, полулежал на постели в отведённых для него покоях, где стены были расписаны фресками с изображением охоты. Он слушал перебор струн арфы, на которой играла девушка из благородной семьи. Её мастерство во владении инструментом и пением порекомендовал воину сам Раддхар, и теперь, в ожидании появления своего нового раба, Капотах наслаждался музыкой. Девушка сначала даже спела небольшой отрывок из героической поэмы о старинной войне между вирахами и каламитами, но гость вежливо остановил её и, похвалив, заметил, что подобные сказания лучше слушать из уст певцов-мужчин. Не дано представительницам прекрасного пола передать звучание речи героев, рокот битвы и накал страстей! Лучше путь споёт что-нибудь про любовь.
Но едва отзвучали первые строки, повествующие о страстном влечении друг к другу княжича и княжны из враждующих городов, за дверью послышался шорох.
– Войди! – молвил Капотах.
Однако то, что увидел колесничий, не соответствовало его ожиданиям: в комнату, робко ступая, вошла девушка. Босая и в юбочке, перехваченной (подумать только!) настоящим боевым поясом. Да ещё и коротко подстриженная, словно раб или мальчик-подросток, что меняет свою детскую стрижку – чубчик на макушке обритой головы – на длинные волосы мужчины. Видно, из амазонок Раддхара.
– Чего тебе? – удивился колесничий.
Девушка шевельнула плечом и сказала:
– Да я… я просто пришла… Слышала, ты великий воин. – Даже в манере говорить её и в самом голосе слышалось что-то мальчишеское, несобранное, угловатое, отрывистое. А ещё – эта живая и забавная мимика… И напряжённость оттого, что явилась без спросу…
В комнате горели глиняные, расписанные яркими красками светильники, разгоняя сумрак по углам и складкам ковров на стенах, и жёлтый свет их заставлял любой предмет отбрасывать резкие, колеблющиеся тени, отчего рельеф упругой мускулатуры амазонки становился ещё более заметным. Капотах видел рисунок пресса на животе её, сильные икры, ложбинку на бедре и резко очерченные бугорки бицепсов. Разве что и округлость бёдер, ширина их, да острые девичьи грудки выдавали пол вошедшей.
Капотах спросил, улыбнувшись (музыка к тому времени стихла и не мешала разговору):
– Ты девушка?
И услышал поразивший его поначалу ответ:
– Нет.
– Как так?
– Во-первых, я уже зналась с мужчинами, стало быть, не дева. А во-вторых, я эренми, а про нас говорят, будто мы и вовсе не женщины.
Капотах рассмеялся.
Нет, в самом деле, её манера общаться, глядя при этом в лицо собеседнику, была присуща скорее юноше, стесняющемуся общества знаменитого мужа, но борющемуся с застенчивостью и страхом из любопытства и преклонения перед воинской славой, чем девице, приученной отвечать мягко и ровно, опустив долу глаза.
– Значит, ты пришла посмотреть на меня?
Девушка кивнула.
– Слышала, ты сражаешься лучше всех!
…Ох, как растаял свирепый витязь при этих словах! Ведомо – лучшей уздой для управления мужчиной является похвала. Скажи трусу, что он смел, слабому – что силён, а смельчаку, что сам Громовержец не сравнится с ним в отваге – и любой из них станет твоим покорным рабом!
– А ты, стало быть, интересуешься войной?
– Ага!
– Вот, ни за что бы не поверил! – Он сделал знак. – Подойди, сядь.
Амазонка опустилась подле него на колени. Очень близко.
И Капотах неожиданно запустил руку под юбочку её… (девушка не отшатнулась, не вздрогнула).
– А всё-таки, ты не мужчина!
Она пожала смуглыми, блестящими от ароматных масел, плечами.
– Не знаю. Может, чуть-чуть…
– Как это?
Амазонка наклонилась вперёд… потом бросила беглый взгляд на арфистку (можно ли при ней?) и промолвила, понизив голос:
– Люблю, когда меня берут сзади.
Она увидела, как расширились зрачки колесничего. Как приоткрылись губы его, впуская больше воздуха к забившемуся от взыгравшей страсти сердцу. Как дрогнули крылья ноздрей…
– Ступай. Благодарю тебя. – Это он к арфистке. И та поспешила убраться побыстрее, дабы не стать свидетелем зрелища, в котором ей самой участвовать не доводилось. Да и не доведётся, если только муж её не будет склонен к столь противоестественной любви, какую предпочитал Капотах из рода Волка.
…Как рассказать?.. Какими словами поведать?.. Да стоит ли?..
О том, как сорвал муж единственное одеяние Суйоних, как мял груди её и ягодицы, и бёдра… И как на колени поставил перед собою и овладел тем способом, который претит многим женщинам и почитаем разве что блудницами, да немногими искушёнными любовницами!
И как потом, уложив животом на подушку набитую шерстью, устремил крепкий и влажный от слюны уд в отверстие меж двух круглых холмов – уж знакомое с подобным обращением, а потому податливое, не противящееся неизбежному…
И как стонала при каждом ударе Суйоних от мнимой страсти и вздрагивала, точно от боли или от похоти, и подавалась навстречу смуглым задом, помогая проникать в самую глубь… И говорила бессвязные слова, подзадоривая тем любвеобильного Капотаха.
…Было уж за полночь, когда утомился воин и, мускулистый, блестящий от пота, улёгся на постели (войлок на циновках, с наброшенным поверх узорным льняным покрывалом), амазонка же прикорнула рядом. Из ложбинки её, что меж ягодиц, из не закрывшегося ещё колечка ануса, стекала влага…
Долго лежал без сна колесничий, глядя как пляшут тени на потолке, колеблемые трепетным пламенем светильников. Потом вздохнул всей грудью и промолвил:
– А хороша девка! Надо бы и её у Раддхара выпросить!
И вот тогда раздался со двора глухой переступ копыт, обутых в кожаные накопытники, чтоб не создавать шума, да поскрип колёс долетел до слуха. А за всем этим – ржание конское, которым условился подать знак Равитар.
Привстал на локтях Капотах, знающийся на лошадях, как и любой благородный. Нахмурился недоумённо.
– Не пойму что-то… Упряжку во двор вывели. А ржание такое, словно кобыла жеребёнка призывает!
Он поднялся на ноги и подошёл к окну, не в силах совладать с любопытством.
…И пошатнулся от удара в голову винным кувшином, который опустошён был едва ли на четверть!
Взмахнул руками, точно в поисках опоры – и повалился без чувств на пол.
А Суйоних, бросив под ноги оставшийся в руке осколок, метнулась к двери.


…Они покинули цитадель незадолго до рассвета через ворота, что охранялись лишь собаками да спящим без задних ног сторожем – обычная в Дакшинадике халатность. Привратник так и не проснулся, невзирая на мягкий переступ и храп коней, и скрип открываемых ворот. Собаки же, узнав своих, лишь приветливо завиляли хвостами.
Узкими, полными гниющих отбросов, улицами, что извивались меж глинобитными домами и высокими каменными оградами, беглецы достигли внешних стен Пуштимана. И вот тут их остановила полусонная стража. Ополченцы, одетые в одни лишь набедренные повязки, расположились у очага – небольшой ямы, на дне которой светились багровым жаром угасающие угли. Пращи, дротики и дубины – оружие простолюдинов – лежали подле хозяев.
Колесница подъехала к самым воротам, и Равитар сказал, на всякий случай, сильно изменив голос:
– Что развалились? Открывайте!
Начальник караула засуетился, зажёг факел и попытался осветить им лица путешественников. Но увидел только блеск бронзовых шлемов. Оттого и забеспокоился: с чего бы это колесничим облекаться в доспехи? Уж не враг ли какой подошёл к городу? Не война ли нежданная?
– Благородные... – промолвил стражник. В это единственное слово он вложил и приветствие, и недоуменный вопрос.
– Открой ворота! – своим надменным тоном и осанкой юноша мог дать фору любому представителю знатного рода! А Суйоних еще опасалась – справится ли он со своей ролью?
– Господин… сейчас ночь. Не положено… – воспротивился было начальник караула, но Равитар рявкнул:
– Ты что, не узнаешь меня?!.. Да у меня срочное дело!.. Открывай, или будешь разговаривать с самим Раддхаром!
Угроза возымела действие. Ополченцы сняли тяжелый деревянный брус, отворили заскрипевшие ворота, и колесница выехала за черту городских стен.
Их проводил лай псов, и встретила звездная ночь. На чёрном куполе неба сияли бесчисленные звезды. Очень близкие.
– Получилось! Получилось! – громким шёпотом, словно опасаясь, что её услышат, проговорила Суйоних. И захлопала в ладоши, выпустив из рук край кузова, отчего едва не свалилась на землю!
…Те, кто не имел дела с упряжками, могут подумать, что ездить на них легко. Так поначалу думала и Суйоних, глядя, как ловко управляются с ними колесничие и как без особого труда, на полном ходу, поражают они из луков цель.
Но теперь, очутившись в кузове биги, девушка сделала для себя открытие. Оказалось, чтобы просто устоять во время движения на пружинящей плетёной платформе, требуются немалые усилия, а о том, чтобы при этом ещё стрелять на ходу или метать дротики – и речи идти не могло!
Лишь спустя какое-то время, наловчившись держать равновесие, амазонка даже стала получать удовольствие от езды. Это, в самом деле, удивительное чувство – катить по ночной степи под мириадами ярких звёзд, рассыпанных над головой! Подставлять лицо встречному ветру, пропитанному запахом полыни! Чувствовать вибрацию колесницы и слушать мерную, глухую дробь конских копыт!..


…Очень-очень давно приручили люди диких прежде свиней, коз, овец и коров. Поначалу их использовали ради шкур, мяса, шерсти и молока; потом догадались запрягать быков в волокуши, а когда изобрели колесо – то и в повозки. Когда же одомашнили лошадь, то в неповоротливую четырёхколёсную повозку стали впрягать и её.
Со временем (конечно, не без подсказки мудрых богов), догадались использовать колесницу на поле боя, существенно облегчив её вес и оставив лишь два снабжённых спицами колеса. А так как стоила такая боевая машина вкупе с конями очень дорого, сражались на них лишь вожди, да наиболее знатные и богатые воины. Подтверждая силу свою и мужество, выступали они на битву впереди войска, разя врага стрелами, а при необходимости спешиваясь и вступая в рукопашную схватку!
И не так-то просто было изменить привычный стиль боя, пересесть с колесниц на спины лошадей! Верховая езда была, по сути, не знакома. И хотя многие в Дакшинадике передвигались на спинах ослов и мулов, для более быстрой езды в мирной жизни и на войне пользовались конными упряжками, а потому беглым рабам Раддхара лишь с помощью колесницы можно было обрести долгожданную свободу!
…Поначалу они ехали по одной из дорог, что связывала Пуштиман с окрестными деревнями и соседними городами, а затем свернули на север и покатили высокими травами, пересекая мелкие речушки и ручьи, которыми так богата была Бахусарит.


Солнце поднималось выше и выше, и ночная прохлада сменилась ласковым теплом утра. Стреноженные, но не выпряженные кони щипали траву… Равитар заметно повеселел, довольный удавшимся побегом, и уже мечтал о будущей жизни, полной боевых подвигов и славы!
– Я поступлю на службу к какому-нибудь правителю, – рассуждал юноша, развалившись на плаще и глядя в чистое, без единого облачка, небо, – и он меня тогда в обиду не даст! Может, сделает меня своим возницей, а потом и воеводой! А потом, когда этот правитель умрёт или погибнет в бою, а наследников не оставит, я сам сяду на его трон! Сначала я покорю окрестные княжества! Потом соберу огромное войско и вторгнусь в Бахусарит! И когда мои воины притащат за шкирку, как щенят, Раддхара и Капотаха, и бросят их к моим ногам…
– Да они уже умрут к тому времени своей смертью! – перебила его Суйоних.
Равитар замолчал, призадумался. И сказал, спустившись из облаков на землю:
– Ну и ладно. Но всё равно… Ну, даже если я и не стану князем, я больше не буду рабом. А это самое главное – быть свободным. Чтобы ты самому выбирать, как тебе жить и что делать. И с кем спать!
– Да, – сказала девушка, вдруг став серьёзной. – Я никогда не выбирала прежде, с кем проведу ночь. Выбор делали за меня. – Она легла на спину, положила руки за голову и стала глядеть на ветви дубов, раскачиваемые набегающим ветром. Затем промолвила: – Конечно, я сама выбирала девушек… Да и мужчин, если хотела… Но благородные моего согласия не спрашивали!
Юноша сразу оживился. Даже приподнялся на локте.
– Значит, правду говорят об амазонках, что они спят друг с другом? Слушай, а как вы это делаете? У вас же нет членов! Или вы себе искусственные подвязываете? Такие, на ремешках! Я сам не видел, но люди говорят…
Суйоних закрыла глаза. И лишь теперь поняла, как хочет спать! Дрёма – тяжёлая, ласковая, навалилась на неё, потянула куда-то в неведомую глубину…
– Узнаешь, – промолвила девушка, засыпая. – Расскажу как-нибудь… Если будешь себя хорошо вести.
Равитар ещё разговаривал с ней в течение какого-то времени. Кажется, предлагал себя в качестве подружки. Обещал, хохоча, быть послушной девочкой…
"Не слышит тебя Капотах!" – хотела сказать Суйоних. Но не сказала. Она была уже в ином мире – в том, что граничит между миром живых и обителью мёртвых. Во владениях богини, повелевающей снами.


Первая кровь

Уснула утомлённая путешествием беглянка. А вскоре и спутник её прикорнул рядом. Крепко и безмятежно спали они. Бескрайняя степь была им постелью. Тень, бросаемая кронами старых деревьев, словно шатёр укрыла от жаркого солнца. И тихо веял ветер, шевеля травы и баюкая беглецов.
Погрузились юные странники в сладкое небытие, не замечая ни шелеста ветра в листве, ни скрипа колёс биги, когда лошади переступали ногами, ни стрёкота кузнечиков, примостившихся на колосках диких трав. И едва различимый гул копыт стада могучих туров, пустившихся в погоню за львицей, подбиравшейся к телёнку, беспокоил их не больше, чем шорох толстой зелёной ящерицы, что изловила особо голосистого кузнечика и теперь, распластавшись на краешке плаща Суйоних, с аппетитом жевала добычу!
И не слышали беглецы далёкого топота мчащихся к их временной стоянке коней, тяжёлого дыхания их, и мягкой поступи свирепого боевого пса, что бежал впереди колесницы; не подозревали об опасности, что грозила им!..


…Четыре сына было у князя Раддхара. Старший умер, не дожив до года. Второй в шестнадцать лет отправился с отцом в набег на соседей, и брошенное вражеским воином копьё пробило его латы, погрузившись остриём в живот. Домой вернулся княжич ещё живым, но, спустя несколько часов, скончался. Третий сын не меньше старшего брата мечтал о славе завоевателя, и ежедневно упражнялся во владении оружием и управлении колесницей, готовя себя к подвигам на поле брани. Но однажды, когда пустил он коней во весь опор, наскочило колесо биги на кочку. Перевернулась двуколка, швырнув наземь стоящих на ней... Насмерть разбился юный княжич!
Четвёртый же, пятнадцатилетний Нидат;р, был надеждой и гордостью Раддхара. Ни в чём не уступал он покойным братьям! Отважен был и задирист! Не смел противиться воле отца, но прочими умел повелевать. Настоящий владыка рос! Достойный наследник!
Рано проснулся тем утром Нидатар. Да не сам – разбудили: с одним из гостей, Капотахом, приключилось странное – был он в своих покоях с одной из амазонок, а после словно потолком придавило его, и едва ли не до самого рассвета в беспамятстве лежал на полу воин. А как пришёл в себя – заметил, что исчезла рабыня из спальни, зато на голове огромная шишка появилась.
Тотчас послал княжич за чиновником, что за лучницами присматривал, – и точно, нет одной, самой строптивой! А вместе с нею и юный конюх пропал, которого князь Капотаху подарил. Да колесница с парой жеребцов. Расспросил Нидатар слуг, вызвал начальника ночного караула – и без труда вызнал подробности побега. Засмеялся, захлопал в ладоши, даже в воздух подпрыгнул от радости: то-то будет потеха! То-то обрадуется отец, когда юный сын его возвратится вдруг во дворец, ведя за собой крепко связанных рабов!
Упросил Нидатар Капотаха не говорить Раддхару ничего до завтрака. Мол, решу дело без лишнего шума. Сам запряг коней. Из оружия только лук и стрелы взял, да боевой пояс надел, на котором висел бронзовый кинжал. Да едва не забыл захватить крепкую верёвку, чтобы связать пленников!
Налегке, без доспехов и поклажи, сопровождаемый псом-волкодавом, вихрем вылетел юноша из городских ворот!..
Не составило для него большого труда напасть на след беглецов. Поначалу Нидатар в посёлок поехал, что у дороги, к югу от города. Там спросил у людей, не довелось ли им слышать ночью, как проехала колесница, и, получив утвердительный ответ, продолжил путь на юг. А потом пастухов повстречал, которых также разбудил в ночи конский топот. А затем уж и пёс след учуял, да и сам княжич заприметил полосу трав, примятых упряжкой беглецов!
…И к полудню увидел юноша вдалеке кряжистые дубы и похищенную бигу.


А Суйоних спала тем временем, и видела сон, будто Раддхар пришёл в казарму гвардейцев, и требует, чтобы девушка станцевала для него. Возмутилась Суйоних – как смеет он приказывать ей, если она уже свободна! «Как же! – хохотнул князь – будто заржал по-конски. – Свободна! Ты ведь опять в моём дворце, да ещё и в оковах!» Посмотрела девушка, и увидела, что на руках её и на лодыжках висят тяжёлые бронзовые цепи. Охнула она от ужаса, разрыдалась от нестерпимой обиды!..
И проснулась, плача, с мокрым от слёз лицом!
И поняла, что по-прежнему в степи она, и вовсе не Раддхар хохочет над ней, а кони ржут, почуяв приближение других лошадей, чьи копыта гремят о землю уж совсем близко!
Вскрикнула Суйоних, схватилась за лежащий подле меч, вскочила на ноги и пинком разбудила Равитара.
В тот же миг выскочил из густых трав огромный чёрный пёс, рыча, бросился на девушку… А та, не понимая ещё толком, что к чему, коротким выпадом послала в лохматого зверя бронзовый клинок! Заскулил пёс, забился на земле в предсмертной агонии, обливаясь кровью!..
А Нидатар был уж рядом. Спрыгнул с колесницы и крикнул:
– Ты что тв.оришь, рабыня?! Захотела жизни лишиться?
Суйоних попятилась, забыв на миг, что юный княжич более не господин ей, а она не безропотная невольница!
Нидатар снял с плеча свёрнутую кольцом верёвку, бросил девушке под ноги и приказал надменно:
– А ну-ка, свяжите друг друга, рабы! Я отведу вас обратно в Пуштиман. Пусть отец решает, как вас наказать!
Беглецы понемногу пришли в себя. Сначала они струхнули, было, но потом окинули взглядом окрестности. И не увидели больше никого – ни собак, ни воинов…
Они переглянулись между собой. Злорадные ухмылки появились на их лицах.
– Нидатар! – промолвил Равитар сладким голосом. – Ты что, погнался за нами в одиночку? – Он нагнулся к оружию, лежащему у ног, и достал из ножен меч – такой же, как у амазонки.
– Брось меч, раб! – приказал княжич, хватаясь за кинжал.
– Нидатар! – сказала Суйоних, обходя противника справа. – Ты думал, мы сдадимся тебе просто так? Без боя?
Нидатар ошалел от такой наглости! В его мире, где рабство сохраняло ещё полупатриархальный уклад, и невольников было относительно мало, побеги случались нечасто, а восстаний рабов и вовсе не знали. Пленённые женщины и дети, выросшие в неволе, мирились со своим положением, а потому княжич и вообразить себе не мог, что слуги посмеют угрожать ему оружием! И тем более не мог поверить, что они решатся пустить это оружие в ход!
Он шагнул по направлению к девушке и ударил её клинком в лицо!..
Остриё попало в пустоту: Суйоних с лёгкостью уклонилась от удара, нырнула под руку Нидатара и до половины погрузила лезвие меча в живот юноши.
Княжич охнул и выронил оружие. Девушка вытащила окровавленный клинок и отступила. В следующий миг меч Равитара рассёк сбоку шею врага. Из перерубленной артерии ударил фонтан крови, забрызгав беглецов едва ли не с ног до головы.
Обезображенное тело паренька рухнуло на землю.
...Какое-то время девушка и её спутник безмолвно взирали на лежащего у их ног врага. Потом Равитар промолвил:
– За кого он нас принимал? Он думал, мы бараны, и сами пойдём на бойню? Или мы должны были испугаться его благородного происхождения? Или думал он, что боги сделают его неуязвимым к нашему оружию? Лучше сидел бы дома – остался бы в живых! А теперь мы не только жизни тебя лишили, но и душой твоей завладеем!
И, сказав это, Равитар нагнулся, схватил Нидатара за длинные волосы и, неумело и неровно обвёл клинком вокруг головы княжича. А потом сдёрнул скальп, будто дёрн, подрезанный лезвием лопаты!
С незапамятных времён верили вирахи, что волосы – обиталище души, и если длинны они, то здоровьем человек крепок и отвагою не обижен. Потому коротко обрезали волосы рабам, дабы лишить их храбрости и воли, а с умерщвленных врагов снимали скальпы. Разве только каламиты порой стриглись коротко, да ещё – амазонки. Так уж у них было заведено с давних времён, и этот чудной обычай вызывал насмешки со стороны вирахов…
Это было первое убийство совершённое Равитаром и Суйоних. И хотя люди в их мире порой очень нечётко проводили грань между добром и злом, жизнью и смертью, и мало кого мог шокировать вид крови, – всё-таки, содеянное произвело впечатление на беглецов!
Они молчали. Стояли неподвижно, не глядя друг на друга.
Потом девушка сказала:
– Теперь мы кровные враги Раддхару и его родичам. Князь будет повсюду преследовать нас, пока не убьёт. Нам надо очень хорошо спрятаться в Адридике, чтобы он не нашёл нас и прекратил поиски.
–А может, мы убьём его? – предположил юноша. И молвил с надеждой: – А может, он сам умрёт? Мы могли бы попытаться наслать на него порчу. Нанять для этого колдуна... Или попросить богов. Они ведь уже помогли нам сегодня!
Суйоних встрепенулась.
– Верно! Они послали мне вещий сон, и я проснулась! А если мы принесём им достойные жертвы, то помогут и избежать мести Раддхара!
Это было открытие! Девушка даже задохнулась от восторга! Не каждый день ты осознаёшь, что небожители неравнодушны к твоей судьбе!
– Мы пожертвуем им колесницу, коней и оружие Нидатара! – сказал Равитар. – За такой подарок они отплатят нам сторицей!
Из скошенной при помощи мечей сухой травы и веток кустов беглецы сложили костёр, который развели прямо под платформой колесницы княжича. Обожавший коней Равитар, не колеблясь, стреножил скакунов Нидатара, повалил их наземь и задушил, накинув на шеи верёвку и вращая просунутое под неё древко копья (ведь, совершая жертвоприношение, ты вовсе не зло творишь, а просто жизнь переводишь в другое измерение, превращая жертву в посланника, что несёт твою молитву в светлые чертоги богов!).
Потрескивая, разгоралась двуколка, отправляясь, в клубах дыма, на небеса. А Суйоних заговорила с богами, благодаря их за оказанную сегодня помощь и взывая о поддержке в будущем. Она не знала, кто именно из бессмертных проявил благосклонность к ней и Равитару – те, которым поклоняются вирахи или те, кого чтят амазонки, а потому повторила молитву на своём диалекте, близком языку каламитов.
А затем, не теряя времени даром, беглецы покинули место стоянки и первое в своей жизни поле битвы.


Погоня

Когда стало известно Раддхару о побеге рабов, он не замедлил похвалиться поступком наследника перед гостями – вот, мол, каков сын вырос! Настоящий воин! Истинный властитель! Малость повзрослеет, наберётся сил и опыта – никому спуску давать не будет! Станет для народа своего достойным вождём, для врагов – злым демоном, а для отца – утехой в старости!
Молодые друзья Нидатара, конечно, позавидовали ему, и тотчас упросили отцов позволить им запрячь коней в колесницы, надеясь перехватить княжича на обратном пути, дабы хоть крох славы его вкусить, торжественно вернувшись в Пуштиман с пленниками, бредущими в путах следом!..
Но лишь вечером возвратился один из товарищей Нидатара с изуродованным телом княжича, лежащим на платформе. Вошёл во дворец на непослушных ногах и, зарыдав, упал на колени перед побледневшим Раддхаром, не в силах вымолвить ни слова.
Крича не своим голосом, бросился князь к носилкам, которые внесли в тронный зал слуги. Обнял окоченевшее тело сына, уронил на холодную грудь мертвеца длинные пряди густых волос, серых от седины…
И возопил горестно:
– Дьяух пресветлый! Лучезарный Сур;х! Вирав;н-лучник! Боги всемогущие! За что так жестоко вы поступили со мной? Чем прогневал я вас? Разве не приносил я вам богатых даров? Разве не возводил для вас алтарей? Разве не чтил предков своих? Почему же отняли вы у меня всех моих сыновей? Почему лишили меня смысла жизни? – Поднял князь глаза к потолку, на котором, среди облаков и молний, в окружении орлов, мчался на колеснице, запряжённой парой рыжих коней, бог-воин Вртрах;н. – Ответь мне, могучий, которого почитал я более всех бессмертных! Открой мне глаза на мои прегрешения!
Но недолго рыдал князь над телом Нидатара. Воином он был и владыкой, а потому предоставил жене и дочерям оплакивать погибшего, а сам обернулся к угрюмым приближённым, собравшимся в зале.
– Быков готовьте для жертвы! Коней запрягайте! Доставайте оружие! Собирайте войско! Я пойду вслед за убийцами моего сына, куда бы они ни направились! Покуда я жив, буду их преследовать! И клянусь – умрут они страшной смертью! Пусть боги помогут мне покарать злодеев!.. – Запнулся на миг Раддхар. И молвил затем: – А если даже и боги выступят против меня… – тут вновь обратил князь гор; взор свой, – тогда и против богов буду я биться! – И выкрикнул, потрясая кулаками – словно лев рыкнул: – Пусть лучше не встают на моём пути!!!
Двадцать две колесницы снарядили для погони. По два воина в лёгких панцирях из кожи и полотна ступили на них. Боевые псы, приученные рвать врагов, помчались впереди отряда!
– Супутр;х, сын Ман;ха с ребятами следом идут! – говорил, провожая князя, юноша, что привёз в город тело Нидатара. – Видно, в земли щакун;хов рабы путь держат. Так наши предупредят местных о погоне. Если сами, прежде, убийц не схватят!
– Ничего, догоним! – убеждал князя Капотах, что не замедлил присоединиться к отряду. – Они, глупцы, тяжёлые доспехи украли! Думают, доспехи спасут им жизнь! А потому и движутся медленнее нас! Не уйдут!
Хорошо были известны благородным колесничим все дороги в степях и в предгорьях. Никто не сомневался даже, что в ближайшие дни настигнут дружинники неопытных юнцов, посмевших отнять бесценную жизнь юного наследника!


Иные края

…Возле городов, под защитой крепких каменных стен и дружин, земли распаханы, повсюду разбросаны селения из глинобитных домиков под соломенными крышами. Отъедешь немного – и только намёты пастухов, что стерегут стада коров, отары овец, да табуны лошадей будут встречаться на пути. А ещё дальше простирается лишь полная птицы и зверя дикая первозданная степь.
Если же продолжить путь на юг – вздыбится степь горбами, круче станут холмы, и то здесь, то там появятся отвесные скалы, чьи плоские, порой недоступные, вершины облюбовали стройные сосны. Глубже зароются в глинистую землю овраги, и редкие рощи сменятся настоящими лесами из кряжистых дубов и огромных, в несколько охватов, сосен.
Здесь начинаются владения иных племён – потомков тех вирахов, что ещё в давние времена покинули равнины, заселив Адридик. Среди холмов и лесистых гор, сливающихся в невысокие хребты, в плодородных долинах, освежаемых студёными потоками, зеленеют на пологих склонах виноградники и желтеют по берегам говорливых рек колосья низкорослой пшеницы. Здесь, как и в степи, нет единого правителя, и земли поделены между племенами или союзами племён, каждое со своим князем и своим городом. Именно в города приводили все дороги, и по одной из таких дорог катилась теперь колесница беглецов. Встретившиеся по пути странствующие кузнецы подсказали, что это самый короткий путь в сердце Адридик, ведущий через перевалы Суг;м и Кургалд;р.


Ночь Равитар и Суйоних провели под открытым небом, а поутру обнаружили, что находятся у каменных пограничных столбов с высеченной на них эмблемой. Беглецы принялись гадать, земли какого княжества лежат на их пути (сказать по правде, об окружающем мире они знали до смешного мало). Но оба сошлись во мнении, что Раддхара, всю свою жизнь грабившего соседей, здесь не любят.
– Может, попросить убежища у местного князя? – предложил Равитар. И сам же себе возразил, подумав: – Станет ли князь ввязываться в войну из-за двух рабов? Уж скорее выдаст нас, чтобы снискать расположение Раддхара. Даже если мы просто пересечём эти земли, то потом местный правитель пропустит погоню, и даже подскажет, куда мы поехали. – Юноша задумался. Потом вздохнул и сказал: – Пусть боги нам помогают. Может, они заставят Раддхара сбиться с пути. Или воодушевят жителей предгорий напасть на него – князь-то, наверняка, зла им сделал немало!
– Или мы воодушевим их! – воскликнула вдруг Суйоних. Она наморщила лоб, силясь припомнить что-то: – Постой… Когда я убежала в прошлый раз, Раддхар на нескольких колесницах за мной погнался. Но то для него развлечение было. А теперь ему во враждебные земли ехать придётся. Одной колесницей точно не обойдёшься, да и пять мало будет. Большой отряд придётся собрать– человек в сорок. Или даже более. Вполне сойдёт за авангард войска!.. На войне ведь как – чтобы самому напасть на врага – надо иметь немало мужества. Но когда враг приходит в твой дом – тут уж и малодушному приходится браться за оружие! Если местные жители узнают, что Раддхар преследует своих беглых рабов, они пропустят его. Но если подумают, что он пришёл, как всегда, по их добро – встретят стрелами. – Суйоних просияла, довольная собой. – Нам надо лишь убедить здешний народ, что Раддхар идёт на них с армией, а остальное – это уж и впрямь забота богов!


Бескрайние степи закончились, уступив место предгорьям, которые произвели немалое впечатление на степняков, гор прежде никогда не видевших. С удивлением взирали юные путешественники на высоченные холмы, куда людям нелегко было взобраться, но где дубы и сосны чувствовали себя привольно! Благоговейный трепет вызывали скалы, совсем уж неприступные – да только и на них, в трещинах, росли кусты и маленькие, искривлённые деревца. У основания одной из таких каменных громад чернел зев пещеры.
Амазонка охнула:
– Смотри, какая нора!
– И впрямь нора! – поразился её спутник. – Кто её только выкопал такую – в камне! Наверное, лапы надо иметь бронзовые!
Суйоних заторопилась:
– Поедем скорее! А то выползет ещё дракон какой, сожрёт нас вместе с конями!..
– А, вот, люди ездят – не боятся! – воскликнул Равитар, заприметив впереди запряжённую парой волов повозку. – Давай спросим, что за зверь эту нору вырыл! А заодно узнаем, какое племя тут обитает и далеко ли ещё до какого-нибудь города.


Хитрость Суйоних

Ин;х, правитель племени щакун;хов, невысокий полный мужчина тридцати пяти лет, находился в амбаре, наблюдая, как слуги ссыпают в огромные ямы, вырубленные в скальном полу, пшеницу, собранную на княжеских полях. Главный писец его, один из немногих грамотных людей в племени (а потому крайне ценный и весьма уважаемый), держал в руках деревянную дощечку, покрытую воском, куда записывал сведения о количестве зерна, сообщаемые ему помощниками. А в перерывах между записями зачитывал вслух с берестяного свитка, каков приплод в княжеских стадах быков, отарах овец и табунах лошадей, сколько животных было пущено на мясо и принесено в жертву богам, а сколько умерло от болезней. Инах любил наблюдать, как преумножаются его богатства, и потому, когда один из слуг доложил, что два странника хотят его видеть, недовольно поморщился. Отвлекаться от столь приятного занятия ему не хотелось.
– Что ещё за странники?
– Чудные такие! – возбуждённо затараторил слуга. – Один вроде как мужчина, а другой – и вовсе женщина!.. И на колеснице, как благородные!.. И в доспехах!..
– Что ты за чушь несёшь? – развёл руками князь. – Человеческим языком изъясняться не можешь? – Но заинтересовался. Сказал советнику: – Продолжайте тут без меня. – И – слуге: – Веди-ка во двор этих, в доспехах… Сам посмотрю, кто там мужчина, а кто женщина!
В это самое время из ворот дворца вышел молодой, лет двадцати или чуть старше, воин в набедренной повязке из шкуры леопарда, перепоясанной широким ремнём, за который был заткнут по какому-то чудному иноземному обычаю, короткий прямой меч в ножнах, украшенных золотой чеканкой. Обликом своим напоминал юноша каламита – был смугл, черноглаз и гладко выбрит, а длинные волосы, верно, побывавшие в руках цирюльника и красиво собранные в пряди, волнами падали за спину, опускаясь ниже лопаток. На бронзовой коже шеи горела золотая гривна, браслеты в виде изогнутых стержней стиснули руки у бицепсов и запястий, а в ушах поблёскивали драгоценным солнечным металлом кольца серёг.
Князь Инах, что появился во дворе в сопровождении слуг и начальника стражи (этот последний был в длинном мирном одеянии благородного мужа и с мечом на перевязи), кивнул смуглому чужеземцу в знак приветствия.
– Я гляжу, ты принарядился, Дурхард! – отметил князь. И добавил, махнув рукой в сторону внешних ворот цитадели: – Слыхал о гостях? Чудные какие-то…
– Да уж все вокруг о них говорят! Вот, решил сам посмотреть.
Как и многие города Дакшинадика, Утс;х, город щакунахов, представлял собой большое селение на склонах холма, плоскую вершину которого занимал дворец правителя, окружённый каменной стеной. Дворец – это, конечно, громко сказано; просто очень большой по местным меркам двухэтажный дом с двускатной крышей. Нижний город защищал палисад, установленный поверх основания, сложенного из больших известняковых глыб. Наверх, в цитадель, вела дорога. По ней, миновав ворота с боевой деревянной площадкой над ними, и поднялись на своей колеснице чужеземные странники.
Взглядам собравшихся во дворе любопытных, предстали лица юноши и девушки. И необычно коротко остриженные волосы обоих.
Гости сошли на землю и, сделав несколько шагов по направлению к князю (его нетрудно было узнать по обилию золотых украшений и свите), почтительно склонили головы. И промолвили:
– Благо тебе, владыка!
– Благо и вам! – Инах с интересом окинул юных воинов взглядом с головы до ног. – Кто вы? Откуда прибыли? С чем пожаловали?
– Плохие вести несём, владыка! – сказал юноша взволновано. – Князь Раддхар собрал войско и идёт в твои земли! Скоро здесь будет!
Зароптали все, кто слышал эти слова – слуги, стражники, приближённые князя и жрецы… Какая-то женщина ахнула и побежала прочь, сообщить недобрую новость подругам…
– Юноша этот – благородный Равитар из рода Каул;х, – заговорила с сильным акцентом его смуглая спутница. – А я – Галазэб из народа эренми. – Позабыв от волнения детское имя, Суйоних перевела на диалект амазонок своё нынешнее прозвище – Доброе Лоно. – Князь Раддхар на Джаракотах напал. А мы с ними в союзе. Битва была. Многие погибли. Мы выжили. Равитар в плену был, там ему волосы обрезали! Он слышал слова Раддхара. Князь сюда идёт!
– Да-да, – спохватился юноша. – Мне э-э… она помогла бежать. А теперь Раддхар идёт за нами. Совсем ненамного отстал, я думаю…
– Вот так-так!.. – заволновался князь. – Снова, значит, не сидится ему!.. И волосы, стало быть, обрезал… Негодяй! Разве можно так с благородными?! – И спросил поспешно: – Велико ли войско?
– Совсем невелико! – отмахнулся Равитар. – А впереди – отряд на колесницах! Хотят наскоком взять! Если встретишь их внезапно, всех перебьёшь!
Князь задавал вопросы, а кто-то уже распоряжался собирать воинов и послать гонцов к ближайшим правителям – предупредить об опасности и просить о помощи, кто-то побежал к конюшням, крича, чтобы готовили колесницы, кто-то наспех наставлял мальчишку-подростка мчаться со всех ног к некоему Нармад;ху, передать, чтоб тот срочно уводил скот с южных пастбищ!..
Дурхард всё это время не сводил взгляда с девушки. Потом приблизился, остановившись на некотором расстоянии, как того требовали приличия, и заговорил, к изумлению Суйоних, на диалекте амазонок:
– Ты правда эренми?
Она ответила после короткой заминки:
– Ты же видишь…
Во взгляде смуглого незнакомца чувствовалось нечто большее, чем просто интерес. Что-то похожее мелькнуло той ночью и в серых глазах Капотаха. А Суйоних давно заметила, что в женщине с оружием, в девушке с повадками мальчика для многих мужчин есть некая неведомая и притягательная сила.
Дурхард промолвил:
– Моя мать… моя мать была эренми. – Он говорил с трудом, как человек, выросший на чужбине и почти позабывший родной язык, его слова и выговор. – Правда родился я в Суджаламе – это город в степи. – И тут он перешёл на вайр;х, которым, видно, владел куда лучше: – Дурхард моё имя. Если хочешь, я покажу, где здесь можно расположиться.
Он был странный, этот человек с именем вираха и внешностью каламита. По виду – бывалый воин. А смущается отчего-то в разговоре…
Но тут князь Инах обернулся к слуге и велел:
– Пойди, распорядись, чтобы гостей накормили и дали отдохнуть. – Кивнул начальнику стражи: – Скликайте людей. – И молвил Дурхарду: – А ты, чужеземец, примешь ли участие в нашей битве?
Тот отозвался рассеянно, не сводя глаз с Суйоних:
– Да… конечно… – И, спохватившись, добавил совсем по-благородному: – Почту за честь!


…Облачались в брони родовитые сподвижники Инаха. Вставали на колесницы и спускались в город, где уж собирались ополченцы, топорами из бронзы, булавами из шлифованного камня, дубинами и боевыми каменными молотками, луками и дротиками вооружавшиеся. Готовились они выступить к проходу между горами и рекой, где можно было без труда отразить нападение врага.
Равитар и Суйоних, воспользовавшись гостеприимством князя, подкрепились во дворце, а после сделали вид, что готовы присоединиться к войскам щакунахов, но замешкались, якобы осматривая бигу и оружие. Они оставили цитадель и без труда улизнули из города через северные ворота – в общей суматохе никто не обратил на них внимания.
– Кажется, поверили! – радовался юноша, погоняя коней. – Лишь бы только не догадались раньше времени, что мы их обманули!
– Догадались, – заметила Суйоних, – если бы не я! Ты ведь должен был рассказать о нападении Раддхара на соседей! Мужчине охотнее поверят!
– Ну и ладно… – пожал плечами парень. – Что уж, и забыть нельзя?.. Ты, вот, чего вдруг начала язык коверкать?
– Я ваш язык плохо знает, – пояснила девушка. – Я свободный эренми! Я в степи рос! – Она засмеялась, а потом промолвила без намёка на чужеземный акцент: – Заметил, что этот Дурхард только ко мне и обращался, будто тебя нет вовсе? Клянусь – он на меня глаз положил!
Равитар отчего-то насупился и сказал, как отрезал:
– А ты и рада! Смотри, не время теперь знакомства заводить!


Супутр;х, сын Ман;ха, был предводителем отряда юных друзей княжича Нидатара. Именно он предложил преследовать беглецов, пока Раддхар собирает погоню. И теперь его небольшой отряд на пяти колесницах, отставая от Равитара и его спутницы всего на несколько часов, выехал на тракт, ведущий к Утсаху.
Собаки указывали путь, но теперь можно было обойтись и без них: степь закончилась, и в предгорьях с их оврагами и невысокими горами, беглецам оставалось лишь ехать по дороге или, бросив колесницу, идти пешком. А на последнее они ни за что бы не решились: пеших легко выследят и догонят псы!
…Всё более извилистой становилась дорога. Всё ближе подступали к ней горные склоны, покрытые дубравами… Пустившиеся в погоню друзья оживлённо спорили, решая, как поступить с беглецами. Убить их на месте, бросив к ногам Раддхара их головы, или же постараться захватить живыми, чтобы сам князь насладился предсмертными муками убийц своего сына. Потрясая зажатой в руке плетью, отстаивал Супутрах второй вариант, когда выехали биги за поворот – прямо на толпы вооружённых людей, идущих по дороге навстречу.
Никто из молодых дворян не успел сообразить, что к чему. Никто и рта раскрыть не успел! Потому что вскричали вдруг пешие воины громогласно: «Вот они! Вот они! Это колесничие Раддхара! Бейте их, бейте!» – и ливнем обрушились на юношей стрелы и дротики!
И Супутрах, сын Мануха даже не заметил, как был убит!..


Лишь на рассвете следующего дня колесницы задержавшегося принесением столь необходимых жертв Раддхара пересекли границу владений щакунахов. Надеялся князь, что беспрепятственно достигнет города его отряд, где испросит он разрешения на проход у Инаха, если молодёжь, что шла в авангарде, этого ещё не сделала. Да не тут-то было! Точно как и Супутраха с друзьями, встретило войско горцев чужаков стрелами и дротиками! Трое благородных пали на месте, ещё трое получили раны!
Велел тогда Раддхар возничему направить бигу на вражеское войско, где в первых рядах стояли колесницы знати, и закричал, грудью приняв две стрелы с костяными жалами, увязнувшие в толстой бычьей коже плетёного из ремней панциря:
– Остановитесь, щакунахи! Мы с миром пришли!
Выехал тогда вперёд Инах на своей колеснице и заговорил с Раддхаром. И удивился несказанно, когда узнал, какую ошибку совершили его воины, убив сыновей знатнейших дворян Пуштимана и атаковав княжеский отряд! И удивился про себя находчивости беглых рабов.
А потом сказал в ответ:
– Прости, князь! Простите, благородные мужи! Нет нашей вины в этом поступке! Не ты ли, Раддхар, терзал наши земли нападениями в течение долгих лет? Не ты ли заставил народ мой бояться и ненавидеть людей на колесницах, что стаей хищной налетают с севера? Ничего, кроме зла, мы от тебя не видели – не мудрено, что и на этот раз ждали худого, вот и поддались на обман! Правда, и я свою вину чувствую – нельзя позволять чувствам возобладать над разумом! А потому пропущу тебя и твоих воинов через наши владения. Даже более. Дам я тебе проводника. – Оглянулся он назад, чтобы посоветоваться, кого лучше в провожатые определить, и тут воин в необычных доспехах отделился от дружинников Инаха и подъехал на колеснице своей поближе.
Был на нём бронзовый островерхий шлем с нащёчниками – подобные каламиты носят (из-под шлема длинные волосы на спину и плечи падали), и кованая кираса. А на перевязи через плечо длинный меч висел, одинаково удобный для колющего и рубящего удара.
– Я поведу воинов Раддхара. Дорога на Суг;м и Кургалд;р мне знакома.
Показалось, что опешил поначалу Инах. Даже с возницей своим переглянулся. А потом вдруг кивнул и сказал:
– Да-да! Вот, Дурхард, хоть и молод совсем, а уж воин бывалый! Он и рабов твоих в лицо видел, и хорошим бойцом будет в отряде. Да и дорога, говорит, знакома, хоть и не наш он… – И, добавил затем так тихо, что лишь возница княжеский, да сам Дурхард услышали: – Но ежели вдруг случится чего… ежели зверь какой, или воин вражеский поразит Раддхара – всякое ведь бывает – так, значит, на то воля богов. То, значит, вовсе не твоя вина, тебе печалиться незачем. Да и я сожалеть не стану… – запнулся на миг и добавил: – Да и никто, пожалуй, не станет…


Танец Суйоних

Адридик – это не просто разбросанные без всякого порядка горные вершины. Это три огромных хребта, параллельных друг другу, протянувшиеся с востока на запад плавной дугой. Самый высокий из них, центральный, носит древнее название Кург;л. Некогда, на заре времён, извергли недра земли на поверхность жаркую лаву, и застыла она гигантской диабазовой стеной, похожей на шипастую спину чудовищного дракона! Бесплодны, дики эти шипы-вершины, и только если спуститься несколько ниже, можно увидеть густотравные луга, с которыми граничат дремучие леса из бука, дуба и сосны.
Известняковый хребет, лежащий к северу, высится уже не единой стеной, а разорван на отдельные массивы и более чем в два раза уступает Кургалу высотой. Здесь также процветают сосновые и дубовые леса, а кое-где встречаются осиновые и берёзовые рощи.
Отдельными горами, сложенными мрамором, известняком, песчаником и доломитом, похожими на громадные полуразрушенные крепости, вздыбилась южная гряда. За ней начинался изрезанный глубокими и узкими заливами берег, омываемый водами океана Махав;р.
А меж этими тремя хребтами разбросаны бесчисленные долины – огромные и крошечные. Глубокие ущелья и пропасти, по дну которых журчат холодные ручьи и бурные реки, рассекают горы.
Жители долин издавна протоптали тропы и проложили дороги через седловины, по которым перегоняют скот и везут на продажу соседям товары. Самые высокие и непроходимые зимой перевалы находятся на Кургале. Густыми холодными туманами и проливающими дожди тучами укрыты они большую часть года, снегами засыпаны зимой. Уже ранней осенью прекращается движение через недружелюбные проходы пастухов, купцов и воинов. Замирает жизнь среди тёмно-зелёных утёсов. Лишь стаи свирепых волков, тигры да барсы рыскают в мрачных ущельях среди изувеченных землетрясениями диабазовых глыб; да грифы кружат в вышине, распластав громадные чёрные крылья и касаясь безобразными лысыми головами серых туч!
…Но до Кургала беглецам было ещё далеко. Поначалу следовало преодолеть Сугам – перевал через северный хребет. Это была достаточно низкая и легкодоступная седловина, находящаяся на землях уже другого княжества.
Путники надеялись, что им удастся перейти перевал до темноты, но оказалось (к вящему их изумлению), что по горам, в отличие от степей, нельзя ездить напрямую! И хотя дорога, что змеёй ползла вверх, была проложена с небольшим уклоном, специально для повозок, кони уставали на ней быстрее, чем на равнине. Беспокоясь за их копыта, которые щербились от ударов об острые камни, Равитар надел на ноги жеребцов сшитые из нескольких слоёв кожи чехлы, которые заменяли в Дакшинадике не изобретённые ещё подковы.
…Перевала беглецы достигли лишь поздно вечером.
Это был далеко не самый лучших из вечеров уходящего лета. В тёплой Дакшинадик морозы случались только в горах, однако недостатка в дождях и грозах не было. Поздней осенью тучами затягивало Кургал. Затем свинцовая пелена опускалась ниже, заволакивала равнины, – а потом на землю обрушивались ливни, и свирепые ветры поднимали в океане огромные волны.
И хотя рановато было ещё для холодов и бурь, – здесь, в горной глуши, уже шли дожди, и тучи висели над головой, словно грязная овечья шерсть, ощипанная богами со своих отар и рассыпанная по верхушкам самых высоких деревьев и вершинам гор. Северный ветер раскачивал вековые сосны, и протяжно завывал в их разбросанных высоко над землёй ветвях.
Напугав коней, ударил гром. Гулко, раскатисто… Потом ещё раз. Крупные капли, рассечённые сосновой хвоей, мелкими брызгами посыпались вниз.
Тьма сгущалась. Ещё немного, и пришлось бы заночевать прямо на дороге, на мокрой земле, где невозможно развести костёр и укрыться от непогоды! Поэтому, в поисках убежища, Равитар свернул к высящимся над лесом скалам, надеясь среди них отыскать подходящее для отдыха место, ограждённое развалом камней и удобное для обороны. Тут, в лесу, среди деревьев и кустарников, коней пришлось вести под уздцы.
Путники приблизились к подножию двух скал, стоящих рядом. Здесь был удобный проход в теснину – достаточно широкую, чтобы проехала колесница, и пригодную для того, чтобы защититься от хищников.
Сжимая в руке копьё, юноша первый вошёл в каменный коридор, чтобы разведать – не облюбовал ли его какой зверь. Но, судя по спокойному поведению жеребцов, опасности тут не было.
И вдруг Равитар увидел перед собой зияющую дыру пещеры! Только на сей раз, это не обычная пещера была, а рукотворный проём правильной четырёхугольной формы, ведущий внутрь скалы. Старинный, наверное, и давно не используемый. Иначе проход к пещере был бы расчищен, была бы протоптана тропа, и валялся бы всевозможный мусор.
Парень поднял с земли камень и бросил его внутрь. Он услышал, как тот гулко покатился по полу и остановился. Но ни рычания, ни подозрительного шороха следом не раздалось.
Беглецы направили лошадей внутрь тёмного зала – достаточно большого, чтобы там поместилось даже несколько упряжек! Здесь царил холод и мрак, зато не было дождя и ветра!
– Хвала премудрым богам! – проговорил Равитар.
Суйоних сказала:
– Надо разжечь огонь. Только дров у нас нет.
Но топливо обнаружилось в самой пещере. Равитар споткнулся о трухлявое бревно, а потом нашёл ещё несколько кусков дерева. В дальнем же углу были свалены какие-то доски (они захрустели, рассыпаясь в пыль под сандалиями юноши).
…А вот с огнём пришлось помучиться. При помощи палочки из твёрдого кизила и сосновой дощечки удалось воспламенить сухую паклю, но влажное трухлявое дерево разгораться никак не хотело! Лишь после долгих усилий, сопровождаемых ругательствами и молитвами, удалось развести костёр.
У путников болели щёки, которые они в течение четверти часа использовали как кузнечные мехи, а глаза слезились от едкого дыма. И пока они стояли на коленях и, размазывая по лицу грязь, вытирали слёзы, огонь разгорался, пожирая древесину, из которой выбивались кое-где тонкие струйки пара. Вскоре жаркое пламя охватило поленья и доски, прогнав из пещеры вековую тьму, озарив её самые дальние уголки…
И тогда юные спутники вскрикнули разом и вскочили на ноги!..
В стенах пещеры были вырублены ниши. В нишах сидели мертвецы и смотрели на чужаков пустыми чёрными глазницами!..
Сначала беглецы схватились за оружие. А потом вдруг поняли, что сражаться с пришельцами из потустороннего мира копьями и мечами бесполезно. Но и покинуть так нежданно обретённое убежище не решились! Страх перед стихией оказался сильнее, чем суеверный ужас перед умершими.
Мертвецы оказались хорошо сохранившимися мумиями. На жёлтой коже их лиц даже видна была красная, белая и чёрная краска, и лишь кожа панцирей и шлемов с нашитыми на неё костяными пластинами совсем истлела и кое-где свисала клочьями, или отвалилась вовсе.
Погребённые в пещере люди, вне сомнения, были воинами. Даже не простыми воинами, а вождями. Это было видно не столько по их гробнице, сооружённой в горах, поближе к небу, сколь по каменным топорам, валявшимся у ног хозяев. Очень красивые были топоры, с просверленными отверстиями для древка, отшлифованные до блеска; некоторые даже украшены рельефными валиками, опоясывающими обух и лезвие. Подобное оружие и теперь можно было встретить в Дакшинадике – у князей и царей, как символы их власти.
– Кто они такие? – промолвил Равитар.
Суйоних сказала:
– Люди рассказывают, что иногда то здесь, то там натыкаются на гробницы с такими сидячими мертвецами. Никто не знает, кто построил эти гробницы и кто в них погребён. Наверное, это племя жило очень давно.
– Великие воины были, наверное! – молвил юноша громко, желая польстить хозяевам пещеры. – Думаю, они не обидятся, если мы проведём ночь рядом с ними. Если бы мы не были столь бедны, принесли бы им богатые жертвы! А так у нас ничего уже не осталось. Только оружие, да колесница, да кони… А без них мы не выживем!
Это была хорошая идея! Если ты не можешь сражаться с врагом – попытайся с ним подружиться!
– У нас есть кое-что, – сказала девушка. – Давай только отдохнём немного.
– Что ты собираешься им отдать? У нас и еды-то осталось на пол-ужина!
– Вот и покончим с ней.
Освободившись от доспехов и присев у жарко полыхающего костра, беглецы съели по кусочку чёрствого хлеба и похожего на брынзу сыра, прибавив к этой трапезе пару зубчиков чеснока и огурец. И допили кислое вино из глиняной фляги.
– Ну вот, хватит на сегодня, – со вздохом отметила Суйоних. – А завтра, если боги помогут, разживёмся чем-нибудь.
Она замолчала. Обвела взглядом погребальные ниши с сидящими в них мумиями (мертвецы, казалось, внимательно наблюдали за незваными гостями). И поднялась на ноги.
– Великие вожди! – обратилась Суйоних к покойным. – Вы ушли в мир теней в незапамятные времена. Мы не знаем – кто вы. И не знаем, хорошо ли вам в городе мёртвых. Поминает ли вас кто-либо, приносит ли жертвы? Возможно, вы страдаете от голода и одиночества, тоскуете по тем радостям, которые имели прежде. Мы могли бы дать вам вкусной пищи и сладкого вина – но у нас их нет! Однако мы можем одарить вас тем, что всегда при нас! – С этими словами длинная рубаха Суйоних упала на пол. – Давно ли вы не видели женщин, вожди?
И хлопнула тогда Суйоних в ладоши. Переступила через одеяние своё. Качнула смуглыми бёдрами, огнём в алый цвет окрашенными, прогнулась страстно – и запела на языке амазонок старинную песню, выученную ещё в детстве. О любви была эта песня. О той силе, что родилась одновременно со вселенной и отныне разлита повсюду. Движет эта сила поступками людей; не совладать с ней даже всемогущим богам! Сколько глупостей вершится во имя любви! И сколько великих деяний!..
Простая, несложная была песня – чтобы не сбивалось дыхание во время танца.
…Трудно сказать, что чувствовали души давно умерших вождей. Но Равитар, хоть и думал прежде о том, как бы поскорее отойти ко сну, забыл о всякой усталости! Никогда прежде в деревне своей и даже в Пуштимане, не видел он движений столь совершенных и танцев, столь возбуждающих! Всё тело Суйоних, красивое и сильное, двигалось в такт музыке, которую слышала, наверное, лишь сама девушка. Она приседала и подпрыгивала, извивалась и опускалась на колени – и каждое движение её было подчинёно одной цели – заставить мужчину желать её!
Равитар сначала лишь сидел с открытым ртом. А потом догадался прижать к животу флягу и отбивать такт ладонями – по открытому горлышку и по плоской широкой стенке. Под этот незатейливый аккомпанемент Суйоних и закончила свой танец страсти. Она обернулась к парню и сказала:
– Иди сюда. Очистим это место от зла!
…Немало духов населяют вселенную. Те из них, что вредят людям – бесполы. Чужды им радости любви и семейной жизни! А потому боятся они светлой силы, что исходит от людей и богов во время соития, бегут прочь, объятые ужасом от соединившейся воедино пары! Поэтому и сопровождают люди многие свои обряды открытыми актами любви, радуя небожителей и изгоняя бесплотных недругов!
Вот почему Равитар сразу догадался, о чём говорит его спутница. И не медля, скинул свою рубаху. Он был столь распалён танцем подруги, что позабыл о безмолвных воинах, наблюдающих за гостями из своих ниш. Только о Суйоних и о близости с ней были его мысли!
Подошёл он к девушке, обнял крепко её, горячую, блестящую от пота; ладонями провёл по влажному телу – от грудей до бёдер, и, встав сзади и смочив слюной навершие детородного члена, погрузился несколькими толчками в тёплую, влажную глубину.
Хоть уж и давно не возлежал ни с кем юноша, не было его соитие быстрым. И усталость сказалась, и холод, царивший в пещере, и необычная компания – не каждый раз услаждаешь взор мертвецов!
Долго бился Равитар с подругой! Вторгался и выскальзывал иногда неволей. И вновь нанизывал Суйоних; держа за талию; и саму её заставлял двигаться, насаживаясь на упругий его стебель…
А потом застонал негромко. Подвигался ещё немного и извлёк наружу уд, блестящий от семени и женской влаги. И вздохнул облегчённо.
Девушка выпрямилась. И сказала:
– Ну вот, теперь можем спать спокойно. Если и были здесь злые духи – больше их нет. И эти (она кивнула в сторону мумий) наверняка довольны!
Была ли права она, или только выдавала желаемое за действительное, но страх беглецов перед хозяевами гробницы улетучился. Одев на себя рубахи, чтоб потеплее было, они улеглись подле на одном из своих плащей, укрывшись вторым.
…Обломки дерева, бывшие когда-то оружием, идолами и щитами, тихо потрескивали, сгорая. Положив голову на грудь парня, Суйоних смотрела на игру 0гня – священного бога, с давних времён вставшего на защиту человеческого рода.
Жаркий костёр навевал мысли о домашнем очаге, о родителях, о родителях родителей, о людях, что жили на этой земле когда-то очень давно – и точно также смотрели на языки пламени, зачарованные его незамысловатой пляской.
Наверное, Равитар думал в этот момент о чём-то похожем. Он произнёс негромко:
– Какая странная эта жизнь… Хочется иной раз чего-то… Славы, богатства, власти… Хочется иногда, чтобы тебя уважали… боялись… А вот эти воины… Эти вожди – они, наверное, были очень известными. Наверное, немало битв выиграли, много городов покорили. Все их имена знали!.. А что теперь? Кто они? Как звали их? Кем они правили? Никто не помнит! Зачем они жили? Для чего сражались? Зачем страдали, если всё ушло безвозвратно и предано забвению? Значит, впустую прошла их жизнь?
Суйоних ответила не сразу.
– Мы не знаем их имён, – молвила она, не отводя взгляда от огня. – Никто не помнит их. Но вот я думаю – все наши дела, поступки, победы и поражения, и любовь, и ненависть – всё это не просто уходит в никуда. Всё это как-то влияет на людей. На судьбы наших детей и внуков… Меняет их жизнь. Значит, то, что мы делаем сегодня как-то отразится в будущем… Вот и эти вожди – быть может, мы с тобой живём на свете только потому, что они правили, сражались, любили… Быть может, без них не было бы и нас. Значит, они жили не зря. Пусть даже сейчас их никто и не помнит! – Девушка тихо вздохнула и добавила: – Пусть покоятся с миром в Стране Без Возврата.


…Ночь была холодной, что обычно для гор, и если б у гробницы имелись двери, огонь костра быстро бы согрел убежище Равитара и Суйоних. Но дверей не было, и беглецы долго не могли уснуть, кутаясь в плащ и тесно прижимаясь друг к другу.
– Знаешь, – нарушил молчание парень, дыша в затылок амазонке, – если всё это закончится благополучно, и мы уйдём от погони, я женюсь на тебе. Хоть ты и шальная какая-то, ты мне нравишься. Наверное, ты станешь хорошей женой.
Суйоних вздрогнула отчего-то. И усмехнулась.
– Ну, уж нет! Я не буду ничьей женой! Выдумал тоже!.. Да и детей у меня не будет… ты же знаешь…– голос её чуть дрогнул на последних словах.
– Так детей может и другая жена родить! – быстро нашёлся Равитар.
– Да ну тебя! – девушка ткнула его локтем. – Столько ты собираешься жён иметь?
Парень пожал плечами.
– Ну… Двоих, думаю, будет достаточно.
– С одной справься сначала! Жену иметь – это тебе не девок по углам тискать!
– Справлюсь, не беспокойся! – после этого парень замолчал ненадолго, а потом спросил: – Ты не хочешь замуж, потому что ты амазонка?
Он почувствовал, как девушка шевельнула плечом.
– Не знаю… Наверное. Да и вообще – не хочу. Не хочу связывать жизнь с мужчиной. Им нельзя верить! – Суйоних вдруг повернулась на другой бок, лицом к Равитару. – Знаешь, откуда взялись амазонки? Они появились потому, что мужчины предали женщин! – И девушка поведала: – Очень давно, много веков назад, в этой стране жили только каламиты. У них были большие города, обширные поля и виноградники… А потом откуда-то с запада в Эдэн вторглись вирахи, что жили в кибитках, пасли скот и не обрабатывали земли. Их благородные сражались на колесницах и были вооружены луками; луки были и у пеших, а потому дружины каламитских князей, что бились копьями и топорами, часто терпели поражения от пришельцев, даже не успев вступить в рукопашную! Их просто засыпали издали градом стрел!.. Но мужество каламитов было велико, и война длилась очень долго. Долина Урудан была захвачена. Эдэн перешёл в руки врагов. Кажется, ничто не могло отвратить завоевание Калама! Но одна женщина, храмовая блудница из разорённого города в Эдэне, где погибли все мужчины, воодушевила соотечественниц на борьбу с пришельцами. Боги открыли ей секрет лука, сделанного из двух пород дерева, проклеенного сухожилиями… Такой лук обладал чудовищной силой, и стрелял гораздо дальше, чем луки вирахов. Армия женщин стала одерживать одну победу за другой, вдохновлённые ими князья сплотили свои дружины и в решающей битве нанесли вирахам поражение, остановив их продвижение на восток. Калам был спасён. Но вместо благодарности князья велели лучницам сложить оружие и вернуться в дома к обычной женской работе, вновь отдавшись под власть мужчин. Только слишком долго сражались каламитки. Позабыли они прежнюю жизнь. Немало девочек выросло среди них, незнакомых с обычными женскими обязанностями. Не захотели лучницы вернуться к горшкам и корытам, отреклись от неблагодарных мужчин и ушли в степи. Вот так и кочуют теперь на свободе, в степях Эдэна, а если и сходятся, время от времени с пастухами, то лишь для того, чтобы зачать от них детей. Но толъко родившимся девочкам сохраняют они жизнь. – Девушка сделала паузу, вздохнула и закончила рассказ: – И вот почему языки у амазонок и каламитов похожи. И вот почему амазонки не доверяют мужчинам.
– Ну, не все мы такие, – возразил Равитар. – Вот, я, например… – Я – какой? Мне ты доверяешь?
– Ты?.. – Суйоних пожала плечами. – Не знаю… Ты как будто не определился ещё. В тебе всего понемногу – и доброго, и злого, только вот чего больше... Время покажет. Наверное, тебе самому предстоит решить, каким путём пойти.


Сон всё не приходил…
Снаружи бесновался ветер и хлестал дождь. Изредка, почти одновременно с раскатами грома, вспыхивали молнии. Каждый раз они на миг освещали гробницу, погрузившуюся в кромешный мрак (Равитар и не заметил, как угас огонь). И тогда вновь становились видны ниши в стенах и мумии, стоящие в них.
Откуда-то из глубины всплыла мысль о тех, кто хоронил покойных таким странным образом. Одно дело – лёжа на спине, вытянувшись в полный рост, или на боку, свернувшись калачиком. Но стоя!.. Это что же надо додуматься так сделать, чтобы мертвец стоял себе, сох понемногу и не рассыпался в прах?
Погоди!.. А разве они не сидели?..
Или стояли?.. Нет, точно сидели! Тогда почему сейчас стоят?..
Очередной сполох молнии озарил пещеру, и Равитар увидел, что мертвецы уже за пределами своих ниш. Их пустые глазницы были обращены в ту сторону, где приготовили себе постель беглецы!
Равитар ещё подумал, что, возможно, видят мумии плохо. Возможно – не видят вообще – глаз-то у них нет. Поэтому, если лежать неподвижно, они не заметят его и пройдут мимо!
…А потом сухая рука с длинными костлявыми пальцами схватила парня за плечо.
Он вскрикнул, дёрнулся…
И проснулся.
…Грозы не было. Это кони ржали и били копытами. А у входа в пещеру теснились волки.
В ту эпоху, когда людям известно было только оружие из камня, кости и бронзы, волки были куда храбрее и опаснее! Человеческое существо они считали такой же добычей, как зайцев, оленей, или ланей, а отбиться от большой стаи могла лишь большая, хорошо вооружённая и организованная группа!
Нет, конечно, самих зверей видно не было – лишь какие-то смутные тени. Но по рычанию их и поступи Равитар понял, с кем имеет дело. Он вскочил, схватив копьё, и закричал девушке, не оборачиваясь:
– Раздувай огонь! Волки!
И нанёс удар.
Раненый зверь заскулил и попятился к выходу, но на смену ему пришли ещё двое!
Парень отбивался почти вслепую, тыкая копьём наугад, каждый раз встречая упругое сопротивление плоти и слыша в ответ вой и лязг зубов.
– Костёр, костёр! – кричал он.
Но вместо долгожданного огня Суйоних заняла оборону рядом, размахивая то ли топориком, то ли мечом.
– Копьё возьми, дура! Не подпускай близко!.. – рявкнул Равитар, на миг обернувшись к ней. – И отшатнулся – то была не Суйоних! Безобразные мумии в своих обветшалых доспехах стояли подле, размахивая оружием. Несколько выстроились справа. А несколько – слева, тесня хищников к выходу.
Равитар уже не мог драться. От страха и изумления он выронил копьё и попятился.
За спиной был костёр. Юноша задел ногой непрогоревшее полено, споткнулся и упал. Прямо на пышущие жаром угли! Вскрикнул, забарахтавшись…
И проснулся.


…Была гроза. Шёл дождь. Кони лишь изредка вздрагивали и переступали ногами при ударах грома… Под боком тихо посапывала Суйоних… Огонь давно погас, и мертвецов не было видно в темноте.
Равитар покинул постель. Захватив с собой копьё, он осторожно приблизился к выходу и выглянул из гробницы.
Холодные струи воды, стекающие по скале, полились ему на голову и плечи, окончательно прогнав сон. Дождь шумел, омывая ветви деревьев и камни, журчал ручейками, проливаясь на усыпанную хвоей землю. Пахло свежестью, мокрым гумусом и смолистыми благовониями соснового леса.
Равитар вздохнул всей грудью и промолвил тихо:
– Осёл!.. С чего бы волкам нападать? Еды у них в лесу и так полно!
Он вернулся в пещеру. Подбросил в костёр дров и принялся раздувать огонь. Когда костёр разгорелся, юноша настороженно огляделся по сторонам. Мертвецы ничуть не изменили своих поз. И трухлявое оружие их по-прежнему валялось рядом.
Всё ещё под впечатлением от удивительного сна, юноша промолвил очень тихо, чтобы не разбудить подругу:
– Добрый знак! Добрый знак! Они приняли твою жертву, Суйоних!
Потом сел, скрестив ноги, и стал смотреть на языки пламени…


К утру дождь прекратился, и тучи рассеялись. Равитар выглянул из-под плаща и увидел, что утро давно наступило, и прямоугольный вход в пещеру озарён солнцем. Он сразу вскочил на ноги и начал собираться в путь.
…Перевал Сугам юные путники миновали почти незаметно. Дорога вывела их на крутой обрыв, под которым, шумя, струилась река, миновала понижение меж двух гор, а затем, как прежде, извиваясь, пошла под уклон.
Древние скалы, изъеденные за тысячелетия ветрами и ливнями, зияли нишами, пещерами и гротами, словно черепа из заброшенного склепа – пустыми глазницами! Серые громады известняковых утёсов сказочными чудовищами возвышались над лесными чащами и высокогорными лугами, полными дикого зверя и тучных отар!.. Отары охраняли вооружённые пастухи – точно такие, как и в Бахусарит – одетые в шкуры, и с огромными лохматыми псами. Горцы, как бы невзначай, показали чужакам свои луки и дротики. Но собак, готовых броситься в бой, сдержали.
Постоянного жилья здесь не было. Лишь временные шалаши, да загоны под скальными навесами. Ещё долго, до поздней осени будут пасти тут свои стада скотоводы Адридика, пока зимние холода, дожди и снег не прогонят их вниз, в тёплые долины, защищённые горами от суровых северных ветров.
Делая лишь короткие остановки для того, чтобы дать отдых лошадям, а заодно раздобыть ягоды или плоды диких яблонь и груш, беглецы спускались по серпантину дороги, где змеящейся под причудливыми скалами, где укрытой дремучим лесом, а где выбегающей из-под деревьев на широкие луга, полные солнца, трав и стрёкота кузнечиков.
А потом, поближе к вечеру, стали появляться первые посёлки. Их предвестниками были стада свиней, покрытых густой щетиной, больше похожих на диких кабанов. Мальчишки, что пасли их, раскрыв рты, разглядывали вооружённых до зубов путников.
На пути стали встречаться поля и виноградники – но не столь обширные, как в степях. Затем потянуло гарью, и над вершинами рощи в отдалении показался дым – наверное, земледельцы подожгли срубленные задолго до этого деревья в том месте, где предполагалось заложить очередное поле. Теперь, по весне, забросив истощённые почвы, можно будет вспахать и засеять новый, удобренный золой участок.
Беглецы миновали гончарные печи, вернее – простые глубокие ямы, куда складывали просушенную глиняную посуду, накрывая сверху дровами. Повсеместно, во избежание пожаров, такие печи выносились за пределы поселений. А вскоре взгляду предстали глинобитные домики, скучившиеся вдоль тракта. Здесь совсем по родному пахло навозом и молоком, дымом очагов, дублёными кожами, мёдом и свежеиспечённым хлебом.
Следуя законам гостеприимства, местные жители накормили юных путников и дали им кое-что из съестного в дорогу. А те поведали им, что войско князя Раддхара уж предало огню земли щакунахов и скоро спустится с гор, дабы ограбить селения людей живущих за перевалом. Хотя втайне Равитар и подруга его надеялись, что давно мёртв князь, они решили не расслабляться прежде времени.
Интересно было наблюдать, как засуетились крестьяне, как начали рассылать гонцов к пастухам, чтобы те гнали скот подальше от дороги, в лесные чащи, как собрались старейшины, решая, встретить ли врага оружием здесь, у границы посёлка, или отступить к городу, чтобы драться вместе с княжеской дружиной.
– Из засады их бейте стрелами! – советовал Равитар, чувствуя себя в этот момент вершителем истории. – Нет у вас ни колесниц, ни доспехов, чтобы противостоять им открыто!
Старейшины одобрительно кивали. А Суйоних усмехалась довольно – похоже, эта погоня обещала стать для Раддхара и его приближённых кошмарным сном! Вот если бы ещё убедить и местного владетеля оказать Раддхару почести стрелами и копьями!..
Путь их лежал в обширную межгорную долину, через город Саудх;м – столицу очередного маленького княжества.


Саудхам

Тем временем Раддхар со своим отрядом остановился неподалёку от того места, где ночевали Равитар и Суйоних. Воины распрягли коней и, стреножив их, поставили рядом. С одной стороны, полукругом, выстроили в ряд колесницы на случай, если придётся от кого-нибудь обороняться. С другой развели костры.
Раддхар почти ничего не ел. Лишь проглотил кусок сыра с лепёшкой, да выпил вина. Сидя, скрестив ноги, на расстеленном плаще, он разглядывал Дурхарда, поглощавшего свой ужин чуть поодаль.
– Откуда ты? – поинтересовался князь. – Верно, из Калама?
Тот не сразу ответил.
– В некотором роде. Моя мать амазонка, но вырос я среди вирахов.
– Кто же отец твой? Или ты был зачат, как это принято у амазонок, от первого встречного?
Дурхард усмехнулся.
– Вроде того. Только этим первым встречным оказался княжич Думуки;нг из Либира.
– Вот как, – промолвил Раддхар, и голос его заметно потеплел. – Стало быть, ты знатного рода.
– Стало быть, знатного. Только что с того? Отец даже не подозревал о моём существовании, мать соплеменницы изгнали, и она поселилась в одном из городов. Я вырос в нищете… Неприятная история… – После короткой паузы, воин добавил: – Я сам себя сделал. Никто не помогал мне встать на ноги. Разве что только боги хранили в битвах.
– Боги... – молвил князь. – А на меня боги разгневались. Четверо сыновей было у меня – ни одного не осталось!
– Разве боги убили твоего младшего сына? – осторожно заметил его собеседник, уже посвящённый в события последних дней. – Разве не сам он погубил себя безрассудством?
– Его убила амазонка Суйоних! – воскликнул Раддхар. – Она же и побег замыслила, я знаю! Эти эренми – злые стервы! Как звери дикие! Как тигрицы! Возьмёшь их в дом котятами, выкормишь, вырастишь – а они однажды разорвут в клочья твоих близких и сбегут!
– Верно! – ухмыльнулся в ответ Дурхард. – Правду говоришь! Сам знаю! – Он помолчал и подытожил вдруг: – Просто я вот думаю – может, не стоило брать в дом тигрицу? Жила бы она себе на воле… А?..
Князь нахмурился.
– Что за человек ты – не пойму! Разве не захватывал ты женщин во время набегов? Разве не похищал детей? Или же ты бился только ради славы? Не верю этому!
– Верно, что не веришь! – засмеялся его собеседник. – Слава – хорошо! Но ведь и жить на что-то надо! Только я рабов при себе никогда не держал, сбывал их с рук при первой возможности.
– Ты не князь, – возразил Раддхар. – Ты, я вижу, странник. Тебе незачем заботиться о безопасности города и дома, о пахоте и севе, о табунах своих и отарах…
Каламит кивнул. Проглотил последний кусок лепёшки с куском копчёной говядины и запил вином из кожаной фляги. И обронил с заметным равнодушием – наверное, просто чтобы продолжить беседу:
– А эта Суйоних… амазонка… что она, вообще, за птица?


…Саудх;м, то есть Дворец, получил своё название от большого дома с пристроенной к нему боевой башней, некогда возведённого местными князьями на скале и окружённого каменной стеной. Под скалой, без всякого порядка, были раскиданы мазанки простых и знатных людей племени вамр;хов. Единственная удобная для проезда широкая улица была той самой дорогой, по которой приехали Равитар и Суйоних, да ещё одна вела в цитадель. Остальные же, узкие и кривые, представляли собой настоящий лабиринт, в котором чужаку нетрудно было заблудиться. Собственно, тот же самый Утсах. Только без внешних стен, опоясывающих поселение.
Главная площадь – там, где дома отступали от тракта – была запружена народом и повозками. Сюда свозили зерно из окрестных деревень, и знающие грамоту княжеские приближённые подсчитывали его количество и записывали на покрытых воском дощечках, чтобы после перенести записи на берестяные свитки. Слышались крики, ругань и смех. Кому-то из писцов не нравилось зерно, и он, размахивая своей деревянной записной книжкой, орал на земледельца, что такую дрянь в княжеские амбары не отправит; в другом месте отчаянно жестикулировал данник, доказывая, что из-за ранних дождей он недосчитался урожая и не может выплатить свой налог полностью…
Молодой человек в набедренной повязке из красной ткани, перехваченной боевым поясом с висящим на нём каменным топориком, ходил от писца к писцу, что-то спрашивал, иногда заглядывал в списки, кивал или неодобрительно качал головой. Этот топорик, да ещё золотые серьги, шейный обруч-гривна и серебряный браслет давали понять, что человек этот – не простой воин.
Равитар и его спутница, осторожно проезжали через толпу. Люди давали им дорогу и прекращали разговоры, с интересом разглядывая незнакомцев. Юноша уже собирался спросить, как проехать к дому правителя, но представитель местной знати вдруг заметил их и крикнул:
– Эй! На колеснице! Благо вам!
Равитар натянул поводья и ответил:
– Благо и тебе!
Благородный приблизился к путникам и внимательно оглядел коней, бигу, и, затем, их самих.
– Куда путь держите?
– Спасаемся от войска Раддхара, – громко ответил Равитар. – Он вторгся во владения щакунахов и теперь, наверное, движется через перевал сюда.
Тишина волной распространилась по толпе. Словно круги от брошенного в воду камня – сначала умолкли те, кто стоял возле колесницы, затем их соседи – и так далее, пока переданная по цепочке новость не заставила всех позабыть о зерне и спорах.
Молодой воин сказал:
– Я Бал;н, сын князя Урдж;ха. Вы поедете к отцу и расскажете ему всё. – Без лишних разговоров он ступил на платформу колесницы и указал рукой направление.
…Князь Урджах сидел на ступеньках у входа во дворец (вход украшали деревянные колонны, изрезанные геометрическим орнаментом) и играл с полуторагодовалым сыном своего пятнадцатилетнего правнука.
Князь был стар. Длинные седые волосы его падали на плечи, на которые был наброшен шерстяной плед; льняная рубаха, окрашенная в красное, ниспадала до пят. Лицо, изборождённое морщинами, казалось очень усталым. Одна лишь золотая диадема указывала на высокий сан старика.
Гости остановились в нескольких шагах от князя и поклонились. И поздоровались:
– Благо тебе!
– Благо и вам, чужеземцы, – надтреснутым голосом проговорил Урджах. Он передал ребёнка стоящей подле няньке, поднялся, опершись на посох, и подслеповато прищурился. – Кажется, глаза обманывают меня… Или на свет стали появляться такие прелестные юноши, или же один из вас – женщина!
Суйоних кашлянула и сказала:
– Н-ну да…
– Что «ну да»? – поднял кустистые брови князь. И засмеялся негромко. – И волосы коротко обрезала… Амазонка, что ли?
– Угу, – выдавила девушка.
– Интересно! Сколько живу на свете, а амазонок не видел! – пытливым взглядом, он окинул девушку с головы до ног. – Молодой был – мечтал посмотреть мир, побывать в степи, сразиться с лучницами... Или даже влюбиться в одну из них... Да вот, всю жизнь провёл в горах. Родную долину, почитай, всю изъездил, а в Бахусарит, да к морю наведаться не довелось…
– Отец, – вмешался Балин, – они говорят, что сюда идёт Раддхар с войском!
Князь нахмурился. Оглянулся на север, прищурился – не виден ли дым костров, зажжённых дозорными, да не горят ли горные деревни?..
– Вот как… Что ж, это разговор серьёзный. Пойдёмте-ка во дворец, отдохнёте с дороги. А то будут говорить об Урджахе, что он от старости совсем из ума выжил, не привечает гостей должным образом, расспросами кормит…
Не смотря на скромный внешний вид, внутри стены дворца были выбелены известью и расписаны фресками, изображающими жертвоприношения, восшествие правителя на престол и подвиги его на поле брани. Видно, постарался кто-то из странствующих художников, а может, и свои таланты имелись в Саудхаме.
Посреди просторного зала, где по праздникам пировали дружинники, располагался большой круглый очаг, дым которого выходил сквозь дыру в крыше, а в дальнем конце находилось возвышение, покрытое рыжей бычьей и несколькими волчьими шкурами. На стене над возвышением висели щиты, луки в налучах, колчаны со стрелами, копья и боевые топоры.
Князь уселся на шкуры, скрестив ноги, и стал наблюдать как юные гости его, избавившиеся от доспехов и оружия, разместились чуть поодаль и, после короткой молитвы, принялись поглощать предложенную еду.
Зал тотчас наполнился любопытствующей публикой из числа слуг, воинов и многочисленной родни Урджаха, для которых прибытие чужеземцев было хоть и не редким, но весьма интересным событием. В их присутствии, да ещё под пристальным взглядом старика-князя, от которого, казалось, не ускользало ни одно движение, ни один жест, молодые путники чувствовали себя неловко.
Когда же осушили они кубки и поблагодарили за угощение, Урджах вопросил:
– Откуда известно вам о нападении на Утсах?
– Мы видели, – молвил Равитар. – Мы были там.
– Вот оно что!.. – понимающе кивнул князь. – И что же привело вас во владения щакунахов?
– Я… гостил. – От волнения юноша начал запинаться. – У одного друга. Я сам… из Джаракотаха. Нам пришлось спасаться бегством.
– Но всё же, тебе, видно, не повезло. Иначе бы тебе не обрезали волосы, как рабу.
Равитар хотел рассказать историю, которой так легко поверили в Утсахе, но смутился отчего-то, и промямлил:
– Да, но… я всё равно сбежал. Суйоних помогла мне. Она была рабыней Раддхара.
– А ты сам, значит, благородный… – князь усмехнулся. – Вот только сутулишься, да застенчив перед знатными, словно раб!.. – Он внимательно посмотрел в лицо Равитара и сделал заключение: – Стало быть, вы оба бежали от Раддхара… Украли доспехи, колесницу… – Засмеялся негромко. – Как видишь, меня трудно провести. Я слишком стар, и разбираюсь в людях. Не пойму только, к чему эти разговоры о князе и войске… Что, погоня велика?
Равитар ответил не сразу, собираясь с духом.
– Не знаю. Но думаю, Раддхар сам её возглавил. И, думаю, взял с собой много людей.
Урджах подался к нему всем корпусом. В его серых глазах можно было прочитать неподдельный интерес.
– Что же вы натворили, детки?
– Мы убили его сына, – призналась Суйоних.
Князь обратил к ней взгляд.
– Что?.. – Потом отвернулся и смежил веки, размышляя о чём-то. И обратился к Равитару: – Откуда ты знаешь, что Раддхар напал на владения щакунахов? Сколько у него колесниц? Десяток? Или больше?.. – Урджах вновь засмеялся вдруг, догадавшись: – Ты и Инаху голову задурил? Так-так… Хорошо придумал – мы, значит, собираем войско и нападаем на ничего не подозревающего Раддхара… – Князь покачал головой. – Н-да, было бы глупо не воспользоваться моментом!
– Нехорошо это! – возразил Балин, что присутствовал при разговоре. – Раддхар едет к нам не как враг. Можно сказать, почти безоружный едет! А мы с ним, значит, недостойно поступим – как разбойники? Боги на нас разгневаются! А соседи что скажут? Лучше выдадим князю его рабов!
– Молчи! – отмахнулся князь. – Раддхар нашему народу немало бед принёс, а рабы эти никакого зла не сделали. Они к нам тоже, как-никак, с мирными намерениями пришли, да и пищу вкушали в доме нашем. У огня нашего сидели! Выдать их – не меньшее зло! – Он вновь замолчал, погрузившись в раздумья. А затем промолвил:
– Вот что, детки, расскажите-ка мне всё поподробнее. И уезжайте поскорее. Прямо по дороге следуйте, как ехали, через долину на Кургалдур. Это перевал – Двери Кургала, стало быть. Там места дикие, безлюдные, скроетесь. А ты, Балин, скликай воинов. Встретим князя и как врага, и как гостя. С выгодой поступим, и в глазах соседей чести своей не уроним.


Засада

Что такое любовь? Кто скажет?
Сколько деревянных стержней было сломано от начала времён о берестяные листы, сколько тростниковых перьев искрошилось поэтами и мудрецами, пытавшимися понять суть дивного чувства, которое одни зовут даром богов, а другие – отравой! Да только никто ещё не отомкнул сокровенных ворот, никто подсказки не дал, никто не объяснил, в чём тайна любви!
Отчего случается так – ты женщин и девушек многих встречаешь, что вступают в беседу, пищу готовят, латают одежду твою, спят с тобою… И после ты даже лиц их не помнишь! Но вот прошла вдруг одна – бросила взгляд ненароком, краем платья задела, промолвила пару лишь слов голосом с хрипотцой или с другим каким лёгким изъяном, или же чистым и тихим, – и вот ты не спишь уж ночей, не находишь покоя. О ней всё, о ней!.. А она и не знает…
Думаешь – что в ней такого? Не столь уж красива, порою не очень умна, а смотри-ка – в сердце запала, на самом дне угнездилась – и не прогнать!.. Пойти бы к ней, побеседовать… Боязно – вдруг посмеётся, прогонит?..
А то, что загадка – любовь, в том нет никакого сомненья. Многое довелось пережить мальчику, рождённому амазонкой в степном городе Суджалам. Побывал и в трущобах он, и во дворцах, поучаствовал в войнах; на вёслах ходил и под парусом по океану… Видел хранилища книг, где собрана мудрость людская, иные даже читал, о многих наслышан... Но нигде и никто не открыл ему правды. Наверно, она и от Бессмертных сокрыта!
Вот и теперь – отчего овладела душою та амазонка на колеснице? Галазэб – так назвалась. Суйоних – на вайрахе. Странная девушка. Умная, смелая, хитрая… Не часто встречаешь таких. Правду сказать, почти и не попадались по жизни… Мать?.. Да нет, мать другая… Лишь лёгкое сходство…
Сбежала… Сумела – смотри-ка… И княжича не испугалась – убила! Туда ему и дорога, знай амазонок! А князь отомстить захотел – поглядим, позволят ли боги!


Раддхар не был настолько глуп, чтобы во второй раз попасться на хитрость Суйоних. Он послал одну из колесниц перед своим отрядом, чтобы воины предупреждали местных жителей о приближении погони и сообщали о дружеских намерениях князя. А заодно и расспрашивали о беглецах.
Мрачнее тучи, зацепившейся за чёрные пики Кургала, уже хорошо видимого с перевала Сугам, возвышался на платформе своей биги Раддхар. Всю дорогу молчал он, и лишь однажды обратился к Дурхарду с вопросом:
– Не зря, наверное, воин, носишь ты имя Жестокосердный. Скажи, на какую муку мне обречь врагов моих? Какую пытку придумать, чтобы прокляли они день, когда появились на свет?
Не сразу ответил проводник. Помолчал немного, усмехнулся и сказал:
– Оставь их жить на свете. Жизнь – вот самая ужасная пытка.
– Что ты говоришь такое? – удивился князь.
– А разве не так? Жизнь – это череда страданий. Мы страдаем от голода и жажды, от боли и унижений, от болезней и страха. Да только и умирать мы боимся. Ибо, умирая, сходим в подземную страну, где продолжаем обитать в мрачном Городе мёртвых. Но страшнее смерти – ожидание её, стремление любой ценой отсрочить свою кончину! Поэтому не стоит избавлять этих рабов от мук их существования в бренном мире, от страха перед неминуемой смертью!
– Глупости! – буркнул Раддхар. – К чему мне прижизненные страдания моих рабов? Душа сына взывает к отмщению!
Дурхард пожал плечами.
– Тогда другое дело.
Всё ближе и ближе продвигался отряд к городу князя Урджаха. Недружелюбны были эти земли – помнили люди набеги Раддхара, и горели желанием отомстить за вытоптанные поля, угнанный скот и убитых сородичей. Но не страшился их владетель Пуштимана, ни о чём больше не думал, кроме как догнать беглецов и насладиться их предсмертной агонией!
Вот уж остался за спиной посёлок, где ни души не встретили воины. Видно, решили его обитатели скрыться на всякий случай в лесу вместе со своим имуществом.
Надеялся Раддхар, что уж в городе посланники его, и ведут переговоры с князем Урджахом, если жив он ещё, или со старшим сыном, по праву занявшим трон.
Спустились в долину колесничие, нырнули в дубовую рощу. Вот сейчас несколько поворотов миновать осталось – и покажутся на глаза хижины Саудхама.
И тут закричал вдруг Дурхард, что ехал впереди отряда:
– Вперёд! Гони! Засада!
Вовремя он увидел лучников, притаившихся на ветвях вековых дубов и пеших ратников, прячущихся за дуплистыми стволами. Единственную возможность усмотрел он к спасению – мчаться вперёд по дороге, сминая всех, кто рискнёт встать на пути!
И тут стрелы прошипели в воздухе, разя дружинников Пуштимана. Огласился лес воинственными криками атакующих. Бросились воины Саудхама на колесничих, нанося удары лёгкими копьями и палицами.
Кто был стрелой убит, кто погиб от копий, кого, для боя спешившегося, забили насмерть топорами, из прочнейшего диабаза высеченными... Лишь те спаслись, кто вовремя за плети схватился, пустив коней в галоп! Да те, кто первых нападающих ударами копья наземь повергнув, последовал за ними!
Вылетели двуколки из леса – и наткнулись на главные силы Урджаха, выстроившиеся перед городом – пехоту и десятка два колесниц.
Сам старый князь стоял на одной из двуколок – всё в той же овечьей шкуре на плечах, с посохом в руке вместо копья – сопровождаемый вооружёнными возницей и одним из сыновей. Он поднял посох, и командиры закричали воинам:
– Назад! Назад! Не стрелять!
– Поехали, – скомандовал князь возничему. – Поговорим с незваным гостем.
Когда бига его поравнялась с двуколкой Раддхара, владетель Саудхама промолвил:
– Ты, как всегда, нежданно-негаданно, Раддхар! Только где же войско твоё, о котором я слышал?
– Нет у меня войска! – заскрежетал тот зубами. – Опять девчонка всех обманула! Двадцать две колесницы было у меня! А теперь сколько осталось?
Урджах начал считать.
– Пятнадцать, – подсказал возница.
– Пятнадцать! – воскликнул Раддхар. – Сначала Щактиман нас оружием встретил, умертвив благородных юношей, что шли впереди отряда! Теперь твои воины устроили мне засаду! Разве не послал я вперёд гонцов? Разве не рассказали они тебе о том, почему я здесь?
– Гонцы? – удивился Урджах. – Это не те ли, которых убили сгоряча?.. Ай-яй-яй! Да как же это! Выходит, те двое меня, старика, вокруг пальца обвели!
– То рабы мои, амазонка Суйоних и конюх Равитар! Сбежали они, сына моего единственного убили! Суйоних всё подстроила, я знаю! И побег, и ложь о моём войске!..
– Вот как… – пробормотал Урджах, искренне удивившись. – А я думал, это парень такой башковитый! А это – девка! Надо же!.. Н-да, амазонки – они такие!..
– Пропусти меня, Урджах! – молвил Раддхар. – Иначе, боюсь, упущу я их!
Князь спохватился:
– Ах да, конечно! Ступай себе. Уж извини старого человека!.. Да не упустишь ты рабов своих – я, правда, ведать не ведаю, куда они направились. Ну, да собаки у тебя есть, да и язык – тоже, расспросишь людей. – Вновь посох свой поднял. И повелел: – Пусть войско расступится.


Сильнее оружия

Казалось бы, горы – они и есть горы: скалы и обрывы, шумные реки и языки каменных россыпей, лавиной скатившиеся по склонам и застывшие голым, безжизненным развалом глыб посреди зелени трав, кустов и деревьев…
Но за южным хребтом всё было иначе! Здесь простиралась степь! Самая настоящая! Даже с привычными глазу сурками и сусликами, столбиками стоящими на верхушках холмов и коротким посвистом предупреждающими сородичей о приближении людей; с белыми метёлками ковыля, колышущимися под ветром! Будто и нет никакой Адридик, словно и не уезжали из родных мест Равитар и Суйоних!
Разве только сами хребты, что высились впереди и за спиной голубыми, в клочьях облаков, стенами, не позволяли беглецам забыть, как далеко забрались они!
Диргхатал;м, Длинная равнина – так называли огромную падь местные жители, чьи посёлки встречались вдоль дороги. Ширина её равнялась кое-где дневному переходу упряжки (если только не гнать коней вскачь, изнуряя галопом). А длиною, как говорили – из одного конца Адридик в другой!
Покинув город, Равитар и его спутница пересекли долину с её полями и виноградниками, мелкими говорливыми речками и озёрами; сложенными из камней алтарями и кладбищами на возвышенностях – и с наступлением темноты сделали остановку у подножия Кургала. Ещё издали, видя перед собой громаду срединного кряжа, Суйоних предположила, что неплохо было бы повернуть в сторону и поехать по одной из дорог, что соединяют Саудхам с другими государствами, расположенными в низине. Но, посовещавшись недолго, путники решили, что чем глубже в горы заберутся они, тем больше вероятность оторваться от погони. Не случайно, видимо, так советовал поступить и Урджах. Вот только начинать подъём на перевал в кромешном мраке ночи было слишком рискованно, и потому юноша и девушка продолжили путь лишь утром, с первыми лучами восходящего над долиной солнца.
Дождя не было, но на вершинах утёсов висели сизые тучи. Земля была мокрой, колёса биги наматывали на бронзовые шины пласты грязи и бросали их в кузов…
Кургал поднимался к небу не вдруг, отвесной стеной, а, как бы, гигантскими ступенями. И здесь, на этих ступенях, вознёсшихся над долинами, тоже встречалось человеческое жильё – хутора и посёлки, выросшие у дороги и кормящиеся, во многом, за счёт скотоводов, купцов и воинов. Здесь находили приют странствующие кузнецы-рудокопы, что бродили по горам в поисках месторождений меди. Они останавливались то в одном селении, то в другом, предлагая местным жителям свои услуги – плавили металл, отливали из него топоры и тёсла, наконечники копий и ножи.
Здесь дымили гончарные печи (горшечники взывали к богам, чтобы те в самый невыгодный момент не послали дождь), женщины пекли хлеб, выменивая его и другие продукты на раковины каури, кусочки металла, крупные бусины из разноцветного стекла, шкуры, шерсть – всё то, что выполняло в Дакшинадике роль денег. Иногда торговали и собой. Молодая женщина, месившая в деревянной кадке тесто, завидев колесницу, бросила работу и, откинув край своего шерстяного одеяния, похожего на длинный пончо, показала ягодицы. И покачала ими, словно в танце, предлагая знатным путникам сделать остановку.
«Знатные путники» проехали мимо.
Суйоних обронила из-под шлема:
– Симпатичная попка!
– Можем задержаться ненадолго, – откликнулся Равитар. – То-то она удивится! А я посмотрю, как женщины это друг с другом делают!
– Не дождёшься! – хмыкнула его спутница.
Какое-то время они ехали молча, сопровождаемые щебетом птиц и шумом ветра в листве деревьев. Потом юноша сказал:
– Как думаешь, Раддхар уже мёртв или сумел пробиться?
– Не знаю, – подумав, ответила Суйоних. – Возможно, его убили щакунахи. А если нет… Урджах показался мне человеком неплохим, но хитрым. Если Раддхар достигнет его владений – он нападёт. Но если Раддхар выживет – даже если часть воинов Пуштимана выживет – погоня продолжится.
Ответ на свой вопрос Равитар получил неожиданно.
Дорога делала поворот и выходила на скальный выступ, нависающий на головокружительной высоте над пропастью. Юноша тотчас остановил упряжку и побежал к краю, дабы насладиться небывалым видом, что открывался с обрыва.
Обрызганные дождём щербатые скалы проваливались книзу, теряясь в зелёных волнах древесных крон. Лишь некоторые, самые высокие утёсы вздымались над лесом, над которым плавали клочьями обрывки то ли облаков, то ли тумана. Дальше к северу простиралась зелёная равнина, разбитая на тёмные квадраты полей, а за ней сизой громадой виднелась горная гряда, которую довелось пересечь. Здесь и там, выдавая обжитые места, в прозрачный воздух поднимались ниточки дымов.
– Красиво-то как! – воскликнул Равитар. И раскинул в стороны руки. – Вот, полетел бы сейчас, как орёл!
– Держись от края подальше, – предупредила Суйоних. – А то и правда полетишь! Как булыжник!
Она окинула восторженным взглядом открывшуюся картину и промолвила, указав на равнину. – Вон там мы ехали, помнишь? Вон деревня. А там – холм с могилами… – Она прищурилась вдруг, пытаясь разглядеть какие-то движущиеся фигуры. И воскликнула: – Смотри!.. Смотри туда!
По тонкой ленте дороги катилась вереница упряжек – очень маленьких, едва различимых… Но это были именно боевые колесницы, а не телеги крестьян!
– Они! – сказала девушка. – Это Раддхар! Я знаю! Кто ещё будет так торопиться к Кургалу! Он следует за нами, и не остановится, пока жив!
Равитар мрачно заметил:
– Если это и правда он, то будет здесь не позднее вечера. – И буркнул: – Поехали. Не стоит терять время.


Лес вокруг менялся. Чем выше колесница поднималась в горы, тем меньше встречалось дубов и сосен, постепенно вытесняемых буковым лесом. Высокие и стройные, словно колонны причудливого храма, с серой пятнистой корой, буки поднимались на огромную высоту, раскидывая где-то там, наверху, зелёные кроны. Хотя и рассеялись в небе тучи, но сами кроны эти были настолько густыми, что едва пропускали к корням солнечный свет. Потому вечный полумрак царил под пологом горного леса. Птицы приумолкли, как будто страшась петь среди молодых деревьев-колонн и многовековых кряжистых старцев – обезображенных возрастом и болезнями, покрытых опухолями-наростами и чёрными язвами дупел, со сгнившей сердцевиной, но всё ещё живых, раскинувших корявые, обросшие серо-зелёным лишайником, ветви. Толстые корни бугристыми щупальцами змеились по земле, поднимаясь над слоем опавшей листвы и вновь исчезая в ней. Легендарными древними чудовищами, некогда бросившими вызов светлым богам, казались старые деревья, что росли среди огромных валунов и бесформенных камней, рассеянных по лесу. Намертво вцепились они корнями в землю, разбросали в стороны руки-ветви, словно готовы были внезапно ожить и схватить, задушив в объятиях, любого, кто рискнёт подойти к ним слишком близко!
Страшно здесь было! Для тех, кто привык жить на открытых степных пространствах, среди трав и мелких речек, Кургал с его сумрачными дебрями и тёмными скалами, таинственными ущельями и бездонными пропастями, развалом каменных глыб и бурными потоками, большими и малыми водопадами, что низвергаются, шипя, со скальных уступов, казался враждебным царством, населённым драконами, людоедами и злой силой, имя которой – хаос!
Равитар уж не раз и не два успел пожалеть, что согласился отправиться в Адридик! В ст;пи надо было бежать! Туда, где с любого холма можно обозреть землю до самого горизонта, и где издалека видно – стадо ли туров движется навстречу, или колесницы врага! А здесь – как защититься от затаившегося среди камней хищника? Как уклониться от стрелы недруга, что укрылся за толстым стволом дерева?
Именно здесь, в дремучем высокогорном лесу, почувствовали пришельцы из Бахусарит, насколько беззащитны они перед окружающим миром. Что они могут противопоставить его опасностям? Крепость бронзовых лат? Остроту меча? Быстроту коней?.. Всё это казалось на склонах Кургала лишь жалкой иллюзией подлинной силы!
Колесница выехала за поворот дороги – и Равитар резко осадил коней!
Пятеро звероподобных мужчин стояли на пути! Вероятно, они издалека услышали стук копыт, и заранее изготовились к нападению.
Они были высокими, мускулистыми и нагими. Только медвежьи шкуры покрывали плечи, да ноги обуты были в перетянутые ремнями мягкие кожаные сапоги. Длинные спутанные волосы падали за спины. Клочковатые бороды, словно львиные гривы, покрывали щёки. Тяжкие палицы, утыканные клыками вепрей, лежали в могучих ладонях. И такой длины были те палицы, что если поставить их на землю, будут их рукояти вровень с грудью! Жуткое оружие легендарных оборотней Дакшинадика!
– Аркш;хи!.. – охнул Равитар. И выронил поводья.
– Допрыгались! – выдохнула Суйоних.
Кто такие аркшахи, толком никто не знал. Одни говорили, что это не просто люди, а колдуны, способные принимать облик волков и медведей. Другие – что это амазонки наоборот, содружество мужчин-воинов, живущих отшельниками в горах. Третьи утверждали, что аркшахи – это вообще особое племя, а четвёртые соглашались со всеми этими тремя определениями. Но все наверняка знали одно – битва являлась для аркшахов образом жизни. И в битве не было им равных! Часто они нападали просто так, безо всякого повода, и, обладая волшебной, воистину звериной, силой, своими огромными палицами, а то и просто голыми руками, способны были искромсать целую армию! Немало сложили сказаний о том, как несколько таких оборотней обращали в бегство одетых в бронзу витязей – и хвала богам, если кто-либо из несчастных оставался в живых! Лишённые способности чувствовать боль, почти неуязвимые для оружия, не знали пощады аркшахи, как не знали и поражений!
И вот теперь пятеро свирепых воинов стояли перед колесницей юных беглецов. И глаза их горели недобрым блеском.
…Несколько секунд проползли, словно вечность! Равитар и не думал о бегстве или нападении: на узкой дороге колесница всё равно не развернулась бы. Атаковать же аркшахов было равносильно тому, чтобы направить коней в пропасть с надеждой плавно перелететь на другой её край по воздуху!
– Вот это да!..
Эти слова, что внезапно прозвучали в навалившемся безмолвии, заставили юношу вздрогнуть.
Суйоних отцепила подвешенный к поясу шлем, бросив его на дно кузова, а затем вдруг сошла на землю и сделала несколько шагов к стоящим посреди дороги воинам.
– Вот это да! Неужели вы те самые аркшахи?
Косматые мужи, кажется, немного опешили. Один из них, с ожерельем из медвежьих клыков и когтей на шее, промолвил (словно прорычал по-звериному):
– Женщина?.. В латах?.. – в голосе его слышалось сомнение.
– Никогда не видел таких? – поинтересовалась Суйоних. – Хочешь сразиться со мной? – Она говорила громко и весело, но за этой беспечной дерзостью пыталась спрятать страх.
– Сразиться?.. – воин и впрямь был растерян. Наверное, впервые в жизни с ним беседовали в такой манере.
Суйоних улыбнулась, кокетливо наклонив голову, и сказала:
– Не будь дураком! Всё ты понимаешь! Я шляюсь по горам уже не один день, и ни разу не встретила достойных мужчин! Вас, наверное, мне боги послали! Я, ведь, просила их об этом!
Аркшахи ошеломлённо хлопали глазами.
Потом воин с ожерельем, чьё лицо отображало в тот момент бурную работу ума, попробовал догадаться:
– Ты что, отдаться нам хочешь?
– А кому же мне ещё отдаваться в этой глуши? – воскликнула девушка. И махнула рукой в сторону обалдевшего Равитара. – Ему, что ли? Он мальчик, – едва начнёт, тут и закончит! А о вашей силе ходят легенды! Докажите её!
Аркшах с ожерельем – предводитель, наверное – смущённо промолвил:
– Да мы, вообще-то… мы и хотели, как раз… доказать. Ну… в бою… – К такому повороту событий бесстрашный воин явно готов не был!
– Хорошо, – смиренно согласилась девушка. Потупила глаза, а потом стрельнула ими в сторону нагих оборотней. – Давайте поборемся. Только на равных. – И потянула за ремешок, что соединял концы её боевого пояса. – Нечестно, что я в доспехах, а вы – без!
Пояс упал к ногам амазонки. За ним последовал, грузно обрушившись наземь, панцирь. Потом девушка потянула через голову рубаху, бросив её поверх доспеха. И осталась в одних сандалиях.
Воины ошеломлённо уставились на прелести Суйоних.
– Ну, что, наверное, давно не встречали женщин? – догадалась девушка (ведь желание мужчин заметно сразу, особенно когда на них нет одежды). И призывно покачала бёдрами.
– Таких как ты – ни разу! – сглотнув, сказал вожак. И, шагнув к Суйоних, заграбастал её в объятия.
Широкие, жёсткие ладони его скользнули по спине амазонки и стиснули ягодицы …
– Ух, какой ты сильный! – выдохнула амазонка. – Куда уж мне против тебя!..
Аркшах просунул руку ей между ног, коснувшись лепестков, и девушка ахнула, и чуть присела, прогнувшись.
– Ай, что ты делаешь!.. – это она сказала игриво. – А если я тебя так? – И ухватилась рукой за возбуждённый член воина.
– А ну, поворачивайся! – зарычал тот, разворачивая Суйоних к себе спиной. – Нагнись! – И начал проталкивать упругий ствол в подставленное лоно.
…Она многому обучилась в Пуштимане. Знала как разбудить страсть в мужчинах, как подарить им наслаждение (сделать это было достаточно просто, ведь вопреки собственному о себе мнению, мужчины – существа весьма примитивные); умела обращаться и с телом женским, ибо такова была одна из немногих отдушин в жизни пленницы – любить по собственной воле тех, кто равен тебе по положению и кто понимает страдание твоё и радость…
Суйоних не обманывала Равитара, утверждая, что больно бывает только первый раз. Лишь в самом начале, распятая и осквернённая на ложе, думаешь, будто никогда не привыкнешь к боли и унижению, никогда не смиришься с положением рабыни, обязанной по первому требованию утолить похоть господ!
Но потом словно ломается что-то внутри… Осознаёшь вдруг – вот оно… случилось… И нет более тебя прежней… И всё теперь иначе… А когда на протяжении долгих лет изображаешь нежность, сладострастие, любовное опьянение и отдаёшься снова и снова… тогда становится по-настоящему безразлично. Наверное, подобное испытывает воин, привыкший убивать и давно разучившийся содрогаться при виде крови и мёртвых тел!
Да более того – удовольствие начинаешь получать! От упоения властью своей над охваченными похотью самцами, от осознания того, что не ты, а они – послушные рабы, беспрекословно повинующиеся голосу твоему и движениям тела! Их можно заставить почти тотчас, насытившись, оставить тебя в покое, а можно и самой насладиться соитием, которое будет совершать покорный любовник – продолжительно и неторопливо…
И лишь изредка, ночью, перед отходом ко сну, вдруг проникаешься отвращением к себе самой – и тогда не в силах сдержать рыданий. И плачешь под одеялом, и просишь богов послать тебе смерть… Но приходит утро, и ты понимаешь, что будешь жить дальше. Жить и надеяться…
Да вот, смотри-ка – нет худа без добра! И теперь искусство обмана и обольщения, коим пришлось овладеть Суйоних, и которое она порою так ненавидела, было единственным её оружием против оборотней! Тем самым, которое она успела прежде применить против Капотаха.
Здесь не требовалось особого мастерства: лишь немногие знатные люди имели возможность получать ласки обученных искусству любви рабынь и дорогих блудниц, а потому в полной мере иметь представление о том, какую усладу способна подарить женщина. Большинство смертных, занятых тяжким трудом, имели весьма смутное представление о наслаждениях плоти, о бессонных, напоённых негой, ночах... Их уделом было короткое, грубоватое соитие, за которым следовал сон-забытье, сменяющийся пробуждением и новым, унылым и трудным днём.
Суйоних достаточно было только изображать страсть игрой тела и голоса, отдаваться одним, и самой набрасываться на других, словно ничуть не поостыла она, а напротив, лишь разожгла в себе любовный пожар. Она сама руководила аркшахами, указывая быстрыми, отрывистыми фразами кому вторгаться сзади, а кому приблизиться к лицу её для ласк иного рода... Кому овладеть ею сверху, а кому лечь на спину, предоставив амазонке самой побывать в роли насильницы…
Можно было подумать, что вся та похоть, которую приходилось сдерживать ей на протяжении путешествия (случай в гробнице – не в счёт: там Суйоних отдалась парню ради умиротворения духов умерших и не казалась сгорающей от желания) прорвалась нынче наружу, и теперь девушка просто не в силах насытиться!
Равитар как-то сразу оказался не у дел. О нём просто позабыли и, глядя на спутницу свою, со стонами извивающуюся на расстеленном плаще под очередным мускулистым телом, юноша подумал – а не пустить ли коней в карьер, пока дорога свободна?.. Но прогнал эту мысль усилием воли.
…Оргия закончилась не скоро. Но вот лишь оставшийся в одиночестве предводитель аркшахов, толкая животом выпяченные гладкие ягодицы, пролился в стоящую перед ним на четвереньках Суйоних и вымолвил:
– Хвала богам за такое наслаждение!
Амазонка заметила, обернувшись через плечо:
– Никогда не думала, что я богиня!
Аркшахи засмеялись. Они уж стояли чуть поодаль, беседуя между собой и расхваливая достоинства Суйоних и сравнивая её с теми женщинами, с которыми им случалось иметь дело прежде.
– О, да! – согласился один из них. – Ты – богиня!
– Верно! – подтвердил со вздохом облегчения их вожак, поднимаясь с колен. – В жизни не встречал таких страстных женщин! – И спросил: – А вы, собственно, кто такие?
– Ах да! – вспомнила девушка, поднимаясь вслед за ним. – Мы не представились! Я Суйоних, эренми, дочь Тумуц;нг. А это – мой друг, Равитар. Мы убили кое-кого в Бахусарите и теперь уносим ноги.
Аркшахи засмеялись вновь.
– О, это здорово! – заявил один.
– Это по-нашему! – подтвердил другой.
– Уносить ноги? – вставила Суйоних.
Новый взрыв хохота прозвучал вместо ответа.
Интересно было наблюдать за тем, как изменились аркшахи. Уже не замечалось свирепого блеска в их глазах, и голоса звучали дружелюбно!
– У нас тут лагерь, – улыбаясь из растрёпанной бороды, сообщил вожак. – Можете отдохнуть с дороги, поесть…
Равитар, до сего момента исполнявший роль лишь безучастного наблюдателя, решил, что пора воспользоваться моментом. Он попытался изобразить на лице улыбку и сказал:
– Большое спасибо! Но мы бы хотели продолжить путь. У нас дела.
– Мы останемся! – быстро возразила Суйоних. – Дела подождут. Где мы ещё встретим таких замечательных парней, как вы?
– Верно, верно! – загалдели воины, смеясь. – С нашей братией лучше вообще не встречаться! Это просто мы такие добрые!
– Пойду, положу оружие в колесницу. Надеюсь, наша повозка сможет проехать к вашему лагерю. – Суйоних вернулась к брошенному панцирю и рубашке. Сгребла их в охапку и бросила на дно кузова.
Только Равитар видел, как она брезгливо скривила лицо, а потом сплюнула себе под ноги. И прошипела:
– Вот гадость-то! Смердят, как звери! Хоть бы помылись, уроды!
– А я думал, тебе понравилось! – так же тихо и немного удивлённо промолвил юноша.
Суйоних бросила на него уничтожающий взгляд.
– Дурак! Пойди, отсоси у этих вонючих козлов – тогда поймёшь, как мне понравилось!
– Ну, скоро вы там! – раздался нетерпеливый голос одного из воинов.
Амазонка обратила к нему сияющее лицо и громко сказала:
– Уже едем! Показывайте дорогу!


Лагерь представлял собой тлеющий костёр, сложенный на земле и окружённый камнями. Вокруг лежали кучи сухой листвы. Судя по тому, как они были примяты, можно было сделать вывод, что кучи эти служили постелью. Даже спали аркшахи, как звери, не ставя ни шалашей, ни навесов от дождя!
Один из воинов сказал:
– У нас есть мясо и сыр. Мясо можем поджарить.
– Валяй, – сказала девушка.
Пока Суйоних отвечала на обычные вопросы – «кто вы», да «откуда», на сей раз почти ничего не привирая в своих с Равитаром похождениях, лишь, на всякий случай, сделав спутника благородным, захваченным в плен в недавней битве, – тот поставил колесницу туда, где земля была поровнее, и деревьев поменьше – чтобы легче было, в случае необходимости, дать дёру. Потом выбрал момент и приблизился к подруге. И спросил шёпотом:
– Почему ты решила остаться? Мы что, уже никуда не торопимся?
– Мне надоела неизвестность, – сказала она. – Если отряд, что мы видели с обрыва – отряд Раддхара, если князь и правда жив ещё, я натравлю на него этих разбойников. И тогда нам ни от кого больше не надо будет убегать!
– Сколько в тебе коварства, всё-таки! – удивился юноша.
Суйоних оскалила зубы в подобии злой улыбки.
– Ага! Я такая! – И уточнила: – Приходится быть такой! Если не можешь победить врага оружием, надо одолеть его чем-то другим! Хитростью, например. Или… – она подвигала плечами, отчего груди её заколыхались из стороны в сторону. – Или тем, что сильнее оружия!


Аркшахи казались обычными смертными! Равитар не видел, чтобы они колдовали и творили посредством магии чудеса – превращались в волков или медведей, например. И хотя он замечал их агрессивность и некоторую угрюмость, подобные черты в поведении были свойственны многим людям его страны. Да и как тут не быть агрессивным, если с детских лет живёшь в ожидании нападения или в состоянии войны, и каждый кусок хлеба порой даётся не только потом, но и кровью! Как не быть угрюмым, если даже в мирные дни мысли заняты тем, как заплатить причитающуюся подать и как при этом накормить семью!
Но вот у аркшахов семей, похоже, не было. Наверное, они и в самом деле являлись каким-то братством воинов, однако попытка Равитара пролить свет на этот вопрос была встречена молчанием – настолько напряжённым, что парень решил держать язык за зубами, пока имеются в наличии и то и другое. Он сказал, что пойдет, почистит коней – и поспешил покинуть компанию звероподобных бойцов.
…Дорога на перевал не была безлюдной. Здесь, в горах, эхо усиливало голоса и даже шаги, и Равитар насторожился пару раз, когда заслышал скрип колёс, лай собак и обрывки разговора, но тут же успокоился – грузную поступь волов да скрип телег со сплошными дощатыми колёсами не спутаешь с топотом коней и лёгким ходом боевой биги!
Отходя ко сну, он размышлял о тех немыслимых путях, которыми идут по жизни люди и о том, что дорого отдал бы за то, чтобы лишь одним глазком узреть своё будущее.


С утра всё началось по-новому – аркшахи набросились на Суйоних, рыча и охая, насиловали её, а девушка строила из себя похотливую самку, изнемогающую от желания.
Потом поели. Равитар накормил и напоил лошадей, осмотрел колесницу, недоверчиво косясь на аркшахов. А Суйоних беззаботно болтала с этими последними, рассказывая о своих любовниках и любовницах (спутник её не решился бы судить, что в её историях правда, а что – чистой воды ложь). А потом, продолжая вчерашний разговор о побеге из Пуштимана, как бы невзначай, отметила:
– …так вот, тот самый Раддхар Аркшах;н, надо полагать, миновал владения князя Инаха и Урджаха, и теперь, вероятно, поднимается на перевал вслед за нами.
– Как ты назвала его? – перебил один из воинов.
– А?.. Что?.. – очень правдоподобно откликнулась девушка.
– Аркшахобойца?!
– Ну да. Это он себя так называет. Раддхар и его дружинники частенько хвастаются тем, что давили аркшахов колесницами, как зайцев!
Вот это был, видимо, удар ниже пояса! Дружелюбные и приветливые до этого воины взревели один за другим, потрясая кулаками и дубинами. В адрес Раддхара посыпались проклятия.
– Идём к нему! – кричали одни. – Покажем трусливому подонку, чего мы стоим на самом деле!
– Порвём его на куски! – брызгая слюной, вопили другие. – Вырвем этому хвастуну сердце!
– Убить его! – выл предводитель, размахивая палицей и, как безумный, вращая налившимися кровью глазами и тряся косматой гривой.
Суйоних молча наблюдала за разыгравшейся на её глазах бурей, переводя взгляд с одного беснующегося воина на другого. Сначала с удивлением и даже страхом, а потом – с едва заметной ухмылкой.
Равитар приблизился к ней и сказал испуганно:
– Посмотри, что ты натворила! Как бы они теперь на нас не набросились! Ты что, не знаешь ничего об этих оборотнях? Почему их все боятся и не очень любят нанимать в войско? Они, когда разозлятся, нападают на своих же союзников, друг с другом насмерть схватываются!..
Девушка посмотрела на него внимательно, прищурила глаза – и ответила так же негромко:
– Тогда, незачем ждать! Поведём их в наступление!
– Что?! – зашипел Равитар. И задохнулся. То ли от удивления, то ли от возмущения. – Ты кто тут?.. Воевода?.. Ты что командуешь?.. Мы убежать собирались, а не воевать с Раддхаром.
Суйоних усмехнулась.
– Я спасаю твой красивый зад! Так что можешь считать меня воеводой. Во всяком случае, войско у меня уже есть!
…Не было у аркшахов никакого имущества кроме шкур и оружия. Потому и собирать им было нечего. Словно стая хищников, чудесным образом вставших на две ноги, побежали они вслед за колесницей, вниз по дороге. Чудно и страшно было видеть за спиной нагих воинов в развевающихся за плечами медвежьих шкурах, с безумно горящими глазами и не выказывающих признаков усталости – как если бы не люди они были вовсе, а бесплотные духи!
Рысью шли кони. Не отставая ни на шаг, бежали за ними аркшахи.
Повстречались раз охотники, несшие кабана на жерди – бросили охотники добычу, и в лес кинулись! Отряд воинов навстречу поднимался, охраняя повозки, на которых добро богатого купца лежало. Побросали воины оружие, о повозках забыли – и разбежались кто куда, в ужасе!
– О-ох, весело будет! – вскрикнула Суйоних, изо всех сил держась за край кузова. – Ой, не ждёт Раддхар от меня такого подарочка!
…Катилась бига вниз. Кони могучие месили копытами грязь дорожную. Скрипели колёса весело. Грузно топали сапогами на толстой подошве из бычьей кожи аркшахи…
Дорога делала поворот, и нижний марш её хорошо был виден тому, кто спускался с гор. Там, шагах в тридцати вниз по склону, коренастые скакуны тянули боевые двуколки со стоящими на них воинами, и бежали в авангарде лохматые псы.
– Вот они! – воскликнул Равитар, резко натянув поводья (Суйоних, от неожиданности, чуть не вывалилась наружу) – Вот он – Раддхар! И воины его!
…Рёв огласил лес! Отразился от скал и заметался меж буков! Взметнув над головами палицы, ринулись аркшахи вниз по склону! Стаей волчьей пали на беззащитных овец!
Воины Раддхара схватились за оружие слишком поздно! Лишь двое из них успели пустить стрелы, прежде чем обезумевшие от жажды крови аркшахи обрушили на них удары своих дубин. Невероятно быстрые и чудовищно сильные, отшельники носились среди колесниц, сметая беспомощных врагов и собак, кинувшихся на помощь хозяевам, крошили в щепы кузова биг, плющили шлемы и черепа!.. Здесь, на узкой горной дороге, боевые двуколки из грозного оружия равнин превратились в простые телеги, бесполезные в битве. Тщетно пытались дать отпор благородные Пуштимана: луки в ближнем бою они использовать не могли, а копья и мечи не достигали цели, а если и наносили раны атакующим – те не замечали их, как не заметил бы охотник лёгкой царапины, причинённой колючкой!..
…Едва только завязалось сражение, Дурхард схватился за стрекало и, нанося им яростные удары, направил коней в объезд колесницы Раддхара, отчего бига его едва не перевернулась. Но воин сумел устоять на ней и, вырвавшись из боя, помчался прочь, в лес – туда, где камни, деревья и ровная поверхность позволяли проехать на повозке. Лишь бы подальше от обезумевших в битве аркшахов!
Раддхар находился в более выгодной позиции, но о бегстве не помышлял. Он увидел, кто направил лесных воинов на его отряд, и приказал вознице:
– За ними!
Ещё четверо колесничих последовали за князем – Капотах и приближённый Раддхара Сунаптар со своими возницами. Смерть от палиц аркшахов была уготована всем остальным!..
– Бежать надо! – сказала Суйоних.
– Согласен! – ответил Равитар.
К счастью, отсутствие крутого склона с правой стороны позволяло совершить разворот. Но пока юноша сделал на своей двуколке круг и выехал на дорогу, враги сократили расстояние до полусотни шагов!
– Гони, гони! – закричала Суйоних.
Она не была колесничим, с детства наученным сражаться на платформе бешено мчащейся биги, а потому не могла стрелять на ходу. Да и преследователи не брались за луки на неровной дороге. Теперь всё зависело от силы и выносливости коней, да от прочности колесниц!
Беглецы поднимались выше и выше. Слабый уклон дороги позволял лошадям мчаться галопом, и кто знает – может быть, тёмно-гнедые скакуны сумели бы оторваться от своих собратьев, запряжённых в двуколки врагов, но внезапно колесо биги налетело на что-то. Раздался хруст, опора ушла из-под ног беглецов, и в следующий миг они увидели себя летящими над землёй!..
Случилось то, что нередко происходило с боевыми повозками – от резкого толчка сломалось дышло, в том самом месте, где оно соединяется с кузовом. Беглецы покатились по земле, и лишь доспехи спасли их от тяжёлых травм! Кони умчались далеко вперёд…
Охая, юноша поднялся на ноги. Кажется, ничего не сломал, хотя в глазах рябило, болели ушибленные руки и саднили ободранные ладони.
– Снимай доспехи! – крикнул он Суйоних. И бросил на землю шлем.
Девушка попыталась подняться, и закричала от боли, рухнув на землю.
– Нога!.. Сломала, наверное!
Равитар кинулся к ней.
– Где?!
Суйоних, морщась, указала на правую ступню.
Совсем рядом слышался приближающийся гул копыт…
Равитар выпрямился. Непослушными, трясущимися руками развязал ремешок пояса, скинул панцирь. Потом подбежал к перевернувшейся колеснице и схватил копьё. И кинулся в лес, спасаясь от неминуемой смерти!..
То есть, он хотел… Он сделал несколько шагов…
– Не бросай меня! Не бросай меня! – и Суйоних разрыдалась.
Равитар обернулся.
Он увидел ужас в больших тёмных глазах амазонки…
Замешкался на миг. Посмотрел в глубь лесной чащи. Потом на Суйоних.
Швырнул копьё на землю и бросился к ней.
Рывком за ворот панциря поднял девушку, окинул взглядом окрестности…
– Сюда!..
Огромная сосна некогда росла у дороги. Буря опрокинула её, и дерево лёгло вдоль обочины. Толстые ветви, мешавшие проезду, обрубили, а ствол подгнил, со временем обратившись в трухлявое бревно. И юноша сделал единственное, что мог сделать в данной ситуации – потащил Суйоних к останкам этого лесного гиганта.
Они упали рядом на землю.
– Не дыши! – приказал парень. И предупредил: – Только если нас обнаружат, я убегу!
Суйоних лежала, зажмурившись. Из глаз её текли слёзы…
…Колесницы достигли места крушения и остановились. Тяжело дышали кони. Был слышен запах их пота… И было слышно как кто-то спрыгнул наземь.
– Сынок, сынок! – Это голос Раддхара. Голос страдающего отца! – Вот, нашёл!.. – Наверное, он обнаружил скальп Нидатара в опрокинувшейся колеснице. – И – сразу вслед за этим: – Хвала богам! Они на нашей стороне сегодня!.. Спешимся! Они не могли уйти далеко!
– Знать бы, куда побежали! – сказал Даманах, княжеский правчий.
– Осмотритесь пока, – велел Раддхар. – Они напуганы, даже оружия не взяли. Будут ломиться напролом через чащу. Где-то ветки сломают, где-то наследят… Ищите!
Воины разошлись.
Беглецы лежали, затаив дыхание. Дерево упало на краю довольно крутого склона. Вряд ли кому-то захочется обойти трухлявый ствол и спуститься вниз, а затем вновь подниматься наверх, скользя по траве и колючкам. Но если захочется – юных спутников сразу обнаружат!
Шаги одного из благородных и позвякивание его оружия послышались совсем близко. Он приблизился к серым, покрытым глубокими трещинами, остаткам сосны… Остановился там, где когда-то были корни. Смотрел вниз, наверное. Из своего укрытия Суйоних могла видеть носки его сапогов… Ещё шаг – и он заметит беглецов! … А тем даже нечем защищаться – Равитар бросил своё копьё, а меч девушки вывалился из ножен во время падения!..
Воин отступил. Он не увидел признаков спуска по склону. И не подумал, что до смерти перепуганные рабы могут спрятаться так близко от дороги. Он крикнул:
– Здесь никто не спускался! Они пошли наверх!
– Хорошо, мы посмотрим! – послышался издалека голос Раддхара. – Урджах, останься при колесницах!
Некоторое время беглецы лежали, не шевелясь. Они слышали только дыхание коней и стук копыт, когда те переступали ногами; шаги оставшегося воина, вероятно, проверявшего, как лежит на шеях лошадей ярмо и, не исключено, чеки, что удерживают колёса на осях. Он что-то бормотал под нос, а потом вдруг сказал в полный голос:
– Боги всемогущие, за что мне такое наказание, а? Ведь чудом в живых остался!.. Нет, я, конечно, не против сражаться в степях, но здесь!.. Мурашки по коже!.. Одни скалы и деревья!.. Нет, в позапрошлом году неплохо вышло с набегом, но на Кургал мы не совались!.. Нет, это же надо!.. Мерзавцы!.. Натравили на нас щакунахов с вамр;хами! Да ещё аркшахи!.. Как они с ними договорились только? Тоже, что ли, сказали, что мы по их души едем?.. Убить их надо, подлецов! Убить!..
Равитар прошептал одними губами:
– Он один!
Потом стал медленно приподниматься.
Выглянул из-за ствола. Воин стоял к нему спиной, натягивая на перила отвалившийся край кожаного покрова. Льняной стёганый панцирь был на нём. И рогатый шлем… Благородный по-прежнему ругал то беглецов, то Раддхара, то свою судьбу…
Осторожно, чтобы не поднять шум, парень стал обходить дерево. Копьё, что он бросил, помогая Суйоних, лежало совсем рядом! Если добраться до него!..
Шаг за шагом, ставя ногу на носок, прежде чем опереться всей ступнёй, юноша приближался к оружию.
И тут воин обернулся. Наверное, справился с работой. Он сказал:
– Что?.. – и схватился за рукоять меча, висящего на боку.
Но копьё было уже в руках Равитара. Он ударил врага остриём в лицо. Широкий листовидный наконечник пробил глаз и проник в мозг. Благородный молча рухнул на колени, а затем повалился на спину.
Суйоних нашла в себе силы встать на четвереньки и выползти из укрытия.
– Равитар!.. – Она не казалась теперь той смелой и острой на язык лучницей, какой была прежде. Обыкновенная, перепуганная девчонка… – Ты не бросишь меня?
– Нет! – буркнул парень. Он вырвал из раны копьё. Потом вытащил из футляра на колеснице один из луков, колчан со стрелами и произнёс упавшим голосом: – Мы тут не развернёмся! Спустимся вниз пешком! Снимай доспехи!
– Мы можем поехать вперёд!
– И нас там встретят! – огрызнулся Равитар. – Надо бежать на своих двоих!
– У меня только одна!
– Плевать! Справишься!
Юноша помог Суйоних избавиться от панциря. Дал ей своё копьё, чтобы опиралась на него, как на посох. Потом подхватил под руку и сказал:
– Пошли!
Очень медленно они спустились вниз, скользя по траве и буковой листве, устилавшей землю. А когда очутились на более-менее ровной поверхности, Равитар предложил:
– Давай лучше, я понесу тебя на спине. Так быстрее получится.
– Я ведь тяжёлая! – возразила Суйоних. Но упираться не стала.
Девушка и впрямь была не из лёгких, однако с грузом на спине Равитар действительно шёл быстрее, чем когда поддерживал амазонку, прыгающую на одной ноге.
Время от времени, парень делал короткие передышки, опуская Суйоних на землю и, тяжело дыша, садился подле сам. Во время одной из таких остановок, беглецы услышали вдалеке голоса.
Равитар вскочил.
– Это они!
Он огляделся по сторонам. И сказал:
– Будем драться здесь. Кажется, я придумал кое-что!
– Ты уже не хочешь убежать без меня?
Парень отвёл глаза и буркнул:
– Встанешь вот здесь, за деревом. Я отвлеку их на себя. Когда они погонятся за мной – стреляй… – Он замолчал на секунду, и добавил: – Может быть, боги, всё же, не оставят нас!
Погоня приближалась. Пятеро оставшихся воинов приближались к устроенной Равитаром засаде.
…Притворившись, что подвернул ногу, юноша заковылял прочь, опираясь на копьё. Его заметили!
– Вот они! – крикнул Раддхар. – Теперь не уйдут! Живыми их берите!
Суйоних приготовила лук, ожидая удобного момента, и когда, видя перед собой лишь хромающего юношу, воины миновали старый бук, за которым она пряталась, амазонка рывком натянула тугую тетиву...
Длинная стрела, выпущенная с расстояния в двадцать шагов, пронзила насквозь бегущего последним воина. Лёгкие доспехи преследователей спасали от ударов топориков и мечей, но не от стрел и копий!
Миг – и ещё одна стрела легла на кручёную из жил тетиву! И сорвалась с неё. Молнией пронеслась по воздуху, поразив ещё одного врага, что, замешкавшись, не успел уклониться!
А ковыляющий Равитар вдруг обернулся и, кинувшись навстречу преследователям, вонзил копьё в грудь возницы Капотаха. Тот захрипел и повалился наземь, а юноша вновь обратился в бегство.
Теперь осталось лишь двое врагов. Князь крикнул Капотаху:
– Он твой! Я займусь девчонкой!
Суйоних пустила ещё одну стрелу, но Раддхар без труда увернулся, и стрела улетела в сторону, срикошетив от удара о ствол дерева.
Князь, не спеша, приближался. На поясе его болтался скальп Нидатара.
Лук был уже бесполезен, и девушка бросила его под ноги. Выхватив из колчана две стрелы, она выставила их вперёд, словно мечи.
– Я не дамся тебе живой, Раддхар! – крикнула она.
Тот сказал очень ровным и сухим голосом:
– Дашься! И я сдеру с тебя живой кожу. И если ты сразу не умрёшь от боли, то умирать будешь после, долго и мучительно! – Он сделал шаг вперёд.
Суйоних вскрикнула от ужаса и проткнула воздух бронзовыми наконечниками. Руки её дрожали.
– Попробуй подойти! Я тебя на вертел надену!
Князь сделал ещё шаг…


Равитар не собирался убегать. Удалившись на пару десятков шагов, он попытался повторить приём с внезапной контратакой, но потерпел неудачу. Только на сей не стал показывать спину, а вступил в открытый бой.
Юноша не был равен Капотаху силой. В обычной пешей брани, когда сходятся воины плотною толпой лицом к лицу, опытный ратник убил бы подобного противника с одного-двух ударов. Но здесь, в лесу, где было достаточно свободного пространства, парень мог держать врага на расстоянии, уклоняясь от выпадов его копья и отбегая в сторону, когда тот пытался приблизиться.
– Давай, малыш, попрыгай перед смертью! – ухмылялся Капотах. Но подступиться к юноше не мог. Тот был слишком быстрым и ловким. Один раз, нырнув под древко вражеского копья, он даже задел голень воина, и из неглубокой раны по ноге побежала кровь.
– Я тебя изнасилую, щенок! – рявкнул Капотах. – А потом убью!
– Сначала убей, а потом изнасилуешь! – парировал Равитар. И царапнул остриём предплечье благородного.
Капотах начал выходить из себя! Так медведь, окружённый псами, силится достать лапой то одного, то другого, но собаки вовремя ускользают, приводя грозного хищника в бешенство!
Рассвирепев оттого, что какой-то мальчишка-конюх не только успешно избегает его ударов, но и сам наносит раны бывалому дружиннику, Капотах позабыл о необходимости подавить на время чувства и сохранить холодный рассудок. Стремясь поскорее расправиться с противником, он бросился вперёд, замахнувшись копьём… И встретил копьё Равитара, которое тот неожиданно метнул навстречу!
Капотах пошатнулся. Схватился за древко – у самого острия, вонзившегося в правое лёгкое…
Равитар взвыл от восторга!
Капотах опустился на колени. На его губах появилась красная пена.
– Ну-ка, попробуй, изнасилуй меня теперь! – воскликнул юноша и захохотал. Потом подскочил к врагу и сказал, гримасничая: – Дарую тебе лёгкую смерть, урод! – И с силой дёрнул копьё на себя.
Капотах молча повалился назад. И не шевелился больше.


У Суйоних дела обстояли хуже. Она могла лишь стоять на одной ноге, оперевшись спиной о шершавый ствол бука, и пытаясь достать Раддхара стрелами. Князю не составило труда вырвать оружие из рук девушки и ударом кулака опрокинуть её на землю. Прижав Суйоних коленом к земле, он снял один из длинных ремешков, которыми были перетянуты его сапоги, и связал им запястья пленницы. Затем поднял её, огляделся, и, найдя нужное, подтащил отчаянно сопротивляющуюся амазонку к одному из деревьев, подвесив на связанных руках на короткий обломок ветки, что торчала невысоко над землёй. Достал из ножен кинжал, распорол одежду девушки, сорвал и бросил наземь. И сказал:
– Я всегда держу свои обещания!
Суйоних поняла, что сейчас произойдёт – князь сделает круговой надрез по талии и снимет её кожу снизу-вверх, как рубаху!.. Она пронзительно закричала и забилась!
Раддхар произнёс – всё так же ровно и сухо:
– Надеюсь, теперь душа моего несчастного сына обретёт покой!
…Грузные шаги приближающегося воина послышались за его спиной. Князь спросил:
– Ну что, Капотах, ты закончил?
Но Суйоних видела – это был не Капотах!
Раддхар обернулся. И молвил удивлённо:
– Дурхард!.. Я думал, ты сбежал!..
Смуглый воин улыбнулся, показав белые зубы, и сказал:
– У меня тут есть ещё одно дело…
…Коротким взмахом секиры он подрубил шею владетеля Пуштимана, и голова Раддхара откинулась за спину, повиснув на мягких тканях. Из перерезанных артерий ударили тугие фонтаны крови, забрызгав Суйоних… Тело Раддхара повалилось наземь.
Девушка перевела взгляд на своего спасителя. И тотчас узнала.
– Ты?..
Сказать по правде, они так толком и не пообщались в городе князя Инаха: все мысли девушки и спутника в тот момент были заняты побегом.
– Что ты здесь делаешь?
–Да вот, услышал приятную беседу и подумал – дай, посмотрю, чем вы тут занимаетесь! А ты уж на вайрахе без акцента говоришь!
– Эй, ты!.. Отойди от неё!..
Подоспевший Равитар, по правде сказать, не знал, что ему теперь делать. Он переводил взгляд с Дурхарда на Суйоних, с окровавленной секиры на труп Раддхара… Он вспомнил человека, разговаривавшего с князем Инахом, и нехитрая логика подсказывала, что незнакомец скорее друг, чем враг.
– Ну вот, так всегда! – заметил Дурхард. – Только сделаешь кому-нибудь доброе дело, так на тебя с копьём кидаются! – Он засмеялся. И обратился к амазонке: – Дай-ка я сниму тебя!
Ступив правой ногой на землю, Суйоних вскрикнула.
– Что такое?..
– Нога!.. Повредила, когда упала!.. Наверное, перелом!
Дурхард помог ей сесть и осмотрел ступню.
– Это не перелом. Даже не вывих. Перебинтовать поплотнее – и через несколько дней бегать будешь! – Он заметил: – Сколько я всяких ран повидал! Наверное, врачевателем стал бы, если бы не был воином! Хотя… Тот, кто отбирает жизни, должен уметь и спасать их! Как ты думаешь?


…Оказалось, как только Дурхард избежал опасности, он совершил крюк по лесу и, вернувшись на дорогу, последовал за Раддхаром. Встретив брошенные колесницы и убитого юношей воина, проводник без труда определил, в каком направлении направились князь и дружинники. И подоспел вовремя!
– …ну, ты посмотри на меня! – болтал Дурхард, сидя на корточках перед Суйоних, расположившейся на платформе колесницы, словно в кресле, и перетягивая разрезанной на полосы рубашкой её ногу. – Если я щакунах, то ты – благородная княгиня вирахов! У меня и отец был каламитом, и мать – амазонкой, что, по сути, одно и то же. У щакунахов я был только проездом…
– Почему ты нам помог? – прервала его девушка.
Дурхард ответил весело:
– А я люблю стриженых девчонок. Наверное потому, что они так редко встречаются! Я и в проводники напросился по этой причине! – Потом он стал серьёзнее и проговорил: – Кроме того… Раддхар рассказывал о тебе, пока мы были в пути. Конечно, мало чего хорошего, но я умею отделять правду от лжи. И чем больше я узнавал, тем больше ты мне нравилась!
– Смотри только, не влюбись! – предупредила Суйоних. – А то, вон, Равитар уже имеет на меня виды! Наживёшь себе соперника!
– Любовь?.. Что за слово?
И оба расхохотались.
Равитар засопел, нахмурился и заявил:
– Хватит болтать попусту! Надо принести жертвы богам! И… вообще прибрать тут на дороге! А то перегородили всё!.. Людям ни пройти, ни проехать!..
Дурхард посмотрел на него снизу-вверх и кивнул.
– Ну да, боги!.. О них нельзя забывать! И о людях, конечно, тоже. – Кажется, в голосе его звучала ирония.
Суйоних сказала серьёзно:
– Сожжём две колесницы Раддахара. Одну возьмём себе. Четырёх коней тоже принесём в жертву.
– Погоди-погоди! – возразил Дурхард, поднявшись с корточек. – У меня другое предложение. Значит, богам – одну колесницу и пару коней. А одну – мне. Ну, а вам, тогда – доспехи и оружие. Вам ведь теперь новую жизнь надо начать, средства нужны. На эти трофеи вы себе и устроите будущее!
– Дело говоришь! – поддержал Равитар.
– А если мы ещё вернёмся туда, где на нас напали аркшахи!.. Кстати, – спохватился воин, – а как ты их-то на Раддхара натравила? Я до сих пор под впечатлением!
Суйоних усмехнулась. Повела бровью. И ответила скромно:
– Тяжело было. Но я справилась.


Перевал

Предложение Дурхарда вернуться на место гибели княжеского отряда Суйоних и Равитар не поддержали. Хотя аркшахи, сражающиеся лишь ради самой битвы, наверняка не забрали ни колесниц, ни лошадей ни оружия, беглецы посчитали, что обрели то главное богатство, ради которого покинули Пуштиман – свободу, а потому не горели желанием возвращаться назад. Тем более, это грозило новой встречей с нагими воинами. И кто знает, удовлетворились ли аркшахи пролитой кровью или всё ещё жаждут схватки!


…Густое покрывало облаков укутало склоны гор, когда юные странники в сопровождении Дурхарда поднимались на Кургалдур. Ближе к вершинам деревьев уже не было. Ветер завывал среди голых скал и трепал низкую чахлую травку, растущую среди камней. Но когда путники миновали белую, холодную пелену, над их головами неожиданно прояснилось.
Облака лежали у ног бескрайним белым полем, а всё, что над ними, было залито светом ласкового, клонящегося к западу солнца! Острые пики Кургала, сияя белыми шапками снега, купались в этом свете, наслаждаясь последними ясными днями короткого горного лета. В чистом, прозрачном, словно хрустальные воды родника, воздухе даже далёкие вершины были видны ясно, как на ладони!
Безмятежность и покой царили здесь! Отсюда, с холодных скал, подпирающих собой небесный свод, даже в ясную погоду не были различимы крохотные долины и степи, города и деревни с вечными проблемами копошащихся там людей! Величие и мощь природы чувствовал каждый, кто поднимался сюда! И Суйоних, с благоговением и печалью, вдруг поняла, почему так редко и с такой неохотой обращают боги внимание на мир людей, почему порой глухи к мольбам и лишь по большим праздникам сходят из светлых чертогов своих на землю!
Потому что нелегко покинуть залитый солнцем и покрытый девственно-чистыми снегами мир! Тяжело оторвать взгляд от суровой красоты могучих гор, незыблемо стоящих от начала мира, ради того, чтобы спуститься туда, где вместо ароматов лесов и лугов распространяется вечный смрад нечистот и гниющих отбросов, где льётся кровь, и горячие слёзы заменяют собой утреннюю росу и прохладные родники!..
– А вот и жертвенник! – голос Дурхарда прервал размышления девушки.
Дорога выходила на глубокую седловину, что лежала меж двух горных вершин. Справа от тракта было сложено из неотесанного камня круглое возвышение в виде огромного диска, почерневшее от огня и золы. Головни и остатки сожжённых жертвоприношений лежали на нём и у основания. Чуть поодаль были свалены вязанки хвороста и поленья, приносимые сюда всеми, кто поднимался на перевал.
Топливо для костра привезли с собой и очередные посетители святилища. Они взгромоздили колесницы на жертвенник, обложили дровами, а затем, задушив коней, разрубили их туши на куски и положили сверху на костёр.
Огонь, облизывая сырое дерево, разгорался медленно, и от костра валил густой белый дым. Суйоних подняла к небу руки и заговорила на языке вирахов:
– Боги всемогущие! Творцы и хранители мира! Прародители людей! Защитники наши! Суйоних, амазонка, дочь Тумуц;нг, Равитар, сын Щагм;ха, Дурхард, сын Думукианга приносят вам эти жертвы! Вы помогли нам одолеть врагов, помогайте и впредь избегать опасностей, что будут на нашем пути! Помогите нам обрести то, к чему мы все стремимся! Помогите нам обрести счастье!
– Помогите обрести душевный покой, которого так не хватает! – добавил Дурхард на диалекте амазонок.
Суйоних очень внимательно посмотрела на него. Кивнула и сказала:
– Да. И душевный покой!
Священный огонь охватил колесницу и останки коней, вознося их в обитель богов. А путники тем временем собирались в дорогу. Они надеялись до темноты спуститься с холодного перевала и найти ночлег если не в пастушеском шалаше, то, хотя бы, в гроте или пещере, способной укрыть от непогоды и хищных зверей. Дурхард утверждал, что знает подходящее для ночлега место совсем неподалёку. Пожалуй, ему можно было верить.
Перевал был пройден. За ним начиналась новая жизнь.