Сказка, которой могло и не быть

       


       Анни – сирота, брошенная всеми, жила тихо, незаметно, на чердаке королевского замка, между двух больших печных труб, одна из которых вела из королевской кухни, а вторая из камина тронного зала. Труб на чердаке было много, но только эти были самыми большими, тёплыми. И порой холодным зимним вечером, когда ясная луна светила в чердачное окно, она грелась, прижавшись спиной к той трубе, которая была погорячей. Бывало прижмётся щекой к кирпичам - тепло. А из трубы всё слышно, что делается внизу. Вот, главный повар ругает поварят:
 -Опять суп пересолили! Да хоть, воды плесните. Подавать уже пора!
Анни со смеха в кулачок прыскает – опять король всю ночь животом болеть будет, горшком ночным греметь.
Или в тронном зале заседание. Главный казначей докладывает:
 -Наше Наилюбимейшее Величество…
И цифрами сыпет, сыпет, только слова иногда непонятные – дебит, кредит. Король слушает, слушает, а потом:
 - Какое у нас сальдо?
Замолкает обескураженный казначей, потом еле слышно:
 - Извините-с. Ещё не подсчитали-с.
Или генерал, главный военный начальник докладывает:
 - Наш король! Храброе сердце! Если на нас нападают с севера, то мы по тактике группируемся на западе, по плану заходим с флангов на востоке, и по стратегии окружаем с тыла.
И слышно всё мелом скрипит по доске. А король ему в лоб вопросом:
 - Так какой войне отдаём приоритет: позиционной или окопной?
Конфузится главный генерал:
 - Извините-с. Ещё не выяснили-с.
Анни смешно наверху – так их жаб напыщенных, нащёлкал король по носу!
       
       Каждую печную трубу знала Анни на чердаке, знала из чьей комнаты идёт. Вот труба из казначеевых апартаментов, слышно жалуется казначей своей супружнице:
 - Один я забочусь о королевстве нашем. Не доедаю, не досыпаю. Король наш – дурак. В деле финансовом не смыслит. Всё на мне. Брат мой, в соседнем королевстве, уж третью карету поменял в этом году с их королём. Я же здесь в нищете. Вот бы что-нибудь случилось с нашим королём.
 Из генераловой комнаты, тоже плач доносится:
 - Король видит, что я умнее его, придирается по пустякам. Да если бы не я, не моя стратегия с тактикой, наше королевство давно бы завоевали. Брат мой, он в другом  королевстве генералом служит, третий загородный дом построил в этом году. От короля же нашего монеты лишней не получишь, хоть Господь бы его прибрал.
 Холмики снега, под прохудившейся местами черепицей, светятся от лунного света. В тиши морозного воздуха, сжавшись в комочки, на стропилах спят голуби. Ночь. Анни, чтоб согреться, кутаясь в тряпьё, переходит от трубы к трубе. Везде слышен только храп. Только из трубы камина, королевской комнаты доносится бормотание короля. До самого утра будет ходить, шаркать ногами, шуршать бумагами, считать что-то вслух. Знает Анни, тяжело ему. Всё королевство на нём, нет у него стоящих помощников. От того и королевич, сын его, её погодок, как-то сам по себе, больше среди мамок. Матушки его, королевы, давно не стало. Вот и некому его приласкать. Вокруг его генерал с казначеем ужами крутятся. Мало ли, что с королём нынешним случится? Кому быть тогда правителем? Вот и слышно – генерал:
 - Рано тебе королевич на лошадке, да и опасно. Пусть тебя стражник на спине покатает.
Казначей ему вторит:
       - Не ешь мясо с ножа. Вот лучше съешь кусок пирога сладкого, станешь беленьким, гладеньким.
       Анни же, бедности своей не замечала. Иногда когда наступал, поздний вечер, она осторожно, чтобы никто заметил, спускалась с чердака и шла в город, чтобы заработать себе на еду. В грязных забегаловках, ей после закрытия приходилось мыть посуду, полы - за объедки, за куски хлеба. Тем и жила, тому и радовалась, тем и довольствовалась.
 
       А по весне стала замечать, что-то творится в королевстве у них, что не ладное. Казначей с генералом в глаза королю не смотрят. За спиной у него в злой усмешке, губы ломают, шипят сквозь зубы стиснутые. Из труб печных – шепот доносится:
 - Говорят, несчастье случится с королём, умрёт, погибнет.
Только всего этого король не видит, делами государственными занимается. И Анни ему крикнуть не может:
 - Остановись король! Оглянись! Вокруг заговор и смута. Воры и предатели смерти твоей хотят!
Но, кто ей поверит – грязной нищенки.
       
       Так и случилось: под вечер, в весенний день привезли короля с охоты еле живого. Говорили, лошадь вдруг понесла, да и скинула его с седла. А там, поди, разбери, как дело было. Весь вечер она простояла, прижавшись к трубе королевской спаленки. Слышала, как считали лекари позвонки его выбитые. Как пытались шею свёрнутую ему поправить. Всё ахали да охали. Слышала, как докладывали казначею с генералом, что жить ему осталось немного. И что до самой смерти ни двигаться, ни говорить он не сможет. Слышала, как радовались те, когда ушли лекари, как били беспомощного короля по щекам, пинали изломанное тело. Решили не убивать его сейчас – пусть болью мучается до смерти.
       На следующий день указ по королевству зачитывали:
       - Горе постигло наше королевство. Случай несчастный произошёл с королём. На время болезни правителем назначается королевич. По истечению трёх месяцев, если излечения короля не произойдёт, будет коронация королевича. И в скобках – или ранее со скорой смертью короля.
Ниже подписи: казначей, генерал, королевич.
       И началось! Потащили королевство по кусочкам. Казначей с генералом на подпись бумаги тащат. Словами умными щеголяют. А королевич несмышленый только подписывает, выдать казначею на финансовые нужды – столько-то денег, выдать генералу на нужды армии – столько-то денег. И вот уже казначей третью золотую карету меняет, а генерал дом третий загородный строит. Вся свита, как в масле катается - рожами заблестела.
       У генерала брат гостит, из другого королевства. Уже торгуются, как бы можно было бы их королевство безболезненно завоевать. У казначея, тоже брат с соседних земель, думают, как сундуки с золотом, казну государственную, переправить туда.
       Больно слышать всё это Анни. Растащат, разграбят королевство, королевича – дурака по миру пустят. Только, что она может сделать? Из всех труб печных слышно – деньги, деньги, тому больше досталось, этому меньше. Одна труба молчалива – королевской спаленки. Да и холодная она, не топленная, хоть весна прохладная выдалась.
       
       Как-то в ночь ненастную Анни решилась. С лестницы, что вела к ней на чердак, ступила на широкий карниз, который шёл под окнами второго этажи, вокруг всего дворца. По нему до окна королевской спальни. Там осторожно заглянула в окошко. Одинокая свеча при кровати мерцала, освещая неподвижного короля. Тихо отворила окно, пробралась в комнату. Вытянутое, худое тело, холодные руки. И не понятно жив король или уже умер. Взяла кубок серебряный со стола, поднесла к губам. Затуманился – значит жив. Взялась растирать ему руки, ноги. Да где там, не бежит кровь по жилам. Она к себе на чердак. С труб печных, по одному кирпичу вытащила, и с ношей обратно к королю. Под спину, сломанную поопасалась класть, тело обложила. С собой хлеба немного взяла, мякиш в рот ему положила. Дальше к королевичу по карнизу пошла. Тот с бала, пьяный, как был одетый, так и спал. Слышно было, за дверями стража храпит. Она села к нему на кровать и давай ему в ухо шептать, что поняла, а что и не поняла про дебит, кредит, тактику стратегию, про что говорили король, казначей, генерал. Королевич, вдруг сопеть перестал, глаза ещё пьяные открыл, таращит на неё:
 - Ты кто?
 - Фея.
Ей голосом плаксивым:
 - Отстань фея. Спать хочу!
Она ему:
 - Ты спи, только слушай, запоминай.
До утра наговаривала на ухо королевичу, потом к королю, забрала кирпичи, увидела у того румянец еле заметный на щеках и к себе на чердак.
       
       Так и повелось с той ночи. Одну ночь по кабакам - посуду мыть, на три дня еды запастись. Днём у труб печных в дрёме слушать про новые козни. А с наступлением следующей ночи к королю. У того глаза уже отрытые. Она его на живот перевернёт, и пальчиками своими тонкими каждый позвонок переберёт. Где осколок нащупает, пододвинет на место. Кто её учил? Так по наитию. Потом на кирпичи тёплые положит, попоит, покормит и к королевичу. Тот иногда проснётся:
 - А, фея, - и дальше спать.
       Лето наступило, ночи всё короче. От недосыпа, усталости Анни с ног валится. Только слышит, как-то раз в тронном зале, генерал просит королевича подписать указ о сокращении войска на северном направлении. Мол, с точки зрения тактики там они не нужны. И вдруг ему королевич отвечает: что с точки зрения стратегии они там необходимы - защита от короля через королевство. Сказал и сам опешил. Откуда он это знает? Стушевался и генерал:
 - Извините-с. Не подумали-с.
Потом так же казначей просит: было бы неплохо, сундуки с золотом на случай пожара во дворце, переправить к нему в один из загородных домов. А королевич ему, что нельзя, что они там могут стать лёгкой добычей соседнего государства. И опять удивился. Как мог он это понять?
       Задумались и генерал с казначеем. Первый раз им перечит королевич. Да и король почему-то не умирает. Его уж не поят, не кормят, а он всё живой. Хотя лекари говорят: вот-вот умрёт. Тогда казначей с генералом к королевичу с хитростью, лестью:
 - Вы такой молодой и уже такой умный. Знаете больше нас обоих. Откуда у Вас такие познания?
А он бесхитростно:
 - Фея ко мне приходит по ночам. Учит всему.
Те к стражникам, королевской опочивальни. Стражники клянутся, что сквозь них мышь не проскочит. Окно открыли, а на пыли карниза, отпечатки ножек босых. Чтоб никого не ставить в известность, пошушукались между собой, а под вечер два мешка с битым стеклом принесли и рассыпали по карнизу.
       
       Та ночь тёмная выдалась, небо тучами затянуло. Анни с кухонной трубы приготовила тёплых кирпичей королю. Королевичу она уже всё рассказала, осталось только сказать про заговор против короля, что готовят казначей с генералом. Ступила на карниз, привычно пошла к спальне королевской. Собиралась гроза. Стало темно. Порывы ветра прижимали к стене. Вдруг под ногами, что-то хрустнуло, ступню резанула боль, поставила вторую ногу и опять боль. Ещё пыталась идти, но с каждым шагом становилось всё больней. Только в свете молнии, увидела, что карниз усыпан битым стеклом. А позади её тянулся кровавый след. Пришлось бросать кирпичи и возвращаться назад. Осторожно, от накатившей слабости, чтоб не поскользнуться на собственной крови, еле вернулась к себе на чердак. Куда-либо бежать у неё уже не было сил. Там между двух труб она и забылась в беспамятстве.
       На чердаке её утром и нашли. Нет не по кровавым следам – их смыл дождь. По брошенным кирпичам, по саже на них, поняли, что они с труб печных.
       
       - Слушайте все указ нашего королевства! Поймана злая колдунья. Что тайком на метле, через окно проникала в спальню королевичу. Околдовала его и хотела забрать его душу себе. Но благодаря бдительности верных мужей нашего королевства – главного казначея и главного главнокомандующего, была изловлена. Засим повелеваем: колдунью сегодня тринадцатого дня недели, тринадцатого числа, тринадцатого месяца и тринадцатого года – сжечь на дворцовой площади. Выдать за бдительность денег: казначею на четвёртую золотую карету, генералу на четвёртый загородный дом. Потом пир и бал.
Внизу подписи: Наиглавнейший казначей, Наиглавнейший генерал и просто королевич.
       И вот приготовлен уже костёр на площади перед дворцом. Смоляные брёвна уложены в несколько рядов. Посерёд шест воткнут. Народу нагнали. Стражники девушку ведут в рубахе белой до самых пят. С ног её босых, на булыжниках площади след кровавый тянется, низ рубахи в крови. От бессилья виснет она у них на руках. На брёвна подняли, вяжут к шесту. Голова поникшая, волосы по плечам рассыпались, лицо закрыли. На крыльцо генерал с казначеем вышли. Генерал руку поднял, платочком махнул. Затрубили трубы, забили барабаны. Из дворца королевич вышел, в руке факел зажженный, улыбка несмелая. Генерал с казначеем его подталкивают – смелее. Протянул он факел, костёр зажечь. Но тут девушка голову подняла, ветерок прядь волос с лица её откинул. Королевич узнал девушку:
 - Фея? Нет! Не буду! – сам пятится назад, головой мотает.
К нему бегут генерал с казначеем, факел рвут из его рук. Сжечь, быстрее, с ней правда уйдет! Вдруг бьётся стекло со звоном. Все взгляды на дворец, а там король в окне стоит, голос его грозный:
 - Это, кто беззаконие творит в моём королевстве? Схватить их! В цепи!
Тут правда заминка вышла, так как стражники подчинялись генералу, а жалованье им платил казначей. Но народ всё понял. Связали заговорщиков, коих сомневающихся стражников побили.
       
       Суд был скорым – казнили генерала с казначеем. Правда, в чём того мира? Творишь зло, жди, что оно тебе может вернуться.
По случаю, что всё хорошо для королевства завершилось, король пир устроил. На дворцовой площади столы накрыли. Сидит он на крыльце, на королевском троне. С право от него королевич, по леву руку – Анни. Народ пьёт за здоровье короля:
 - Да, здравствует король! Ура! Ура!
Король кубок поднимает:
 - За бедную девушку, Анни, что спасла наше королевство от разорения! Виват!
 - Виват! Виват!

       Пока все увлечены праздником, я прокрался тихонько к Анни. Шепчу ей на ушко из-за спинки её кресла:
 - А подслушивать Анни всё равно, нехорошо!
Она головки своей прелестной, не поворачивая, отвечает:
- Вон главный музыкант, палочкой машет до сих пор. Королю кланяется, а мне заискивающе улыбается. Трубы-то и из его комнат выходили на чердак. Или главный повар, что до сих пор главный. Всё взгляд поймать мой пытается, улыбка жалкая, собачья. Знает, что и его трубы печные выходили на чердак. Все они, вся свита, всё ещё при короле. Значит, не подслушивала я, а слушала.
 - Да, кстати, главный сказочник нашего королевства, разве трубы из вашей комнаты не выходили на чердак?
 - Да, моя фея, моя королева.
И мои губы сами собой растянулись в жалкой улыбке.