Свеча

...Всхлипывая в кромешной темноте, он лежал на холодном полу пустой квартиры, сжимая коленями орущую от боли ладонь. А совсем рядом лежала безжизненная погасшая свеча, которой больше не суждено было гореть…

- Давай зажжём свечу... - почти прошептала в трубку телефона Лорка. - Ну как тогда, помнишь?...
       Разумеется, Крис помнил. Как давно это было! Он хорошо помнил их маленькую квартирку недалеко от центра Сан-Диего. И то, как они вечерами доставали откуда-то из шкафа большую старую свечу, ставили её на стол, выключали свет и в тишине подносили к чёрному фитилю горящую спичку. Казалось бы, чего проще? Но когда они вдвоём садились рядом и смотрели на маленькое робкое пламя, им казалось, что весь их огромный мир со всеми проблемами и искушениями, ссорами и маленькими радостями в этот момент концентрировался лишь в этом кокетливом играющем огоньке. Казалось, на какой-то час в мире не оставалось ничего столь же важного и красивого - только этот маленький огонёк, от которого было тепло их лицам и ладоням. Крис вздохнул. Как же давно и как здорово это было!...
- Крис?...
       Крис плечом зажал трубку у уха и задумчиво барабанил пальцами по столу. Он понимал, чего хочет Лорка. Понимал он и то, что ни сейчас, ни позже она не сможет быть рядом с ним. Как тогда. Время, дела, километры, сотни километров выстроили между ними вполне осязаемую стену. Ему нужно было видеть её глаза, но только смешная мелодия на мобильном да имя "Lorka", которое высвечивалось на зелёном дисплее - вот и всё, что у него сейчас было. Да то, как смешно она произносит звук "ш" по телефону.
- Крис! Ну давай зажжём свечу!
- Слушай, - протянул Крис. - Ну ведь ты понимаешь, что ты сейчас не рядом со мной. Как ты себе это представляешь?
- Я знаю, Крис. Но что нам с тобой мешает сейчас зажечь по свечке. Я же знаю, ты это любишь! - улыбнулась Лорка. - Ты там у себя, а я - у себя. Я думаю, будет здорово!
- Ты думаешь? - с сомнением в голосе спросил Крис и, переложив трубку в другую руку, обернулся и посмотрел на полку: рядом с немногочисленными книгами и музыкальными дисками стояла свечка, которую он купил по случаю в китайском квартале. Изящная, стильная, с лаконичным узором у основания - достаточно было просто поднести спичку, и...
- Ты думаешь?... - ещё тише повторил он и понял, что тоже хочет этого. В принципе, чего же в этом может быть плохого? Да, Крис всегда относился к этому маленькому обряду с изрядным трепетом. Он считал необходимым соблюсти все мельчайшие условия, учесть все незначительные на первый взгляд детали, - ведь только тогда можно было почувствовать вкус того важного, ради чего это делалось. Но здесь, на другом континенте, в тысячах километров от Лорки... Впрочем, Крис уже знал, что ответит ей.
- Давай, Лорка. Ты права, давай попробуем. В конце-то концов, чего нам терять, кроме своих оков? - грустно улыбнулся он. Какое-то время спустя он повесил трубку и посмотрел на немой телефонный аппарат.
       Где-то вдали в ночной тишине сонного пригорода раздался протяжный истошный паровозный гудок. То ли предупреждал кого, то ли приветствовал кого машинист - но именно в эту минуту слышалась в этом раненом вое что-то отчаянное. Крису стало очень тревожно и одиноко.
       Подойдя к окну, Крис прижался лбом к прохладному чёрному стеклу. Сколько он уже в работает в Марселе? Пять лет? Шесть? И, вроде, привык уже, и давно называет его Домом. И даже скучает немного, когда приходится ненадолго уезжать. И даже приятелями обзавёлся какими-то: они рады его видеть, и им рад он сам. И всё-таки иногда по вечерам накатывает на него глухая тоска, душное безвылазное непонимание того, что же он здесь делает - в большом чужом городе, которому не принадлежит, и который не принадлежит ему.
       Он закрыл окно, взглянув в последний раз на тусклый жёлтый фонарь на другой стороне узкой улицы, опустил жалюзи, в сгустившейся темноте подошёл к своей свечке и аккуратно снял её с полки. Сколько раз он держал её в руке, мечтая о том, что когда-нибудь он привезёт её Лорке, сколько раз он проводил пальцем по тёмно-коричневым иероглифам - и всё-таки каждый раз сердце начиналось биться чуть чаще и чуть ближе к горлу.
       Крис аккуратно выпрямил белый восковый фитиль и, наклонив свечу, поднёс к нему ровное пламя зажигалки и заворожённо смотрел, как на самом конце фитиля рождается совершенно другой огонь. Тот самый, который он так любил и которого ему так не хватало всё это время. Тот самый? Крис вглядывался в появляющийся на его глазах свет. Сначала маленький и робкий, он становился всё уверенней и смелей, заглатывая влажный фитиль свечи всё больше и больше. И вот уже прямой, ровный и красивый, он осветил лицо Криса загадочным теплом.
       Крис растерянно улыбнулся, сел поудобнее в кресле и, не отрывая взгляда от огня, положил на голову на ладони. Чувствуя ресницами тёплые волны, он прищурился и увидел три длинных луча, исходящих от свечи и теряющихся где-то в темноте пустой квартиры. Медленно наклонил голову направо – лучи стрелками часов также медленно поползли вперёд. Направо – и три луча медленно поползли обратно. Вправо… Влево… Он приготовился почувствовать то, что он так любил в компании Лорки – едва уловимое ощущение, будто бы весь мир превратился в загадочную тёплую улыбку. Но вместо этого по спине ненароком пробежал холод сквозняка и невесомое пламя дрогнуло. Он выпрямился и внимательно посмотрел на огонь.
       Отступившая было тревога и растерянность вновь охватили Криса. Что-то было не так. Он понял, что он смотрит на этот огонь – но не видит его. Это был не тот огонь, который он так любил и ждал. Быть может, он был даже лучше – больше, уверенней, выше. Наверное, он давал больше тепла и света – но здесь и сейчас Крис не мог заставить себя думать ни о чём другом, кроме того, огня, у которого сейчас, положив голову на ладони, сидит Лорка. Внутри словно что-то заныло от знакомой тоски, обиды и несправедливости.
       Когда он был совсем маленьким, ему часто снился один и тот же сон. Будто бы у него День Рождения, на большой веранде их увитого виноградом дома собрались гости, родственники и друзья, а мама, как всегда, испекла для него огромный высокий торт: много коржей из песочного теста, смазанных густым кремом, а сверху щедрой маминой рукой были рассыпаны орехи. Но когда Крис подходил во сне к столу, на котором стоял торт и протягивал свою тарелку - он обнаруживал лишь пустой поднос с крошками, и, окружённый извиняющимися взглядами гостей, съевших торт без него, начинал реветь. И всегда в этот момент просыпался и тихо плакал, уткнувшись в подушку, от обиды и несправедливости.
- Лорка… - неслышно прошептал Крис. Не соображая, что он делает, глядя стеклянными глазами на такой уверенный и такой чужой огонь, Крис медленно разжал ладонь и поднёс руку к свече. Вокруг сразу стало темнее, пламя задрожало, облизнув мизинец, и уткнулось в самую середину ладони. Раскалённой иглой дрожащую руку пронзила страшная боль. Крис закусил губу и зажмурился. Сильнее и сильнее, её хищные щупальца боли обвили локоть, плечо и, отозвавшись в спине, безжалостно и яростно вонзились в самый мозг Криса. Удерживая терзаемую руку за запястье второй рукой, он откинул голову и ещё сильнее сжал зубами губы. Он не чувствовал ни вкуса крови, ни запаха горелой плоти, не слышал шипение и треск лопающейся на ладони кожи. Он не понимал, зачем и почему он так делает, и что держит его ладонь над свечой. «Лорка!... Лорка!...» - в пылающем сознании Криса билось только одно имя. Имя, ставшее синонимом невыносимой боли. Вдруг в голове оглушительно сверкнуло что-то нестерпимо яркое, он почувствовал, что теряет сознание, и последним, что запомнил Крис, был его собственный крик. Протяжный, истошный, отчаянный, беспомощно проваливающийся в темноту крик…

…Всхлипывая в кромешной темноте, он лежал на холодном полу пустой квартиры, сжимая коленями орущую от боли ладонь. А совсем рядом лежала безжизненная погасшая свеча, которой больше не суждено было гореть…