У меня СПИД...

       Люди, живущие с ВИЧ,
       наиболее нуждаются в вашей
       помощи и поддержке.
       Мы лишь хотим напомнить вам,
       что ВИЧ не передается
       при кашле и чихании,
       при пользовании общей посудой
       и при прочих бытовых контактах.
       ВИЧ не переносится никакими насекомыми.
       Помните об этом, оставайтесь людьми.

       Социальная реклама



– Здравствуйте, братья, меня зовут Аксель, у меня СПИД.
Он стоял сейчас здесь, в центре этого круга, на его уставились глаза, много глаз! Это было невыносимо! Их было так много, и все чего-то ждали… А он должен был говорить. Его лоб покрылся испариной, струйки пота, жгучего, соленого пота стекали на глаза, которые предательски дергались. Он пытался говорить, но не слышал сам себя, голова шла кругом, он хотел бросить все, закрыть лицо руками и убежать отсюда, из этого круга, седьмого круга ада, убежать далеко и больше никогда не видеть людей. Он хотел спрятаться, забиться в угол, укрыться! Он уже не управлял собой, еще чуть-чуть – и он не выдержит! А они смотрят на него, они смотрят, их слишком много!
Но Аксель говорил. Каждое новое слово давалась ему труднее предыдущего, мгновения остановились, само время словно издевалось над ним, проходя не спеша и посмеиваясь, последние остатки самообладания покинули его уже когда он вышел из круга… Ох, как давно это было! С тех пор прошла вечность, вечность из пяти минут…
В этой комнате всегда было не слишком светло. Одна-единственная лапочка, убого и как-то даже смущенно свисавшая с потолка явно не могла осветить эту большую комнату. Здесь все было так, как и должно быть. Стулья, поставленный в круг, вызывали у Акселя ассоциации с детской игрой, окон здесь не было, та стена, за которой была улица, давно промокла, с потолка тоже периодически падали тяжелые капли. Когда-то, наверное, эта комната была складом, а теперь…
Тишину нарушал только голос Акселя, его всхлипывания, тяжелые вздохи, ну и крысы пищали где-то наверху, видимо, отведав яда. Эта тишина убивала Акселя, как бы он хотел, чтобы кто-то что-то сказал, чтобы что-нибудь произошло… Но его слушали. Еще один тяжелый вздох- и он продолжал.
– Я тогда был… Я был пьян, и я… Понимаете… Мне было нужно… Я пошел в дом фрейлейн Гертруды, я хотел… Понимаете… Мне было уже 27, а я… Мне нужно было… Если бы я знал… Если бы я тогда знал! Все… Все было прекрасно… Но я и не думал… Я не догадывался…
Аксель замолчал, он опустил голову на грудь, закрыл глаза. Как с ним могло такое произойти? Почему именно он?
И вдруг Аксель схватил стул, опрокинув висевший на нем плащ, и с силой бросил его на пол.
– У этой шлюхи был СПИД! Она меня заразила!
Аксель пнул стул так, что тот отлетел в стену и… И разрыдался как ребенок. Председатель медленно подошел к нему и обнял.
– Все хорошо, Аксель, все хорошо. Мы вас понимаем. Здесь все ваши братья. Прошу, не теряйте надежду. У каждого должна быть в сердце надежда.
Голос председателя был таким мягким, тон – таким спокойным…
Аксель извлек из кармана носовой платок, извинился, поднял стул и сел.
Председатель вышел в центр круга.
– Теперь мы знаем историю еще одного нашего брата, мы видели пример высокой моральной стойкости: не так-то просто поделиться своей болью с окружающими.
Люди аплодировали. Аплодисменты становились все громче, и Аксель невольно улыбнулся. Надежда в его сердце была теперь как никогда крепка.

*** *** ***
Дом фрейлейн Гертруды по существу был борделем, туда любили заходить почитали женской красоты и вкуса крепких напитков. Но в этом доме, Доме фрейлейн Гертруды, в маленькой комнатке под чердаком, по соседству с номерами, где клиенты предавались сладостным утехам, жил Аксель.
Фрейлейн Гертруда оказалась на удивление доброй женщиной. Аксель, узнав о том, что он инфицирован, забыл про все, начал пить. С работы его, естественно, выгнали: кто станет держать ВИЧ-инфицированного, спасибо – не доложили в SA. Он хотел повеситься, но не хватало решимости. Из квартиры его выгнали за неуплату. Он скитался по улицам, мучаясь от голода… Пока, однажды, не встретился с фрейлейн Гертрудой. Она помнила, как он заказывал у нее девушку. Фрейлейн Гертруда оказалась добра к Акселю, она дала ему жилье, работу – он подметал двор у ее Дома. Она была очень милой женщиной, Аксель видел, что она считает себя виноватой в том, что с ним случилось. Но он знал, что есть лишь один виновник: он сам. Аксель никого не винил, ведь попытки возложить вину на кого-то были бы ложью, а ложь Аксель е переносил, что угодно, но не ложь!
Именно Гертруда пригласила его в Общество Надежды. Аксель ходил туда каждый четверг, это была его семья, люди, такие же, как и он, которые его понимали, которые его не боялись, он любил их как родных. И больше всего Аксель ненавидел вечер четверга, когда заканчивалось очередное собрание и предстояло ждать еще неделю.
Аксель заходил в Дом с черного хода, чтобы не сталкиваться с клиентами фрейлейн Гертруды. Крутая металлическая лестница, ничем не совещенная, другой бы переломал себе ноги, поднимаясь по ней, но Аксель уже знал каждую ступеньку. Он прошел мимо окна комнаты Гертруды – здесь она вела свои бухгалтерские дела, поэтому окно было зарешечено вдоль и поперек – и наконец добрался до узкой металлической площадки. Дверь он не запирал. Оставив холод и дождь за дверью, Аксель снял тяжелый от дождя плащ, сварил кофе на спиртовке и сделал бутерброды, аккуратно срезав следы благородства с не слишком благородного куска сыра. Перекусив таким образом, Аксель завалился на гору старых матрацев, служивших ему кроватью, и извлек из-под подушки растрепанную книжку с пожелтевшими страницами. «Гёте. Фауст»
А в маленькое окошко рядом с дверью беспрестанно стучал дождь, требуя открыть, снизу слышались звуки хмельно веселья, а за стеной… За стеной кому-то было еще веселее.
*** *** ***
Неделя тянулась медленно, но все-же тянулась, и вот новый четверг наступил. Это было как праздник, огромный, на весь город карнавал с буйством красок. Эмоции фейерверком взметались ввысь, и, взрываясь огнем радости, освещали темное небо одинакового существования Акселя.
Аксель гордо вышагивал по улице, превратившейся за долгие дни дождей в сплошную огромную лужу. Он видел перед собой ясную цель. Темное здание, отбрасывающее длинную тень в свете искрящего и беспрестанно мигающего уличного фонаря. С каждым шагом здание все ближе, и вот уже Аксель проходит в узкую дверь, болтающуюся на одной петле… Скрипящая деревянная лестница, коридор, заваленный каким-то хламом, который словно не пускает Акселя к его цели… И вот она: заветная комната.
Как только Аксель вошел, это сразу бросилось ему в глаза, а как же иначе: эти люди развеяли его одиночество, подарили ему надежду, стали для него семьей, и вот одного из них нет! Не было Пауля! Этого молодого пьяницы, которому не повезло родиться ВИЧ-инфицированным.
Аксель сел на свое место, собрание вскоре началось… Председатель что-то говорил, кто-то выходил из круга и рассказывал свою историю… Но Аксель и о чем не мог думать, кроме Пауля. Почему он не пришел? Что с ним случилось? А вдруг он…
Эта мысль поразила Акселя, как молния, он тут же вскочил, как ужаленный с твердым намерением все выяснить.
– Господин Председатель, а можем ли мы узнать, где Пауль?
В комнате мгновенно повисла тишина, и на Акселя уставилось несколько пар глаз. Но тот не заметил этого, он смотрел только на Председателя.
– Я не знаю, – как всегда спокойно и мягко ответил тот, – наше Общество абсолютно свободное, у нас нет правил обязательного посещения.
– Но разве раньше Пауль пропускал собрания? – не унимался Аксель.
– У него могли появиться дела, – в голосе Педседателя начали появляться едва уловимые нотки раздражения, – я все же прошу Вас, Аксель, сесть и дослушать рассказ Рихарда.
Только сейчас Аксель понял, что перебил говорящего – коренастого мужчину с проплешиной, который, как и сам Аксель в прошлый четверг, рассказывал свою историю. Аксель смущенно сел и постарался внимательно слушать. Но Пауль по-прежнему занимал его мысли.
Собрание закончилось и Аксель снова вышел на улицу. Однако он не чувствовал той обычной грусти и апатии, которые всегда подступали к нему после собрания. Он знал, что хочет сделать: он хочет разыскать Пауля. Общество Надежды было анонимным, и Аксель не знал, где живет Пауль, он даже не знал его фамилии. Единственное, что мог сделать Аксель, это пойти в ту сторону, куда обычно уходил Пауль после собраний. Конечно, шанс найти человека, ничего о нем не зная, в этом огромном городе был невелик, однако Аксель просто не мог просто оправиться домой. Он надвинул капюшон и решил, что небольшая прогулка ему в любом случае не повредит.
Однако прогулка оказалась не такой уж короткой. На город тихо спускалась ночь, которая, впрочем, в этом странном городе не сильно отличалась от дня. Аксель долго шел сквозь лабиринт насквозь промокших переулков, пугая голодных кошек и жирных крыс. Дождь топил город, вода текла сплошным потоком, лужи пузырились от тяжелых капель.
Аксель услышал не сразу. Разговор. Где-то очень близко… Вслушавшись, Аксель узнал голос. Пауль! Приглядевшись, Аксель заметил его. Две фигуры, укутанные в серые плащи, о чем-то спорили… Один из них несомненно был Пауль. Значит с ним все в порядке! Аксель уже хотел было подойти к нему… Но что-то его удержало, и он решил понаблюдать издали.
Аксель стоял так близко, что даже сквозь шум дождя слышал разговор.
– Послушай, – Пауль для большей убедительности заглядывал в лицо своему собеседнику, – дело верное. Это ж халява, нам отвалят бабла задаром!
– Задаром?! – собеседник Пауля говорил громко, почти кричал, – Они заберут нашу кровь!
– Всего пол-литра, а за это мы получим совсем другие пол-литра, а какие тебе нужнее?
– Ну не знаю…
Они вышли на пространство, освещенное уличным фонарем, а Аксель остался в темном переулке и теперь не мог слышать разговор. Он выбежал из своего укрытия, чуть не расшибив лоб о стену какого-то барака, и обошел освещенный квартал с другой стороны. Аксель не знал, что делает, зачем следит за Паулем, но что-то заставляло его не отставать ни на шаг.
Пауль и его знакомый по-прежнему о чем-то спорили, они уверенно пересекали улицу за улицей, пока не забрели в маленький тупик.
Аксель наблюдал из-за угла, он думал, собутыльники заблудились и сейчас пойдут обратно, однако Пауль подхватил под руку своего приятеля и буквально силой втащил его на небольшое металлическое крыльцо, затем он распахнул дверь и втолкнул его внутрь, а сам вошел следом. Проследив за ними взглядом, Аксель поднял глаза на вывеску. «Банк крови».
Аксель вошел в тупик. Всюду здесь валялся какой-то медицинский хлам: бинты, шприцы, упаковки от каких-то таблеток… Аксель старался аккуратно перешагивать…
– Эй, хочешь к нам? – голос донесся из угла, присмотревшись, Аксель увидел там двух мальчишек. Они сидели на перевернутом бачке для мусора. У одного из них изо вытекала ровная струя алой крови, но тот, запрокинув голову, хихикал, уставившись в небо. Второй, тот что обратился к Акселю, похлопал первого по плечу и добавил:
– Присоединяйся, Эрик сегодня угощает!
Акселю показалось, что второй мальчишка пытается встать, он не хотел их видеть, не хотел слышать, не хотел знать об их существовании! Быстро, так быстро, как только мог, Аксель взметнулся на крыльцо, и, распахнув дверь, метнулся внутрь. И только тут он понял, что совершил роковую ошибку. Он же встетится нос к носу с Паулем, и тот поймет, что он за ним следил!
Но… Аксель огляделся. Маленькая коморка, что-то вроде прихожей, и дверь в комнату. Аксель облегченно вздохнул, в коморке никого не было.
Из комнаты доносились какие-то голоса, Аксель не разобрал слов. Потом послышался шелест бумаги, шарканье ног и, наконец, голос. Он был негромкий, но несколько визгливый и явно принадлежал не Паулю.
 – Так… Райтер… Райтер… Пауль Райтер… Ага… Ваши анализы готовы, все в порядке, знаете ли, всякие там лейкоциты, тромбоциты, – говоривший, видимо доктор, хихикнул, – и прочие там… Сифилиса нет, гепатита нет, СПИДа нет… Ну отрицательный результат – тоже результат, – доктор еще раз хихикнул, – закатывайте рукав, это совсем не больно, как комарик укусит…
Последние слова доктора Аксель уже не слышал. Его словно парализовало, он стоял недвижимый, бессмысленно уставившись куда-то во тьму в глубине коридора. СПИДа нет! Неужели они не нашли? Ведь Пауль… Он… Не может быть.
– Все, присядьте, – доносился темвременем из комнаты визгливый голосок доктора, –головокружение скоро пройдет.
Послышалось шарканье ботинок, и из комнаты вышел человек неопределенного возраста в белом халате. Его лицо испещряли морщины, ростом он был Акселю по плечо, он лучезарно улыбался совей желтозубой улыбкой.
– А вы господин, – обратился он к Акселю, – тоже желаете сдать кровь? Доктор хихикнул. За пол-литра мы даем 500 марок! – улыбка доктора стала еще шире.
Аксель как будто очнулся ото сна. Несколько раз он удивленно посмотрел на человека перед собой, хлопая глазами.
– Сдать кровь? Я? О нет, что вы, я просто… Нет… Я…
И он поспешно вышел, едва не прищемив дверью полу своего плаща.

*** *** ***
Аксель курил уже третью сигарету подряд. Курил, лежал и думал, отрешенно уставившись на одинокую лампочку, свисающую с покрытого паутиной потолка. Коморку Акселя, напрочь лишенную всякой вентиляции, окутал густой дым, скрыв под собой предметы мебели и образовав пелену, в которой Акселю было страшно и душно. Аксель не помнил, как пришел домой, не помнил, как прошел мимо тех мальчишек, которые сидели возле входа в банк крови, не помнил, как плутал по лабиринту переулков, не помнил, как, поскользнувшись, упал лицом в грязь… Он и сейчас не вполне осознавал, где находится и что делает. Его изголодавшийся по кислороду мозг рождал самые ужасные мысли. Пауль подделал анализы, чтобы заразить кого-то? Но это не возможно, кровь еще раз проверят перед вливанием. Он сумел излечиться? Но от СПИДа нет лекарств. А может… Может, Пауль и не был болен? Но тогда зачем все это? Зачем притворяться изгоем общества, таковым не являясь? Аксель знал, что надо делать: надо поговорить с Паулем, наверняка он может все объяснить, наверняка…
За своими размышлениями Пауль не услышал, как к Дому фрейлейн Гертруды подъехали машины. Не услышал вопли сирен и суету на нижним этаже. Очнуться его заставили лишь топот сапог и визг испуганных проституток в коридоре. Аксель вскочил. Он знал – это полицаи.
– Откройте, SA! – стучали уже в его дверь.
Но дверь, ведущая в его комнату из коридора, Аксель никогда не использовал, и ее загораживал шкаф, где Аксель хранил все, что у него было. Не дожидаясь, пока им откроют, полицаи вышибать дверь. Она бы слетела с петель от одного удара, но шкаф подпирал ее.
– Откройте немедленно, вы будете арестованы за сопротивление SA!
Шкаф качался от тяжелых ударов, еще несколько секунд – и полицаи ворвутся в комнату. Аксель не успевал думать, ноги работали быстрее мозга, и он вскочил в ту дверь, через которую обычно заходил. Раздался звон разбивающейся посуды – полицаи опрокинули шкаф. Оказавшись на пожарной лестнице, Аксель кинулся вниз, еще мгновение – и его поймают. За ним гонятся! Дверь, через которую он сбежал, открылась…
Аксель замер на маленькой площадке рядом с окном комнаты Гертруды. Из его комнаты показался полицай. Внутри что-то кричали, лаяли собаки… Оглядевшись, полицай вошел внутрь, закрыв дверь. Аксель все еще боялся пошевелиться, он прижался к сырой холодной стене рядом с окном и старался дышать как можно тише.
Всем встать лицом к стене, положить руки за голову и не шевелиться! – человек с мегафоном стоял в центре коридора, гордо наблюдая за работой своих коллег. Полицейские вытаскивали мужчин из комнат в чем мать родила, а проститутки, не менее одетые, метались с визгом по коридору.
Одна из девушек бросилась на полицая, пытаясь укусить его за шею, но тот оказался проворнее: он ударил ее в живот, потом – головой о стену. Девушка осела на пол, оставив на стене кровавый след.
Эта женщина – слишком густо накрашенная, в парике, который даже не имел претензий казаться настоящими волосами, слишком толстая, чтобы называться красивой, женщина с пухлыми щеками и ровным рядом подбородков… Она смотрелась странно в этой обстановке. В то время, пока полицейские избивали мужчин и колотили проституток, во всем этом бардаке и хаосе, она стояла совершенно спокойная в конце коридора, на ее ядовито-красных губах бегала едва заметная саркастическая улыбка, а руки теребили завязку ночной рубашки, едва сходящуюся на пышном бюсте. Это была фрейлейн Гертруда. Офицер опустил мегафон и не спеша подошел к ней, оттолкнув сапогом полицая, попавшегося на пути.
– Фрейлейн Гертруда, добрый вечер, – офицер излучал ту самую язвительную вежливость, которая так и прет из людей, что держат сапог на чьем-то горле.
– Он был добрее до вашего прихода, офицер, – улыбнулась в ответ фрейлейн Гертруда, – могу я осведомиться, что случилось?
– Стандартная операция SA, знаете ли, для поддержания нравственности в городе, а заодно, и отлову враждебных элементов. Мы ведь с Вами немцы, фрейлейн – подмигнул офицер еврейке, – и должны заботиться о чистоте нашей породы.
– Вы надеетесь здесь кого-то поймать, офицер?
– Говорят, в вашем заведении, несомненно, очень уважаемом, работают девушки с нечистой кровью.
– О, Господь с вами, – фрейлейн вздохнула так, что ночная рубашка была уже на гране разрыва, – я уверена, это какая-то ошибка.
– Так же у нас есть информация, что приняли на службу ВИЧ-инфицированную.
–Что вы, что вы такое говорите, офицер, я бы обязательно доложила куда следует и ни в коем случае не приняла бы такую на работу. Я уверена, это ужасная ошибка. Досадное недоразумение, прошу вас, пройдемте ко мне в комнату, все обсудим спокойно, и вы сами увидите. Что у меня порядочное и благочестивое заведение. И прошу вас, – фрейлейн лукаво улыбнулась, – уберите ваших коллег, они доставляют… – она посмотрела на валяющегося в луже крови голого мужчину, – некий дискомфорт моим клиентам.
Она приобняла офицера за талию и ввела его в комнату, мягко закрыв за собой дверь.

Аксель все еще боялся шевельнуться. Дождь стекал с челки, застилая глаза, вода рыдала, создавая тот самый невыносимый сейчас для Акселя шум, который не давал ему понять, что происходит внутри. Нужно было узнать. Может быть, за ним гонятся, может быть, его ищут… Надо узнать, он не могу так просто сидеть! Наконец, набравшись храбрости, Аксель заглянул в окно. Комната Гертруды была сплошь завешана какой-то омерзительной розовой тканью, несколько мгновений Аксель смотрел в окно, а потом быстро отпрянул. В комнату вошли фрейлейн Гертруда и полицай. Сквозь стекло Аксель слышал их разговор, сначала он боялся, но любопытство боролось со страхом, он нагибался к окну все ближе, пока не приник к нему ухом. Теперь он слышал все, и чем больше он слышал, тем меньше оставалось страха. Он должен был знать, что они говорят, он должен был знать.

– Присядьте, офицер, расслабьтесь. Фрейлейн говорила тем сладким голосом, какой освоила уже давно, еще будучи еврейской девочкой, зарабатывающей на еду с помощью пожилых педофилов. Она посадила офицера на кровать, зашла к нему со спины и начала делать массаж, заодно снимая с него китель.
– Скажите, как вас зовут?
– Офицер… Офицер SA Михаэль Штольцгурер… Я … не надо…
– Михаэль, прошу вас, расслабьтесь, разве вам неприятно? Знаете, Михаэль, а вы жестокий. Она сняла китель и теперь расстегивала рубашку. Вы хотите забрать этих девушек? Но ведь они умрут без меня. Думаете, их пощадят в лагерях? Тех, у кого нечистая кровь, изнасилуют и убьют, записал в журнале, что они не выдержали работы в каком-нибудь руднике, а ту, у которой СПИД… В нашем обществе предрассудков ее просто сожгут в крематории. Хотя, в сущности, это заболевание не передается при бытовом контакте. Она положила его на спину, начала расстегивать брюки. СПИД передается лишь при половом контакте. В конце концов, что плохого, если очередной безнравственный муж своей несчастной жены получит в качестве подарка от фирмы… Она прильнула губами к его губам. Получит это неприятное заболевание? Разве это не борьба за нравственность? Поверьте, я забочусь о ней не меньше вас. А теперь, – она сняла ночную рубашку, – может, забудем этот печальный инцидент?
– Нет, – офицер еще пытался сопротивляться, – я не могу…
– Ну, Михаэль, вы меня расстраивайте. Она нежно положила его руку на свою старую обвисшую грудь. Он сжал грудь, прильнул к ней губами…
– Да, забудем… Конечно, забудем…

Аксель отвернулся. Он знал, что происходит. Легенды о старой деве фрейлейн Гертруде ходили по всему городу, каждый мужчина хотел быть ее первым. И теперь она применяла это желание в своих целях… Но то, что она говорила? Как так может быть? Она же не знала, что у той девушки СПИД, не могла знать! Она бы не допустила… Онавсегда была так добра к нему, Акселю… Неужели это из-за нее… Но это невозможно. Нет! НЕТ!
Забыв про полицаев, Аксель быстро спустился по лестницы и побежал, пробиваясь сквозь стену дождя прочь от этого дома.

*** *** ***
Вскоре силы бежать закончились. Аксель не мог больше сделать ни шагу, несмотря на холод, такой, что капли дождя, ударяясь о землю, замерзали, он покрылся испариной. Да силы закончились, зато появилась уверенность. Ему врут. У Пауля не находят СПИДа, фрейлейн Гертрудаотнюдь не та добрая женщина, которой она ему казалась. Он не хотел в это верить, основы его мира рушились, те люди, которым он доверялся полностью, без остатка, оказываются лжецами. В любом случае, Аксель не мог больше гадать, он должен был знать правду. Он должен получить объяснения. Сам того не замечая, он набрел уже знакомую вывеску, дергающуюся в электрических конвульсиях. «Банк крови».
Аксель знал, что надо делать. Он уверенно прошел к двери, распахнул ее и тут же столкнулся с тем самым доктором неопределенного возраста. Прежде, чем то успел что-то сказть, Аксель схватил его за шиворот и швырнул в комнату. Доктор, падая. Задел столик, и на пол посыпались какие-то медицинские склянки. У Акселя кружилась голова, он хотел ответов. И он их получит! Он снова схватил доктора. Кроме них здесь никого не было.
– Сегодня вы брали кровь у некоего Пауля. Вы это помнети?
– Да-да, – залепетал испуганный доктор, все еще как будто силясь хихикнуть, – как нипомнить? Пауль Райтер.
– У этого человека СПИД. Вы проверяли кровь на СПИД?
– СПИД? Что вы, это быть не может, это один из первых анализов, у него отрицательный результат, уверяю вас…
– Вы абсолютно в этом уверены?
– Да, современная медицина…
– Где у вас его кровь?
– Э.. Там, в холодильнике. Доктор показал рукой на огромный черный шкаф, занимающий большую часть этой небольшой коморки.
– Достаньте. Аксель говорил с той уверенностью и той силой убеждения, что доктор не решился ему возражать. Он открыл дверцу и достал большую стеклянную бутылку. Аксель мельком посмотрел на этикетку. «Пауль Райтер».
– Наполните шприц. Доктор повиновался.
– А теперь вколите себе в вену.
Доктор испуганно отступил на несколько шагов.
– Вы с ума сошли, я не могу…
– Значит, вы нашли у него в крови ВИЧ? Аксель угрожающе навис над доктором, который сейчас более всего походил на зажатую в угол крысу.
– Просто у нас не совпадают группы, у меня будет…
– Если там нет ВИЧ, то колите!
Доктор выпрямился, вытолкнул из шприца воздух и воткнул иглу себе в вену. Кровь медленно, как бы нехотя вливалась в его измученное тело. Наконец шприц опустел.
– Вы довольны?
Аксель посмотрел на пустой шприц, затем на доктора, и, наконец, на склянку с кровью. Затем он резко повернулся и вышел.

*** *** ***
Аксель знал, твердо знал, что надо делать. Он получит ответы. Так или иначе, но он должен знать. Подходя к дому фрейлейн Гертруды, он еще раз проверил наличие револьвера в кармане. Чем хорош Кальтштадт, оружие можно купить в любой мясной лавке, надо только уметь его покупать. Полицаев у дома уже не было, надо думать, Гертруда сумела убедить их, что они по ошибке попали в заведение, являющееся образцом благопристойности.
Аксель вошел не как обычно через черный ход, а через вестибюль. Фрейлейн Гертруда была там, раздавая приказания горничным и официанткам, которые убирали последствия приезда SA.
– Фрейлейн Гертруда, мне нужно с вами поговорить. Аксель никогда не обращался к ней в таком тоне: в нем была уверенность, решимость, и даже некоторая доля властности. Но она, видимо, не заметила этой перемены, и по-прежнему разговаривала с Акселем, как с любимым, но несколько шкодливым ребенком.
– Не сейчас, Аксель, разве ты не видишь, я занята…
– Это срочно, я очень вас прошу, поднимемся наверх, это не отнимет у вас много времени. Я прошу вас, пойдемте со мной.
– Ну хорошо, Аксель… Эй, Гретта, подними опрокинутые столики и замети уже эти осколки с пола! – бросила она последнее распоряжение и медленно пошла за Акселем.

Они зашли в комнату Акселя, он предложил фрейлейн присесть и закрыл за ней дверь. Он прислонился к стене и на секунду уставился в потолок, как бы собираясь с мыслями, а затем заговорил.
– Фрейлейн Гертруда у вас есть ВИЧ-инфекция?
– Аксель, но ведь ты же знаешь…
– Я знаю, что вы занимались сексом с полицаем, знаю, что вы ему говорили про ту проститутку, от которой заразился я, знаю, что Пауль, тоже входящий в наше общество, неболен, и теперь еще хочу знать, больны ли вы? Все это время голос Акселя оставался совершенно спокойным, взгляд его пристально изучал сидящую перед ним толстую безобразную старуху.
– Так ты все слышал… Мальчик мой, я не знаю, как тебе объяснить…
– Вы ведь не больны, так? Вы врали мне? Вы все это время врали мне? Голос Акселя теперь дрожал, а глаза противно щекотали наворачивающиеся слезы.
– Ну-ну, мальчик мой, ты не понимаешь, я объясню тебе, – она хотела было встать и обнять его, но Аксель резко выхватил из кармана плаща револьвер.
– Теперь вы сядете и расскажите мне всю правду, все, что знаете. Если я почувствую, что вы мне лжете, я застрелю вас. Начинайте.

Мир Акселя рушился. Все, во что он верил, оборачивалось враньем на глазах. Фрейлейн говорила долго, очень долго, и за рассказ ее посещали сами разные эмоции, толи настоящие, толи – навыки, привитые профессией. Она и плакала, и впадала в ярость, она постоянно хотела обнять Акселя, но тот держал ее на мушке. Его мир рушился.
Когда-то фрейлейн Гертруда носила другое имя,и была фрау. Она очень удачно вышла за муж за немца, это для еврейской девушки спасение от мук концлагерей. Она любили его всем сердцем, обожала, считала самым лучшим подарком, который только могла преподнести ей судьба. Но… Однажды она застала его дома с другой. Этого она простить не могла, что угодно, но не измену. Решение она нашла почти сразу. Ее муж прогнал любовницу, стал извиняться, давать какие-то обещания… Но ее это больше не интересовало. Она предложила поговорить. Налили в две рюмки шнапс. Она знала: он выпьет залпом и не почувствует легкий вкус миндаля.
После смерти мужа жизнь ее стала очень трудной: жадные клиенты, жадные сутенеры… Все использовали ее. Но шли годы, клиенты становились все богаче, не желающих делиться сутенеров находили всплывшими в Шварцфлюсе…
Получив свое положение, Гертруда нанимала на работу не тех изнеженных немок, которых предпочитали другие бардели, а тех, кто был вне этого жестоко общества. Не забыла она и свою старую обиду: она нашла эту девушку, ВИЧ-инфицированную. Каждый раз, когда она видела очередного пьяного неблагодарного мужа, она подсылала ее. Она мстила, мстила всю свою жизнь.
А Аксель… Аксель был ошибкой. Самой ужасной ошибкой, о которой Гертруда сожалела больше всего в своей жизни. Она старалась сделать все, чтобы его жизнь была хоть немного лучше, но теперь он все знал…
 Дальше фрейлейн говорить не могла, она расплакалась, слезы стирали косметику, превращая ее в месиво неопределенного цвета, размазанного по лицу. Жалость все же прорвалась к сердцу Акселя, и он опустил оружие.
 – А Пауль, о нем вы что-то знаете?
– О нем полгорода знает, – голос Гертруды дрожал так сильно, что Аксель с трудом разбирал слова, – когда-то ему удалось соблазнить фрау Ригер, почтенную жену почтенного гражданина, потом он пробовал ее шантажировать, но получалось не слишком удачно, и тогда он придумал этот трюк со СПИДом. Пауль корчит из себя ВИЧ-инфицированного, чтобы вымогать у нее деньги, ведь если кто-то узнает, что она переспала с больным, ее сожгут в крематории, а тесты она делать боится, в случае положительной реакции ее ведь ждет та же судьба.
– То есть, Пауль не болен?
– Я не знаю точно, но это маловероятно, скорее просто это выдумка, чтобы запугать бедную женщину.
– А остальные, они тоже врали?
– Мальчик мой, прошу тебя…
– Значит, они тоже врали, они все время врали мне!
На Акселя нахлынула ярость, он с силой ударил ногой по опрокинутому полицаями шкафу – его так и не подняли – затем еще и еще раз. Наконец он убрал револьвер, бросил взгляд на фрейлейн Гертруду и вышел из комнаты через черный ход.
*** *** ***
Аксель не знал, куда ему идти, но оставаться в Доме Гертруды он не хотел точно. Ноги сами привели его сюда: небольшое серое здание, которое когда-то, наверное, было складом. Здесь собирается Общество Надежды. Здание было давно заброшенное, поэтому замка на двери не оказалось. Аксель поднялся на нужный этаж и обнаружил, что комнату для собраний все же запирают. Но это было и неважно. Здесь у него есть хоть какая-то крыша над головой. Ему нажно во многом разобраться, о многом подумать. Он лег на пыльные скрипящие доски и закурил, наблюдая за дождем сквозь выбитое окно в дальней стене. Этот дождь не прекращался ни на минуту за те дни, что Аксель провел здесь. Он разводил небольшой костерок на полу на нижнем этаже и питался крысами или кошатиной, из дома он не выходил. Проходили дни, и все яснее становилось, что следует делать. Аксель не переносил лжи, ложь он простить не мог. Он должен был отомстить им, отомстить всем тем, кого он называл братьями, перед кем изливал душу. Они заслужили это.

*** *** ***
Председатель всегда приходил первый, перед собранием он еще должен был лабораторный дневник. Вот и сейчас он вошел в здание, прошел мимо пепелища, не удостоив его вниманием, поднялся на нужный этаж, отпер дверь, соединил проводки, заставив одинокую лампочку на потолке светиться и сел на один из стульев, разложив на коленях толстую тетрадь.
Как же ему это надоело?! Изображать из себя добрую мамочку, выслушивать весь тот бред, который несут порой эти отбросы общества… Но чего не сделаешь ради науки? Исследования среди этих моральных уродов имеют особую ценность, наверняка Бундес оценит их, это попахивает докторской! Осталось лишь пара недель, пара собраний – и диссертация готова! Сколько материала! А какие перспективы!
Замечтавшись, Председатель не заметил, как начал говорить вслух, не заметил он и Акселя, который тихо подошел к нему со спины.
– Значит, я для вас – материал?
Председатель вздрогнул от неожиданности.
– Аксель? А вы давно здесь? – он судорожно пытался спрятать тетрадь.
– Достаточно, – Аксель направил револьвер ему в лоб, – сядьте на стул и постарайтесь не делать лишних движений.

– Почему он опаздывает? Раньше он никогда не опаздывал.
– Акселя тоже нет, а собрание уже должно начаться…
– Может, с ним что-то случилось…
– Да что вы такое говорите…
Все Общество Надежды уже собралось, и теперь все ждали Председателя, который почему-то заставлял себе ждать.
– Он уже пятнадцать минут как должен был появиться…
Дверь со скрипом отворилась, и вошел Председатель. Что-то было в нем: в его походке, в его глазах, в его постоянном желании обернуться… Что-то такое, что сразу бросается в глаза. Следом за Председателем появилась и причина беспокойства. Аксель приставил дуло револьвера Председателю к затылку. Они вышли в центр круга, Аксель указал Председателю на стул. Повисла тишина, на Акселя, как когда-то очень давно, уставилось множество глаз, но теперь он не боялся.
– Сегодня у нас необычное собрание, с позволения господина Председателя, его проведу я. Сегодня я сообщу вам нечто такое, что меня самого повергло в шок. Нас долгое время обманывали, нам лгали, и теперь я предлагаю вам правду.
Аксель смотрел Паулю в глаза. Они светились ненавистью, револьвер в реках Акселя – единственное, что мешало ему прямо сейчас здесь… Растерзать, уничтожить, убить! Но Аксель видел это желание и ни на секунду не сводил с Пауля взгляд.
– Прежде всего, братья мои, хотелось бы рассказать вам о Председателе.
Аксель достал из кармана свернутую в рулон тетрадь.
– Господин Председатель использовал нас в качестве подопытных кроликов для исслеледований некоторых вопросов поведения ВИЧ-инфицированных. Это, – Аксель поднял тетрадь над головой, – журнал его наблюдений. Само собой, заболеванием он не страдает. Как и другой участник нашего общества, Пауль. Он также лгал нам. Он…
– Заткнись! – ярость сломила терпение Пауля, и теперь он вскочил и угрожающе приблизился к Акселю.
– Сядь!
– Ты лжешь!
– Я видел, как ты сдавал кровь! Ты лжешь про СПИД, чтобы вымогать деньги, ты подлый ублюдок, если ты сейчас же не сядешь, я тебя пристрелю! Аксель приставил револьвер ко лбу Пауля, тот попытался перехватить его руку… Раздался выстрел. Брызнула кровь, и Пауль упал замертво.
Уже была раздались визги женщин, уже было послышалась ругань мужчин, хаос уже почти вступил в свои права… Но раздался еще один выстрел, в дверь.
– Все должны сесть на свои места, те, кто оказался обманутым, не пострадают, а всех тех, которые попытаются сбежать, я застрелю.
Нехотя, оглядываясь на дверь, испуганные люди снова садились на стулья. Лишь Председатель не предпринял попытки к бегству, он уже понял серьезность намерений Акселя.
Когда все снова сидели на местах, Аксель обвел круг дулом револьвера, так, что каждому казалось, что дуло смотрит именно на него.
– Теперь я хочу, чтобы вы были со мной честны. Не лгите мне, учтите, что ложь всегда наказуема. Пусть поднимут руки те, кто приходил сюда не будучи зараженным?
Боялся каждый. Каждому казалось, что Аксель знает именно его тайну, каждому казалось, что он видит его насквозь, он знает, он все знает! Наконец, нервы не выдержали. Поднялась первая рука, очень робко, затем – вторая, третья… Наконец, все присутствующие подняли руки. Они перешептывались, переглядывались… Но руки, дрожа, изнемогая от желания опуститься, все же не опускались.
Аксель выронил револьвер. Как много он не знал… Он не знал, что Фрида приходит сюда, чтобы убедиться, что ее жизнь в убожестве и нищете не так плоха, Вольфганг приходил, чтобы увидеть страдания ВИЧ-инфицированных: парень с ВИЧ когда-то много лет назад заразил его дочь, он не знал многого… Но он и не хотел знать. Они лгали! Они все это время ему лгали!
Он поднял револьвер и еще раз обвел взглядом круг. Он знал, он придумал! Он так и знал, что они пригодятся. Шприцы из банка крови! Он открыл коробку и воткнул иглу себе в вену. Кровь, алая, грязная, жаждущая кислорода кровь заполняла шприц. Затем он наполнил еще один, и еще, и еще… Голова кружилась, в глазах темнело… Он взял шприцы и повернулся к стульям.
– Возьмите по одному, все, все, быстро! Аксель тыкал в испуганных мужчин и женщин револьвером, заставляя их взять шприцы.
– А теперь… Воткните их себе в вены. Быстро, колите! Там – моя кровь, а я – единственный из вас, кто заражен. Но вскоре вы все присоединитесь ко мне. Колите!
– Ты совсем с ума спятил, – Вольфганг поднялся и… Прозвучал выстрел. Мгновенно. Неожиданно.
– Я пристрелю здесь каждого, если вы не вколите себе мою кровь!
Иглы с болью входили в вены. Кровь нехотя вливалась, растворялась в здоровой, и мельчайшие частички, где –то между жизнью и камнем, плодились, наполняя новый ареал своего существования. ВИЧ наступал.
Наконец, все шприцы опустели. Аксель бросил револьвер и вышел. Он в очередной раз не знал, куда идет, но чувствовал, что сделал все, что был должен. Где за его спиной, в комнате, прозвучал выстрел. Кто-то не выдержал жизнь с ВИЧ, кто-то сдался очень быстро.
Но Аксель не собирался сдаваться. Сквозь дождь и туман, в надвигающемся ночном холоде, он уходил на восток. Он знал, что когда-то увидит перед собой восходящее Солнце, что когда-то эта вечная ночь закончиться, и начнется утро нового дня.