там, где танцуют танго

Мне так давно известно, кто ты.
Мне так давно известно, кто ты.
Мне так давно известно, что ты,
Но что же делать, если не играет
В моей душе твоя пластинка?
(Колибри)

Побелевшие от напряжения пальцы сжимали холодный чугун перилл, сердце отбивало бешеный вальсовый ритм с акцентом отчего-то на вторую долю. Безумный взгляд вперился в черную невскую пучину, и я чувствовала себя так, будто бы эта пучина не под мостом, а у меня внутри. Вдруг мне показалось, что я лежу одна в маленькой лодке посреди огромного шторма, вжимаясь в прохладное днище от страха свалиться в воду, а надо мной покачивается серое, будто выгоревшее или застиранное небо.
Чувство реальности стало постепенно возвращаться, и я поняла, что сижу на асфальте, прислонившись к чугунной ограде, а небо вовсе не качается, но незыблемо висит на своем законном месте. Мимо прошло уже человека два, но никто даже не удосужился спросить, не нужна ли мне помощь. Я окончательно пришла в себя, поднялась, отряхнула старомодное синее платье, поправила нитку жемчуга не шее и быстрым шагом направилась в сторону стрелки Васильевского острова, поддерживая тяжелую голову все еще белыми и холодными пальцами, будто бы боясь ее потерять.
"Да, милая, - думала я на ходу, - пора бы в отпуск. Ни то от этой работы действительно только в омут головой вперед. А как же Маша? Она ж без тебя и дня не проживет. Да и совсем не она виновата в том, что ты по четырнадцать часов сидишь на работе, запаивая серную кислоту в ампулы, а по ночам дружишь с бессонницей".
Между тем ноги, будто зажив своей собственной жизнью, донесли меня до Биржевой площади. Я остановилась, вынужденная смотреть на величественно-холодную панораму, открывавшуюся отсюда.
Я всю жизнь живу в Петербурге. И ровно столько же времени схожусь во мнении относительно этого места с Достоевским: город полусумасшедших. Ни больше, ни меньше. Гранитная клетка, однажды попавшись в которую, ты не выберешься из нее уже никогда.
По молодости да по недомыслию я пыталась. В пятнадцать чуть не уехала в Новомосковск к любимому, но вовремя поимела гордость. В двадцать один умчалась к матери в Самару в надежде спастись от дрянного питерского климата. В итоге прожила там неделю. Седьмую ночь проплакала, а наутро собрала чемоданы и уехала обратно. А климат, конечно, отменно мерзкий. Из-за него - хронический бронхит. Видно, гнилые легкие - плата, которую взяла гранитная клетка за попытку побега.
Так и живу с тех пор, снимая комнату в большой квартире в Автово, где кроме меня проживают истеричная мамаша с малолетней дочерью-наркоманкой и привидение Иван Иванович, который по выходным к вечеру ближе шаркает тапками и кашляет на коридоре или шуршит газетами в кухне.
От длительного созерцания синевато-серой панорамы стало холодно, и я быстро зашагала по мосту в обратном направлении. Хотела было прогуляться до Летнего сада, но вдруг услышала звуки танго, и сердце сладко екнуло. Пошла к Дворцовой, откуда, как мне показалось, и лилась музыка, и моим глазам открылась занятная картина: рядом с Александрийским столбом шевелилась толпа человек в тридцать, и почти все танцевали. Я подошла поближе и едва успела устроиться несколько в стороне с целью понаблюдать, как почувствовала на себе пристальный заинтересованный взгляд. Я не без радости откликнулась на приглашение - танцую я все с тех же пятнадцати лет - и с удовольствием протанцевала с хорошо пахнущим мужчиной в дорогом костюме что-то около четырех танцев, а потом, раскланявшись, снова отошла в сторонку.
Вдруг кто-то громко, нарушая стройную музыкальную гармонию и правила приличия, позвал: "Аделаида"! Я, сообразив, что едва ли кто-то из здесь присутствующих дам может носить такое имя или даже псевдоним, решила обернуться. Обернулась - и стало неловко перед собой за то, что не знаю даже, какое чувство надо в таком случае почувствовать. Шагах в десяти от меня стоял Игорь, мой бывший одноклассник. Точнее говоря, моя школьная любовь, начавшаяся классе в четвертом, а закончившаяся в десятом, на том смутном увлечении сумрачной личностью из Новомосковска. Игорь как-то неловко улыбался и был все такой же красивый и холеный, только повзрослевший на десять лет. Вовсе не постаревший, как я, а именно повзрослевший.
Я тоже улыбнулась - как-то криво, и одеревеневшим ртом проговорила, делая несколько шагов навстречу:
- А я тебя недавно вспоминала.
И правда, вспоминала. Вернее, Игорь мне снился. Наряженный в синие семейники в ромашку и буденовку с красной звездой, он прогуливался под моими окнами верхом на толстой белой кобыле в яблоках. Промотав дурацкий сон в мозгу в очередной раз, я ухмыльнулась про себя, а Игорю сказала:
- Хорошо выглядишь.
- Ты тоже, - ответил он. Явно врал, - Пойдем потанцуем?
- Нет, - я помотала головой, и плотные кольца черных волос ударили меня по щекам.
- Ну пошли гулять тогда, - нетвердо сказал Игорь и потянул меня за рукав платья в сторону набережной. Недолго мы шли молча, потом он спросил:
- Ну как ты живешь? Рассказывай.
- Да как я живу... Работаю.
- Кем?
- Оператор производства.
- А что именно делаешь?
- Запаиваю серную кислоту в ампулы.
- Кошмар какой. А по образованию ты кто?
- Допрос?
- Ты все такая же, - Игорь расплылся в загадочной улыбке.
Мы остановились. Я прислонилась к холодному граниту набережной. Игорь уставился на меня своими зелено-карими глазами, которые всегда напоминали мне лето и лес. Вот и сейчас.
- Я пианистка по образованию, - наконец ответила я после долгой паузы.
- Все-таки поступила?
- Да... Ведь мечты иногда сбываются.
Я улыбнулась. Игорь тоже. Он взял меня за руку и стал перебирать мои некрасивые, обожженные серной кислотой пальцы своими, безукоризненно ухоженными.
- Это от работы? - с убийственной жалостью спросил Игорь.
- Ну а ты как думаешь?
Мы прошли немного по Адмиралтейской набережной снова молча. Становилось как-то неловко, и я спросила первое, что пришло в голову:
- У тебя есть кто?
- Разведен, - смущаясь, как мальчишка, ответил Игорь.
- Когда успел-то?
- Да вот. По глупости, видно, и женился. Испортил бы всю жизнь девочке.
- Чем?
- Не идет у меня из головы один человек.
- Ага, - понимающе кивнула я, мгновенно смекнув, что это за человек, но отчего-то не растерялась, - А ты как живешь? Кем сам работаешь?
- Живу хорошо. Адвокат я. Ну, качество жизни мое соответственное. Года три назад вот танцевать стал. Хорошо живу.
Снова прошли несколько метров в тягучем, густом молчании. Потом спросил Игорь:
- А у тебя...кто-то есть?
У меня покраснел кончик носа, и я ответила неверным, фальшивим голосом:
- Кошка Маша, - и нервно рассмеялась.
- Вот оно что, - полубессвязно пробормотал Игорь, неуверенно обнимая меня за плечи, - Тогда хорошо, что мы встретились.
- Наверное. Но вообще-то вокруг меня и так полно занятных персонажей. Гордость, пара предрассудков, бессонница, одиночество, работа, Маша и Иван Иванович, - невесело улыбаясь, поведала я.
- Иван Иванович? - оживился Игорь.
- Призрак, который по выходным шаркает тапками, кашляет и шуршит газетами.
- Ох ты. Ну прелесть. Не страшно?
- А он безобидный. Иногда пьет со мной чай. Даже Маша к нему привыкла.
- Аделаида, - вдруг совсем не к месту произнес Игорь, будто пробуя имя на вкус и запах. А пахнет оно гранитом и невской водой, перемешанной с нефтью.
- Меня десять лет так никто не называл, - так же неуместно призналась я.
А действительно, зовут меня не Аделаида вовсе, а Алла. И мое настоящее имя мне никогда не нравилось. Алла должна быть полноватой блондинкой, окруженной друзьями. А тощая черноволосая женщина, водящая дружбу лишь с призраками, одиночеством да постылыми невскими панорамами, может быть только Аделаидой.
- Я устала, - тяжко выдохнула я, снова прислоняясь к холодному граниту, - я слишком много работаю. К клавишам фортепиано не прикасалась уже полгода. Даже думала переучиваться на виолончель - она, как-никак, меньше и дешевле, но не сложилось. Мне почти тридцать лет, а у меня из семьи только кошка. И мужчины у меня не было почти год. А сегодня я чуть не утопилась, - нервная улыбка, - вон там, с Дворцового моста.
Я указала на то место, где мне накануне сделалось дурно, и уставилась опустевшими водянисто-серыми глазами на Игоря. Тот стоял, в принципе не зная, что сказать, как отреагировать, и только хлопал не по-мужски длинными и пушистыми ресницами, а по щекам и шее его прыгали алые пятна.
- Пойдем ко мне? - больше утвердительно, чем вопросительно сказал он.
- Нет, - я снова мотнула головой так, что волосы ударили меня по щекам, - ко мне.
До метро мы шли, болтая о какой-то ничего не значащей мишуре, Игорь меня смешил, я истерически хохотала; на эскалаторе мы целовались, как школьники, а в поезде просто молчали, и каждый думал о своем.
Добравшись сквозь сеть пыльных июньских улиц до моего дома, мы остановились. Я поняла, что погорячилась, пригласив Игоря к себе.
- Послушай, - заговорила я, опять краснея кончиком носа, - я не должна была тебя приглашать.
- Почему?
- Мне неудобно перед Машей.
- Перед кошкой?!
Помолчали, глядя друг на друга.
- Ты же понимаешь, что она не просто кошка, - сказала я после паузы.
- Тогда давай ко мне, - Игорь решил ничего не возражать на мою странность.
- Нет.
Снова глупое молчание.
- Я скоро уезжаю, - зачем-то соврала я.
- Куда? - оторопел Игорь.
- Туда, где танцуют танго, - вздохнув, туманно пояснила я и скрылась в душном пахнущем грязью подъезде.

В квартире было тихо. Мамаши с дочкой, похоже, не было. Только в кухне промышлял Иван Иванович - был как раз вечер субботы.
Провозившись пару минут с немного неисправным замком, я, наконец, попала в свою комнату. Равномерно тикали часы, бормотало радио, которое я забыла выключить, уходя. Пахло пылью, сорванным в сквере жасмином и особенным, не всем приятным запахом, свидетельствующим о присутствии в доме кошки. А собственно Маша спала на широком подоконнике, на специально постеленном старом свитере, свернувшись в клубок. Я никогда ее не будила, не разбудила и сейчас. Только включила радио погромче, и оно стало бормотать более членораздельно, а сама села в кресло и утопла в его теплых пыльных объятиях.
"Туда, где танцуют танго, - вспомнились мне мои же слова, - И смысл был ему исповедоваться об отсутствии личной жизни, а потом гнать с порога. Видно, не так мне и плохо живется со своим одиночеством. Да, Одиночество?"
Вопрос я произнесла довольно громко вслух, и мой голос зазвенел хрустальными фужерами и стеклянными полками в серванте.
"Я схожу с ума, я разговариваю сама с собой.
Там, где танцуют танго... Встретила я его в таком месте, в подобное же и сбегаю. И на кой встретились? Чтобы старые шрамы расцарапать?"
Радио перестало бормотать и запело. Астор Пьяцолла, Libertango.
"Там, где танцуют танго. Черт возьми, где это? В Аргентине? Уж очень банально. А может, позвонить ему, извиниться и снова пригласить к себе? Потом выйти замуж, родить ребенка и жить нормально? Нет же. Гордость. Сволочь - гордость. Да и фальшиво это как-то. Скомканно. Ну не уверена я, что с этим человеком должна прожить всю жизнь. Или хотя бы ее кусок. А с кем тогда? С человекокошкой Машей?"
Маша все так же безмятежно спала. Я встала с кресла, согрела электрочайник, заварила ароматный зеленый чай и вернулась в свою исходную позицию.
"Там, где танцуют танго. Наверное, это в Раю. Ведь у всех Рай разный - кому на какой хватит фантазии. В моем Раю будут танцевать танго. Еще там будут невские берега, страшная черная вода под мостами и полинялое небо. Так что я даже не замечу, что умру. Ну и чудно".
Я поставила белую широкую чашку на паркетный пол и подошла к окну. Открыла старые рамы с местами вздувшейся и облупившейся желто-белой краской, спугнув сонную Машу и впустив в комнату шум автомагистрали, проходящей под окнами. Машка уселась в кресло и стала глядеть на меня недовольными и непонимающими желтыми глазами, а я перегнулась через подоконник и уставилась безумным взглядом в цветной поток машин, как в черную невскую воду.

20.06.08.