Старуха

Пётр Степанович Сторовойтов сильно уставал на работе и потому почти всегда хотел спать. Он уже давно заметил, что когда по-настоящему хочется спать, вопросов не возникает. Не потому, что пропадает интерес ко всему, а, скорее, потому что накатывается какая-то ясность, и вопросы просто отпадают. Но это только если очень-очень сильно хочется спать. Наверно, при переутомлении открываются некие резервы, иначе как объяснить, что именно в такие минуты приходит осознание единства всех вещей и явлений? Философы веками бьются лбами о стены познания, а тут на тебе! Стоишь перед форточкой, куришь последнюю перед сном, и тут понимаешь: вот же он, я! Есть миры, вселенные, и вот он, я. Стою вот тут, думаю. Это же я! Я! Вот он! Какие могут быть вопросы? Обыкновенно за такой шанс надо бы хвататься обеими руками - это же полный прорыв, сдвиг точки сборки! - но, увы, сон слишком хорош и сладок, чтобы его можно было принести в жертву чему бы то ни было. Озарения стучатся в голову не вовремя, как друг в аську во время отчёта перед начальником. И вот утомлённый человек ложится спать, и следующий день уже совсем обычный. Хотя, бывают и исключения...

В тот вечер Петру Степанычу привиделась старуха. Именно привиделась, а не приснилась, ибо он ещё не спал, а просто лежал, чувствуя мягкость подушки и предвкушая долгожданный отдых. И вдруг перед его взором возникло вполне чёткое морщинистое лицо с беззубым ртом. Сие обстоятельство если и не напугало его, то во всяком случае, ввергло в немалое недоумение. Случись это в нормальном его состоянии, Пётр Степаныч был бы ввергнут вначале в оцепенение, а потом уж, скорее всего, в панический ужас, так как видение сие было не слишком приятно и даже наоборот. Вот все говорят "шаманизм, мистика, тантрические практики", да? А увидели бы они эту старуху, сразу бы побросали все свои мандалы и поразбежались, забыв, какую чакру следует напрягать, чтобы не обдристаться.

А что такого было в той старухе? Она была реальна - вот самое главное, что в ней было. Как часто мы можем сказать о "реальных" предметах, что они реальны? Да мы не то что говорить, мы о них даже думать не захотим. Ну, есть столб, ну и отлично. Обойти бы его надо, чтоб не врезаться. Ну, пришёл троллейбус, хорошо, поехали. То есть вот так: кролик поел, потрахался, поспал, потрахался, покакал и т.д.. Вот и всё. Мы кролики, жизнь для нас автоматизирована до абстракции, и потому назвать её реальной даже и язык не повернётся.

Старуха же была чересчур реальна, она явно не принадлежала к той реальности, где, так сказать, лежат все вещи, которые видно днём. Пётр Степаныч задумался о ней, немного опасаясь, что он, возможно, сходит с ума, но затем всё-таки уснул. Когда он проснулся, всё было нормально, светило солнышко и впереди была половина выходного дня (одну половину Пётр Степаныч проспал).

И вот, ставя чайник на плиту, Пётр Степаныч вдруг вспомнил про вчерашнее видение, и неожиданно в голове его возник сон, который он видел в каком-то тысяча семьсот лохматом году, в прошлом или позапрошлом воплощении. Сон оставил в астральной плоскости Петра Степаныча, как сейчас модно говорить, "кармический след", и иногда Петру Степанычу становилось как-то не по себе, его давило какое-то нехорошее "ощущение", описать которое он не смог бы при всём желании, ибо в нём не было ничего конкретного, лишь матрица, в которую можно подставить что угодно. В основе матрицы, как всегда бывает в снах, лежало некое тревожное чувство или даже скорее тревожное состояние, которое может родиться только от прикосновения к другому (настоящему?) миру. Такое состояние можно считать константой для любого сна. К тревоге примешивалось необычное спокойствие, но это было не спокойствие Шварценеггера, который всё равно в конце всех от****ит, а, скорее, спокойствие Кенни, которого сегодня снова убьют. Кенни привык к тому, что его постоянно убивают, и не волнуется. Он созерцает свою смерть с высокомерной ухмылкой. Во сне человек тоже созерцает ситуацию как бы со стороны, зная в то же время (опять же, во сне), что всё происходящее имеет значение, пока он спит, но поскольку значение, как и его отсутствие, равномерно распределено по всем нашим многострадальным одиннадцати измерениям, любая ситуация может расцениваться как "нормальная".

Итак, сквозь сон проходила добрая, мудрая и спокойно-тревожная бабушка. Тревожная она была не потому, что о чём-то тревожилась, а потому, что её спокойствие внушало тревогу, ибо оно существовало отдельно от неё. Бабушка же была совершенно нормальная и просто стояла на какой-то бесцветной поверхности и спокойно отвечала на вопросы о свойствах вещей. Вопросы поступали от абстрактных человеческих фигур, которые находились "за кадром". Вопросов было множество, ибо вещей тоже множество. Бабушка говорила: "Огурец зелёный и покрыт землёй, морковка красная и покрыта землёй, Земля круглая и покрыта землёй..." и так далее. Таким образом, получалось, что все вещи имеют одно общее свойство. Больше в том сне ничего не было, но того, что Пётр Степаныч вспомнил, было более чем достаточно. В следующее мгновение он вернулся к приготовлению кофе, но мысли его уже текли совсем не в том направлении, что раньше.

Да что ж вы уши-то развесили? Неужто нравится слушать про старух? В самом деле, пошли бы лучше погуляли, погода-то вон какая. Эх, сбросить бы мне годков шестьдесят... Что за странные дети, ей богу.

А ну кыш, кому сказал!